Дмитрий Каюшкин
Топор, парашют и летучие мыши
Первые дозы ликёра «благотворно» упали на «старые дрожжи». Горючие слёзы высохли, языки подруг развязались. Откровенная застольная беседа всё больше скатывалась к интимным секретам и тайнам. Обняв за плечи старшую подругу, Галка опустила голову на её грудь.
– Ты не представляешь, какие ласковые слова он ей нашёптывал, мерзавец! А сколько тепла и страсти было в них. Даже я заслушалась. Ведь этот кобелина за все пять лет нашей совместной жизни ни разу ничего подобного мне не говорил… Никогда не прощу! – в интонациях Галинки уже не было прежней ожесточённости. Наоборот, в её речи преобладали горечь и романтичная женская зависть.
Она подняла глаза и неосознанно провела обратной стороной ладони по Танюшкиной щеке. Тут же, стесняясь своего неожиданного порыва, резко отдёрнула руку и замерла.
– А я от своего только и слышу «когда жрать будем» и «где мои носки», – с тоской отозвалась Танюшка. – Права ты, подруга, не понимают они нас и наших желаний, – она глубоко вздохнула и неуверенным движением руки с осторожностью вернула Галкину ладонь к своей щеке.
Обе собеседницы в упор посмотрели друг на друга, и, повинуясь внезапному порыву, слились в нежном и жарком поцелуе…
Наутро, собираясь по домам, они больше молчали и стеснялись поднять глаза. Более смелая Галинка, чувствовавшая себя в превосходной форме и готовая к реваншу в отношениях с мужем, первой преодолев смущение, разрядила обстановку.
– Выше нос, подружка, всё было просто прекрасно! Не унывай, прорвёмся! – произнесла она и игриво чмокнула Татьяну в щёчку.
Молодые женщины выпорхнули из квартиры и устремились в разные стороны, глубоко в душе переживая и вспоминая сладостные мгновения прошедшей ночи. Лишь только одинокий топор, вновь забытый под столом в гостиной, остался навечно единственным молчаливым свидетелем их случайной встречи.
В тот же день, наскоро собрав свои вещи, Галка уехала домой. Её отъезду предшествовал недолгий, лишённый былых эмоций разговор с супругом, в котором она заявила, что подаёт на развод, и с этого момента их пути расходятся.
Переживал ли расставание Виктор? Конечно! Нельзя же считать твердолобыми и бесчувственными всех мужчин. Совместно прожитые годы, общий сынишка…
Два прошедших дня промелькнули в едином мгновении, и полностью осознать случившееся Виктору довелось не сразу. Но в то же время в его душе зарождалось спокойствие и умиротворённость, которого так не хватало в последние годы. Он вспоминал частые эксцентричные выходки жены, её постоянные упрёки в свой адрес, доминирование во всех житейских и не только вопросах, полярность интересов и характеров… И вот она – почти что свобода! Правда, радость какая-то неполная, ненастоящая. С привкусом вины и новых нерешённых проблем, закручивающихся в тугой узел.
Ещё через несколько дней Настю положили на сохранение, и вскоре она родила девочку. Сразу же после родов родители молодой мамы сменили место жительства на другой город, пути-дороги Виктора и Насти навсегда разошлись. Никогда больше мужчина не вспоминал вслух о своём прежнем увлечении, а может быть держал эмоции и чувства в себе. По крайней мере, приятели начали верить, что кроме дружбы и обоюдного влечения ничего серьёзного в этих отношениях и не было.
Витька продолжал жить в общаге, с удвоенной энергией челночить, а по вечерам, подкрепив силы Ольгиным борщом, в одиночестве прогуливаться по лесопарковой зоне.
– Ну и как там, летучие мыши? – смеясь, подкалывали Виктора во время шумных посиделок многочисленные друзья. – По пещерам и норам в спячку ещё не попрятались?
На что Витька лишь улыбался и вяло отшучивался.
