Денис Леонидович Коваленко
Подольские курсанты. Ильинский рубеж
Россиков, что распоряжался, где ставить пушки, не менее своих курсантов удивился этому отряду в полсотни человек, где все до одного были такие же мальчишки, как и его курсанты. История отряда Старчака оказалась не менее неожиданная, чем его появление. Когда фронт был прорван, когда немцы вошли в Юхнов, Старчак, по собственной инициативе, собрав отряд из воспитанников разведшколы – 430 комсомольцев, проходивших у него парашютную науку, утром 5 октября рассредоточил отряд на Варшавском шоссе, у моста через Угру. Целые сутки стояли комсомольцы, держали, не пускали врага – головные колонны 10-й танковой дивизии 57-го моторизованного корпуса вермахта. 50 человек – всё, что осталось от отряда. Почти четыре сотни 16-17-летних парней остались там, на реке Угра. Услышав это, у Россикова невольно сердце защемило. За своих парней защемило. Сколько останется завтра от его двух сотен? Невольно мотнув головой, – отмахиваясь от таких мыслей, он слушал, что предлагал капитан-разведчик. А Старчак предложил следующее:
– Впереди, рукой подать, деревушка Красный столб. Там немцы. Выбиваем немцев. Занимаем это урочище1, а там переправа через Угру. Мост мои ребята в клочья разнесли. Займем переправу, и пусть под вашими пушками эти… – Сторчак подобрал самое нужное и самое непечатное слово, – и строят переправу, а мы им будем аплодировать из всех стволов.
– Толково, – согласился Россиков. И немедля, батарею семидесяти шестимиллиметровых пушек капитана Базыленко поставили на закрытую позицию у деревни Стрекалово. А сорокопятки лейтенанта Носова – на прямую наводку – поддерживать атаку, теперь уже сводного отряда.
Как только обе батареи были готовы, курсанты и разведчики пошли в атаку, бодро и весело – как могут только идти семнадцатилетние парни, в первую свою атаку – которую не то, что ждали, во сне многие видели.
***
Солнце только поднималось, освещая рассветом верхушки леса. Отряд, примкнув штыки, бодро, скорым молодым шагом, несколькими линиями двинул от Стрекалово к Красному столбу, крохотной лесной деревеньки в несколько домов. За отрядом поспевали расчеты сорокопяток2 – курсанты катили свои пушечки легко, как тачки катят на стройке, разве что песни в голос не пели. Три километра меньше чем за полчаса прошагали молодые ноги.
– Огонь! – скомандовал лейтенант своим орудийным расчетам. Залп, и следом:
– Ура-а-а-а!!! – ноги сами, невольно, понесли юных бойцов, только глаза увидели подскочившие от разрывов дома и деревья, а среди домов и деревьев немцев. Курсанты в азарте и забыли, что винтовки могут стрелять! Наперевес, без малого две сотни острых штыков, точно греческая фаланга, – орущим «ура!» ежом, без единого выстрела, вломилась в деревушку. Тресть! Хресть! – врезались штыки в немецкие мундиры. Ура! – оглушал врага курсантский кличь! В молодой ярости, не видя, не слыша, не чувствуя – по прямой сквозь дома гнали 16-ти и 17-тилетние мальчишки матерых взрослых мужчин. А над ними летели точно пущенные снаряды сорокопяток, тут и там
отбрасывая немцев в кусты, осыпая их щепами разорванных деревьев. Немцы, стреляя как пьяные, больше в небо, чем в противника, тут же роняя оружие, снимая и бросая ранцы, спотыкаясь, наперегонки, бежали к реке, прыгали в воду, как ищут спасения от роя пчёл, и ползли по мелководью на западный берег.
Выползали и бежали дальше к Юхнову. Вряд ли кто из них понимал, что напали на них вчерашние школьники. До того невероятной и дерзкой оказалась эта первая курсантская атака.
Наверное ни один курсант и ни один разведчик не получили даже безобидной раны в этой атаке. Добежав до берега, парни готовы были сами прыгать в воду и бежать за врагом. Лишь жесткие приказы командиров остановили разгоряченных бойцов от такого безумия.
– Стоять! – сквозь «Ура!» и прочие многословные выкрики, ярко живописующие, что они сейчас с этими немцами сделают, когда догонят. – Стоять! – кричали командиры. А кого и за рукава гимнастерок и за шкирку хватали, и от реки оттаскивали. – Стоять! приказ был стоять!
…И тут заговорили пушки. Немецкие пушки. Ударили с Юхнова. Три гаубичных дивизиона и пять минометных батарей.
