– Насколько мне известно, не так уж и долго, – сухо заметил я.
– А, ты о «ВЯЗиСе», – слабо улыбнулась она и встряхнула густыми и все такими же великолепно рыжими волосами. – Ты не прав. Ситуация вынудила. Понимаешь, тогда время было другое. Когда ты погиб, я передала чертежи в свою лабораторию. Но у Вяземского везде были свои люди. Он не оставил мне и моему руководителю никакого выбора.
– И ты позволила Вяземскому забрать документы?
– Мне угрожали смертью, – оправдывалась она. – Но все это в прошлом. Лучше расскажи, как и откуда ты взялся?
– Если говорить коротко, то двадцать лет я временно отсутствовал в этом мире, потому что был мертв. А потом меня оживили.
Она резко остановилась, повернулась ко мне и схватила меня за руку. В ее глазах заплескалось беспокойство.
– Ты был мертв, и тебя воскресили? Но этого не может быть?!
– Может, – хмуро ответил я, увлекая ее под руку дальше по берегу. – Твой Вяземский парень не промах.
– Что ты имеешь в виду? – насторожилась она.
– Ведь ты с самого начала работала на него, не так ли? Ты и сдала меня там, на вокзале.
– Бред! – скривила она манящие губки. – Наверное, от смерти и воскрешения у тебя повредился мозг. Ты память, случаем, не потерял? Помнишь, что тогда с тобой произошло?
– Помню даже лучше, чем тогда, – успокоил ее я. – Моя память обрела новые способности воскрешать из небытия те события, которые раньше были задвинуты очень глубоко. Так что я все отлично помню. И те чертежи, которые передал тебе, помню. И другие тоже.
– Какие другие? – напряглась она.
– Те самые, в которых говорилось о Кристалле Вселенной, – ответил я, наслаждаясь тем, как старательно пыталась она сдержать рвущееся из нее волнение.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь? – внезапно севшим голосом сказала она. – Что это еще за Кристалл Вселенной? Расскажи!
– Вот я тебя и поймал, красотка, – возликовал я. – Признаюсь, я до последнего момента не верил в то, что ты причастна к моей смерти. Более того, по-настоящему любил тебя. Ты и сейчас волнуешь меня.
– Так чего же мы ждем? – спросила она, приоткрыв губы и напирая на меня грудью. – Двадцать лет – срок немалый. Пора наверстывать упущенное. Знаешь, я так и не вышла замуж.
– Никто не брал?
– Поцелуй меня!
– Ага, а ты пустишь мне в язык ядовитую слюну. Еще чего! Я уже пережил одну смерть, и второй мне не надо.
– Глупый, я хочу тебя! Ну что же ты стоишь, как истукан. Перед тобой потрясающая женщина. Да знаешь ли ты, сколько мужчин погибло, вздыхая под моими окнами!
– В том то все и дело, что я один из них, – вздохнул я. – Причем, один из первых. Рита, поверь, я до сих пор не вытравил из сердца любовь к тебе. Если одумаешься, сумеешь немного измениться и пойти против Вяземского, дай знак. Я найду тебя. А сейчас мне пора.
– Стой, ты куда?! – завопила она, увидев, что я решительным шагом направляюсь к реке. – Охрана!!!
С шага я перешел на легкий бег. До реки оставалось всего около десятка метров, и уже подбегая к самой кромке воды я заметил, что возле нашего лимузина притормозил еще один эфиромобиль. Из него вышел высокий старик. Наверняка, Вяземский. Так вот зачем Рита привезла меня именно сюда. Им не нужна лишняя огласка, поэтому она вызвала по внутрисвязи своего незабвенного босса. Тот, наверняка, сразу нырнул в эфиромобиль и прибыл сюда. Здесь, на лоне природы, они запросто могли меня пытать или убить во второй раз. Но это меня не устраивало. Я разбежался и нырнул в воду. По пути нажатием кнопки превратил свой костюм в костюм для подводного плавания.
