Джули Дейс
Пять шагов навстречу

– А что я должен сказать?

– Не знаю.

Он останавливается и поворачивается ко мне лицом.

– Тебе двадцать два, а не двенадцать. Это твоя жизнь. Твои решения. Если хочешь отчисления – иди и сообщи об этом. Если хочешь уехать за решетку – иди и добей его. Если хочешь разрушить себя и своё будущее – продолжай в том же духе. У тебя неплохо получается. Ни я, ни Лиз, ни Мэди, ни Эйден, никто не будет мешать. У тебя своя голова на плечах и, если не хочешь жить в дерьме, возьмись, черт возьми, за мозги. Ты не маленький мальчик, а я не твоя нянька. Ты вырос и можешь отвечать за проступки самостоятельно так же, как я отвечал за свои. Я уже говорил, что в твоём возрасте стал отцом. Я взял на себя ответственность за жизнь твоей мамы, твоей сестры и твоей. За нас всех. За наше будущее. Я не хотел плыть по течению и стремился поменяться в лучшую сторону. У тебя ещё есть время.

Эти слова способны добить какого-нибудь слюнтяя и подкосить слабака. Но не меня. Я всегда ценил честность. Лучше услышу правду, чем получу нотации о том, как правильно жить, что делать и как дышать.

Он продолжает движение, и я тороплюсь догнать.

– Подожди!

Отец смотрит на меня через плечо.

– Я не буду говорить Лизи.

– Я не об этом. Знает мама или нет – ничего не поменяется.

– Что тогда?

– Спасибо.

– За что?

– За то, что моим отцом являешься ты.

– Я старался, – усмехается он, благодаря чему теплеет на сердце.

– Я не хочу знать о том, как ты старался с мамой.

– Ты сам говорил, что это естественно.

– Да, и вообще-то, это ты говорил. Я не хочу вести речь о сексе между родителями.

– Ладно, вас принёс аист, а Эйдена нашли в капусте.

– Что за нахрен?

– Ты же не хочешь думать, что это был секс.

С неприкрытой насмешливостью смотрю на него, вышагивая нога в ногу.

– Получается, за всю жизнь ты трахался дважды. Вот же дерьмо, старик.

Получаю подзатыльник и смех отца. Мы снова на одной волне, которую я берегу, как зеницу Ока. Мой лучший друг снова мой лучший друг, это ощущение находит отклик в душе и белый платочек, которым смеясь, подтираю слезки радости.

Глава 1

Сентябрь

Мэйсон

– Чёрт, Картер, ты прикалываешься? Тебя где носит?! – бурчит Ди, на что закатываю глаза и отвожу мобильник в сторону.

Парочка зануд.

Друг не останавливается, он продолжает триаду, и я слышу всё, даже когда кладу мобильник на скамейку.

– Твоя сестра в ярости.

– Дай пару минут надеть трусы, придурок, я не могу сверкать яйцами в коридорах. Она перебесится, кинь в неё шоколадкой.

– Она уже съела. Не помогло. Я передаю трубку.

Смеясь, сбрасываю вызов, как только в динамике раздаётся шорох.

– Ты всё? – спрашиваю я, когда девчонка поправляет блузку, словно только что не терлась о стену. Выглядит помятой, не поможет утюг, а влажные пятна выдают с потрохами.

– Мы не можем выйти вместе? – хнычет она.

– Нет, сваливай уже.

Она вскидывает подбородок и направляется к выходу.

Провожаю её раздражённым взглядом и радуюсь, когда иссиня-чёрные волосы не мелькают на горизонте.

Да, секс не всегда помогает снять напряжение. Это было бы слишком просто. Всегда интереснее, когда на покорение вершины требуется чуть больше пяти минут. Сегодняшняя вершина не доходила до колена. Как итог: скучно.

Натягиваю футболку и, словно по волшебству, перед глазами возникает блондинка.

Она бросает чёрную спортивную сумку на пол и снимает толстовку.

Я наблюдаю за происходящим с замешательством и толикой любопытства, благодаря чему золотисто-карие глаза оставляют на мне многозначительный взгляд. Ощущаю дразнящий прилив возбуждения, когда незнакомка смело смотрит на меня.

