Дикий Носок
Обычное дело
В новый дом Ольга влюбилась с первого взгляда – сказочная деревянная избушка из бруса (только размером побольше) медового цвета с резными наличниками и высоким деревянным крыльцом, покрытая красно-коричневой черепицей. По обе стороны от крыльца росли небольшие, совершенно одинаковые пушистые елочки. Подвальный этаж отделан красивым декоративным камнем. Такой же камень использован для забора. Ажурные кованые ворота были творением большого мастера своего дела.
После того, как упертая уставшая корова была водворена в приготовленный для нее гараж, Ольга познакомилась со всеми домочадцами. Компания оказалась весьма любвеобильная. Пожилой суетливый дядечка, из которого не иссякая лился поток слов, оказался тем самым Арсением Петровичем. Сняв рабочую одежду и пригладив лысину, он превратился в Дон Жуана провинциального разлива: целовал Ольге руки, которые она, немедленно смутившись, попыталась спрятать за спиной, называл валькирией и с многозначительной улыбкой заглядывал в глаза. Прежде такие обольстители не удостаивали Ольгу вниманием, и она совсем растерялась. Положение спасла появившаяся из кухни грудастая красотка, гордо выставлявшая вперед животик – причину своей уникальности и неповторимости. Мгновенно оценив ситуацию и метнув в профессора молнию, она с притворной улыбкой обняла Ольгу и увела на кухню. Светлана Ольге не понравилась с первого взгляда, уж лучше тот престарелый павиан, чем эта насквозь фальшивая, холодная девица. На кухне ее поджидал сюрприз. Конечно, она знала о том, что Крис – чернокожий. Но знать – одно, а видеть – другое. До прихода Ольги он ловко шинковал капусту и, пересыпая ее натертой морковью, складывал в большую эмалированную кастрюлю, где Светлана собиралась ее заквасить. Показав все тридцать два белоснежных зуба в искренней улыбке он, широко раскинув руки, бросился обниматься, лопоча что-то по-французски. Оторопев от такой встречи, Ольга и сама не смогла сдержать улыбки. Сердечие и дружелюбие Криса, его заразительный смех и непритворная радость совершенно покорили Ольгу, она почти перестала стесняться.
Глава 14.
Ирина с детьми и Анна Михайловна с внучкой покидали дом последними. На прощание она обошла место, с которым уже было связано столько воспоминаний. Михаил ее не торопил, чутко уловив настроение: «Взгрустнулось? Не переживай, тебе там понравится. К тому же у меня есть сюрприз.» Уткнувшаяся было ему в плечо Ирина отпрянула, услышав возмущенный вопль сына: «Ну хватит уже целоваться, поехали!» Невольно улыбнувшись этой наглой выходке, они пошли к трактору. Все уже были в сборе, разместившись со всеми удобствами в тележке поверх тюков с одеждой. Закутанный в норковую шубу кот вид имел самодовольный и вальяжный, словно сытый купчина с лоснящейся, зажравшейся и заплывшей жирком мордой. Второй шубой укутали Соню. Ирина устроилась с краю и всю дорогу была задумчива и молчалива.
Деревянный дом совершенно всех очаровал, окружающие его сугробы и заснеженные деревья придавали ему поистине волшебный вид. Такие домики рисуют на новогодних открытках, подразумевая жилище Деда Мороза. Антошка выразил свое восхищение фразой: «Круто, в теремке жить будем».
«Не будем,» – отрицательно покачивая головой сказал Михаил и пояснил в ответ на удивленные взгляды: «Это и есть сюрприз. Дом, конечно, большой, но всем нам здесь будет уже тесно. Поэтому я подготовил для Вас с мамой другой дом через два участка отсюда вниз по улице.» Дом оказался самым обычным, небольшим, с двумя спальнями наверху, гостиной и кухней внизу, со всей необходимой мебелью и бытовой техникой. Ирина испытывала почти физическое удовольствие, поглаживая стиральную машину. Электричество, горячая вода! Какое счастье!
Знакомство с Арсением Петровичем и Светой вышло задушевным. Вся компания с трудом поместилась на кухне большого до, где, сдвинув столы, они по русской традиции, отметили знакомство застольем. Оглядывая лица собравшихся, Ирина думала, как причудливо переплелись их судьбы. Всего одиннадцать человек. Одиннадцать совсем разных человек – все, что осталось от полумиллионного города. Им нужно сберечь друг друга. Может быть весной еще кто-нибудь найдется. Это уже не казалось невозможным.