Недолго довелось пустовать и соседнему столику на рыночной площади. Вместо Насти появилась новая напарница, в которой не без удивления все узнали Колькину жену Танюшку. Ежедневно Виктор и Татьяна вместе тащили тяжёлые баулы на рынок и вместе возвращались обратно. Каждое утро, едва за начинающей предпринимательницей захлопывалась дверь, Танюшка тут же со всех ног неслась в общагу будить своего коллегу и вместе поспешать к началу трудового дня. От ока бдительных соседей и просто неравнодушных знакомых не мог ускользнуть тот факт, что эти побудки иногда затягивалась на целый час и даже более. После чего раскрасневшиеся торговцы, запахивающие на ходу пуховики и куртки, второпях бежали по первому снегу до автобусной остановки. Горячий кофе и вкусные бутерброды всегда ожидали Виктора в Танюшкиной сумке.
Первой забила тревогу Колькина мать Таисия Максимовна.
– Угомонилась бы ты, Танька. Стыдоба-то какая! При живом муже, да в чужую постель поутряне. На коленях у него целый день на своём рынке отираешься. Люди же всё видят, слух по району идёт. Дочки бы хоть постыдилась, – пожилая женщина резала правду-матку, с трудом подбирая слова.
– А ты, мама, свечку держала, что такими словами бросаешься? – дерзила в ответ Танюшка. – Лучше за своим сыночком ненаглядным приcматривай, пока он с профурсеткой Лариской тебе ещё одну внучку подарить не успел.
Трудно сказать, кто из них был прав, а кто нет. Вмешиваться в женские споры и разборки себе дороже. Но факты вещь упрямая.
А что же Колька? Колька, как и все мужчины, ничего не видел. Или предпочитал ничего не замечать. Кроме водки и своей работы автослесарем. Нет, замечал он ещё и замужнюю соседку-ровесницу Ларису, в присутствие которой терял дар речи, начинал заикаться и краснел…
Может и вправду говорят, что после первых пяти-семи лет совместной жизни у супружеских пар наступает кризисный период…
Своей предприимчивостью и неуёмной энергией Танюшка быстро заняла лидирующее положение в тандеме. Вместе с Витькой ездила за товаром в его родной город и даже в столицу. Ночевали в гостиницах, по возвращению домой нежно целовались в щёчку и носик и разбегались по домам: Витька к себе в общагу, соскучившись по Ольге и её борщу, а Танюшка к нелюбимому мужу, сварливой свекрови и тоскующей первокласснице-дочке.
Не каждому удалось достичь успеха в челночном бизнесе и подняться на более высокую ступень. Витьке и Танюшке госпожа удача предначертала участь аутсайдеров предпринимательства. Да и времена в стране менялись с такой быстротой, что не всегда можно было уследить за судьбами людей.
Танюшка подала на развод. Свекровь долго противилась и строила козни молодой женщине, не желая отпускать любимую внучку с невесткой на её историческую родину. Колька стал ещё больше пить и закрутил сумасшедший роман с красавицей соседкой. С закатом бизнеса затухли, постепенно сошли на нет и отношения Танюшки с Виктором. Немалые перемены в жизни ожидали и нашего героя.
После этих слов можно бы завершать фабулу повествования. Но… Проницательный читатель, наверняка, заметил его недосказанность. Конечно! Где же анонсированный в заголовке и начале рассказа «парашют»? Он-то каким образом оказался «пристёгнут» к произведению?
Оказывается, самым прямым! Не был бы Витька собою, если бы под занавес его «карьеры» в маленьком городке не случилось то…, что… случилось.
… В два часа ночи на дверь Ромкиной квартиры обрушился громкий стук. Успокоив разбуженную жену, Ромка открыл дверь и увидел на пороге Ларискиного мужа Семёна, среди своих просто Сёмку.
С доверчивым увальнем Семёном Ромка дружил с детства. Неделю назад все вместе большой компанией, забыв обиды и претензии, отмечали у Колькиной матери развод и отъезд Танюшки с дочкой. За одним столом собрались соседи – Сёмка с Лариской, Ромка с женой, Колька, уже холостой и, как всегда, не спускающий взгляда с Ларисы, и, конечно, Витька с молчаливой Ольгой… В большинстве – парами, выпивали, закусывали, произносили тосты, желали доброго пути Танюшке. Под занавес немного танцев и по домам…
– Водка есть? – мокрый из-под дождя и растрёпанный Сёмка в упор уставился на друга.