Соблазнительные пухлые губы в форме сердечка сомкнуты в прямой линии, отчего чувствую себя пустышкой и негодующе хмурюсь, а девчонка собирает белокурые волнистые локоны в небрежный хвостик на затылке, предоставляя возможность подробнее изучить черты лица. Кремовая кожа без изъянов, но имеется едва заметная россыпь веснушек на переносице. Аккуратно вздёрнутый носик, брови с изломом, и одна из них постоянно дёргается, словно задаёт вопрос и одновременно отвешивает предложение. От неё веет раздражением, моё же бесследно исчезло, остался интерес. Я уже не помню, что несколько минут назад развлекался в душевых с другой. Вниманием полностью овладела незнакомка.

Она принимает воинствующую позу. Расставляет кулачки по бокам, куда спускаюсь взглядом и ставлю плюсик за подтянутую фигуру.

Она чертовски хороша.

Но ровно до тех пор, пока не открывает рот.

– Долго будешь пялиться? Одевайся и вали.

– Ты перепутала двери, – растягиваю губы в хищной улыбке. – Это мужская раздевалка.

Наградив меня смертоносным взглядом, она игнорирует и стягивает через голову футболку, оставаясь в атласном лифчике нежно-розового оттенка без дотошных бантиков, которые лепят на каждый второй.

Это уже что-то новенькое.

Я оцениваю небольшую грудь, которая легко поместится в ладони, и почему-то прихожу в восторг из-за отсутствия полных форм. Всё естественно и мило.

Мило.

МИЛО.

Я готов рассмеяться от подобных мыслей.

– Сделаем вид, что я ничего не видела, как и ты. Ага?

– Не уверен, – ставлю локоть на дверцу шкафа.

– Тогда скажу тренеру, что ты оскверняешь душевые.

– И что будет? Меня выпорет лично ректор?

– Как минимум, – говорит она и надевает спортивную майку.

– Она носится без лифчика, – учтиво замечаю я.

– Я обязательно прислушаюсь к твоему совету, а сейчас свали, иначе пакуй манатки и вычеркивай имя из списка.

Я фальшиво капитулирую, подняв руки.

– Без проблем.

Тупо, но продолжаю стоять на месте, превратившись в дерево Туле, которое не вырубить топором и не свалить танком. Очень увлекает конечная станция диалога.

– Алло?! – восклицает крошка, щёлкая пальцами перед моим лицом. – Очнись.

– Могу прикрыть твой тыл.

– Если не заметил, то я не нуждаюсь.

– Я всё равно прикрою.

– Хорошо, – без всякого энтузиазма выдаёт она. – Раздевайся.

Брови взлетают вверх, как и уголки губ.

Охренеть, две с разницей в пять минут.

– Я шучу, придурок. Чисто теоретически, могу переспать с тобой прямо тут. На лавочке или в душе. Не знаю, где ты только что это сделал, плевать. Но не буду.

Все бурные фантазии моментально растворяются, как будто вода сбежала в канализационные трубы и оставила сухой след.

– Мистер-неприятность, вали, – очередной раз, просит девчонка. – Ты слишком надоедливый, Картер.

– Мистер-неприятность? Картер? – с недавних пор люблю прикидываться идиотом. – С чего ты взяла что я – это он?

– Как часто пропускаешь удар?

Я опешил.

– Что?

– Понятно. Часто. У тебя на лбу неоновая вывеска и розовые дневники девочек-Братц пестрят твоими фото топлес.

– Твой тоже?

Она остаётся беспристрастной, снова приняв позу строгой мамочки.

– Сотри с лица самодовольную ухмылку и исчезни. Умоляю. Либо захочу поговорить с тренером. Последний раз предупреждаю.

– Когда я стал неприятностью?

– Серьёзно? Ты не знаешь, что говорят у тебя за спиной?

Щёлкаю языком и тут же прикусываю, чтобы не взболтнуть лишнего. Но, кажется, желаемого не получил. Ей действительно не интересно, и это бесит.

Отлипаю от шкафчика и выпрямляюсь в полный рост, превосходя её на голову или даже полтора. Она смотрит на меня снизу вверх, провоцируя крошечную, но довольную улыбку.

– Коротышка, ты думаешь, что я из тех, кто интересуется чужим мнением?

И вновь не получаю ничего.

Где промахиваюсь? Что делаю не так?