Охрана бросилась в погоню. Держа в руках крохотные приборчики, они явно ориентировались по излучению из моего чипа. Но и тут у меня был припасен туз в рукаве. Уже в воде я вынул горошину ЭГП и проделал с ней тот же трюк, что и чуть раньше, когда проникал в дом. То есть, ломтиком ветчины заглушил сигнал. Доплыл до омута, и там притаился в камышовых зарослях. Чтобы скрыться от преследователей, сорвал одну из камышин, продул в стебле отверстие, чтобы получилась трубка, и выставил ее наружу, оставшись под водой. Теперь я мог свободно дышать.
Несколько раз погоня проходила совсем близко от меня. Сердце тревожно сжималось, когда всего в метре от меня мелькали чьи-то руки и ноги. Потом все стихло. Я осторожно вынырнул, и хорошо слышал далеко разлетающиеся по реке слова Вяземского. Он ругался последними словами на сникшую Риту и грозил наказать охрану. Потом немного остыл.
– Скорее всего, он уже далеко отсюда, – решил академик. – Если он владеет информацией о Кристалле, то, наверняка, умеет проходить сквозь слои эфира. Тут мы бессильны в противоборстве с ним.
Я отчетливо слышал, как обе машины укатили по проселку. Выждав еще минут десять, рискнул выбраться из реки на берег. И только я это сделал, как передо мной словно из-под земли выросли четыре фигуры: Вяземский, Рита и два мордоворота, державших меня на прицеле.
– Что, дежа вю? – хрипло рассмеялся Вяземский. – Нехорошо, сынок, прятаться от нас. Мы ведь тебе желаем только добра. Не правда ли, Рита? Перестань упрямиться! Отдай нам записи Радзиевского. Взамен получишь все, что угодно. Говори, что ты хочешь?
Долго я не думал, и уверенно ткнул пальцем в Риту.
– Ты хочешь ее? – удивился Вяземский. – И все? Ты меня разочаровываешь. Я надеялся, что ты попросишь горы алмазов.
– Вы меня не проведете, – рассмеялся я. – Я уже знаю, что алмазы больше ничего не стоят и не используются, как украшение. Это всего лишь технический материал, не более того. Так что алмазы я не попрошу.
– Что же ты хочешь?
Я вновь указал на Риту.
– Я хочу, чтобы она умерла.
Рита смертельно побледнела и перевела взгляд на академика. Тот закусил губу и во все глаза пялился на меня. Должно быть, такой вариант ему не приходил в голову.
– Ты хочешь, чтобы она умерла? – растерянно повторил он.
– Не просто умерла, – исправился я. – Я хочу, чтобы вы убили ее. Прямо на моих глазах. Тогда я отдам вам бумаги.
Академик колебался. Он смотрел то на меня, то на Риту, следившую за ним полными ужаса и мольбы глазами, и явно взвешивал все «за» и «против».
– Ты блефуешь, – решил он.
– Как знаете, – пожал я плечами. – В таком случае можете убить меня. Кстати, отведенный вами десятидневный срок давно истек. Так что все по справедливости. Стреляйте, я готов. Мне не привыкать.
Мой вид, должно быть, излучал такое неодолимое спокойствие, что академик заволновался еще больше. Он чувствовал, что инициатива постепенно ускользает из его рук. Все-таки, он был великолепным ученым, но роль расчетливого злодея мало подходила ему.
– Ты не боишься смерти? – удивился он.
– А что мне ее боятся? – рассмеялся я, чем поверг его в еще более жалкое состояние. – Страшно только в первый раз. Но вам этого не понять. Кстати, а почему вы меня не спрашиваете о загробной жизни? Я многое мог бы вам рассказать об аде и рае. Но лучше, об аде, потому что рая вам не видать.
Вяземский заскрежетал зубами и поднял пистолет, нацелив его прямо мне в грудь. Тогда я распахнул ворот рубашки (костюм я преобразовал, едва вышел на берег) и показал ему рубец, сохраненный доктором Зотовым.
– Узнаете? – спросил я. – Ваша работа. Можете сделать мне для коллекции еще один, но это ничего не изменит. Так вы убьете Риту или нет? Я жду еще минуту и ухожу.
Академик резко обернулся к женщине. Пистолет теперь был нацелен прямо на нее. Рита испуганно присела, скривив лицо в безобразной ухмылке.
