Дмитрий Морфеев
Красный утес
Когда на четвертый день Констанция выглянула в окно, то увидела, что густой туман окутал лес и тянулся по лугу, при этом небо над Амбер-Клифом было лазурно-голубым, без единого облачка, и вовсю светило солнце.
Спешно собравшись, Констанция побежала в ведьмину хижину. Она нашла Инес на полу, бледной и обессилевшей.
– Получилось, – слабо улыбнулась ведьма, когда Констанция перетащила ее на кровать и напоила ключевой водой. – Теперь никто не войдет и никто не выйдет отсюда без моей помощи.
Глава 5. Знак
Смерть призывая, умереть не смею…
У. Шекспир, сонет 66
– Где я? – испуганно спросил шестилетний Генри Риверс, очнувшись в древнем святилище.
– Ты в безопасности, – ответила Констанция, мягко погладив ребенка по волосам.
– Кто вы?! Где моя мама?!
– Твоя мама попросила меня приглядеть за тобой какое-то время.
– Я такого не помню, – торопливо проговорил мальчик, озираясь по сторонам. – Простите, мисс, но мне надо домой!
С этими словами Генри ловко вскочил с каменного ложа и метнулся к арке, ведущей в пещерный коридор, но на его пути будто возникла невидимая преграда, столкнувшись о которую он громко шлепнулся на пол.
– Что это?! – захныкал он, дрожа от страха. – Колдовство?! Вы ведьма?!
– Прошу, успокойся. Это лишь защита. В пещере легко заблудиться, – ответила Констанция, подойдя и протянув ему руку.
– Я хочу домой! – Генри съежился и заплакал. – Пожалуйста, отпустите меня!
Констанция попыталась успокоить мальчика ласковыми словами и угощением, однако все было тщетно. Вместо этого Генри впал в истерику, забившись в угол.
– Перестань плакать! – вдруг вспыхнула Констанция. – Я же сказала, ты вернешься домой, когда придет время!
– Я хочу сейчас! – не унимался он, забарабанив ногами по полу. – Зачем вы держите меня здесь?!
Еще до замужества Констанция присматривала за детьми родных и соседей, и тогда это дело удавалось ей без особых забот; к детским капризам она обычно относилась спокойно. Но сейчас вся эта плаксивая какофония жутко действовала ей на нервы.
– Живо успокойся, иначе останешься без ужина! – злобно прошипела Констанция, схватив ребенка за плечи, чтобы поставить на ноги.
Генри посмотрел Констанции в глаза и тут же лишился чувств. Это был взгляд, полный ужаса и непонимания. Взгляд невинных голубых глаз, затуманенных страхом.
– Генри? – встревоженно позвала Констанция, но ответа не было.
Мальчик обмяк, словно тряпичная кукла.
Заметив проявившиеся когти, Констанция отдернула руки.
«Неужели снова?!» – перепугалась она.
Склонившись к ребенку, Констанция прислушалась. Маленькое сердечко тихонько билось. Генри слабо дышал, но был мертвенно бледен.
Констанцию затрясло. Слезы выступили у нее на глазах.
Взяв одеяло, она осторожно подняла мальчика, не касаясь его голыми руками. Сейчас Генри казался ей слишком хрупким.
Уложив ребенка в каменный альков, Констанция поспешила убраться прочь из святилища, чувствуя небывалую горечь.
***
Нетвердыми шагами Констанция выбралась на воздух.
Шел дождь, громко шелестела листва, а небо время от времени озарялось отблесками молний. Но никакая непогода не могла остановить Констанцию.
В странном забвении брела она по лесу, не замечая ничего вокруг. Ветви цеплялись за ее платье, хлестали по щекам. Ноги мгновенно намокли и заледенели, но она продолжала идти. Констанции казалось, что еще немного – и ей откроются тайные тропы фейри.
Кто-то вел ее. Словно растерзанный ангел-хранитель еще пытался вырвать ее душу из бездны. Констанция вышла к руинам заброшенного монастыря.