– Долго будешь стоять? – раздражается она, склоняясь над сумкой, откуда вытаскивает тайтсы.

Бокс?

Она и бокс?

Хотелось бы посмотреть.

– Хочу досмотреть до конца.

Она поднимается и вынимает пуговицу из петли, стягивая джинсы. На лице нет и унции смущения, словно скидывать одежду перед незнакомцем – привычное дело. Проглатываю слюну, чтобы смочить горло, в котором пересохло. В итоге, джинсы повисают на крючке шкафчика.

Мои глаза жадно скользят по идеально длинным ножкам, над которыми усердно работали и продолжают работать. Чёрные трусики той же ткани, что и лифчик, подчёркивают подтянутую округлую попку, которая отворачивается от меня, но я и перед готов рассмотреть детально.

Стоя передо мной практически голой, на её щеках нет румянца, она не переминается с ноги на ногу, нет смущения. Она остаётся равнодушной и холодной, словно пытается оттолкнуть подобными действиями.

– Достаточно посмотрел или мне покружиться?

– Ещё пару оборотов, – вежливо соглашаюсь я. – Будь так добра.

– Вали, иначе номер тренера добавлю в быстрый набор.

Подхватываю сумку и оставляю на девчонке последний взгляд.

– Думаешь, он сможет помочь?

– Давай, скажи, что я тебя не возбуждаю и сострой морду тяпкой. А потом выйди отсюда, думая, что ты соврал себе.

– Я этого не говорил. Я бы трахнул тебя прямо тут, но дела ждут. Можешь поиграться одна, думая обо мне.

С этими словами, покидаю стены раздевалки.

Смешно, что слышать угрозы вылета из команды, ведь я даже не в ней. Ко всему прочему, о какой команде речь?

Было забавно подчиняться её условиям. И я не врал. Я охренеть, как захотел её. Правда вылетает сама по себе.

Почему мой внутренний радар не засёк её раньше? Она же не могла три года прятаться, а я не слепой. Есть два варианта: она избегала меня или перевелась в этом году. Есть третий: у неё кто-то есть. Но почему-то вариант не воодушевляющий. Если это так, то придётся нехотя отступить. Я уже был тем, с кем скоротали время, повторять не желаю.

Подмигиваю девочкам, когда прохожу мимо, и получаю вздохи, улыбки и перешёптывания. Говорил же: скучно. Не чувствую ни капли возбуждения. А мысленно возвращаясь в раздевалку – одобрительное шевеление ниже живота даёт о себе знать.

– Не прошло и года, – бубнит Ди, когда появляюсь у машины.

– Моя сестра заразила тебя занудством.

– Это не занудство! – возражает Мэди. – Это уважение к чужому времени!

– Ну, так поехала бы одна.

Получаю ледяной взгляд, из-за чего тут же жалею о сказанном. Протягиваю руку и тормошу её плечо, в то время как сестрёнка упрямо буровит лобовое стекло перед собой.

– Я не хотел.

– Наплевать.

Ложь.

Ей никогда не наплевать, это лишь маска.

– Прости, Мэ, – тихо выдыхаю, называя детским прозвищем, которое объединяло нас и наши имена в одно.

– Не называй меня так!

Она сбрасывает мою руку, и я огорчённо падаю на спинку сидения.

Дерьмо.

Я определённо должен следить за языком, особенно когда дело касается Мэди.

День быстро сменяется вечером, как и путь к залу.

Мы доезжаем буквально за тридцать минут, хотя обычно не меньше сорока, при том, успеваем закинуть домой Мэди. Парочка часов в зале не вымотает, это лишь аперитив. Мне нужно больше, гораздо больше. Батарейка в заднице не способна на разряжение. Она закаляется.

Я стучу по груше, рассекаю воздух, тягаю всё, что попадается в руки, встаю на спарринги. И только тогда, когда на ринг выходит Ди – расслабляюсь, позволяю телу получить должную усталость.

– Зачем ты это делаешь? – без веселья спрашивает он, когда уворачиваюсь от удара.