– Ну, каково чувствовать себя на мушке? – безжалостно добивал я ее. – Неприятное ощущение, не правда ли? А как подумаешь, что сейчас, через минуту, из этого маленького отверстия вырвется маленький кусочек свинца и пронзит твою грудь, вообще паршиво становится, да? Теперь понимаешь, что испытал я там, на вокзале, двадцать лет назад? А я испытал еще более мерзкие чувства, потому что любил тебя и верил. Вяземский, чего же вы ждете? Стреляйте!
– Нет! – выдохнула Рита. – Отец, не стреляй!
Ноги изменили ей, и она рухнула на землю. Припала к ногам академика и залилась слезами. Зрелище было довольно жалкое. Но тут и с академика словно сняли оцепенение. Он снова перевел пистолет на меня и прицелился.
– Умри, – ненавидяще процедил он сквозь зубы.
Он выстрелил, но выстрел я видел уже со стороны. Какая-то неведомая сила будто сорвала меня с места и перенесла в иное измерение. Нет, я остался стоять там же, где и стоял. На берегу, перед вооруженными людьми, один из которых только что выпустил в меня пулю. Я отчетливо видел ее полет, будто в замедленном кадре. Она медленно плыла по воздуху, рассекая его туповатым носиком, и приближалась ко мне. Я хотел отклониться в сторону, увернуться от верной смерти, но не мог пошевелиться.
Пуля неотвратимо приближалась, и я в это время спокойно наблюдал за лицом своего убийцы. Вяземский улыбался, но в какой-то миг его улыбка окаменела, а потом и вовсе превратилась в чудовищную гримасу. Он что-то крикнул, но, странное дело, звуки не долетали до меня. Наверное, я весь ушел в себя.
И тут я почувствовал чье-то присутствие. Хотел обернуться, и не смог.
– Просто освободи душу, – прошептал чей-то обволакивающий голос.
Не знаю как, но я внял совету. Что-то легкое и воздушное будто вышло из меня, и я обернулся, хотя тело мое осталось стоять, как и стояло – лицом к академику.
Передо мной из густоты воздуха материализовался Радзиевский. Это меня напугало, хотя и не так, как в предыдущий раз. Но тогда я был уверен, что сплю. Сейчас же мне было совсем не до сна.
– Вечно ты лезешь на рожон, – недовольно произнес призрак Радзиевского. – Дурак, тебе даровали новую жизнь, а ты распаляешь ее на любовные сцены. Ишь, сопли распустил. Любил, верил, убейте ее… Мы не в сериале! Нам человечество надо спасать.
Я снова начал сомневаться в том, что это не сон. Но Радзиевский упрямо продолжал гнуть свою линию.
– Мне уже надоело тебя спасать. Сначала я вдохнул в тебя жизнь… Ведь не считаешь же ты, что это сделал мой старинный друг Вяземский? Ни одному смертному это не под силу. Да и мне пришлось двадцать лет по вашему измерению просить дозволения на это у Высшего Разума. Еле уговорил. Сказал, что ты единственный, кто может нам помочь избежать катастрофы. Думал, молодой, здоровый, сообразительный – должен справиться. А ты меня подводишь. Заруби себе на носу: от смерти я спасаю тебя в последний раз. В следующий раз позволю тебе умереть, и сам материализуюсь в тело смертного.
Радзиевский бросил на меня раздраженный взгляд. Таким при жизни я его не видел.
– Но что мне делать? – спросил я.
– Как это что? Надо покончить с эфиром. Человечество еще не готово его принять. Пройдет еще не один десяток лет, прежде чем это случится. А до тех пор человек должен многому научиться.
– Но как это сделать, ведь эфир прочно вошел в нашу жизнь?!
– Надо его дискредитировать, – посоветовал Радзиевский. – Надо подорвать научные основы самой мысли об эфире, провозгласить его бессмысленным и бесполезным и объявить охоту на ведьм.
– И покончить с делом всей вашей жизни?
– Думаешь, Леонардо да Винчи было легче? Он тоже опередил свое время. Такие, как мы, просто затеряны во времени.
– Но как я смогу… дискредитировать эфир?
