Денис Алексеевич Шутов
Нехристь
Первым, что увидел Крис за разъезжающимися створками, была чёрная ткань, лежавшая посреди коридора. Вторым – цифра восемь на стене. Лифт снова начудил, не послушавшись кнопки, но, по крайней мере, привёз пассажира именно туда, куда тому было нужно. Мальчик обрадовался, а потом вспомнил, что здесь его совсем недавно подкарауливали доберман с человеком-тараканом.
Крис открыл бутылку, на всякий случай окропил кафель перед собой, поднял баклажку за наполовину оторванную ручку и с ладонью воды наизготовку вышел из кабины, направившись на общий балкон. Двери отворились легко, и впервые за день мальчик попал-таки на свежий воздух. Морозное солнце по-прежнему ярко светило. На крыше соседнего дома сидела стая ворон. Птицы недовольно закаркали, увидев ребёнка, крадущегося за решетчатой оградой. Он поторопился юркнуть за дверь, ведущую на лестницу. Вторая дверь оказалась открытой, и уже через несколько секунд Крис очутился перед ступеньками. И почему-то совсем не удивился, увидев, что путь наверх разрушен – прямо посередине пролёт разрывала дыра. Не слишком большая, но такая, которую можно и не перепрыгнуть. Как будто сверху на лестницу сбросили ядро от Царь-пушки. Мальчик посмотрел вниз – там ступеньки не пострадали.
Раздумывая, что делать дальше, он услышал наверху хлопок двери и взволнованный бабушкин крик:
– Крыыыс!
Он отозвался. В ответ громко охнули и зашаркали. Вскоре на площадке выше показалась запыхавшаяся бабушка.
– Ах вот ты где! – с облегчением воскликнула она. – А с лестницей, оболтус, что сделал? Матерь божия, ну и дырень! А вот и водица моя – почему открыл? Ты вообще зачем её упёр, ирод? – И, не дав внуку ответить, скомандовала. – Завинчивай и кидай сюды осторожненько, а опосля сам прыгай – я подхвачу.
Видно, Крис выразил нерешительность, так что бабушка добавила:
– Не боись, сильно бить не буду.
– Я не докину, – виновато проговорил он, внимательно рассматривая бабушку.
– Я те дам «не докину»! Что, каши мало ел? Без воды домой не пущу, так и знай. Кидай, давай.
Мальчик поднялся на ступеньку. Всё звучало очень убедительно: бóльшая забота о «продухте», чем о нём, обвинение в поломке ближайшей вещи, угроза, упоминание божьей матери и каши. А главное, почему он хотел поверить новой бабушке, – это был самый лёгкий путь. Ведь если она настоящая, значит он буквально в одном прыжке от окончания этого жуткого приключения. И всё же… Мама всегда просила его не гулять одному. Он её не послушал – и вот к чему это привело. А ещё она всегда говорила не лениться всё проверять: срок годности на продуктах, или кто звонит в дверь – спрашивать, даже если неловко или неудобно. Мама бы точно хотела, чтобы и сейчас он как-нибудь проверил бабушку.
Крис остановился, выплеснул минералку из ладони, схватился второй рукой за порванную ручку «Архыза» и начал поднимать баклажку, чтобы посмотреть на бабушку через воду.
– Ты чего удумал?!
– Хочу тебя проверить – вдруг ты ненастоящая? – выдавил мальчик, напрягая остатки сил.
– Хватит баловать! Сию же секунду швыряй бутылку, а не то я тебя так по жопе проверю, сразу бабку проверять отучишься!
– Тут чудища бегают и людьми притворяются. Ты сама говорила: доверяй, но проверяй, – упорствовал он, перехватывая баклажку за дно.
– Мало ли, что я раньше говорила, делай, что я сейчас говорю! – завизжала бабушка.
Эта непоследовательность тоже была совсем в её духе. Крис хотел подчиниться, тем более что поднять бутылку достаточно высоко сил уже не хватало. Но снова вспомнил маму. Тогда он поставил минералку на ступеньку выше и спустился с лестницы.
– Ладно, бес с ним – скачи сам уже, – обеспокоенно проговорила бабушка. – Скачи, не боись – не грохнешься.
А вот это пренебрежение «Архызом» выглядело подозрительным. Ничего не ответив, Крис опустился на колени и попытался взглянуть на бабушку через воду. Не получилось. Пришлось лечь на пол, но и тогда он никого не увидел. Приподнявшись на локте, мальчик обнаружил, что бабушка исчезла. Вернее, небабушка. Он грустно вздохнул, поднял бутылку и пошёл к лифтам – пока двери обратно не приморозило.