Карие глаза на фоне загорелой бронзовой кожи выглядят зловеще. Испанские корни не остаются незамеченными. Ни стоит воспринимать его за весёлого чувака с кастаньетой. Когда-то Сид хотел задеть его, потому что чувствовал равного противника, а, возможно, превосходящего. Он с треском пролетел. Слился с поверхностью ринга. Ди не кажется плюшевым мишкой, он читается за секунду и шутки с ним порой вредят исключительно тебе. Мне нравится, что за его спиной не видно Мэди. Он защищает её от всех. И от меня в том числе. Мне тоже прилетает. Это первое, что ценю, почему не лезу в их отношения и не занимаю позицию против.

– Что? Не получаю в пятак?

Безусловно, понимаю, о чём речь, но разбавляю гнетущую атмосферу.

– Обижаешь её.

– Я не хотел, вырвалось случайно.

– Считаешь себя правым?

– Нет.

– Тогда извинись. Мы ждали, пока ты развлекался.

– Я был на тренировке.

– Ты трахался в душе. Держишь меня за идиота?

Вздыхаю и опускаю руки.

Конечно, он знает меня. По крайней мере, часть меня или моей натуры.

– Дерьмо.

– В следующий раз предупреждай, – ровным тоном произносит Ди, сняв перчатки и разматывая бинты.

Молча киваю и принимаю его слова, которые не имеют схожести с упрёками. Слегка пихаю в плечо, и один уголок губ друга поднимается. Он отпустил недопонимания, а я получил своё успокоение. Он важен. Но главное, что он очень важен для Мэди, я не имею право вмешиваться и ломать их отношения.

Переодеваюсь и покидаю раздевалку вслед за Ди. И когда мы проходим мимо приоткрытой двери, улавливаю знакомый голос.

Смех отца разносится по полупустому залу, в котором обычно бегают по кругу или проходят групповые тренировки. Желудок сжимается, когда в голову врезается самая хреновая мысль за всё то время, которое его знаю. То есть, за всю жизнь.

Чуть приоткрываю преграду в виде двери и нахожу глазами отца и Люка. Позволяю облегчению вырваться со вздохом.

– Привет, мелкий, – улыбается Люк, найдя меня в проёме.

Отец тоже поворачивает голову.

– Пока принесу бумаги, – кивает его тренер, удаляясь из зала, и похлопав меня по плечу, переглядывается между мной и Ди: – Как жизнь, парни?

– В самом соку, – отвечает за нас Ди.

В принципе, не могу отрицать. Друг глаголет истину.

Люк скрывается за одной из дверей в коридоре, а я устремляю взгляд к отцу.

Поверить не могу, что подумал о всяком дерьме. Он всегда смеётся. Темная сторона меня просыпается довольно часто. Она портит мне жизнь. Недоверие – разве есть что-то похуже? Думаю, да: человек, который стал причиной вечных презрений.

– Вы вдвоём?

– Втроём, – усмехается отец, но тут же задумывается и, скребя подбородок, указывает на пустое место рядом. – Забыл представить. Бо.

Видя наши обескураженные лица, он кивает подбородком.

– Я не говорил о своём воображаемом друге детства? Странно.

– Шуточки, – иронизирую я.

– Не задавай тупые вопросы и не получишь тупые ответы.

– Где мама?

– Дома, если полагать.

– Ладно.

– Мне надо в туалет, – вмешивается Ди. – Тебя ждать?

– Да.

Получаю кивок, и друг удаляется в противоположную сторону от той, куда ушёл Люк.

Брови отца встречаются на переносице.

– И что это было? – данный суровый тон не терпит язвительные ответы.

– Ты о чём?

– Не делай дебильный вид.

– Я ничего не делаю.

– Не смей даже думать об этом.

– О чём?

– Сам знаешь.

С этими словами, он подбирает бинты с пола и приступает наматывать на кисть, не желая смотреть в мою сторону.

Отлично, я только что обидел второго члена семьи. С этим что-то нужно делать, в ином случае будет комбо, о чём подумать тошно. Он, как и Мэди, может видеть меня насквозь, но не знает, что действительно было. И я, черт возьми, никогда об этом не скажу. Он убьёт за свою дочь, и уверен, за меня тоже, хотя последнее не требуется. Я сам готов разорвать на части. На кривую дорожку не ступил только благодаря сестре.

Перевожу дыхание.

Извиняться хреново. Очень хреново. Для раскаяния нужно переступить через гордость, а во мне её выше крыши.