– А что ночью-то? Трубы горят? – Ромка пропустил Семёна на кухню. Не говоря ни слова, достал из холодильника бутылку водки, налил четверть стакана Семёну и плеснул себе на донышко, за компанию.
– Нет, стресс снять надо. Я сейчас чуть двух человек не убил, – дрожащим голосом ответил вечно добродушный Сёмка и махом опорожнил стакан. – Наливай ещё, расскажу.
Учитывая состояние друга, Ромка увеличил дозу до половины стакана и приготовился слушать.
Сёмка работал мастером в паровозном депо, смена с вечера до утра. Но ближе к полуночи ему удалось провернуть выгодную бартерную сделку – обменять несколько ведёр солярки, слитой со стоящего в депо дизельэлектровоза, на ведро облепихи, предложенное случайным знакомым. «Чего добру в посудине мяться и до утра киснуть», – логично рассудил Сёмка и, не дожидаясь конца смены, благо и начальства нет, решил отнести добычу домой – порадовать любимую жену, которая вечно пилила его за нерешительность и отсутствие предприимчивости да смекалки.
– Вон, у других, мужики как мужики, на двух работах работают, всё в дом тащат! А от тебя какой прок? На одной зарплате сидишь. Да и ту по несколько месяцев не видим, – при посторонних бранила подкаблучника-супруга вечно недовольная Лариска и обидно добавляла. – Рохля!
Кому приятно с таким прозвищем ходить?
Вот и решил Семён реабилитироваться в её глазах.
На часах было чуть больше полуночи, но после двух пронзительных трелей звонка дверь никто не открывал. Сёмка удивился и приложил ухо к замочной скважине. На той стороне послышался явный шорох, шёпот, лёгкий скрип и вновь наступила тишина. Происходящее насторожило Сёмку, и он принялся со всей дури дубасить кулаком в дверь. Его старания не приносили результата. Возмущение и непонимание Семёна нарастало. И в тот момент, когда разбуженные соседи по лестничной площадке стали осторожно одним глазком выглядывать из своих квартир, дверь внезапно распахнулась. На пороге стояла жена Лариска в халатике и сонно потирала глаза.
– А, это ты? – равнодушно протянула она. – Чего так рано? Случилось что-то? – в её голосе Семёну почудились фальшивые нотки.
Настороженный супруг рукой отодвинул жену, окинул взглядом коридор, не выпуская ведра с облепихой, прошёл в комнату. Посторонних в однушке не было.
– Да спала я, спала, – торопливо сказала Лариска, плотнее запахивая халатик.
Сёмка присел на краешек супружеской кровати. Тревога не отпускала. Шёпот, отчётливо слышанный им через замочную скважину, не давал покоя. Стараясь отбросить последние сомнения, он ещё раз обвёл комнату взглядом.
Стоп!
Около батареи стояли неизвестные ему мужские туфли. Сёмка подскочил к окну и рванул створку. Слева на карнизе второго этажа сидела на корточках мужская фигура и держалась обеими руками за водосточную трубу. В неизвестном Сёмка тут же узнал ловеласа Витьку. Прямым ударом кулака последний был отброшен от стены и полетел вниз.
Лариска замерла в немом ужасе, приготовившись к самому худшему. Разгорячённый Сёмка уже было занёс кулак над своей половинкой, но передумал. Вместо этого он подхватил вёдро с облепихой, перевернул над женой, обсыпав её с головы до ног, и жёстким ударом кулака по днищу насадил по самые Ларискины плечи…
– Живые хоть оба? – участливо обеспокоился Ромка после сбивчивого и торопливого Сёмкиного рассказа.
– Что им сделается? Этот, парашютист, благополучно в лужу приземлился и потопал в темень босым. Лариска дома воет, на коленях прощения просит, мол, бес попутал, и ничего у них такого не было, не успели. А я вот к тебе, выговориться и стресс снять. Что делать-то дальше? – заметно пьяный Сёмка пытался сконцентрировать взгляд на Ромкином лице.
