Дмитрий Островский
Привет из Хальмер-Ю
Привет из Хальмер-Ю
Письма в армии – это отдельная история.
Тогда в 90-е еще не было интернета, не было мобильных телефонов. Отправляешь письмо домой, а ответ обратно получишь в лучшем случае через две недели. Но сколько радости было от этого кусочка бумаги, который держали в руках твои близкие. Казалось, будто сама бумага пахнет твоим домом.
Читаешь эти строки, написанные рукой близких людей, и ясно представляешь себе картину всего, о чем написано в письме.
Написание армейского письма – это целый ритуал.
Само собой, ты пишешь письмо не тогда, когда тебе захочется. А когда у тебя появилась свободная минутка. Ты же на службе!
Напишешь пару строчек домой, а тебя вдруг куда-то срочно вызвали. И так можно писать письмо неделю.
А потом, когда ты закончил свой «шедевр», запечатываешь письмо в конверт, облизывая языком.
И подходишь к посту дневального. Там всегда лежала треугольная печать с надписью: «Бесплатно. Матросское письмо». Ставишь эту треугольную печать на конверт и бросаешь в ящик с надписью «Почта».
Я обычно писал маме.
Каждое письмо начиналось со слов:
«Привет из Хальмер-Ю!»
Дальше я рассказывал о своей службе.
О тундре, какая она красивая и необъятная. О снеге, как он буквально ослепляет на солнце. Об оленеводах, которые поставили чум недалеко от нашей части.
Как катался на оленьей упряжке. Я писал о том, как мы дружно здесь живем с ребятами-сослуживцами (хотя на самом деле по-всякому бывало). Рассказывал, что нас очень хорошо кормят. Например, на завтрак дают вкусную кашу.
А недавно были оладушки со сгущенкой.
В-общем, делал все, чтобы мама не расстраивалась и не знала лишнего о тяготах и лишениях военного моряка. Не знаю, верила ли она. Но думаю, верила.
И была уверена, что сын спокойно служит.
А зачем родителям знать лишнее?
Я думаю, ты со мной согласишься, мой читатель.
Ведь не расскажешь маме, что частенько спишь всего по 2-3 часа в сутки. Особенно первые полгода службы.
Ей не расскажешь, что пурга заносит дома по самую крышу. И вот уже вторую неделю не стихает.
Перемело дорогу на Воркуту. И поезд не ходит.
Из-за пурги мы не можем получить паек.
А на продскладе почти не осталось продуктов.
Грызем сухари, заранее припасенные нашим коком от остатков хлеба. И запиваем сухари водой из топленого снега. Из-за пурги мы даже до поселка не можем доехать за питьевой водой. С камбуза мы берем котел, наполняем его снегом. Потом ставим на плиту. Наконец-то снег превращается в воду!
А еще очень хочется курить.
Да-да! Я еще, оказывается, и курю как «паровоз»!
Этого мама тоже не знает.
Сигареты у нас тоже кончились.
Мы отрываем доски от стен в кубрике.
Туда часто засовывали «бычки» прежние призывы, которые здесь служили. Потом мы складываем найденное «богатство» в коробку из-под шахмат.
Забиваем доски на место и делим найденную добычу.
Нет! Это маме знать не нужно.
Материнское сердце должно быть спокойно….
Я уже третий месяц в Хальмер-Ю.
Пришло письмо от мамы. Читаю и пытаюсь вспомнить мамино лицо. И не могу!
Закрываю глаза и пытаюсь вспомнить.
Но вижу какой-то расплывчатый силуэт.
Я забыл лицо моей мамы!
Тогда я зажмуриваюсь еще сильнее и начинаю вспоминать. Какие у нее глаза, морщинки, лоб, нос.
Сам себе дополняю в сознании забытые элементы лица моей мамы.
Привет из Хальмер-Ю! Мама!
Лето 1995 года
Весна в тундре наступила во второй половине мая.
Все активно начало таять.