Развороченные надгробия, разбросанные поломанные колоны и статуи. Констанции никак не удавалось отделаться от гнетущего чувства, что каменные лики поверженных ангелов и святых обращены на нее. Уж они-то видели ее насквозь и потому смотрели осуждающе.
Как такая, как она, посмела явиться сюда?! Как дерзнула переступить границу места, что все еще хранит остатки божьей благодати?!
Когда Констанция прошла вглубь развалин, гром прогремел с такой силой, что сотряслись остатки ветхих стен. Казалось, они вот-вот обрушатся от небесного гнева.
– Мне тоже нужно искупление, – прошептала она, обняв себя за плечи.
Констанция давно поняла, кто такой лорд Кёрн. Еще при самой первой встрече, когда он спустился в погреб и начал говорить.
Констанция не питала никаких иллюзий и знала, что за принятие отравленного дара ее ждет жестокая расправа. Рано или поздно это неминуемо случится.
Но сколько зла она сумеет совершить, прежде чем кара настигнет ее? Не лучше ли закончить все здесь и сейчас? Было бы намного проще, если бы Господь смиловался и поразил ее молнией или обрушил бы на нее монастырские стены.
Считалось, что обитель разрушили еще во времена войны Алой и Белой розы. Что стало причиной и куда исчезли монахи, уже никто не помнил.
Несколько стен со стрельчатыми окнами – вот и все, что осталось от некогда величественного сооружения во славу Господа.
Побродив среди разрухи и убедившись, что алтаря нет и в помине, Констанция упала на колени около окна, которое когда-то украшал витраж, и возвела глаза к небу.
– Отец! – вскричала она в отчаянии. – Ты же видишь, я сбилась с пути! Неужели ты оставил свою грешную дочь?! Молю, подай мне знак! Как мне должно поступить теперь?! Тьма сгустилась надо мной, и я сама скоро стану ее частью. Неужели меня уже не спасти?!
Она плакала, молилась, кричала, заламывая свои прекрасные белые руки.
Гроза все не утихала, а становилась лишь сильнее. Все чаще небо озарялось вспышками молний.
В изнеможении Констанция пала ниц к земле. Пусть сейчас ее бил озноб, однако она знала, что тело ее полно сил, но душа… Несчастная душа ее изнывала.
Измучившись от давящей безвыходности, Констанция прикрыла глаза. В этот момент луна на мгновение выглянула из-за туч и сквозь стрельчатый проем осветила ее.
Был ли это знак? Кто знает… Но Констанция, разумеется, не могла заметить его.
Констанция не знала, сколько времени пролежала на сырой земле без каких-либо мыслей. Когда она села на колени, то обнаружила, что дождь уже стих, но темное небо было по-прежнему облеплено тучами.
– Я понимаю, – смиренно прошептала она, – ты оставил меня за то, что я сделала. Поэтому, как только я закончу здесь, то уйду, чтобы предстать перед твоим судом. Теперь в моей власти низвергнуть всех тех, кто прямо или косвенно повлиял на мое падение. Эти люди не чтят тебя. Ты и сам это знаешь. Пусть лорд Кёрн тешит себя надеждами, что я орудие в его руках, но свои дела я совершу в твою честь! Все грешники этого захолустья будут наказаны. И я сама буду отомщена.
Мрачные тяжелые мысли сопровождали Констанцию по пути домой. Если она так отреагировала на то, что чуть не убила Генри Риверса своей силой, то что с нею станет, когда она причинит кому-то зло намеренно? Пусть даже во имя справедливости.
Чтобы вершить правосудие, ей нужно было что-то сделать со своей совестью, с остатками своей души. Как-то заглушить или отделить их… Ничего не выйдет, если в ответственный момент рука ее дрогнет. А ведь кинжал, занесенный над виновными, непременно должен достигнуть своей цели.
К кому еще могла обратиться Констанция, как не к Инес? Уж кто-кто, а ведьма должна была знать хоть что-то о разделении добра и зла.
Кроме того, если они с Инес собираются укрыть всех местных ребятишек в святилище, то нужно придумать, как их успокоить, чтобы вновь не вышло так же, как с Генри.