– Дальше? – риторически переспросил Ромка. – Допиваешь, что в стакане, и спать. Я тебе в гостиной на диване постелю. Утро вечера мудренее.
Наутро протрезвевший Сёмка простил свою жену, наивно поверив в женское «ничего не было». Но для себя сделал главный вывод, что всему виной его неумение зарабатывать или «тащить в дом, как все».
Встряска не прошла для Семёна даром. Буквально через несколько дней десятки литров слитой солярки превратились в сотни и даже тысячи. Супруги за несколько месяцев приобрели квартиру, обставили её дорогой мебелью и…, всё очень быстро закончилось обвинительным приговором с конфискацией имущества.
Витькина же карьера челнока подошла к завершению, и через несколько дней после произошедших событий он, получив прозвище «Витька-парашютист» и оставив после себя массу воспоминаний, покинул гостеприимный город.
Судьбы героев рассказа сложились по-разному, Для кого-то удачно и счастливо, для кого-то драматически и даже трагично.
Ромка поднялся по служебной лестнице и получил высокую должность на оборонном предприятии.
Витькина жена Галинка стала настоящей бизнес-леди, поменяла несколько мужей, вырастила сына и периодически наслаждается жизнью на золотистых пляжах далёких тёплых стран.
Колька окончательно спился и трагически скончался от белой горячки. Его бывшая супруга Танюшка всю свою жизнь посвятила дочери и теперь растит маленькую внучку.
Сёмка же загремел на длительный срок; оказалось, что солярка в обширном списке его прегрешений играла лишь самую малую, незначительную роль. С помощью хитроумных комбинаций Лариска умудрилась выгодно продать арестованную квартиру с дорогой мебелью и навсегда уехать из города.
На два десятка лет пропал из поля видимости друзей и сам Витька…
Несколько дней назад он неожиданно позвонил Ромке и предупредил, что будет на часок проездом через город.
… – Ну, встречай старых знакомых, – крепко обнимая друга и похлопывая по плечу, с улыбкой произнёс Виктор.
Рядом с ним стояла симпатичная женщина намного его моложе и двое детей: девочка примерно четырнадцати лет и мальчонка дошкольного возраста.
– А ты всё такой же! Худой, жилистый, глаза горят, совсем не изменился, – рассмеялся Ромка, обрадованный встречей. – Только залысины появились, – добавил шутя и взъерошил редкие волосы на голове друга. – Знакомь со своим семейством!
– Это Марина – моя жена, и наши дети – Наташа и Юра!
Через некоторое время все дружно сидели за столом, заботливо накрытым супругой Ромки, делились новостями и вспоминали события прошедших десятилетий. Виктор с Мариной работают геологами, поженились шесть лет назад, столько же лет их общему сыну Юрке, а Наташа – дочь Марины от первого брака, удочерённая Витей. Все вместе только что гостили у его первого сына Максима и направляются на отдых в горы. По глазам Марины, лучащимся теплом и светом, было заметно, что в семье царят любовь и взаимопонимание.
– А ведь мне Витя ничего не рассказывал о своей молодости и вашей дружбе, – с искринкой в глазах Марина лукаво посмотрела на беседующих мужчин.
– Да рассказывать и нечего, – встрепенулся Виктор и умоляющим взглядом посмотрел на Ромку, словно уговаривая его не раскрывать «военную тайну». – Всё как у всех. Работали, отдыхали, – поспешил он, опережая порыв друга.
– Ага, – поддержал Ромка. – Иногда только ходили на летучих мышей смотреть, да с парашютом прыгали, – рассмеялся, вгоняя Виктора в краску.
– Ну-ка, ну-ка, с этого места подробнее, – шутливо заинтересовалась Марина.
Но мужчины умело перевели разговор на другие темы.
По глазам сидящей перед ним пары Ромка видел, что никакие прегрешения и чудачества молодости не смогут никогда разлучить по-настоящему любящих друг друга и близких по духу людей.
А было ли что когда-то или не было вовсе необязательно и знать.
ноябрь 2016 г.
Наклейка
Памфлет
– Володечка, ты уж, пожалуйста, будь деликатнее в разговоре. Не нервничай, не срывайся…
– Да ты что, Нина, разве я могу иначе? Исключительно вежливо и корректно.
