Денис Алексеевич Шутов
Нехристь
Крис пожал плечами и под осуждающий взгляд деда с настенного календаря достал ключи из ящика тумбочки. Потом вспомнил, что дед этот не обычный, а святой. На это указывало золотое блюдце вокруг его седой головы. Бабушка объясняла, что «святой» – означает «божий», то есть обладающий особой силой. Но какой именно, мальчик не понял.
– Мне разрешили, – на всякий случай объяснил он старцу, и в качестве неопровержимого доказательства показал язык. Осталось вышмыгнуть из квартиры и… сердце Криса тоже чуть не вышмыгнуло, ударившись сильнее обычного, когда он посмотрел на дверь. Ребёнок только сейчас осознал, что собирается сделать – не просто ненадолго сбежать от бабушки (жуткое дело само по себе), – но впервые выйти одному во вселенную. В горле мгновенно пересохло, а колени сделались ватными – такими же, как и покрывавший их комбинезон. Крис много раз ходил по коридору девятого этажа – он помнил стук каждой плитки на пути до лифта, но сейчас ему показалось, что, ступив за порог, он попадёт в какой-то другой коридор: враждебный, опасный, словно из страшной сказки.
Гулять тут же расхотелось. Мальчик застыл, захваченный двумя внутренними силами: первая молила снять сапоги, вернуться в комнату и просто сделать вид, что ничего не произошло, что он не струсил, а вторая клокотала от ненависти к первой, обещая Крису вечное презрение, если он вдруг поддастся этой паникёрше.
Может, мальчик и вернулся бы, обойдись дело без свидетелей. Но отступить на глазах у святого деда было уж совсем позорно. Крис сердито фыркнул, осторожно вставил ключ в замочную скважину, распахнул тяжёлую железную дверь так, чтобы она меньше скрипела, и осмотрелся.
Коридор по-прежнему состоял из коричневого плиточного пола и зелёных стен, местами изрисованных красными и бурыми черточками. Слева от бабушкиной находились три квартиры, справа – ещё три. Ничего страшного не наблюдалось. Если не считать крысопровода, расположенного прямо напротив, но его крышка, к счастью, оказалась захлопнутой. Бабушка давно воевала с какой-то управой, чтобы его заварили во всём доме. Мальчик, хоть и опасался крыс, всё же не хотел этого: через их трубу довольно удобно было выкидывать мусор – лучше, чем ездить с вонючим пакетом на лифте. Правда, кто-то часто не закрывал крышку. Вероятнее всего, сами крысы – чтобы пахло на весь этаж. Так хвостатые могли мстить бабушке за яд, который она регулярно сыпала вниз.
Крис немного успокоился, приглядываясь и прислушиваясь к пустынному коридору. Всё выглядело совершенно обычно. Он аккуратно переступил порог, резко закрыл дверь с поблёскивающей над глазком цифрой «50», избегнув одновременно и скрипа, и хлопка, тихонько запер замок, спрятал ключи в карман и отправился вызывать лифт. Хотя пользоваться им, как ни странно, родители тоже запрещали: мол, всё равно никуда ты не уедешь, потому что слишком лёгкий. Мальчик удивлялся: зачем тогда об этом говорить? И уж тем более, как он сможет воспользоваться лифтом, если ему нельзя гулять одному? В ответ на эти вопросы мама тяжело вздыхала и строго повторяла: «В лифт без нас ни ногой. Там бывают плохие люди». А Крис недоумевал: «Неужели лестница безопаснее?» Но молчал – чтоб ему ещё и ступеньки не запретили.
Нет, он верил, что плохие люди действительно попадаются в лифте – но только дома, а бабушка жила на самом верху, и к ней кабина всегда поднималась пустой. Правда, злодеи могли зайти по пути вниз, и чтобы не допустить этого, Крис придумал зажать кнопку первого этажа – тогда лифт уж точно не остановится где не надо.
Двери маленького лифта открылись. Конечно, внутри никого не было. Крис вошёл в новенькую кабину, сверкающую полированным железом, снова полюбовался собой в зеркале, висевшем напротив, стёр чей-то отпечаток пальца, оставленный на хромированных поручнях, и, ужасно волнуясь, нажал блестящую кнопку с единицей. Она на мгновение загорелась алым и тут же потухла. Двери не шелохнулись. Пассажир попробовал снова, на этот раз зажав кнопку. Красный кружок принялся быстро мигать, будто светофор. Мальчик тяжело вздохнул и понуро вышел из кабины – похоже, мама говорила правду, и он действительно слишком лёгкий.