Новая попытка подняться к бабушке закончилась тем, что Крис приехал на этаж, где вообще не оказалось квартиры напротив мусоропровода. Там, где раньше стояла чёрная железная дверь с номером пятьдесят, просто продолжалась зелёная крашеная стена. Выглядела эта пустота жутко, словно гладкая кожа вместо рта.
Но этот девятый этаж не был худшим. На следующем отсутствовала уже крыша – и его покрывал грязный серый снег, летевший из мрачной тучи, в которой извивалось что-то огромное.
С ещё одной поездкой из дома пропал и две тысячи девятнадцатый год. Об этом мальчик догадался, заметив на свежей, нигде не побитой плитке, затоптанную открытку со снеговиком, на которой от руки написали: «С новым, 1976 годом!» Крис очень хотел подобрать открытку – чтобы показать бабушке и попытаться убедить её в правдивости своих сегодняшних злоключений. Возможно, тогда она бы пожалела внука. Но бумажка лежала слишком далеко – прямо у противоположной стены, а после слизнядостей мальчик твёрдо решил больше не выходить на чужих этажах.
Впрочем, в следующий раз ему даже не дали возможности выйти – когда двери лифта разомкнулись, Крис увидел перед собой только землю, доверху засыпавшую коридор, а может и весь этот мир. И повезло ещё, что земля оказалась промёрзшей – иначе она неминуемо завалила бы кабину целиком. Мальчик поспешил уехать оттуда.
Примерно на девятом девятом этаже за день Крис начал убеждать себя вслух: «Я заслужил наказание. Самое суровое. Пусть бабушка побьёт меня ремнём. Я действительно этого хочу».
– Слышишь, лифт?! – взмолился мальчик, всхлипывая от обиды, – я хочу к бабушке. Честно-честно. Я не должен был убегать, так что пусть наказывает. Хочу к бабушке! – повторил он сквозь слёзы.
Лифт не поверил. И вместо бабушкиного этажа привёз хныкающего пассажира на этаж, заставленный горшками с тропическими растениями, росшими до самого потолка. Каждое заканчивалось здоровенным плоским полуоткрытым бутоном из которого торчали тонкие реснички. Внутри эти «ракушки», свисавшие почти до плитки, были алыми; из них доносился сладковатый запах. К счастью Крис видел похожие цветки по телевизору и знал, что они хищные. Только растения из передачи могли поймать муху или улитку, а вот эти наверняка способны сожрать собаку или… ребёнка.
Мальчик повернулся к кнопкам, размышляя, на какую нажать. Ему пришло в голову, что, возможно, стоит попытаться доехать до первого этажа. Может, если он всё-таки сумеет выбраться погулять на улицу, ему станет проще поверить в то, что он действительно заслуживает бабушкиного наказания? Но потом он вспомнил ужасающее погружение в бездну, вспомнил стук костяшек по металлу и понял, что не осмелится.
Зато, снова посмотрев на нижние кнопки, он, наконец, обратил внимание на жёлтый колокольчик, расположенный под стрелочками вправо-влево. Папа говорил, что туда надо нажимать, если застрял в лифте – если кабина не едет, а двери не открываются. Но ведь и сейчас Крис, по сути, застрял. Вдруг, если он позвонит туда, ему помогут? Может, даже, сумеют убедить, что он заслужил ремня?
Он нажал на колокольчик. Из дырочек выше раздалось шипение вперемешку с женским голосом:
– Диспетчер. Что случилось?
– Здравствуйте. Я потерялся в лифте. Пытаюсь вернуться к бабушке, и никак не получается.
– А на каком этаже живёт бабушка?
– На девятом.
– Ну так и нажми на кнопку девять. Не достаёшь что ли?
– Я нажимал, но всё время приезжаю не туда.
– Не на девятый этаж?
– На девятый. Но не на тот девятый.
– Так ты, значит, домом ошибся! – рассмеялась диспетчер. – Где бабушка живёт? По какому адресу?
– Тётенька, я из дома вообще не выходил. Я пытался, но очень долго ехал вниз, а двери не открылись. Потом поднялся обратно, а там не та бабушка.
– Хватит баловаться! – гаркнула женщина, не дослушав. – Ещё раз позвонишь, полицию вызову!