Новые идеи придали Констанции сил. Решив не откладывать, она направилась прямиком к подруге.
***
Констанция постучала в домик ведьмы условным стуком. Она вымокла до нитки и так промерзла, что уже не могла унять дрожь, зубы у нее стучали от холода. Грязь и влага пропитали подол платья и нижние юбки – под этой тяжестью Констанция с трудом стояла на ногах.
Инес открыла почти сразу. Слабый огонек свечи осветил округлившиеся темные глаза испанки.
Ведьма быстро провела Констанцию в дом и только тогда спросила:
– Что стряслось?
– Я боюсь, Инес, – ответила она, опустившись на предложенный стул. – Боюсь, что во мне недостаточно решимости для осуществления нашего плана.
– Это нормально. – Инес накинула ей на плечи чистое покрывало. – Я бы испугалась, если бы ты не испытывала колебаний. Даже с нашими дарами мы все еще остаемся людьми. В этом наше спасение.
– В том-то и дело, дорогая. В нашем теперешнем положении это слабость. Мы должны быть бессердечны к нашим врагам, ведь нас они не пощадят. Но я вовсе не бессердечна! – всхлипнула Констанция. – Вот если бы был способ как-то исправить это. Сделать меня более черствой. Бесчувственной. Это бы очень облегчило наше дело.
– Но разве ты не боишься потерять себя? – задумчиво спросила Инес.
– Я ничего уже не боюсь, кроме того, что не сумею осуществить задуманного!
– Мы все еще можем просто уехать. Тогда не придется преодолевать себя.
– Ты и сама прекрасно понимаешь, что мы не можем. Лучше уж тогда не томиться в страхе и ожидании, а сразу взойти на костер. Но ведь не так страшен костер, как пытки и унижения, что ему предшествуют. Я не позволю им превратить нас в истерзанные безвольные оболочки.
Констанция внимательно следила за реакцией Инес. В общении с ней ведьма всегда держалась открыто, поэтому по выражению лица нетрудно было догадаться, что у нее на уме. Сейчас испанка явно томилась в нерешительности.
– Я вижу, что ты что-то знаешь, но боишься сказать. Умоляю, если есть хоть какая-то возможность, то расскажи!
– Есть один способ, но…
– Что за способ?!
– Нет, – мрачно покачала головой Инес. – Забудь, что я сказала. Забудь ради своего же блага…
– Инес! – Констанция упала перед подругой на колени. – Прошу, не томи! За что ты терзаешь меня?! Кроме тебя, мне никто не поможет…
– Я лишь пытаюсь тебя уберечь. – Ведьма попыталась усадить Констанцию обратно на стул, но у нее не вышло. – Пойми ты, даже если это и возможно, то у меня навряд ли хватит сил. Говорят, такое умели только древние…
– Что умели?
– Не хочу морочить тебе голову бабкиными сказками, Констанция.
– А если это не сказки? – Констанция крепко сжала руки Инес. – Если это то, что поможет нам? Неужели ты даже не попробуешь нас спасти?! Неужели ты хочешь, чтобы нас отдали на растерзание этим собакам-ведьмоборцам?!
Вместо ответа Инес тяжело вздохнула, а затем достала из шкафчика пузатую бутыль и две стопки. Наполнив обе, она поставила одну из них перед Констанцией.
– Пей, сестра. Тебе нужно согреться и успокоиться. Я расскажу, что мне известно.
Констанция наконец поднялась с пола и пригубила из стопки. Напиток обжег ей горло.
– Что это? – с трудом спросила она.
– Это виноградная огненная вода с моей родины. В Испании мы зовем ее «Орухо».
Залпом Констанция допила свою стопку испанской водки. То же сделала и ведьма.
– В каждом есть и свет, и тьма. Древние могли разделять их. Делалось это по разным причинам. К примеру, некоторым жрецам следовало строго блюсти чистоту не только в делах, но и в мыслях, так что для верности от них отделяли их собственную тьму.
– Ты знаешь, как это сделать?