– Политика, – хитро подмигнул мне Радзиевский. – Только игра в политику может помочь. Но для этого тебе надо в совершенстве знать строение Кристалла. Это поможет тебе научиться управлять эфиром. Тогда ты сможешь расстроить работу моих аппаратов, которыми так беззастенчиво пользуется весь мир.
– Не приведет ли это к катастрофе?
– Нет, эфиризация еще не достигла такого масштаба. Вспомни хваленые дирижабли. Когда-то они считались самым надежным и удобным средством передвижения по воздуху. Сейчас их можно пересчитать по пальцам. Со временем человечество забудет и об эфире. Только узкий круг ученых будет по-прежнему ломать голову над решением этой проблемы. Но решит ее не скоро.
– А как же я? Если справлюсь, то… умру?
– Живи, сколько положено природой, – рассмеялся Радзиевский. – Никто не станет отнимать у тебя земную жизнь. Она слишком коротка, чтобы принимать ее всерьез. Ну а теперь пора. Сейчас я отправлю тебя обратно на землю. Только сам решай, куда именно. Не советую тебе возвращаться на тот берег. Похоже, Вяземский окончательно вышел из себя.
– Хорошо, перенесите меня в мой гостиничный номер. Нет, лучше к Лике.
Радзиевский неопределенно хмыкнул и взмахнул рукой.
Я лежал на диване в уже знакомой комнате. Неделю назад мы курили здесь с Профессором. Сейчас комната была пуста. Значит, Радзиевский выполнил мою просьбу и перенес меня в квартиру Лики. Стоило подумать об этой девушке, как сердце тут же налилось густой теплотой, а в висках весело застучала кровь. Похоже, моя страсть к Рите окончательно умерла.
Словно что-то почувствовав, в комнату впорхнула Лика. Увидев меня, она застыла, как вкопанная, и пронзила меня подозрительным взглядом.
– Как ты сюда попал?!
Только тут я осознал всю неоднозначность своего положения. Радзиевский выполнил мою просьбу, совершенно не думая о возможных последствиях. А я не успел его о них предупредить. Надо было как-то выкручиваться.
– Я… здесь уже давно, – ответил я, соскочив с дивана. – Меня привел твой папа.
– Мой папа в Орле, почти в полутысяче километров отсюда, – недоверчиво ответила она. – Поэтому, еще раз спрашиваю, как ты здесь оказался?
– Если честно, то я прошел сквозь эфирные слои, – сознался я.
Лика фыркнула. По ее лицу было видно, что она мне не поверила.
– В следующий раз, когда вздумаешь проходить сквозь свои слои, будь добр, предупреди меня, если не хочешь, чтобы я умерла от инфаркта. Хочешь есть?
Первым моим желанием было отказаться, но, прислушавшись к недовольному бурчанию своего желудка, я изменил первоначальное мнение. Последний раз я ел почти сутки назад.
– Тогда пойдем на кухню, – радостно вздохнула Лика.
Похоже, процесс приготовления пищи доставлял ей немалое удовольствие. А я, глядя на ее ловкие и уверенные движения, проникался к ней все большей симпатией. Признаться, я уже перестал жалеть о том, что навсегда потерял свое время. Будущее начинало мне нравиться. Здесь можно было жить. Легче привыкнуть к будущему, чем возвращаться в прошлое. А в прошлое уже не хотелось. Ведь там не было Лики.
– Что ты сказал? – озадаченно обернулась она ко мне, играя в руке столовым ножом.
– Ничего, – должно быть, погрузившись в свои мысли, я не заметил, как произнес что-то вслух.
– В следующий раз говори ничего тише, – засмеялась Лика. – Все-таки ты странный, человек из прошлого. Никак не могу тебя понять. Ты загадочный. Вот, нашла – я долго думала и никак не могла подобрать нужное слово. Ты – загадочный. Тебя словно окружает одна большая тайна. Говоришь загадками, действуешь загадочно. Даже твое знакомство с моими родителями оказалось загадочным. Папа назвал тебя старинным другом. Это так странно…
– Ничего странного, – пожал я плечами. – Мы действительно старинные друзья.