– Вызывайте! – завопил Крис. Но шипение, обеспечивавшее связь с диспетчером, прекратилось. Мальчик снова нажал на колокольчик и услышал мужской голос – очень отчётливый, совсем без помех, как будто губы говорившего находились прямо с другой стороны дырочек.
– Эй, пацан, это ты?
– Да, я! – радостно ответил Крис.
– А ты, наверное, совсем маленький?
– Ну…
– А как ты лифтом сумел воспользоваться? Там же ограничение по весу, чтобы малыши не катались.
– Я… Я большую бутылку воды с собой взял, – признался Крис. – Извините.
– Не извиняйся, – добродушно ответил мужчина. – Ты очень умный. Не бойся, мы тебя скоро вытащим.
– Когда?!
– Очень, очень, очень скоро.
– А почему так с лифтом получилось? – решил выяснить мальчик. – Почему я никак не могу приехать к бабушке?
– Понимаешь, лифт – неточная наука. Его построили, но никто наверняка не понимает, как именно он может работать. Иногда барахлит, глючит. Может привести не на тот этаж, может – не в тот мир. Но взрослые обычно сразу видят ошибку, и просто уезжают, куда надо. А вот дети, бывает, выходят и теряются. Поэтому и установили технические ограничения, чтобы совсем маленькие не катались, – с сожалением закончил голос.
– Лифт меня вообще сначала в самый-самый низ увёз, – доверительно признался Крис. – Мне кажется, даже в ад.
С той стороны послышался смешок.
– В ад на лифте можно спуститься. Но ад – это всего один этаж. И далеко не самый глубокий. А тебя, наверное, бабушка бьёт? – неожиданно спросил мужчина. – В лифтах обычно теряются те, кому дома плохо.
– Иногда.
– А хочешь, мы её накажем?
– Как это?
– А как хочешь, – весело ответил голос. – Хочешь, просто поругаем, хочешь – ремнём, а хочешь, она тоже в лифте потеряется – навсегда. Не будет тебя больше мучить. Мы, лифтёры, всё можем.
– Правда?
– Правда. Ты только попроси.
– А можно сделать так, чтобы она вот как я застряла? На пару часиков? Чтобы поверила мне.
Из дырочек послышался вздох.
– Это, конечно, справедливо. Ты ведь из-за неё не можешь попасть домой – пусть и она из-за тебя не сможет. Только тебе после этого хуже станет – она решит, что это ты всё подстроил, и ещё сильнее лупить примется. Нет, надо чтобы она навсегда потерялась. Правильно?
Своим натренированным чутьём Крис внезапно уловил настрой лифтёра. Почти так же он угадывал смысл за бабушкиной деревенской белибердой – тогда речь оставалась неясной, зато намерения более менее расшифровывались. Сейчас же все слова были понятны, и всё же за ними словно на тоненькой верёвочке летал привязанным какой-то другой смысл – скрытый, спрятанный в непроницаемом облаке, и оттого явно не добрый. Мальчик понял, что его снова пытаются обмануть. Но не как это обычно делали родители – они обманывали его как ребёнка – очень глупо, вроде как с историей про то, что нельзя корчить рожи, а то таким на всю жизнь и останешься. Сейчас его обманывали как взрослого – говоря правду, или уж, во всяком случае, наполовину правду.
Причин, по которым он всей душой хотел отомстить бабушке, хватало: за зуботычины, за крапиву, за угрозы, за кашу, за то, что как-то раз лечила его мерзкой мазью «Звёздочка», горчичниками и банками, за шерстяные носки и свитеры, которые она специально вязала ему из особо кусачих ниток, за то, что она никогда не называла его по имени и обзывала крысой, за то, что она его совсем не любит, и за многое, многое другое. Но любое наказание со словом «навсегда» почему-то казалось слишком жестоким – даже для бабушки.
– Ну так что, наказываем твою каргу? – нетерпеливо переспросил лифтёр.
– Нет.
– Почему?!
– Я её сам накажу, когда вырасту.
– Не накажешь, – убеждённо проговорил мужчина. – Ты станешь взрослым и сильным, она – совсем старой и слабой. Ты её пожалеешь и простишь. Наказывать надо сейчас.
Крис задумался. Звучало дико: слишком трудно было поверить, что взрослый он простит бабушку. И всё же почему-то казалось, что на этот раз ему говорили правду. Неужели обиды удастся забыть? А потом в голову пришла совсем уж невероятная мысль: если он сможет простить бабушку спустя столько лет, за которые она точно сделает ему ещё уйму зла, то, получается, простить её прямо сейчас легче?