– Ты же любишь маму.

– Люблю, – кивком соглашается отец.

– И ты никогда… никогда не изменял ей, так?

– Так.

– Не строй из себя обиженного, ты же понимаешь, почему я могу подумать не о Люке, а о ком-то другом.

Отец поднимает голову, и каменное выражение говорит о многом. Спустя мгновение, черты приобретают прежнюю беспечность и мягкость.

– Что происходит?

– Всё в порядке.

– Не верю ни единому слову. Ты знаешь, что можешь поговорить со мной обо всём. В чём проблема сейчас?

– У меня нет проблем.

– Ладно, бесполезно.

Поджимаю губы и сглатываю ком. Некоторое дерьмо колеблется в горле, если не поделюсь с кем-то, просто-напросто взорвусь.

– Как насчёт позаниматься завтра? – предлагаю я.

– Без проблем. Встретимся в шесть.

– Нет, не тут. Завтра в центральном парке. Вдвоём.

– Хорошо.

– Спасибо, – говорю я, собираясь уйти, но останавливаюсь. – Что за девчачьи шорты? Подарю тебе на Рождество мужские.

– Себе подари, засранец, – смеётся он, сверкнув тёмно-карими глазами. Напряжение моментально сменяется беспечностью.

– До завтра, поцелуй за меня маму.

Губы отца растягиваются в широкой улыбке, как будто свалил с ног армию и не получил и царапины.

– Поцелую.

Закатываю глаза и, игнорируя его насмешки, покидаю стены зала.

Нахожу Ди в машине, который, кажется, отрубился, пока меня не было. Я едва держу смех из-за слюны, которую он решил пустить по подбородку.

Резко шлепаю ладонью по стеклу с водительской стороны, и он подскакивает на месте, а я заливаюсь смехом.

– Придурок, ты напугал меня! – недовольно ворчит Ди, а я приземляюсь на пассажирское кресло.

– Нехер спать, смотри в оба и держи защиту.

– Это ты мне говоришь о защите? – улыбается Ди, выезжая с парковки.

– Забери камень из моего огорода, иначе кину два в ответ.

Резко вскидываю руки и ставлю перед лицом защиту, потому что Ди решил проверить теорию на практике.

Я игриво шевелю бровями.

– Чистое везение, – хохочет он.

– А мне кажется, что это просто хорошая реакция и отличное владение боевыми искусствами.

– Заткнись, – получаю кулаком в предплечье, но не даю ответ, чтобы машина не съехала с полосы и по доброте душевной не вытянула из кошелька деньги на ремонт той, в которую въедет.

– Она всё ещё дуется на меня? – с осторожностью спрашиваю я.

– Ты же знаешь, что она хочет, но не может. Тебе повезло. В следующий раз следи за языком.

– Из меня хреновый брат.

Ди бросает в мою сторону беглый взгляд.

– Нет, ты не контролируешь агрессию. А следует.

Жму плечом и скольжу ладонями по лицу. Последнее время, из меня действительно никудышный сын, хреновый брат и скверный друг. Это понятно по сегодняшнему дню.

– Так и? – продолжает Ди.

– Что?

– Ладно, забей.

Поджимаю губы и окидываю его взглядом.

Не знаю, почему, но такое чувство, что он всё знает. Наблюдаю, как белеют костяшки его пальцев, и смотрю на свои. Ничего нового: мои в точности такие же.

– Я не хочу говорить об этом, – хрипит Ди, как будто предвидит мой вопрос.

Молча киваю и смотрю перед собой, борясь с пеленой перед глазами.

От былой усталости не осталось следа, я снова хочу убивать или что-нибудь сделать. И когда Ди подъезжает к жилому комплексу, пулей вылетаю из машины, прощаясь практически на бегу.

Цифры на табло в лифте молниеносно сменяют друг друга, а нужный этаж остаётся где-то внизу. Выскакиваю на самом последнем и, озираясь по сторонам, проскальзываю к лестнице. Игнорирую таблички «вход запрещён». Я прохожу их тысячный раз, и пройду тысячу первый.

Прислоняюсь бедром и подталкиваю дверь, резко дёрнув металлическую ручку вниз. Если для её открытия нужен ключ, то легко обхожусь.

Бросаю сумку по пути и расставляю ладони по кирпичной перекладине, смотря вниз с высоты птичьего полёта.