В этот момент печь выдала Лике все, что она пыталась приготовить, мы вместе заметались в веселой суматохе по кухне, расставляя по столу приготовленные блюда.
– Почти шесть, – сказала Лика, взглянув на часы. – Для ужина при свечах еще рановато, для торжественного обеда уже поздно. Что будем делать?
– Можем просто поесть, – предложил я.
– Фу, какой ты, – надула она губки. – В тебе совсем нет романтики. А может, я хочу, чтобы у нас с тобой состоялся ужин при свечах.
– Нет проблем, сейчас завесим окна темными гардинами и зажжем свечи.
Мое предложение Лику развеселило, и она согласилась просто поесть. Но бутылку вина из бара все равно достала.
– Ты превратишь меня в алкоголика, – пошутил я, когда она сунула мне в руки бутылку и штопор.
– А ты меня в огромную толстую тумбу, – едко парировала она. – Так часто я ем только вместе с тобой.
– Извини, – просто ответил я, откупорив бутылку
– Так когда вы познакомились с моим отцом? – спросила она, когда мы осушили первый бокал и принялись за еду.
Ее вопрос вновь поставил меня в тупик. Он был неожиданным. Слишком рано я посчитал, что ловко ушел от опасной темы. Ответ должен был быть крайне осторожным, ведь я не знал, говорил ли ей что-нибудь по этому поводу отец.
– Прости, но мне неловко разговаривать с салатом, – прервала она мои раздумья.
– Извини, задумался, – ответил я, выгадывая еще какие-то секунды. – Так о чем это ты?
– Не увиливай от ответа, – рассердилась она. – Скажи, как и когда ты познакомился с моим отцом?
– Ну, это было давно…
– Так давно, что ты ничего не помнишь? Кто ты такой, человек из прошлого? Вы проводили вместе с моим отцом эксперименты?
– Да, верно, – как утопающий за соломинку, ухватился я за спасительную мысль. – Мы были учеными, в одном исследовательском институте. Проводили эксперименты со временем. Твой папа случайно отправил меня в будущее.
– Если в прошлом все врали, как ты, значит, там совершенно не умели врать, – неожиданно решила Лика. – Ты совсем не похож на ученого. Кто угодно, но только не ученый.
– Я добровольно вызвался помогать твоему отцу.
– Знаешь, я не маленькая и не дура. Если бы путешествия во времени были возможны, то сейчас за моим столом сидел бы человек из будущего, а не из прошлого. Так кто же ты?
В ее голосе и взгляде было столько серьезности, что у меня пропал аппетит. Я отодвинул от себя тарелку.
– Ты действительно хочешь это знать? – спросил я.
– Хочу, – с вызовом ответила она, глядя мне прямо в глаза.
– Хорошо, я тебе расскажу. Только учти, что этот разговор может получиться у нас последним. После того, как ты узнаешь обо мне правду, скорее всего, откажешься от дальнейшего общения со мной.
– С чего ты взял? Может, все будет с точностью, да наоборот. Ты ведь меня не знаешь.
– Ты женщина, а с женщинами мне уже доводилось встречаться в своей жизни.
– Ты говоришь о Рите?
В ее голосе впервые за вечер прозвучали металлические нотки. Возрождать ненужный спор о Рите мне не хотелось.
– Нет. Ты готова слушать?
– Абсолютно.
И я повторил ей однажды уже рассказанную историю, только на сей раз во всех подробностях, без прикрас, опустив лишь один эпизод. У меня не хватило духа рассказать ей о том, при каких обстоятельствах я познакомился с ее отцом. Пришлось соврать, представив его молодым, подающим большие надежды ученым. Ложь получилась грубой, но такая обычно и вызывает у людей доверие. По крайней мере, Лика поверила. А вот думая о моей смерти и уже по другому глядя на мой рубец, она все хмурилась и не сводила с меня зажегшегося каким-то странным огнем взгляда.
– Вот видишь, – сказал я. – Все случилось так, как я и предсказывал. Ты смотришь на меня с отвращением.
– Неправда!