– Ты уж постарайся, держи себя в руках.
– Да что ты, мать, разволновалась. Просто поговорим, пообщаемся. Выслушаю претензии. Если понадобится – извинюсь.
– Знаю я твои извинения. После них или учитель увольняется, или директор школы звонит нам домой, телефоны обрывает, голову пеплом посыпая.
– Ну, видишь? Значит, люди порядочные. Признают свои ошибки, каются.
– Уж очень не хотелось бы в этот раз школу менять. И рядом с домом, и ребята в классе дружные.
– Успокойся, Нина, успокойся. Всё решим по справедливости, по-человечески.
– Ох, Володя! Не доведут до добра все эти вызовы в школу. Когда-нибудь и твоего красноречия не хватит, чтобы нашего оболтуса спасти, – Нина тяжело вздохнула, разгладила невидимую складку на джемпере мужа и нежно поцеловала его в щёку.
– А чё сразу «оболтуса»? Я-то здесь причём? Она первая начала, – вступил в разговор родителей восьмиклассник Юрка.
– Ну начала и начала, – мать всплеснула руками. – Взял бы и уступил, не стал перечить.
– Ну уж нет, можете меня хоть выпороть, но я на своём стоять буду. И этой мымре уступать не намерен.
– Да куда ж тебя пороть-то? Вон, какой вымахал! – рассмеялся отец.
– Всё бы вам хиханьки да хаханьки, – сжала ладонь и шутя погрозила отцу и сыну. – Сговорились! Успели? Вот вылетишь, Юрка, из школы с желтым билетом!
– Мам, ты что, на Руси желтый билет распутным женщинам выдавали. Не хочу я на панель с раннего возраста, – Юрка скорчил скорбную обиженную мину.
– Слышь, профессор, не умничай, – отец отвесил игривый подзатыльник сыну. – Оговорилась мать, не жёлтый, а волчий. Хрен редьки не слаще.
– Иди уж, защитник ты наш. Чего доброго опоздаешь к назначенному времени. А ты – марш за уроки!
– Слушаюсь, товарищ генерал! – Юрка отдал честь по «моде» заокеанских коммандос.
– Рядовой! К пустой голове руку не прикладывают, – переступая порог, командным голосом бросил отец.
– Так с чего ей наполненной-то быть? Времена-с не те! – в шутливой перепалке отозвался Юрка.
На резной двери орехового цвета висела табличка: заместитель директора по воспитательной работе.
Мужчина постучался и слегка приоткрыл дверь:
– Разрешите, Элеонора Владленовна?
– Вы кто? Вам назначено? – не поворачивая головы в сторону посетителя, небрежно произнесла сидящая за столом женщина.
– Да, да, вызывали. Смирнов я, Владимир Петрович. Можно просто Володя. По поводу сына. Смирнова Юры, – осторожным тихим тоном произнёс Владимир, неосознанно, по-мужски, «сканируя» со спины внешние данные сидящий перед ним дамы.
Женщина резко обернулась и элегантным движением руки не спеша приподняла изящные очки в скромной на вид оправе.
«DOLCE&GABBANA», – успел прочитать на ярлычке Владимир.
«Невысокий, лысоватый, – тут же мысленно срисовала облик посетителя хозяйка кабинета. – Хоть и плотно слаженный, но одет скромненько: рядовые потёртые джинсы, кроссовки, джемпер турецкого производства… Возраст сходу и не определишь. Вроде бы моложавый, подтянутый, но глубокие морщины на лбу, и глаза… Что-то в них не так. – Элеонора впервые почувствовала себя неуютно в родном кабинете. – Будто сверлят и видят насквозь. Так это у каждой мужской особи при встрече с красивой и неотразимой женщиной, – успокоила себя. – Водитель или охранник в супермаркете», – сделала окончательный вывод, отбросив сожаления по поводу неизученной анкеты ученика.
Судя по всему, на Элеонору Владленовну визитёр не произвёл впечатления.
Мнение представителя противоположного пола несколько разнилось.