Вдруг со всех сторон потекли талые воды.
Даже при открытии уличной двери в казарму вода устремлялась потоком в помещение.
Я первый раз увидел, как вообще выглядит наша часть. До этого я мог наблюдать только один большой сугроб.
Мы с товарищем Саней, который был со мной одного призыва и служил автослесарем в гараже, залезали на крышу этого самого гаража и смотрели на Полярный Урал. В хорошую ясную погоду он был отчетливо виден. И напоминал Тянь-Шань. Мы сидели, курили. Мечтали о том, какой будет наша жизнь после армии.
Скудная природа тундры очень быстро оживала и пыталась взять все, что можно от короткого полярного лета. С юга прилетали птицы: гуси, утки, и даже редкие турухтаны. Чтобы «отгнездится» в тундре, вывести потомство и осенью опять улететь в теплые края.
В конце июня в тундре «поперли» грибы.
Я частенько уходил гулять в тундру и набирал пару пакетов грибов. Собирать грибы в тундре, это совсем не то, что в лесу. Стоишь как в поле и смотришь по сторонам. Далеко видно.
Ага! Вон подберезовик, а вон подосиновик!
Потом приносил грибы на камбуз.
Кок Серега жарил нам их с сушеной картошкой.
Еще летом ловили рыбу в местной реке под названием Хальмер-Ю. Или Хальмерьюшка, как ее ласково называли местные жители. В-целом, получалось неплохое дополнительное питание к нашему скудному меню.
А поселок Хальмер-Ю тем временем «выезжал».
Каждый день уходил поезд с грузовыми вагонами, заполненными личными вещами хальмерюнцев.
С каждым днем отъезжающих становилось все больше. Кто-то из местных жителей приходил к нам в часть к командиру. Просил дать пару матросиков помочь погрузиться. Командир выделял пару свободных человек просящему.
Я тоже часто участвовал в таких погрузках.
Нам морякам это было даже в радость.
Во-первых, хоть ненадолго можно было выбраться из части. А во-вторых, местные нас всегда «благодарили» за работу. Давали денег.
А на деньги в поселке можно было купить продукты, хорошие сигареты, какие-нибудь сладости. Или что-то нужное. Летом 1995 года магазин еще работал.
Отчетливо помню одну такую погрузку.
Бывший шахтер уезжал со своей семьей из родных мест.
– Спасибо за помощь, ребятки! – обратился он к нам по окончании загрузки вагона со всем своим скарбом, нажитом за всю свою жизнь в Хальмер-Ю.
Шахтер достал пачку сигарет, угостил нас. Минут пять молча стоял, смотрел на свое имущество в вагоне. Потом бросил на минуту взгляд куда-то в сторону поселка.
– Вся жизнь здесь прошла. Родился тут, вырос. Потом в армию сходил и обратно сюда вернулся работать на шахту. Вся жизнь, ребята….. А сейчас надо куда-то уезжать. Кому надо?! Зачем?! Ехать жить незнамо куда! – произнес шахтер.
Шахтер глубоко втянул в себя дым от сигареты.
– Вещи уже погружены. А я до сих пор не верю…., – после выдоха «затяжки» сказал он.
Мне показалось, что его глаза стали немного влажными. То ли от табачного дыма, то ли от нахлынувшей грусти прощания со своей малой Родиной.
*****
Летом в тундре большую часть дня мы проводили на открытом воздухе. Единственное, что не давало спокойно находиться на улице – это гнус. Мелкая мошка, которая не кусает как комар, а буквально грызет кожу. Гнус забивается под одежду, залезает в рукава. И если на улице нет ветра – просто беда.
Иногда ты смотришь на небо и видишь тучу.
Но эта не та туча, из которой капает дождь.
Это летит гнус. Тогда лучше сразу бежать в помещение. А комары – это ерунда!
*****
Запомнился один летний день.
13 августа 1995 года. Это было воскресенье.
В этот день был День Рождения у водителя Лехи.