– Когда я тебе рассказывал об этом в первый раз, ты, конечно, приняла все за грубую шутку. Но сейчас ты выглядишь куда более серьезной. Значит, все-таки поверила. Я же вижу, как ты отыскиваешь на мне следы разложения. Не волнуйся, ничего подобного на мне нет. Я цел-целехонек. И чувствую себя лучше, чем двадцать лет назад.
– И совершенно я об этом не думала, – возразила Лика. – Я тебе верю, – добавила она спустя несколько минут раздумий. – Но все это так… неожиданно. Неужели с помощью эфира на самом деле можно воскрешать людей?
– Не совсем, – спохватился я, поняв, что сказал лишнее. – В случае со мной скорее речь шла о продолжительной коме и анабиозе, чем о физической смерти. Давно доказано, что мозг погибает от кислородного голодания, и после смерти его функции восстановить невозможно. Даже если удастся вернуть телу физическую работоспособность, мозг все равно будет бездействовать. А без этого жизнь невозможна.
– Наверное, ты прав, – задумалась Лика. – Пойдем покурим?
– Ты куришь? – поразился я.
– Иногда, – беззаботно ответила она. – У отца научилась.
Мы перешли в соседнюю комнату и устроились в креслах-качалках. Лика выудила откуда-то красивый, явно старинный, серебряный портсигар, открыла его и протянула мне.
– Спасибо, я не курю.
– Боишься умереть от рака легких? – усмехнулась она, сунув сигарету в рот. – Брось, одну можно. Не будь таким непробиваемым, человек из прошлого.
Потянувшись к ней, я взял сигарету. Мы закурили, молча раскачиваясь в креслах, и смотрели в окно, за которым стремительно сгущались сумерки. В темнеющем небе уже зажглись первые звезды. Они бледно мерцали на иссиня-лиловом небесном своде.
– В детстве отец часто рассказывал мне сказки, – внезапно произнесла Лика. – Про звезды. Про людей, которые там живут. Я слушала их с замиранием сердца. Многие не верят, но я до сих пор помню эти истории. Они живут во мне, прекрасные миры, наполненные только светлым и хорошим. И я всегда мечтала попасть туда. Хотела, чтобы у меня выросли крылья, и тогда я полетела бы к звездам, совершенно одна и встретила бы там своего сказочного принца.
Она замолчала так же внезапно, как и заговорила. Молча наслаждалась курением, неотрывно глядя на звезды.
– Твоя история оживила мою мечту, – добавила она спустя какое-то время. – Кристалл даст возможность подчинить эфир. И тогда человек сможет многое. Он сможет долететь до звезд. Дима, я хочу посмотреть, что там, на них.
Теперь я понял, к чему она вела. Моя история совсем ее не удивила и не напугала. Она открыла перед ней новые горизонты. Лика вдруг встала на ту грань, за которую человеку обычно не дано перешагнуть. Она могла осуществить неосуществимую мечту. И я мог ей в этом помочь.
Глядя на нее в эту минуту, я понял, какой это страшный наркотик – близость реального осуществления самой заветной и несбыточной мечты. И не знал, что ей ответить.
– Но ведь ты… можешь встретить прекрасного принца и на Земле…
Лика обернулась ко мне и улыбнулась.
– Уже встретила, только он еще об этом не знает, – кокетливо ответила она.
Мы долго курили, дело не обошлось одной сигаретой. Вместо одной, выпили целых три бутылки вина, и к ночи нам было довольно весело.
– Надо отомстить Рите, – неожиданно посерьезнев, заявила Лика.
– Нет, пусть живет, – возразил я. – Все, что я намерен сделать, так это лишить ее и Вяземского будущего… и прошлого.
– Опять ты говоришь загадками, – рассердилась Лика. – Неужели нельзя сказать ясно, сделаю то-то и то-то. Тебе от меня нечего скрывать. И вообще, теперь мы с тобой подельники.
– Ты еще маленькая для подельника.
– Мне двадцать, и я уже достаточно взрослая, – с жаром возразила она.
– А мне почти пятьдесят, – с грустью напомнил я.
– Кажется, в ваше время говорили «молодым везде у нас дорога», – сказала она. – Так дай мне дорогу, дедушка.
– Боюсь, не дам. Извини, но со своими проблемами я справлюсь сам.