– Приблизительно. Кое-какие описания ритуала сохранились, но это лишь переводы древних текстов. Они могут быть неточными. – Инес помрачнела еще сильнее и снова наполнила стопки. – Нужен сосуд – живое существо как жертва или как проводник. В ходе ритуала приходят Хозяева Лун; сосуд, вероятнее всего, умирает, а из сгустка энергии образуется двойник, несущий в себе ту сторону, от которой оригинал пожелал избавиться.
– Хозяева Лун?
– Так называли их древние. Их почитали и боялись. Я не знаю, кто они на самом деле, но очевидно, что они опасны и могущественны, раз могут помочь в таком деле.
– Никогда не слышала.
– Неудивительно. Эти знания достались мне от бабки, но та заклинала не использовать их без крайней необходимости.
– Сейчас как раз такой случай, Инес. Решайся. Или мы, или все остальные.
Инес долго молчала, по-видимому в очередной раз предавшись сомнениям. Констанция же смотрела на нее умоляющим взглядом, хоть и верила, что подруга пойдет за ней до конца, ведь сумрак уже витал над деревней.
– Ты точно не передумаешь? – наконец спросила ведьма. – Учти, я не знаю, как обратить это колдовство. Кроме того, мы затронем область, в которой мало что понимаем, поэтому у нас куда больше шансов на провал, нежели на успех. А последствия могут быть любыми… Готова ли ты рискнуть всем?
– Я никогда не была так уверена, как сейчас! Вся ответственность на мне. Считай, что ты лишь исполнитель.
– Если бы, – хмыкнула Инес. – Ладно, тогда нам обеим нужно подготовиться.
***
В древних текстах говорилось, что в качестве сосуда следовало использовать существо схожее с разделяемым. Детали схожести не уточнялись, поэтому Инес решила, что речь идет о разновидностях живых существ и, стало быть, при разделении света и тьмы человека сосудом мог стать только другой человек.
Для этих целей они избрали ту, по которой никто не будет горевать. Ее звали Безумная Белла, ей было уже за восемьдесят, и она отличалась болезненной страстью к огню.
Много россказней ходило о старухе по всей округе. Согласно самой известной версии, когда Белла была еще молода, в доме ее семьи случился страшный пожар. Кое-кто из младших детей погиб, а сама Белла с того дня лишилась рассудка.
Говорили, что одно время Белла разгуливала по окрестностям вполне свободно, пока не зачастила поджигать соседские дома. Всякий раз пожар чудом удавалось быстро потушить, однако в конце концов родственники посадили безумную под замок. С тех пор Белла жила в старом амбаре.
Старуха выходила на воздух только раз в месяц. В одно из воскресений ее выводили в церковь. Когда это происходило, Безумную Беллу сопровождала целая процессия из кричащих детей.
– Белла! Безумная Белла идет! Принимай угощение, старуха! – звонко раздавалось в такие дни со всех сторон.
Ребятишки гоготали и улюлюкали, корчили рожицы и кидались в несчастную засушенными мухами и жуками. Почему-то среди детей считалось, что насекомые – излюбленное лакомство Беллы, а того, чье подношение будет съедено, ждет небывалая удача.
Уже никто и не знал, кто однажды пустил эту глупую байку, но она так прочно засела в детских умах, что передавалась из уст в уста: дети постарше рассказывали младшим и издевательскому поверью не было конца.
Взрослые, впрочем, почти никогда не препятствовали этому унизительному шествию.
Сама Белла, по всей видимости, не осознавала, что происходит, поэтому была рада даже такому вниманию. С блаженной улыбкой она ловила засушенных насекомых и швыряла их обратно в детей.
Инес даже не пришлось наводить на Беллу чары. Однако при встрече с безумной случилось кое-что странное.
Когда они с Констанцией открыли дверь старухиной темницы, Белла почему-то сильно испугалась и вжалась в угол, тихо скуля, как раненый зверь.
Инес уже случалось навещать старуху в те дни, когда ее безумие становилось совсем невыносимым для окружающих. Инес приглашали родственники Беллы, чтобы она отпаивала больную успокоительными травами и шептала ей особые слова. Белла могла вести себя по-разному, но никогда прежде Инес не видела ее такой напуганной.