Помните, с которым мы ездили к пожарникам за водой? Вот-вот! У этого самого!
Леха был «годок», служил уже второй год. Ему исполнилось двадцать лет. И так совпало, что в этот же день был День Рождения у меня. Мне исполнилось девятнадцать. Я прослужил почти девять месяцев и носил гордое звание «борзый карась».
С утра все скинулись деньгами.
Леха скатался в поселок в магазин, купил куриные окорочка, пиво, водку. А ближе к обеду всей гурьбой на нашем «Урале» мы отправились на водопад на реку Хальмер-Ю. Пожалуй, одно из красивейших мест в окрестностях. Стоишь на высокой сопке и смотришь на необъятную тундру. А прямо под ногами – бурлящая вода. Вид потрясающий!
На фоне всего этого вида мы и расположились.
Развели костер, пожарили окорочка.
Пацаны поздравили нас с Днем Рождения.
Кто-то болтал, рассказывал анекдоты, я же молча смотрел на бурлящую воду под ногами. И на тундру. Очень хотелось запомнить всю красоту окружающего меня пейзажа. Так я встретил 19 лет.
*****
Остальные августовские дни 1995 года ничем не отличались друг от друга. Почти каждый день мы ездили помогать грузить вещи местным жителям, выезжающим на «большую землю».
К концу августа 1995 года в Хальмер-Ю жителей осталось совсем мало. Уже пришел приказ, что до октября поселок должен покинуть последний житель.
Кое-где начали полыхать огнем опустевшие дома.
Брошенные собаки, которых хозяева не смогли забрать с собой, сбивались в стаи. Я помню, как они взбесившиеся, то ли от голода, то ли от предательства человеком, бросались на наш «Урал». Мы ехали по безлюдным улицам поселка, смотрели на горящие дома, на стаи озверевших собак и картина вокруг все больше напоминала апокалипсис.
По опустевшим домам и квартирам в поселке начали «промышлять» мародеры в поисках ценных вещей.
Какие-то мрачные фигуры, как «гамлетовские тени» выскакивали из подворотни и также стремительно исчезали при виде военного «Урала» и моряков.
В-общем, обстановка начинала напоминать прифронтовую. Заканчивалось лето 1995 года.
Заканчивалась эпоха Хальмер-Ю….
Мы уезжаем
Утром 10 сентября 1995 года в Хальмер-Ю пошел снег.
В тундре началась настоящая зима.
Да-да, друзья мои!
Даже у нас в Северодвинске еще в это время «золотая» осень, «бабье лето», грибы, ягоды.
Я уж не говорю про среднюю полосу России.
А в тундре в сентябре начинается зима.
Не знаю, может быть, в другие годы здесь не выпадал снег в сентябре. Я встретил только один сентябрь в тундре. Сентябрь 1995 года.
Мы все еще ездили помогать на станцию грузить вещи последним отъезжающим из Хальмер-Ю. Получали деньги за погрузку, но тратить их уже было некуда. Последний магазин в поселке закрылся.
И уже само здание магазина начали разбирать.
Табличка «Гастроном» валялась на земле. Какие-то люди ползали по крыше, отрывали листы шифера, скатывали их вниз по положенным на крышу доскам.
Теплоснабжение в поселке уже было отключено.
И последние оставшиеся жители грелись печками-«буржуйками» и электрическими обогревателями.
Уже начали приезжать целые группировки мародеров на вездеходах с Воркуты. Мы их постоянно встречали во время наших поездок в поселок. Люди с оружием, в камуфляжных костюмах, внешне напоминали охотников. Но искали они в Хальмер-Ю другую «добычу». Многие жители оставляли в квартирах различные вещи из-за невозможности или нежелания их забрать. Также добычу могли составить различные цветные металлы: мед, алюминий, бронза.
Поэтому обрывались электропровода, разбиралось различное домовое оборудование.
Все, что можно было продать за деньги.