В голове моментально всплывает образ блондинки из раздевалки, но, когда закрываю глаза и выдыхаю, он испаряется и на смену приходит другой: той, что одновременно ненавижу и люблю, помню и хочу забыть. Ненавижу это чувство пустоты, которую вынужденно пытаешься заполнить любым увлечением.

Воздух чист, в отличие от сознания. Тут, наверху, чувствую себя лучше. Как будто это единственное место, не считая родительского дома, может успокоить и выбить всю дрянь из головы, оставляя после себя чистоту и умиротворение.

Перед глазами расстелился целый мегаполис, тёмные уголки которого хранят множество секретов. Этим мы похожи: внутри меня дюжина подобных мест. Они издают протянутые мерзкие звуки, заглушить которые можно лишь несколькими способами. Один из них был использован меньше часа назад, а другой лежит в кармане, с сообщениями от неизвестных номеров. Я не сохраняю ни один. Сохранить – значит выделить полочку внутри. Но они всего лишь массовка, а в моей жизни для неё не осталось мест. Я выжег все кресла вокруг сцены, где я – главный герой. Зрителей не будет. Лишних не будет.

Глава 3

Трикси

– Мам, прошу тебя, пожалуйста, – тихо молю я.

– Знаю, милая, но решать вовсе не мне. Я подчиняюсь приказам, – её голос мягкий и пронизан грустью. – Приеду, как только смогу.

– Хорошо, – это всё, что могу ответить, ведь она далеко только ради меня.

– Я люблю тебя, помнишь об этом?

– Да.

– У тебя всё хорошо?

– Всё прекрасно.

Через динамик разносится её тяжёлый вздох.

– Ты говоришь так, чтобы я была спокойна?

– Всё действительно хорошо, – заверяю я. – Привыкаю к городу, часовому поясу. Ко всем переменам.

– Ладно, постараюсь вырваться. Я должна идти.

Выдаю бульканье в виде согласия и сбрасываю вызов, потому что мама не сможет сделать это первой.

Моральная сила перешла ко мне от папы, который покинул нас пять лет назад, получив смертельную пулю в Афганистане. Не знаю, как маме удаётся служить в вооруженных силах, если её выдержка толщиной с хрупкую нить, в то время как моя и папина – с канат. Так устроена моя жизнь, мой мир. Она – это всё, что у меня осталось.

Всю жизнь метаться между штатами, чтобы быть ближе к ней: так выглядит мой путь. Сменить десяток школ, пару университетов. Нью-Йоркский стал третьим. Тут должна выжать последнее и получить диплом, конечно, если её вновь не переведут. Проще было остаться в Луизиане и завершить обучение там, но остаться одной – перспектива не самая привлекательная. Тяжело заводить друзей, когда знаешь, что не останешься на одном месте надолго. До шестнадцати лет я позволяла людям войти в жизнь, сохранить о себе воспоминания и общие моменты, но это касалось друзей, а не любви. Её до чертиков боюсь и остерегаюсь. Покидая вновь приобретённый дом – отпадает кусочек пазла. Я уже не могу его отыскать, он теряется в прошлом и там остаётся. Моя жизнь – мозаика, и пазлы в ней частично отсутствуют, не представляя полную картинку. За спиной рушатся мосты, отрезая обратный путь. После очередного переезда в начале второго курса, я окончательно разорвала всякие связи с людьми, не желая подпускать кого-то ближе мили, а сосредоточилась на учёбе. Мой друг – моя мама, остальные испарились, словно их и не существовало. От них больше нет сообщений. Нет звонков. Ровным счётом ничего. Словно мы никогда не присутствовали в жизнях друг друга. Я – не та, кто будет напоминать о себе, страшась одиночества.

Собираю остатки самообладания и поднимаю голову, прокладывая путь к университету.

Телефон подаёт сигнал о новом сообщении, на экране всплывает уведомление: «Я только что совершила невозможное». Лёгкая улыбка трогает уголки губ.

Джен – моя интернет-подруга. Но не та, что рядом, а та, кто нашлась в сети. Кроме мамы, есть она. Получается, я не так асоциальна?

