Он проснулся, не находя покоя, и пошёл гулять с другом, надеясь проявить в дружеской беседе хоть какие-то полезные для него мысли. Однако друг в тот день был крайне неразговорчив и один-в-один отражал его собственные страдания. С пониманием пожав другу руку на прощание, он решил сегодня же покончить со своими проблемами.
Последним, а может, просто единственно верным и настоящим шагом в отказе его от нерешимости к полной свободе он нашёл завершение всех своих старых дел.
Набрав на телефоне номер, который еле вспомнил, он стал слушать гудки. Звук был равномерным, но однажды сбился, и пауза чуть затянулась.
– Алло, Екатерина? – с облегчением произнёс он.
Гудки продолжались.
Катя с Севой прошли в дверь и смотрели со стороны, как молодые ребята заносят всё новые и новые коробки, заполняя все комнаты новой жизнью. Когда все ушли, Катя осталась новой собой. Она смотрела на Севу, широко раскрыв глаза.
– Можно мне остаться у тебя? – спросил он и сразу же был захвачен в крепкие объятия и одарен нежным поцелуем.
***
Поручик Сатана был сегодня сам не свой. Неподалёку поселился какой-то юнец, и поручик гонялся за ним по коридорам и лестницам старинного дома, отстроенного им же для подобных утех. Только он никак не мог понять, хотел ли поймать юнца, или просто бегал из игривого интереса.
Самое неприятное, что он завидовал юнцу во всём. Юнец нашёл на своём пути гнилую палку и подобрал её, чтобы защититься. Сатана тут же захотел себе такую же и злился, что у него такой нет. Мгновение спустя в его руках появилась из ниоткуда точно такая же, воплощённая пространством его мира. Но поручику это было уже не нужно, он обратил внимание на то, какой красивый костюм был в тот момент на юнце. Сатана выкинул надоевшую палку и стал хотеть новый костюм, появление которого не заставило себя долго ждать. Костюм сидел идеально, хотя и был скопирован один в один с юнца, имевшего комплекцию несколько иную, чем у поручика. «Простое проще сложного. Возможное возможнее невозможного,» – сделал по этому поводу заключение поручик.
В одном из залов в углу заиграл струнный квартет. Сатана не мог остановиться, и, понимая, что это и так принадлежало ему, захотел себе просто музыку, такую же, но без квартета. И музыка стала играть вокруг него, где бы он ни был.
Юнец никак не уставал, и его было не догнать. Бегая под задорную музыку в пыли старого дома, в один момент он всё-таки споткнулся о лежавшую отдельно паркетную доску. Это взбесило поручика, бегавшего всегда ровно и статно. Ему пришлось завидовать, злиться и спотыкаться, и он уже не находил в этом никакого смысла.
Младенец, желающий быть взрослым, он только злился на себя и на мир. И этому не было конца.
В этом злоба,
И бойкость, и пыл.
Ничего в этом нет плохого,
Просто гонка за кем-то другим.
Я раскрываю перед читателем руки, как перед Богом, показывая, что вот он я, такой, как есть, и ничего не могу с этим поделать, даже если хочу. Этим я чист и искренен, даже если живу не так, как хотелось бы мне или читателю.
Лёжа рядом с новым собой, я нашёл покой, который попахивал болотом и мутью обманчивого осмысления жизни. Мне было приятно погрузиться с головой хоть во что-то, имевшее малейший намёк на смысл и казавшееся сколь-либо весомым, осязаемым и действительно материальным.
Остальной мир давно уже стал пеленой на глазах, еле воспринимаемым пространством, отторгаемым моим естеством. В конце концов, мне просто приятно было провести время с самим собой. Окончательно погрузившись в этот полусон жизни, я лишь думал:
«Вот он я, та звезда, что я давно искал, и я могу коснуться звёзд.
Вот он я, лежу прямо здесь, в своих объятиях.
Вот он я, только по-настоящему ли всё это?»
Я выдумывал всё: выдумывал себе занятия, чтобы не скучать, но не скучать не выходило. Я выдумывал, что бы такого записать в дневник, но получались лишь сумбурные несвязные заметки. Выдумывал себе влюблённость, но не решался ни с кем познакомиться. Вся жизнь была выдумана мной, и вот я наконец поймал этого выдумщика, но он, похоже, был уже никуда не годен и не мог выдумать ничего нового. Я прижался к нему, чтобы не пропустить новые выдумки, новую придуманную жизнь.