Арсений Петрович расцвел в обществе стольких дам и, не переставая, сыпал комплиментами, анекдотами и забавными историями из жизни. Душа компании. Светлана периодически по-хозяйски одергивала его, но тот, откупившись дежурным поцелуем ручки или щечки, продолжал фонтанировать словами. Забавная парочка. Разница в возрасте у них огромная. Что держит их вместе?
Крис, сияя улыбкой, разговаривал по-английски с Дашей. Языковой барьер очень мешал Ирине понять, какой он на самом деле. Первое впечатление – добродушный, открытый, дружелюбный, простой, как пять копеек. Так ли это? Егор поглядывал них озабоченно и хмуро. Вот он был Ирине очень симпатичен: спокойный, уравновешенный, серьезный, на него можно положиться. На месте Дашки она определенно предпочла бы его компанию. Ирина видела, что и от глаз Анны Михайловны этот зарождающийся любовный треугольник тоже не укрылся. Она смотрела на внука, как в первый день его возвращения – с безграничной любовью, заботой и беспокойством.
Ольга тихонько сидела в углу стола, не участвуя в общей беседе, задумчиво глядя в пустоту мечтательным взглядом. Ее некрасивое лицо в этот момент казалось таким одухотворенным. Заметив, что на нее смотрят, Ольга смутилась. Ирине и самой было неловко, будто подглядела что-то интимное.
Она спешно перевела взгляд на Михаила. Оказывается, пока она наблюдала за всеми, он наблюдал за ней. Пришла ее очередь смутиться под его проницательным взглядом. Он понимающе улыбнулся. Словно мысли ее читает. Неприятно.
Разговор, между тем, крутился вокруг катастрофы, произошедшей с человечеством.
«Кто устроил этот кошмар? Да мужчины, разумеется. Вы – обладатели игрек хромосом вечно бряцаете оружием, пытаясь выяснить, у кого член больше. Вот и доигрались,» – внесла свою лепту в дискуссию Ирина.
«Это точно,» – поддержала Светлана. – «Вечно меряетесь х…ми, как обезьяны краснозадые. Все войны развязывают мужчины, а страдают обычно больше всех женщины и дети.»
«Строго говоря, это не совсем так, голубушка. Воинственные женщины в истории человечества тоже бывали. Вот Изабелла Кастильская, например, или Жанна д Арк…,» – встрял было с исторической справкой Арсений Петрович, но счел за благо стушеваться при виде грозно насупившихся Светкиных бровей.
Больше никто заступиться за мужчин не рискнул.
«Надеюсь, на следующем этапе развития человечество предпочтет матриархат,» неожиданно высказалась Анна Михайловна. – «Все же это самая разумная форма общественного устройства. Женщины никогда не затеют войн, в которых могут погибнуть их сыновья. Интересно, почему мужчины никогда не думают о детях, даже о своих, когда устраивают все эти ужасы?»
«Да потому, что они не рожали,» – фыркнула в ответ на этот риторический вопрос Светлана.
Первый скандал грянул уже на следующий день. Светлану вывела из себя Лиса Алиса, посмевшая облаивать ее в собственном доме. Мало ей было одной, без устали крутящейся под ногами псины, которую притащил Крис, так вторую подсунули. По ее глубокому убеждению, собаки должны жить на улице. Эту тираду пришлось выслушать всем, включая Соню, успевшую привязаться к собаке и взявшую ее жить вместе с собой. Анна Михайловна не стала накалять обстановку и отнесла собаку Ирине. И, пожалуй, зря. Такая легкая победа окрылила Светку. У нее появилось то, чего она давно была лишена – человеческое общество, с отдельными представителями которого или со всеми сразу можно повоевать. Арсений Петрович был не в счет, он уже давно был плотно пришпилен Светкиным каблуком и сам не понимал, как это с ним произошло на старости лет.
Теперь Светлана развернулась. Скандалы накатывались один за другим бесперебойно, как морские волны. Не успевал схлынуть один, как уже пенился второй. Поводов было не счесть: она не нанималась чисть картошку на всю ораву; натащили в дом снега на валенках; слишком долго занят туалет, а она беременна (в этом хотя бы был резон) и т.д. Жизнь в одном доме со Светкой становилась невыносимой, несмотря на миротворческие усилия Арсения Петровича и Анны Михайловны.