В глазах Владимира Элеонора выглядела внешне, если не сказать «сногсшибательно», то, как минимум, шикарно. «Миловидное личико с классическим прямым носом, чуть припухшие губки с минимумом ботокса, светлые вьющиеся волосы. Лёгкая отёчность под глазами – так это последствия недавних косметических уколов, – глубокий взгляд Владимира мгновенно оценивал будущую собеседницу. – Возраст – между тридцатью и сорока, – промелькнул в голове промежуточный приговор. – Приталенная блузка белого цвета – фасон VERSASE. Тёмная юбка-карандаш, плотно облегающая крутые бёдра. Всего лишь какая-то пара сантиметров выше колена, а выглядит вызывающе. И чего греха таить – привлекательно», – подытожил наблюдения мужчина. Тут же быстрым миганием глаз попытался отогнать от себя вовсе неуместный для данной ситуации дурман. И даже на мгновение погрузил взгляд в пол, стараясь не думать о модельных параметрах остальных частей тела.
– Ну что, так и будем молчать? – высокомерно нарушила неловкую тишину кабинета блондинка.
– Да я собственно и по жизни-то не очень разговорчив, – едва сдерживая желание рассмеяться над пафосом собеседницы, спокойно произнёс Владимир. – Наверно Юрка что-то натворил? Он у нас неусидчивый с младых лет. Двоек нахватал или подрался с кем-то?
– Какие двойки? Помилуйте, мужчина…
– Простите, Владимир, – напомнил старший Смирнов.
– Так вот, Владимир… Как там вас по батюшке? – подхватила манеру собеседника Элеонора.
– Петрович я. Отец Петром был. Прапрадеда Юркиного тоже Петром величали, бурлаком на Волге-матушке купеческие суда тянул…
– Ох, избавьте меня от подробностей вашей родословной, – надменно махнула рукой Элеонора.
– Для вас просто Владимир. Или Володя, – повторно напомнил мужчина. – Как будет удобней.
– Обмен любезностями, надеюсь, окончен? – жёстко произнесла Элеонора, плотно сжав свои пухленькие губки и прищурив глаза. Её прелестное личико тут же съёжилось, визуально уменьшилось в размере и стало похоже на мультяшный персонаж из заморских аниме.
Владимир снова с трудом подавил смешок, поднёс кулак ко рту и быстро прокашлялся.
– Что вы на это скажете? – Элеонора нервным движением достала из стола обрывок бумаги и бросила на столешницу перед визитёром.
Сделав удивлённый и заинтересованный вид, давая понять, что впервые лицезреет предмет, Владимир впился в него взглядом. На изрядно помятой и надорванной с нескольких сторон глянцевой наклейке размером примерно пять на пять виднелось потёртое изображение мужчины.
– Кто это? – Владимиру с огромным трудом удалось вложить в вопрос всё своё лицедейство.
И оно, похоже, дало результат.
– Вы не знаете изображённого на наклейке мужчину? – искренне удивилась Элеонора Владленовна.
– Уж поверьте – не знаю, – Владимир в упор посмотрел на собеседницу открытым лучистым взглядом.
– Это же Провальный!
– Какой ужас! – Владимир отшатнулся, будто от источника холеры. – А кто это Провальный?
– Вы издеваетесь надо мной? – Эльвира едва сдерживалась, чтобы не «взорваться». – Эту наклейку я сорвала с рюкзака вашего сына.
– Могу, Элеонора Владленовна, поклясться или побожиться. Как Вам будет удобней. Но я на самом деле не знаю, кто такой Провальный, и откуда наклейка взялась на школьном рюкзаке моего ребёнка.
– Провальный – это террорист и преступник!
– Не может быть!
– Может, Владимир…. Э-э…
– Петрович, для вас просто Володя.
– Вы представляете, в какую историю вляпались со своим сыночком, э-э… Володя.
– Пока ещё нет. Ума не приложу, что общего у моего сына может быть с террористом и преступником. Кстати, а с чего вы взяли, что этот мужчина с наклейки – террорист?
– Как? Вы разве не смотрите наше государственное телевидение? Там же постоянно об этом говорят.
– Государственное? А разве у нас такое есть?