– Когда я подобрала тебя на дороге в город, ты не был так в этом уверен, – обиделась Лика.
Я понял, что перегнул палку. Нельзя было так с ней говорить. Но я ничего не мог с собой поделать. Только сейчас, в эти минуты, понял, насколько дорога она мне. И потому не хотел рисковать ее жизнью. Путь, на который я собирался ступить, был чрезвычайно опасен. Он грозил смертью, но смерть была для меня уже пройденным шагом и не страшила так, как остальных людей. К тому же у меня была цель. Об этом я ей и сказал.
– Не говори глупости, – мягко ответила она, вплотную приблизившись ко мне, и прикоснулась своими губами к моим. – Если потребуется, мы умрем вместе.
– Да, – неожиданно ответил я, и страстно ее поцеловал.
Ту ночь мы с Ликой провели в одной постели.
На следующий день Лика срочно вызвала в Москву Профессора. Он примчался через два часа, взбудораженный и полный тревожных предчувствий. Увидев в своей квартире меня, он чертыхнулся. Я поманил его пальцем, показывая, что нам лучше поговорить наедине.
Лика не стала нам мешать. Она отличалась трезвым умом.
Закрыв за собой дверь, Профессор сразу накинулся на меня.
– Я же просил тебя держаться подальше отсюда, – громыхал он, кругами ходя по квартире. – Тебя наверняка ищут по всей стране. Ты – опасный преступник. И можешь навести подозрение на мою семью. Знаешь ли ты, какого труда мне стоило завоевать то положение, которое я сейчас занимаю?
– Брось, нет у тебя никакого положения, – перебил его я, спокойно усевшись в кресло-качалку. – Достаточно совершить один звонок в корпорацию, и ты навсегда исчезнешь с лица Земли.
– Ты мне угрожаешь? – вскинулся он.
– Вовсе нет, просто стараюсь тебя предупредить. Поверь, в мире много негодяев. Обязательно найдется кто-то, кто захочет тебя очернить и еще на этом заработать. Сам Иисус не избежал этой участи. Ты не лучше. Удивительно, как ты до сих пор протянул.
– Хорошо, я тебя выслушаю, – внезапно успокоился он, и плюхнулся в соседнее кресло.
Пока он раскуривал трубку, я вкратце поведал ему свой план. Я хотел набрать небольшой отряд надежных людей из оппозиции, и с их помощью провести ряд акций саботажа. Корпорацию и ее продукцию надо было дискредитировать.
Профессор хмуро дымил в своем кресле. Слушая меня, он мрачно кивал. Потом сказал.
– Чушь. Твой план не сработает. Мы не двадцать лет назад. Сейчас надо действовать по-другому.
– Ты говоришь так потому, что боишься потерять свое положение.
– Вовсе нет, – возразил он. – Я все обдумал и пришел к выводу, что твое предложение дискредитировать «ВЯЗиС» и идею эфира довольно выгодно для меня. Эфир запретят, а я по-прежнему смогу использовать свои чудо-омолодители. Ведь никто не знает, что они основаны на действии эфира. Таким образом, мое благосостояние только улучшится. А что касается амбиций, то не мне о них мечтать. Я привык жить тихо и скромно.
– Так что же тебя не устраивает в моем плане?
– Он слишком примитивен, – пояснил Профессор. – Ты говоришь – отряд из представителей оппозиции. Ерунда. Раньше революционеры были в моде, сейчас их почти нет. Так же, как практически нет уличной преступности. Все из-за проклятых чипов. От государственного ока не уйти. Лишь единицам это удается.
– Послушай, я никогда не поверю в то, что чипы вживили всем людям, – сказал я. – Зная свою страну и свой народ, уверен, что нашлись несогласные, особенно верующие, и государство ничего не смогло с ними поделать. Возможно, за сто или двести лет чипы вживят всем, но за двадцать лет это сделать практически невозможно. Теперь об оппозиции. Она умрет только тогда, когда отойдет в небытие власть. И тебе это хорошо известно. Так что не юли, и лучше расскажи мне подробно, кто такие противисты и твеллисты.
Профессор шумно вздохнул. Он понял, что его крепко прижали к стенке. И набил трубку новой порцией табака.