О, как хотелось Ирине временами стать такой же хамкой, хотя бы на пять минут: приструнить злючую, высокомерную бабку в регистратуре детской поликлиники (оставив в этом преддверии ада изрядное количество сил, времени и нервов, она ненавидела это учреждение всеми фибрами души) или наглую кондукторшу в автобусе. Бывали в её жизни моменты, когда она остро завидовала хабалкам, способным открыть рот и излить на любого, кто их (якобы) обидел потоки словесного дерьма. Для верности вколачивая каждое слово в голову несчастного собеседника децибелами, сравнимыми по силе со звуком взлетающего самолета. Сама Ирина так никогда не могла. Не дано было. Обычно она тушевалась, пасовала и что-то мямлила, надолго теряя после этого душевное спокойствие.
Ирина малодушно радовалась, что они живут отдельно и она избавлена от Светкиных истерик. Через пару недель атмосфера в доме накалилась настолько, что впору было надеть Светке на голову мешок и устроить темную. Ситуация разрешилась самым неприятным образом. В один прекрасный день Ирина с Дашей принесли к завтраку к общему столу в большой дом свежеприготовленный сыр. Раскрасневшаяся Анна Михайловна пекла блинчики, которые, не отходя от сковородки, наперегонки поедали Соня и Егор. Отвлекшись на минутку, она сожгла один из них. Неприятный запах горелого теста поплыл по кухне. Внезапно возникшая на кухне Светка ядовито обозвала Анну Михайловну косорукой старухой. Это оказалось последней каплей. Взбешенный Егор мгновенно молча закатил Светке оплеуху. Та, ошеломленная, немедленно заткнулась, застыв с открытым ртом. Дежавю. Недооценила она парня. Егор нашел единственный способ ее унять – грубая физическая сила. Бабушка тут же бросилась к Егору с успокоительными словами, Ирина возликовала в душе, а Даша презрительно скривилась, глядя на Егора.
После этого происшествия Светка присмирела. Периодичность скандалов теперь составляла один-два в неделю, что совершенно нормально для женщины с семимесячной беременностью. А вот Егор, по рассказам Анны Петровны, долго корил себя за несдержанность. Были и другие последствия. Ирина с сожалением заметила, что Дашка стала сторониться Егора, отчего тот стал мрачнее тучи. Ох уж эти подростки! Что им стоит поговорить по душам? Оторвать бы голову, да свою приставить. Сама она Егора не осуждала. Да, он ударил женщину, сильно беременную. Не стерпел оскорбления бабушки. Да ведь и у самой Ирины руки давно чесались. Поэтому осуждать не могла.
С момента знакомства с беременной мегерой одна мысль беспокойным червяком сверлила Ирине мозги. Роды предстояли через два месяца в начале марта. И никто из них не сумеет их принять, даже отдаленно не представляя, что надо делать. После близкого знакомства с будущей мамой у Ирины мелькнула малодушная мысль пустить все на самотек. Пусть рожает, как хочет. Она решительно прогнала ее подальше. Каждый ребенок в этом мире бесценен. Надо научиться принимать роды и научить этому может только сама Светлана, какой-никакой, а медик. Пережив омерзительно-скотский процесс деторождения дважды, она была в ужасе от перспективы пережить это снова, хотя бы и в качестве зрителя и соучастника. Мужчины вряд ли смогут ей помочь, а вот поддержкой Ольги и Анны Михайловны стоит заручиться. Запасшись толстой тетрадью и ручкой, она приступила с расспросами к Светлане.
Жизнь вошла в привычную повседневную колею: ухаживали за скотиной, делали домашний сыр, пекли хлеб, коптили мясо, чистили бесконечный снег, учили детей. Арсений Петрович с удовольствием взял на себя преподавание истории. Эти занятия тотчас стали любимыми не только у детей, но и у взрослых. Настолько увлекательно и захватывающе умел рассказывать профессор.
Глава 15.
Гарик появился во дворе неожиданно, будто из-под земли вырос.
«Эй, парень, бить не будете?» – вместо приветствия обратился он с вопросом к оторопевшему Антошке, чистившему снег у дома.
«Мое почтение, хозяюшка,» – дурашливо поклонился он выскочившей из дома Даше. Та, зажав нос и отступив пару шагов назад, скомандовала брату: «Беги, позови всех.» Воняло от гостя нестерпимо, на расстоянии двух метров вонь просто сбивала с ног.