Горящих домов и одичавших собак становилось еще больше. Сами поездки в поселок становились все опаснее.
К концу сентября в поселке почти никого не осталось.
Приезжал Воркутинский ОМОН и всех оставшихся силой вывозили в Воркуту. Омоновцы ходили по домам, открывали двери в пустые квартиры. Если дверь в квартиру была закрыта на замок – ее вышибали. Если в квартире были люди – их силой заставляли собрать вещи, грузили в вагоны и вывозили в Воркуту.
Оставались только мы – военные моряки.
Но у нас тоже шла подготовка к эвакуации полным ходом. Без поселка мы не сможем пережить зиму.
*****
Однажды с Большой Земли приехало самое что ни на есть центральное телевидение. Телеканал «Россия» аж из самой Москвы.
Журналисты приехали снимать репортаж об исчезающем поселке Хальмер-Ю. Их привезли на вертолете с Воркуты. Корреспонденты походили по поселку в сопровождении воркутинского милиционера, поснимали. А потом вся делегация появилась у нас в части.
Мы обедали на камбузе, когда в помещение вошли журналист с оператором.
– Здравствуйте! Приятного аппетита! – заулыбалась нам женщина, держа в руках микрофон.
– Здравствуйте! – мы прекратили бряцание ложками и ответили гостье.
– А что у вас сегодня на обед? Интересно, чем питаются моряки? – спросила женщина-журналист, вдыхая носом ароматы камбуза.
– Суп из сушеных овощей. А на второе – гороховое пюре, – сказал кок Серега.
– Ну что ж, неплохо-неплохо… Вы ешьте-ешьте.… Андрей! Поснимай ребят на камеру! – произнесла женщина, обратившись сначала к нам, а потом к оператору.
Поглядела на наши уставшие чумазые лица, взъерошенные головы. Наш внешний вид напоминал больше аборигенов, а не военных моряков.
– Да-а-а, ребята… Желаю вам поскорее, как это у вас в армии говорят, передислоцироваться. Вернуться на Большую Землю. Поближе к цивилизации! – улыбнувшись нам на прощание, сказала журналист. И «упорхнула» с оператором.
Не знаю, показывали ли нас потом по центральному телевидению. Скорее всего «вырезали» из кадра моряков-«аборигенов».
*****
Приказ на ликвидацию нашей воинской части пришел еще летом 1995-го.
Начиная с августа, мы потихоньку разбирали различное оборудование, упаковывали в ящики, потом ящики забивали досками.
Демонтировалось все, что только можно демонтировать и вывезти на «большую землю».
Но пока все имущество еще стояло на своих местах.
Только в упакованном виде, готово к погрузке в любой момент. Коридоры и помещения части были заполнены коробками, контейнерами, ящиками.
Даже на центральном проходе, где проходили построения личного состава, стояли деревянные ящики с подписанными инвентарными номерами.
Громоздились один на другой до самого потолка.
В самом начале октября пришел эшелон.
Мы начали погрузку имущества части.
Оборудование и другое имущество мы грузили по товарным вагонам. А технику, транспорт загоняли на железнодорожные платформы. Вездеходы (ГТС и ГТТ), «Уралы», «Зилы», кунги, передвижные РЛС.
Командование торопило нас.
В конце октября должны были начать разбирать рельсы. Но не просто было погрузить имущество целой воинской части силами восьми моряков.
Хотя процесс шел практически круглосуточно.
Допустим, нужно было загнать «Урал» на платформу, закрепить его проволокой. Проволоку крутили ломами. И все это на жгучем морозе, в полутьме, при отдаленном свете прожекторов, расположенных на здании казармы. В пургу и ветер.
Снега уже было много.
Или октябрь 1995 года выдался такой, не знаю.
Мы работали даже ночью. Спали по 2-3 часа и опять шли на погрузку.
– Все! Не могу больше! Руки от лома уже сводит! – кричит мне сквозь вьюгу товарищ Саня.