Наше общение растянулось в четыре года, и за всё это время мы не виделись. Наверное, иметь хоть какого-то друга помимо мамы тоже неплохо, даже если это друг по переписке. Её жизнь вовсе не похожа на мою, мы словно инь и янь, но это сближает. Одинаковые люди не открывают друг для друга новые грани, в то время как разные показывают мир своими глазами.

Джен пропустила половину семестра прошлого года курса высшей математики из-за нежелания копаться в цифрах, но каким-то чудом пересдала сейчас. Набираю быстрое: «Это невозможно» и отправляю. Она не теряется, тут же всплывает следующее: «Да». Смеюсь и отправляю ей поднятую ладонь, мысленно отсалютовав пять. Джен делает то же самое. Несколько тысяч миль не кажутся таким большим расстоянием, если вам интересно вместе.

Убираю мобильник в карман без того узких джинс и тянусь к массивной дверной ручке, но как только кладу ладонь на холодный металл, кто-то рискует жизнью, останавливая движение за локоть.

Устремляю взгляд к самоубийце и натыкаюсь на тёмно-карие глаза. Очень хорошо знакомые глаза, несмотря на короткое знакомство, которое хотела избежать. Так уж вышло, что сомнительная слава парня шагает впереди него. Он смотрит на меня так, будто должна броситься на шею с восторженным визгом, что практически невозможно.

– Я должен извиниться, – его глубокий голос делает все грязные вещички в фантазиях девочек-подростков с пустой головой. Моя, отчасти, тоже пуста, ведь флюиды Картера могут уложить к ногам целый штат. Притяжение к нему работает и на мне, но не так, как с другими. Странно знать о человеке всё из трёпа девочек в раздевалке. Кажется, без подобного парня не существует ни один университет или школа, а то и вселенная. Не будь таких – система могла дать сбой.

Дёргаю рукой, тем самым, избавляясь от прикосновения, и всё же открываю дверь.

– Мне не нужны твои извинения. Это всё?

– Может, проявишь хотя бы немного вежливости и дослушаешь?

Он следует за мной по протянутому коридору, заполненному студентами. Нью-Йоркский – это муравейник с бесконечным движением, где никогда не бывает безлюдно.

– Нам не о чём говорить. Мы обоюдно попросили друг друга отвалить, не думаю, что это сложно.

– Я не извиняюсь дважды.

– А я не ждала и первого. Ты помог мне, я помогла тебе. Мы в расчёте.

Заворачиваю за угол и ненароком смотрю туда, где только что шёл этот парень, но не обнаруживаю его на горизонте. Тем лучше. Надеюсь, он действительно не извиняется и не подходит дважды.

Какой черт дёрнул проследовать за ним? Теперь чувство вины гложет ещё и меня, ведь длинный язык того парня помог довести Картера до крайней точки, если, конечно, это был его предел. Не думаю, что каждый может сорваться с цепи, когда про незнакомого человека что-то скажут. Хотя, сомневаюсь, что могу сдержаться и не защитить кого-то от беспочвенных нападок. Конечно, не стала бы прибегать к физической расправе без нужды, но словесно дам отпор. Я делаю успехи, ведь за неделю из-за меня кто-то пострадал. Но не скрываю: приятно чувствовать себя защищённой, даже если это было не ради меня, а ради выброса эмоций.

В течение нескольких часов, перевоплощаюсь в губку и жадно впитываю все знания, которые дают профессора. Для перевода требовалась сдача разницы. Даже небольшие различия в предметах несмотря на одну и ту же программу, приводили к тому, что нагоняла и подтверждала знания, каждый чёртов раз в школе и университете.

– Ты не могла бы помочь? – шепчет женский голос, на который тут же перевожу взгляд и встречаюсь с ярко зелёными глазами с крупицами голубого.

Яркая футболка ядовито-розового цвета выделяет её из серой массы, небрежный пучок на голове из кудрявых рыжих локонов, чёрные лосины чуть ниже колен и такие же шлёпанцы. Не могу не улыбнуться, потому что ногти на руках и ногах девушки выкрашены в салатовый.

– Помочь? – разве что по стилю, но это довольно забавно. Я редко встречаю людей, которые не боятся выделяться.

– У меня села проклятая батарейка, ничего не сохранилось.

– Без проблем, – соглашаюсь я. – Могу скинуть на почту.