«Эк, сколько Вас тут собралось, прям как в метро в час пик,» – уважительно прокомментировал он прибежавших и столпившихся на некотором расстоянии людей.
«Я Гарик – свободный человек без места жительства. Ну, бомж, то есть. А ты че, негр что ли? Во блин, все сдохли, а негр живой,» – залился гость дребезжащим хохотом при виде Криса, аж приседая и ударяя себя по бедрам от восторга, демонстрируя при этом щербатый рот.
«Ну, Вы, это, бить, значит не будете? Дайте тогда пожрать чего-нибудь горяченького, супчику там. А? За харч отработаю честь по чести,» – закончил Гарик свое выступление с просительными нотками. Зрители безмолвствовали.
«Я – бездушная скотина, но в дом я его не впущу ни за какие коврижки,» – размышляла Ирина. Схожие мысли посетили Светлану, у которой отвращение было написано на лице, и Анну Михайловну, которая деликатно обратилась к гостю и Михаилу одновременно: «Конечно, мы Вас накормим, у нас сегодня борщ. Но сначала мы Вас немножко помоем. Правда, Мишенька? Давайте баню затопим.»
Идея была принята на «ура». Пока мужчины занимались баней, а женщины собирали чистую одежду, Гарик сидел на крыльце и пил горячий чай со свежим хлебом, шумно прихлебывая и причмокивая от удовольствия. Санитарная обработка гостю требовалась основательная. Под чутким руководством Михаила он бесчисленное количество раз намыливался и тер покрасневшую кожу щеткой до блеска, безропотно позволил сбрить волосы на голове, попытавшись отстоять хотя бы бесформенную лохматую бороду под предлогом того, что без нее зимой холодно. Безуспешно. Всю его одежду вилами (противно было прикасаться руками) выгребли из предбанника и сожгли в бочке во дворе. Пытка санитарно-гигиеническими процедурами продолжалась больше двух часов. В заключении Гарика заставили подстричь ногти и даже почистить уши.
И вот теперь, раскрасневшийся, розовощекий и крякающий от удовольствия Гарик, поедал уже третью тарелку горячего борща, сидя у Ирины на кухне. Вполне удовлетворенная результатами обнюхивания гостя, она рассматривала его, устроившись напротив. Маленький, щупленький, жалкий человечек непонятного возраста. Лысая ушастая голова со шрамами, лицо, напоминающее печеное яблочко многочисленностью глубоких морщин, бегающие глазки неопределенного цвета. Всем своим обликом он напоминал шуструю юркую ящерку, готовую при первых признаках опасности спрятаться под камнем или отбросить хвост. В Гарика поместилось три тарелки борща, миска гречневой каши и приличный шмат сала с луком. Самогонки не дали. После еды его совершенно разморило, и он уснул прямо на полу в кухне, наотрез отказавшись лечь на диван.
Беззлобный обалдуй Гарик катился по жизни, как перекати поле. Родился и вырос тогда еще Гришенька в городе Невинномысске. Жили они вдвоем с мамой в небольшом частном доме. Папа исчез в неизвестном направлении так давно, что Гриша его и не помнил. Мама работала продавщицей, выращивала на продажу все, что росло в огороде, сдавала парочке молодоженов летнюю кухню, в общем, крутилась. На жизнь хватало. Вот только сынок у нее получился непутевый. Мечтательный, задумчиво улыбающийся Гриша с детства имел у соседей репутацию «странненького». Он мог часами наблюдать за бабочками, не замечая, что давно стемнело; подолгу любоваться течением воды, сидя на берегу Кубани, не слыша, как мама часами зовет его.
В школе тоже всегда находились занятия поинтересней, чем слушать учителя. Поэтому учился Гриша плохо. Но мальчиком он был тихим, безобидным, незаметным, как соломинка в стоге сена. Поэтому переползал из класса в класс, пока не закончил восьмилетку. Мама всю голову сломала, куда пристроить Гришеньку дальше, такой не приспособленный к жизни получился мальчик. В итоге устроила дитятко работать почтальоном. И угадала. Со столь необременительными обязанностями справлялся даже он. А если и задерживался где по дороге, то не все ли равно придет письмо часом раньше или позже. Зарплата правда была – кот наплакал. Но в быту Гриша был совсем неприхотлив – ходил зимой и летом в одних и тех же штанах, не обращая внимания на пузыри на коленях; ел, что давали, не замечая вкуса. Женщины Гришу тоже не замечали. Так и существовал он под маминым крылом, пока та не умерла.