Ведьмовское чутье смутно дало понять: что-то не так. Инес задумчиво посмотрела на Констанцию, но ничего не сказала.
Когда они зажгли перед Беллой по лучине, старуха сразу же переменилась в лице, радостно захлопала в ладоши и охотно пошла вслед за своими освободительницами.
Глава 6. Ритуал
Тишину английской ночи нарушали звонкие постукивания. Это стучали кастаньеты из слоновой кости; ведьма отбивала ими ритм, двигаясь в иноземном танце вокруг большого костра, иногда выкрикивая какие-то слова на неведомом языке. Темная кружевная мантилья3 скрывала лицо Инес.
Вокруг костра стояло двенадцать незажженных факелов, которые ведьма обходила в известном только ей порядке.
Тут же возвышался старый вяз, широко раскинувший ветви в разные стороны. К дереву были привязаны двое: безумная старуха и прекрасная девушка. Обе лишь в тоненьких нижних платьях. Обе неотрывно смотрели на огонь. Белла восторженно бубнила что-то свое, а Констанция молча размышляла над тем, что будет дальше.
Сработает ли ритуал? Кто такие эти Хозяева Лун и согласятся ли они помочь? И самое главное, какой она сама станет после разделения души? Констанцию раздирало от любопытства, взявшего верх над страхом.
Кастаньеты, голоса Инес и Беллы, треск и сияние пламени. Констанция все больше уходила в себя, отстраняясь от реальности. Она совсем потеряла счет времени. Но тут все факелы разом воспылали синим огнем, а кастаньеты стихли.
Констанция вздрогнула. Ей очень хотелось посмотреть по сторонам, но по условиям ритуала она не должна была отрывать взгляд от пламени. Тем не менее боковым зрением Констанция различила, что вокруг ведьмы появились длинные тени, по одной за каждым горящим факелом. Их головы имели странные угловатые очертания: казалось, будто это и не головы вовсе, а звериные черепа. Были ли это всего лишь маски или нет? Констанция никак не могла решить.
– Хозяева Лун, – воскликнула Инес, – внемлите нашей просьбе! Свершите разделение Селены и Феба – тьмы и света! Кто из вас возьмется разделить душу девы у вяза?!
Констанции стало не по себе. Чьи-то тяжелые взгляды устремились на нее. Они просачивались под кожу, прожигали до самой души.
– С чего нам внимать вашим мольбам, чужестранка? – прохрипел один из пришедших. Это был нечеловеческий голос, от которого хотелось бежать без оглядки. – Мы так стары, что вы не помните наших имен. Вы не чтите нас и к тому же посмели потревожить нас до Самайна! Уже за это вы достойны того наказания, что хуже смерти!
– Не гневайтесь, мудрейшие! Пусть мы призвали вас не в то время, но приготовили жертву!
Тени, кажется, засмеялись. Отрывистое хрипение больно впивалось в уши. Констанция с трудом могла дышать. Она не представляла, каково сейчас Инес.
– Та дряхлая старуха? Да-а, она забавная, но не более. Этого слишком мало! Раньше мы получали с десяток жертв за зиму, и те были полны жизни.
– Значит, если жертв будет больше, вы одарите нас своей помощью? – с опаской спросила Инес. – Научите нас, как уважить вас, и мы будем следовать вашим урокам!
Тени зашелестели, словно сухая листва на ветру. Констанция решила, что так они совещаются между собой.
Вдруг со стороны раздался совсем другой голос. Мягкий и бархатный. От него не было страшно и дурно, только почему-то хотелось закрыть глаза и поскорее уснуть.
– Не слушай этих кичливых развалин, прекрасная ведьма! Пусть вы не удостоили меня факелом, но я помогу вам! Я разделю луну и солнце этой девушки, если…
– Как ты смеешь идти наперекор всем?! – прогудел обладатель первого голоса, что, по всей видимости, был предводителем теней.
– Разве вы все забыли, что взяться за дело может любой из нас? И для этого не требуется одобрение большинства, – послышался насмешливый ответ.