– Конечно, есть! Первый и второй каналы! Вы разве не следите по вечерам за программами с Малаховым, Соловьёвым и другими знаменитыми ведущими?
– Значит, на самом деле не смотрю и не слежу. Супруга у меня всё больше «Камеди» включает, а я по «Уральским пельменям» угораю. Но признаюсь честно, в этих передачах про террориста Провального не говорят ни слова.
– Вот! Вот! Именно с этого и начинаются первые шаги по разрушению нашей государственности.
– Помилуйте, Элеонора Владленовна. Причём здесь телевидение, и как маленькая наклейка может порушить незыблемые основы нашего государства?
– А я вам расскажу как! Сначала безобидные наклеечки да значочки. После листовки и прокламации, участие в митингах и манифестациях, а там и до революционных выступлений дойдёт. Вы что, снова крови хотите?
– Нет, нет, какая кровь. Да мой Юрка и кузнечика не обидит. Ну если только на рыбалке в качестве наживки на крючок насадит. Вы знаете, как здорово язь летом на кузнечика берёт?
– Какая рыбалка, какие кузнечики и язи? Вы что меня за дурочку держите? Здесь дело политической важности. Сама партия такие вопросы под контроль берёт.
– Да что вы говорите? Партия? Могу поинтересоваться какая?
– У нас одна настоящая партия. «Великая Россия»! И она всегда готова дать отпор, как террористам и преступникам, так и возмутителям государственного спокойствия.
– Да я как-то не силён в партиях. Помню одну с советских времён. Так её, вроде, сама власть в девяностые едва не прокляла и объявила все лозунги фальшивыми. А ведь красиво звучало: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Партия – наш рулевой»…
– «Великая Россия» и сейчас – и ум, и честь, и совесть, и рулевой! В ней все честные люди состоят. И в первую очередь, государственники! – пафосно известила Элеонора и даже приподнялась со стула, распрямив худенькие плечи. – Вот вы на выборы ходите, чтобы за нашу партию голосовать? – шпилька подвернулась, и хозяйка туфли едва удержалась за спинку стула.
– Чтобы за вашу? – переспросил Владимир. – Не, не хожу. Я вообще на выборы не хожу. Вот в годы советской власти к выборам пивко бутылочное в буфеты завозили. Было, ради чего идти голосовать. А сейчас…?
– У меня такое ощущение, что вы наш разговор куда-то в сторону увести пытаетесь. И причём тут пиво? Речь идёт о террористе и преступнике и его влиянии на неокрепшие мозги вашего сына. А это уже, позвольте, чистая политика и уголовщина.
– Вау! А этот ваш террорист Провальный… где-то вокзал взорвал? Или бомбу под поезд заложил?
– Слава богу, до этого не дошло. Но он закладывает бомбу под нашу государственность.
– Вот вы мне всё твердите: «нашу», «нашу»… А «наша» – это чья? Чиновников, олигархов или народа?
– Ага, значит, вы ещё не поняли? Провальный берёт деньги у Госдепа, чтобы свергнуть власть президента! И это уже похлеще терроризма!
– Элеонора Владленовна, вы какой предмет детям преподаёте?
– Сейчас обществознание. А раньше на истории специализировалась.
– Ну, так если вы с историей знакомы, как профессионал, то должны помнить, что и Владимир Ильич не гнушался брать деньги у германского империализма на революцию. И никто после в государстве его за это не осуждал. И строй советский по-настоящему народным был. А ежели, копнуть ещё глубже, годков, эдак, на …цать, то в событиях девятьсот пятого дети самое активное участие принимали. И не только в манифестациях. Не забыли, надеюсь, «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Кстати, в своё время по школьной программе проходили, и все классы на просмотр фильма водили строем. Помните, как мальчишки патроны под видом костяных «бабок» подносили революционерам через жандармские кордоны. А Гаврош из «Отверженных» у Гюго? Вы считаете, наши дети по смелости и отваге им уступают?
– А вы не так прост, Владимир Петрович, как хотите казаться, – в этот раз никакой запинки с отчеством не произошло. – Я поняла, под чьим влиянием находится ваш ребёнок.
– И под чьим же?
– Конечно, под вашим!