– Спасибо. Ненавижу эту дряхлую штуковину, лучше бы писала от руки.

– Тут ты хотя бы можешь попробовать восстановить файлы, а если утонут бумажки, плакали твои конспекты.

– Ты права. В любом случае, спасибо.

Девушка протягивает мне помятый лист, на котором написала адрес электронной почты и благодарно улыбается.

– Кортни, – представляется она, и я тут же думаю, что это плохое развитие сюжета, но невежливо грубить.

– Это имя тебе совершенно не подходит, Кортни, – тихо смеюсь, потому что так обычно зовут девчонок, которые не знают о существовании обуви на плоской подошве и о том, что спать с макияжем вовсе не обязательно. Но всё же приветливо улыбаюсь: – Трикси.

– Мне всегда так говорят, Трикси. Приятно познакомиться.

Если маму переведут вновь, наше знакомство будет недолгим и не самым приятным.

– Взаимно.

– Спасибо, не все согласны выручить.

– Мне не жалко. Не думаю, что стучать по клавиатуре слишком сложно.

– Вовсе не сложно, сложней слушать эти занудные лекции, – хмыкает она.

– Твоя правда. Теперь это имя подходит тебе больше.

– Почему?

– Девушки с твоим именем вряд ли интересуются научными статьями.

– Девушки с твоим именем сейчас спят после жаркой тусовки в одном из братств.

Я издаю смешок.

– Не исключено, что с твоим тоже.

– Скорей, они отхватывают самого сладкого мальчика и сейчас их с позором выводят из дома, вешая лапшу на уши.

– Что тогда делают с моим?

– Пользуются их мозгом в паху и бросают сразу после секса, – предполагает Кортни.

– Перспектива подцепить букет из венерических заболеваний не самая воодушевляющая.

– Как на счёт пяти видов хламидий? Разве не возбуждает?

– Почитаю об этом перед сном.

– Философские мысли, как спонсор бессонницы?

– С этим сталкивается каждый. Последний раз я задумалась, откуда появились дроби, и кто их придумал.

– Узнала? – звонко хохочет она.

– О да. Первые понятия появились в Египте.

Её аристократически вздёрнутый нос морщится.

– Ты серьёзно это читала?

– Мой пылкий мозг не мог отпустить тему до тех пор, пока не закончилась статья.

– Тоска смертная.

– Знаю, зато спалось сладко.

На этом диалог завершается точно так же, как и лекция.

Когда ноутбук проваливается в рюкзак, а следом за ним телефон, моя соседка настырно суёт свой и не может утрамбовать в сумке, удивляя спешкой.

– Эй, ты сейчас понесёшь его в руках, – говорю я, останавливая её безуспешные попытки.

– Терпеть не могу её, но не могу дойти и купить новую.

Я помогаю, оттянув боковые ремешки, чтобы штуковина вошла на положенное место, но замочек уже не сходится из-за разных размеров в высоте.

– Не суетись и всё получится.

– Опаздываю на смену, – ворчит она. – Ненавижу это.

Я поднимаю голову и вопрос повисает в воздухе.

– Ежедневно видеть заносчивые лица, – она читает меня с полуслова.

– Так уволься.

– Не могу, нужны деньги на обучение и на съём квартиры.

– Как на счёт переезда в кампус?

– Если кто-то любезно решит освободить кровать, то с удовольствием соберу манатки и буду там через час.

С этими словами, она торопится к выходу, выкрикивая слова благодарности. Смотрю вслед сумасшедшей рыжеволосой девушке и качаю головой.

Торопыги такие забавные, особенно Кортни: та, которой совершенно не подходит собственное имя.

Плетусь к выходу и радуюсь солнечному дню, которому абсолютно не возрадуется Дракула.

Знаю, придя в кампус, вновь засяду за учебники, а выполнив все задания – уйду в сериалы. Вариант с работой не кажется плохим, дабы занять свободное время с пользой. Кроме того, мама не загребает деньги миллионами, оплачивая всё на свете. После смерти папы, доходы сократились, но это не то, что волнует. Будь он рядом, без раздумий дам согласие жить в коробке из-под телевизора, лишь бы ощущать ту заботу, тепло и любовь. Мама старается вдвойне, словно считает себя обязанной. Мы обе понимаем, что его никто не заменит.