– Окапываться! – новый приказ. И курсанты так же бодро как работали недавно штыками, теперь работали лопатами. Впервые глаза капитана Подольского артиллерийского училища увидели то, что боялись увидеть – они увидели кровь, увидели лица, увидели закрытые глаза и… почувствовали боль. Точно это ему, капитану Россикову, сейчас пробили грудь, оторвали руку, ногу, ему, обещавшему своему командиру беречь мальчишек… Всё. Не стало мальчишек, не видели глаза капитана мальчишек – солдат видели. А смерть солдата – смерть обычная. – Окапываться! – кричал капитан, уже без сантиментов и боли, когда глаз его замечал еще одну маленькую мальчишескую смерть. – Быстрее! – одно утешало, снаряды и мины ложились вразброс, по всему берегу, и больше летели на опустевшую деревушку. Лишь несколько снарядов упали возле окапывавшихся курсантов, но и их оказалось более чем достаточно. Пять человек.
Гаубицы и минометы замолчали.
– Воздух! – разом несколько криков. Самолеты налетели как ниоткуда. Но и они, не знавшие, кто отогнал пехоту за Ургу, принялись солить бомбами окрестные рощи и лес, уверенные, что там под кронами деревьев засела русская армии. Самолеты исчезли. Какая-то одна бесконечная минута затяжной тишины. Без слез, курсанты уложили в ряд убитых товарищей – без слез и без слов – накрыли их побелевшие лица.
– Немцы! – разом прокатилось по окопам. Враг пошел в атаку. Больше полка пехоты – полторы тысячи, на глаз прикинули Россиков и Старчак. И десять танков. И вся эта мощь – на две с половиной сотни парней.
Масса эта двигалась непреклонно к мелководью, через которое еще недавно бежали выбитые из деревеньки немцы – двигалась на окопавшийся на опушке сводный отряд.
Вот когда артиллеристы на деле показали, чему их научили. Полковник Стрельбицкий уже на ходу за один месяц перекраивал учебную программу, обучая курсантов работать одновременно по трем и даже четырем танкам, еще летом расчеты учили противостоять танку один на один. «В бою – так не будет», – сказал тогда начальник училища, и весь сентябрь курсанты целыми днями отражали атаку сразу нескольких машин.
Батарея Базыленко выкашивала вражеские цепи шрапнелью, батарея Носова била прямой наводкой по танкам.
В этом бою немцы оставили на берегу и водах Угры более трехсот солдат и офицеров убитыми. Три танка и броневик догорали в поле.
Сотня курсантов и разведчиков… сто молодых ребят, комсомольцев – такая была цена еще одного дня. Драгоценного дня, позволившего курсантам, что заняли Ильинский рубеж, укрепить и замаскировать недостроенные доты и вырыть до того существовавшие лишь на плане окопы.
Немцы отступили. Отступили к Стрекалово и курсанты с разведчиками. Минометы и гаубицы пристрелялись к нашим окопам. Штурмовики и бомбардировщики квадрат за квадратом бомбили рощи и лес, и берег бомбили. Не могло поверить гитлеровское командование, что против них пара сотен бывших школьников – в это невозможно было поверить, настолько слаженно и мужественно держали курсанты переправу.
Железным колесом, сменяя танки самолетами, самолеты танками, шаг за шагом, перемалывая русскую землю грубыми шипами, враг шагал по Варшавскому шоссе к Москве.
– Пора уходить, – разглядывая в бинокль вражеские линии пехоты, сказал Старчак. – У меня и так тридцать пацанов осталось. Примем бой и тех не досчитаюсь. Да и твои курсанты не о трех головах.
Из тыла к Стрекалово подъехала полуторка со снарядами. Из полуторки выскочил начальник политотдела училища Суходолов.
– Здравия желаю, Яков Иванович, – поздоровался с Россиковым, познакомился со Старчаком. – Ну что, командиры? Что делать думаете? Там ребята у Ильинского жилы рвут, укрепления строят. Рубеж совсем недостроенный. Не успели до войны. Еще денек парням подарите?
– Может и два, Георгий Михайлович, – отвечал Россиков. – Только дорогóй это станет нам денек. Сотню уже похоронили.
– Там на Ильинском, – отвечал комиссар, ребята тоже гибнут. Район укрепляют под бомбами. Точно у немцев бомбам счета нет.
– Как у дурачка фантиков, – глядя больше на карту, эхом произнес Старчак. – Вот что, товарищи, я предлагаю. Артиллерия пусть идет перекатами, поорудийно. А мы отступим к реке Изверь. Там рубеж будет покруче, чем на Угре. Там и окопаемся, – и пальцем в карту ткнул, как точку поставил.