– Хорошо, я вижу ты настроен весьма решительно, поэтому помогу тебе. Действительно, чипы вживили далеко не всем. Этот процесс начался всего десятилетие назад. Два года он носил добровольный характер, потом началась принудиловка. У людей изымали паспорта, а взамен вживляли чипы. Но народ почти в едином порыве отверг это нововведение. Ты же знаешь нашу провинцию. К тому же, неизвестно откуда, но по стране быстро распространился слух, что где-то под Кремлем построен суперкомпьютер, который теперь будет не только контролировать действия людей, но и их мысли. Люди просто боялись вживлять себе чипы. После нескольких лет безуспешной войны с общественностью, правительство ввело новые нормы для проживания в крупных городах. Они были обнесены специальными круговыми системами сканирования, а в городах получили право жить только те граждане, которые носили чипы. Всем остальным было предложено выехать в провинцию. Как результат, началось массовое переселение народов. Одни бежали в деревню, другие, вживив себе чип, нежданно негадано становились горожанами. С чипами сейчас ходит процентов семьдесят людей, не больше, несмотря на официальную статистику, которая кричит о почти ста процентах и тем самым давит на психику тех, кто все еще отказывается от чипа. Их то и называют противистами. У них нет организованного движения сопротивления, хотя какие-то разрозненные группки и общины существуют. Но они, скорее, добровольные отшельники, типа прежних старообрядцев. Теперь что касается твеллистов. Сейчас это довольно мощное политическое движение, хотя когда-то твеллистами называли себя всего несколько ученых, выступивших против эфира. Когда «ВЯЗиС» начал установку своих энергетических станций, обычное ученое противоборство выплеснулось за стены научных залов и лабораторий, и превратилось в мощный политический вал. Всего несколько лет ушло на то, чтобы все остальные партии потеряли былое значение. Отныне политика строилась на новой идеологии: будет ли человек потреблять энергию эфира или твеллов, то есть отработанных урановых стержней из ядерных реакторов.
– Твеллисты в оппозиции?
– Не совсем, – подумав, ответил Профессор. – Они не ставят перед собой цели получить политическую власть. Все, что они хотят – это заменить эфироэнергетические станции своими. Вот и все.
– Отлично, как раз то, что надо. Как на них выйти?
– Это несложно, – порадовал меня Профессор. – У меня полно знакомых из их круга.
– Когда ты нас познакомишь?
– Могу даже завтра.
На том и порешили.
Знакомство с твеллистами произвело на меня гнетущее впечатление. Встреча произошла на очередном заседании их Верховного Совета, куда меня на следующий день привел Профессор. Мы терпеливо отсидели три часа в зале, слушая нудные доклады участников заседания. Потом Профессор представил меня нескольким важным шишкам из этого политического движения.
Насколько я понял, все они были политиками, и к науке имели отношения не больше, чем я. То, что они оказались в рядах твеллистов, было случайностью. Если бы у них был выбор, или обстоятельства сложились бы иначе, они с готовностью переметнулись бы в лагерь противников. А может, так и поступали, ведь я не следил за политической жизнью страны.
Мы уединились в отдельном кабинете. Говоря мы, я имел ввиду себя, Профессора и четырех членов Президиума Совета твеллистов. Устроившись за круглым столом, мы мирно беседовали в течение часа, по истечении которого я понял, что напрасно потратил время. Твеллисты оказались непроходимо глупы. Мои идеи их заинтересовали только с одной стороны: каким образом это поможет им на следующих парламентских выборах. В остальном на их лицах читалось подчеркнутое равнодушие. Хорошо, что от скуки они не заснули.
Убедившись в том, что поддержки мне тут не найти, я битый час ломал комедию, просто тянул время и нес всякую чушь. Впрочем, политиканы согласно и важно кивали головами в такт моим словам, хотя, готов поклясться, ничего не понимали из того, что я говорил. Заверив меня, что они предпримут все возможное для реализации моей программы, они с лучезарными улыбками попросили проголосовать за них на ближайших выборах. Я согласился и откланялся.
На улице Профессор, пряча усмешку под низко опущенной головой, спросил:
– Ну что, совершил революцию?