Да и после ее смерти образ жизни Гриши мало поменялся. На работу он ходил, как привык при маме, научился варить макароны и мыть иногда посуду. Но на этом его самостоятельность и закончилась. Через пару месяцев дом превратился в свинарник, в огороде все засохло, молодожены, зажимая носы при Гришином приближении, съехали, даже кот, которого давно перестали кормить, сбежал в поисках лучшей жизни. Неравнодушные соседки, пытавшиеся поначалу помогать ему, махнули на Гришу рукой. Взрослый ведь мужик! Заведующая почтой церемониться не стала и заставила Гришу написать заявление на увольнение, после того, как сотрудницы и посетители стали жаловаться на исходящий от него запашок. Когда кончились деньги и запасы макарон в кухонном шкафчике, Гриша призадумался. И пошел посоветоваться к тетушке – маминой сестре. Видел он ее до этого не более трех раз в жизни, сестры не ладили. Тетушка пустила слезу в память о почившей сестре, дала Грише немного денег и, порывшись в доме, забрала какие-то документы. Через три месяца дом оказался продан, новые хозяева – семья каких-то кавказцев с Гришей церемониться не стали, а дали пинка под зад вовсе не в переносном смысле. Так и началась для Гарика новая жизнь.
Где его только не носило с тех пор. Поначалу несколько лет он жил в Краснодарском крае, зимы там теплые, а летом и вовсе благодать. Иногда Гарик нанимался подработать: навоз чистить или огороды копать. Порой ему немного платили, порой просто кормили, а то и побить могли. Всяко бывало. Гарику все было нипочем. Однажды он добрался до Черного моря и задержался там надолго, любуясь осенними штормами. Море его завораживало. Но охота к перемене мест погнала дальше.
Конец света застал Гарика в Ростове-на-Дону и ничуть не испугал. Люди его мало интересовали. Без них жить стало гораздо проще. Заходи куда хочешь, бери, что хочешь, никто не гонит и не бьет. Консервов в мире еще лет на сто хватит. А запах разлагающихся трупов его и вовсе не смущал, и не такое нюхал. Гарик решил податься в столицу. Никогда там еще не был, да и охота было знать: там тоже все умерли? Пару раз в дороге он видел живых людей, но подходить не стал. Зачем? Ему ничего от них нужно не было. Еды вокруг вдосталь, мест для ночевок еще больше. В Москву он пришел уже зимой. Впрочем, какой сегодня день недели или даже месяц его тоже мало интересовало. Снег лежит, значит, зима. Побродив недельку по заснеженному мертвому городу, поглазев на Кремль и Красную площадь (на этом список известных ему достопримечательностей закончился), Гарик решил куда-нибудь пойти. Куда глаза глядят. По счастливому стечению обстоятельств глаза глядели в сторону этого областного центра.
В гостях ему понравилось. К нему здесь отнеслись уважительно, не били, кормили от пуза, давали спать в тепле. А что помыться заставили – так это мелочи, переживет. Гарик добросовестно отработал харчи – отобрав лопату у мальчишки почистил все дорожки от снега. На третий день хозяева приступили к нему с расспросами о планах на будущее. Какие планы? Да он отродясь их не строил. Пойдет куда-нибудь, где тепло. Почему этот ответ всех изумил Гарик не понял. Хозяйка с жаром бросилась убеждать его, что нет никакой необходимости уходить. Ведь других людей он может и не встретить. Он может жить с ними. Теперь, в свою очередь изумился Гарик. Жить здесь? Да он и не думал об этом, скучно ведь на одном месте сидеть. Соскучится – придет обратно. А люди и в других местах есть. Тут хозяева хором воскликнули: «Где?» Гарик рассказал.
Последний раз людей он видел в Коломне – небольшом городе по дороге сюда. Понаблюдав за ними какое-то время, Гарик решил им не показываться и пойти дальше потому, что видел только двух мужиков и мальчика. А мужики и морду набить могли, это бабы обычно помягче, да пожалостливей. Такая вот немудреная бомжацкая психология. А вот объяснить где точно в Коломне они живут не смог, знал только, что дом из белого кирпича, двухэтажный, да сетевой супермаркет на той улице есть. Пойди найди!
Исчез Гарик так же внезапно, как и появился следующим утром. Ни с кем не попрощался.