Тени зашелестели громче, но быстро утихли. Похоже, им нечего было возразить.
– Чего ты хочешь за свою помощь, гордый олений посланник? – спросила ведьма, голос у нее дрожал.
– Самую малость. Пусть Вечная дева у ильма4 приносит мне жертву раз в год. Но как положено. Зимой. В канун поворота колеса года.
– Вечная?! Вечная?! Вечная?! – задребезжали тени неопределенно.
– Я не могу ответить за нее, – сказала Инес. – Пусть решит сама.
Тот, кого испанка назвала оленьим посланником, приблизился к Констанции, перекрыв собой свет пламени.
– Что скажешь, Вечная госпожа? Ты принимаешь мои условия? Можешь взглянуть на меня. Ты другая и не лишишься рассудка.
Констанция медленно подняла взгляд на того, кто стоял перед ней. Он был высок, широк в плечах, одет в мохнатую шкуру, вместо лица – вытянутая костяная маска, на широких оленьих рогах висели облезлые перья и мелкие косточки. Констанция посмотрела в расщелины глаз. Там была только тьма.
– Принимаю, – с трудом прошептала она, ее губы совсем пересохли. – Отдели от меня свет, если можешь.
– Не терпится узнать, что из этого выйдет, – бодро отозвался олений посланник. – На моей памяти отделяли только тьму. Приготовься, госпожа. Будет очень больно.
Не успела Констанция произнести и слова, как невыносимая боль пронзила ее насквозь. В ушах зашумело, а перед глазами стали расплываться темные пятна.
Констанция хотела кричать, но не могла. Она знала, что если хоть немного приоткроет рот, то почти наверняка откусит себе язык. Она с такой силой сжимала зубы, что боялась, как бы они не сломались.
Констанция чувствовала, как слезы текут по щекам и как цепкие когти двигаются под ребрами. Опустив взгляд вниз, к источнику боли, она различила черное запястье оленьего монстра. Мерзавец с бархатным голосом копошился внутри ее тела, будто бы что-то выискивая. Она возненавидела его.
Кроме адской физической боли было кое-что похуже. Непостижимое разуму страдание души. Весь мир Констанции сузился до ее телесной оболочки и до сокрытого внутри бессмертного жизненного начала.
Одно дело заложить душу и дожидаться, когда придет время с нею расстаться, а совсем другое попросить кого-то разделить душу надвое. Констанции бы впору молить о спасении, но она не смела оскорбить Всевышнего своей молитвой. Никто не заставлял ее проходить через это, она поняла, что совершила очередную ошибку, но ее храброе сердце готово было расплачиваться.
Ни в одном человеческом языке не найдется подходящих слов, чтобы полностью описать, что испытала Констанция той ночью. Если свое перерождение Констанция могла сравнить с тревожным запутанным сном, то ритуал разделения обернулся кошмаром наяву.
Сейчас она хотела только одного – чтобы все это закончилось. Тысячу раз пожалев о своем согласии, Констанция мечтала о смерти.
Выбившись из сил, Констанция с трудом подняла голову, чтобы посмотреть вокруг себя. Она смогла различить только глазницы чудовища, в которых теперь горело синее пламя.
– Полоумную старуху оставьте себе. Я буду ждать свое подношение этой зимой, – услышала Констанция, прежде чем лишиться чувств.
***
Очнувшись, Констанция закричала и принялась ощупывать себя дрожащими руками. Тело ее оказалось в полном порядке, только на белом платье зияла небольшая выжженная дыра, прямо на том месте, где коснулся Констанции олений монстр.
– Все хорошо, сестра! – воскликнула Инес, прижав Констанцию к груди. – Ты жива! Жива!
Светало. В воздухе витал неисчезающий колдовской туман, на траве выступила роса.
– П-получилось? – с трудом выдавила из себя Констанция, ее бил озноб.
– Да. – Ведьма выглядела безумно уставшей, словно не спала неделю.
– Где она? – произнеся эти слова, Констанция почувствовала на себе чей-то пронзительный взгляд.