– А вы считаете, что мой ребёнок должен находиться под чужим влиянием? Не под родительским? Где логика, дорогая Элеонора, – фамильярно ответил Владимир.
– Ваше влияние на неокрепшую психику ребёнка преступно.
– Ну вот, уже и меня в преступники записали. Как и этого Провального.
– Провальный у государства деньги украл!
– Не может быть! С чего вы взяли? Ему что, американских подачек не хватило?
– Он обокрал Российскую почту!
– Вот так прямо взял и украл? Ужасно! И это тоже по Вашему телевидению сказали?
– Ну да, – неуверенно произнесла Элеонора.
– А я вот как-то в сети перечитывал комментарии к приговору этому типу, и ни слова о краже не нашел, как и состава преступления. Всё обтекаемо и за уши притянуто. Может быть именно для тех, кто смотрит первый и второй каналы? – Владимир пронзительно посмотрел на Элеонору и заставил её внутренне содрогнуться. – Впрочем, эксперты в области экономики и права уже давно натянуто улыбаются над справедливым приговором.
– Всё! Я не намерена выслушивать ваши лживые измышления. Для себя все выводы уже сделала.
– Вы простите меня, Элеонора Владленовна, если я ненароком задел вас неосторожным словом или обидел. Давайте мириться. И совместно покончим с этой неприятной историей. Я дома Юрку за уши оттаскаю, чтобы не связывался с картинками террористов и уголовников, и уговорю его значок снять. А вы снимете все свои претензии, и мы благоразумно забудем об этом инциденте.
– Ну уж, нет. Вам не удастся так легко отделаться от преступного попустительства незаконной политической деятельности вашего сына.
– Боже, да где вы увидели политическую деятельность, к тому же незаконную?
– Недремлющее око нашей партии следит за каждым, кто идёт против поручений президента и законов государства.
– Вам не кажется, что мы уже с вами где-то в тридцать седьмом? – попытался в последний раз отшутиться Владимир. – Скоро бородатый анекдот, рассказанный на кухне, или селёдочка, завёрнутая в газету с изображением «вождя народов», на полную десятку потянут.
– Не знаю, как в тридцать седьмом….
– Уж вам-то, историку, и не знать…
– Но по вам я решение приняла. Сообщим в инспекцию по делам несовершеннолетних, чтобы на контроль и учёт взяли вашего ребёнка… Считайте, что в будущем доступ на госслужбу Смирнову Юрию будет закрыт… Родителей вызовем на административную комиссию. Надеюсь, статья за халатное отношение к воспитанию найдётся. Проведём профилактические беседы, как с родителями, так и с детьми. Ну, а если будет недостаточно, привлечём наши доблестные специальные органы. Уж они подобного безобразия без юридической оценки не оставят, – громогласно, будто с трибуны, поставила точку в разговоре Элеонора Владленовна.
– Жаль. Очень жаль, дорогая Элеонора. Вы не поверите, насколько мне хотелось завершить разговор со столь привлекательной, и, как я надеялся, разумной женщиной, в позитивном русле, – Владимир изобразил на лице полное разочарование и обескураженность. – И всё же под конец нашей не столь оптимистичной беседы разрешите попросить прощения за доставленные моим лоботрясом неприятности и сделать для вас, в память о нашей встрече, небольшой презент.
Владимир достал из кармана маленькую флешку и аккуратно положил на край стола.
– Найдётся свободное от политических баталий время, посмотрите небольшой фрагмент из обширного кинофильма. Кстати, до настоящего времени ещё не вышедшего на экраны. Вдруг он вас и заинтересует, – развернулся и покинул кабинет.
В дверях приостановился, обернулся:
– Честь имею!
Элеонора Владленовна хмыкнула, впилась взглядом в экран компьютера, показывая всем своим видом, что разговор с посетителем закончен. «Солдафон и позёр», – нервно заключила женщина. Спонтанно возникло желание закурить. Элеонора даже открыла сумочку в поисках сигарет, но вовремя спохватилась. Она была зла на самоё себя. Причина испорченного настроения скрывалась в досадном промахе. И промах этот, по её мнению, однозначно был связан с непростительной ошибкой в изначальном определении профессии визитёра.