Я не поверил своим глазам, когда дверь моей комнаты открылась и на нас пролился свет. В этом свете копошились и смеялись две фигуры. В своём полуобморочном обманчиво медитативном состоянии я поднял голову, чтобы разглядеть вошедших. Они были ошарашены, я был спокоен.
Один из них снова был слишком похож на меня. Я сощурился, чтобы ещё лучше его разглядеть. Я потерял некоторое равновесие своей реальности, закусил губу, чтобы снова её поймать. В моих глазах всё потемнело и поплыло куда-то без меня.
***
Катя открыла глаза и была не одна. Это прекрасно вписывалось в её опьяненную радостью и новыми красками жизнь.
***
Все проснулись. Воля открыл глаза и был счастлив. Вокруг было светло и просторно. Обернувшись, он увидел рядом с собой Катю, которая уже уставилась на него и не отводила взгляд. Это ещё больше обрадовало его, и, поцеловав возлюбленную, он поднялся с постели, чтобы начать новый прекрасный день.
Он уже знал это место, но в прошлый раз он всё куда-то спешил и отсутствовал в этой реальности. Катя была столь родной и прекрасной, что он немного прослезился. Он видел в ней частичку себя, а готов был отдать себя полностью и знал, что ничего в ней не потеряет. Весь мир был за него и для него, приятно обволакивал его сущность.
Он разглядывал стены, проходя мимо коробок, стоящих на полу, а потом сел на одну, зажмурил глаза и глубоко вдохнул. Когда он открыл глаза, Катя была всё ещё здесь и с улыбкой смотрела на него. Он повёл её в единственное знакомое ему кафе, желая новым взглядом увидеть Катину подругу, но её там не оказалось. Зато ничто не отвлекало их друг от друга и от блинчиков на завтрак.
Воля замечал взгляды людей, полные то ли надежды, то ли изумления. Он светился и чувствовал это. Не было совсем ничего удивительного в том, что он привлекал к себе внимание.
Он пытался наконец насытиться этой жизнью, вдыхать больше, видеть больше. Ему нравилось, что он был теперь не один. Они с Катей прогуливались по улице, которую рисовали вместе, но теперь всё там было уютно и умиротворённо, не было и следа пожара и тем более изменяющихся миров. Всё становилось на свои места.
На улице было всё так же холодно, и они решили провести остаток дня дома. Они пересекли порог квартиры и сняли куртки. Обнаружилось, что так было гораздо легче добраться до тел друг друга. Воля начал осыпать Катю поцелуями и сам был осыпаем ими сполна.
В спальне было непривычно темно, и пришлось включить свет. Пахло чем-то затхлым, и их обоих передёрнуло, когда они увидели в постели ещё двоих людей. Катя перепугалась и прижалась к стенке. Воля задержал дыхание и увидел себя дважды.
Что-то начало жечь его спину, и он обернулся, сделав шаг вперёд. Позади него полыхали киноплёнки миров, и огонь добрался до его реальности. Краем глаза он заметил, как оплавляется кадр с комнатой, где он находился, и Воля решительно побежал вперёд сквозь поток горящих плёнок, пытаясь обогнать пожар, поедавший мироздание.
Плёнки исчезали одна за одной, и в каждой мир был очень похож на его собственный, и люди были похожи на знакомых ему людей. Сюжеты пролетали стремительно: там были и слегка иные Катя с её отцом, и поручик Сатана, и человек в кресле, медленно умирающий возле своего телевизора. «Времени не было уже тогда,» – подумал Воля, перепрыгнув на соседнюю плёнку.
Под разными углами он снова просмотрел события последних дней, и все они исчезли в огне, сначала съёжившись, а потом не оставив даже гари.
Воля уже не оглядывался назад, он почувствовал, что тоже начал плавиться. И переступил через последнюю плёнку. Там, где он оказался, не было почти ничего, кроме него самого. Небо было сплошь опоясано сгорающими киноплёнками реальностей, которые, сгорая, открывали прекрасные виды на перетекающие невероятной красоты звёзды и туманности всевозможных размеров и цветов.
Улыбаясь, Воля лёг на землю и смотрел в этот космос. Больше ему никуда не было нужно. Он был лишним во всех этих мирах, а теперь он действительно находился дома, и этот дом был неотделим от него самого.