Прямо напротив, у тлеющего костра, сидела девочка лет одиннадцати, закутанная в плащ Инес. Она тоже дрожала, белая кожа ее была перепачкана грязью.
– Я нашла ее в дупле вяза, – заметила Инес.
Взгляды двух половинок одного целого встретились. Как завороженные, они обе медленно протянули друг к другу руки над кострищем.
– Это же я, – восхищенно выдохнула Констанция, – только маленькая… Так и должно быть?
– Не знаю, Констанция. Сомневаюсь, что за последние четыреста лет кто-нибудь проделывал нечто подобное. Хотя вполне логично, что светлая сторона приняла облик ребенка.
– А я?! – вдруг испугалась Констанция, вскочив с места. – Как я теперь выгляжу?!
Прежде Констанция совсем не задумывалась о том, что ритуал мог изменить ее внешность. Сейчас она осознала, как сильно боится потерять красоту.
– Успокойся! Ты все та же. – Инес удержала ее за плечи.
Увидев свое отражение в глазах ведьмы, Констанция стихла.
– Как же обычно выглядит отделенное воплощение тьмы? – тихо спросила она, с тревогой думая о том, какой опасности себя подвергла.
– Остается только догадываться. Древние унесли эту тайну в могилы, и, если честно, я не очень-то хочу ее знать.
– А что Белла? – спохватилась Констанция, обернувшись к вязу.
– Я отпустила ее. Она была очень довольна и все твердила, что Хозяева Лун пообещали забрать ее к себе.
– Несчастная. Лучше и вправду быть принесенной в жертву, чем жить в тех условиях, в которые ее вогнали добрые родственнички.
– Кто знает, – задумалась Инес. – В любом случае о ней можно не беспокоиться, ей все равно никто не поверит.
Во время этого разговора светлая половина Констанции не двинулась с места и не проронила ни слова.
– Ты можешь говорить? – обратилась Констанция к своей маленькой копии.
– Могу.
– Тебе не интересно, что произошло?
– Я и так знаю. Мы же были единым целым.
– Что ж, – хмыкнула Констанция. – Тем лучше. Не придется тратить время на объяснения. Полагаю, нужно дать тебе имя, чтобы не было путаницы.
– Как насчет Кессиди?
Светлая половина выглядела немного подавленной, но держалась спокойно, почти безэмоционально.
– Забавно, – усмехнулась Констанция, – я подумала об этом же имени. Пусть будет так.
Кессиди смиренно кивнула.
– Как ты себя чувствуешь? – Инес встревоженно поглядывала то на Констанцию, то на Кессиди. – Она… Кессиди поначалу долго плакала и просила вернуть все обратно… Не нравится мне, что из этого вышло, сестра. Еще и эта договоренность о жертвах.
Констанция чувствовала себя прескверно. Тело ныло, а на душе разом обострились все старые обиды и неимоверная ярость, подавляемая долгие годы. Однако Констанция ответила:
– Прекрасно. Так хорошо я себя еще не ощущала, а слезы – это все пустое.
Пока все трое собирались в путь, Инес вдруг спросила неопределенным тоном:
– Почему Он назвал тебя Вечной?
– Сама не пойму, – снова соврала Констанция, пожав плечами.
Кессиди посмотрела на нее с укором, но промолчала.
***
Свет, Тьма и ведьма шли по лесной дорожке в сторону Амбер-Клифа.
Констанция бодро шагала впереди, поторапливая остальных, Кессиди медленно плелась позади всех, а Инес не знала, куда деваться, поэтому шла в середине.
Снедаемая страхами и сомнениями, Инес поравнялась с Кессиди.
– Тебе ведь нехорошо. И ей тоже? – тихо заговорила она, кивком указав на Констанцию.
Кессиди ничего не ответила, но по ее тоскливым, измученным глазам Инес поняла, что права.
– Можешь не отвечать, но мне все-таки интересно. Почему вы с ней выбрали для тебя именно это имя?
– Так звали нашу близкую подругу, – слабо отозвалась Кессиди. – Она умерла совсем юной. От чахотки.