«Ну ничего, – подбодрил себя Крис, – спущусь по лестнице». Путь туда лежал через общий балкон. Мальчик легко открыл первую дверь и вошел в промежуточное помещение, но вот вторая, за стеклом которой уже виднелось голубое небо, не поддавалась. «Примёрзла, что ли?» – подумал ребёнок, изо всех сил дёргая железную ручку. Он даже повис на ней, уперевшись ногой в стену, но дверь отказывалась его выпускать. «Сердца у тебя нету!» – повторил Крис один из бабушкиных упрёков и, чуть не плача, вернулся в квартиру.
В прихожей по-прежнему хозяйничала дурацкая тележка, и её клетчатый узор напомнил Крису тюремную решётку. Но вдруг за этими прутьями лучом надежды блеснула пластиковая бутылка! Мальчика озарило: а что если взять баклажку в лифт? Может, тогда ему хватит веса, чтобы уехать?
Крис вытащил минералку за зелёную ручку, приделанную у горлышка. В деревне бабушка часто заставляла его ходить за водой с большими железными вёдрами, так что бутылка не показалось уж слишком тяжёлой. Мальчик сделал шаг к двери, но задумался, насколько сильно ему влетит за пропажу «Архыза»?
«Наверное, если принесу обратно, то обойдётся без ремня», – понадеялся Крис, но понял, что надолго уходить не стоит – так, швырнуть пару снежков и сразу домой. Прогулку, которую она даже как бы сама разрешила, бабушка ещё могла простить (то есть ограничиться несколькими затрещинами), но вот за баловство с «продухтом» ждала более суровая кара.
Мальчик застегнул и расправил сумку, возвратив ей первоначальную форму, а затем тихонько выскользнул из квартиры, бережно придерживая «Архыз» за донышко, чтобы пластиковая ручка ненароком не оторвалась. Крис бесшумно запер дверь и направился к лифту. Маленькая кабина ещё не успела уехать, и её створки открылись сразу после касания кнопки вызова, на мгновение загоревшейся красной стрелочкой вниз. Мальчик вошёл внутрь, поставил бутылку на пол и с замиранием сердца зажал кружок, помеченный цифрой «1». Единица запылала алым, двери дёрнулись и стали закрываться.
Получилось! Путеводный артефакт «Архыз» сработал – лифт начал спускаться. Мальчик во все глаза смотрел на красные циферки, которые мелькали за тёмным стёклышком, расположенным над кнопками: «8», «7», «6»… «Наверное, бутылку можно оставить у консьержки, – прикидывал Крис, – а на обратном пути забрать». «5» «4», «3»… «Нет, она точно поймёт, что я убежал без разрешения – лучше прокрасться незаметно». «2», «1», «1», «1»…
Мальчик смотрел, на мигающую единицу, не понимая, что происходит. Лифт же продолжал спускаться, увлекая пассажира всё глубже и глубже. Крис отпустил кнопку и отступил к зеркалу.
«1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1» – тараторил дисплей… Лифт ехал и ехал, и чем глубже он погружался, тем слабее светила потолочная лампочка, тем тусклее становилось в кабине и тем яростнее билась кроваво-красная единица за чёрным стеклом, будто алый огонь, который питал её, разгорался всё злее и кровожаднее, и всё отчаяннее царапался внутрь, стремясь добраться до беззащитного ребёнка.
«1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1»… Крис уже не стоял – он забился в противоположный от зловещей цифры угол, а все его мысли вытеснил ужас: перед лифтом, который явно сбежал из дома, похитив своего пассажира; перед глубиной, в которую он погружался; перед тем, что покажется, когда двери откроются.
«1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1», «1»… Ногами мальчик отпихнул бутылку к створкам, чтобы, когда те разойдутся, между ним и бездной была хоть какая-то преграда.
Единица мигнула в последний раз и погасла. Кабина остановилась с хлюпающим звуком, будто нога, увязшая в трясине. Дверцы лязгнули, раздвинулись на миллиметр и застыли. Из микроскопической щёлочки на мальчика поползли холод, тьма и тишина. Он лежал, не шелохнувшись, не дыша, боясь, что малейшее движение пробудит механизм, и створки разойдутся.
Двери лифта, которые так пугали ещё несколько секунд назад, теперь стали единственной защитой от преисподней; и в то же время их металлическая обшивка внезапно показалась Крису настолько тонкой и проницаемой, будто второй слой его собственной кожи. Вдруг он почувствовал, как до этой железной кожи дотронулись чьи-то пальцы! Они попытались протиснуться в кабину сквозь щель, но та оказалась слишком узкой. Тогда они постучались: звук был столь звонким, что сразу становилось понятно – на этих костяшках нет плоти!
Стук вывел мальчика из оцепенения: он вскочил, уже не думая, что резкие движения выдадут его, или заставят двери открыться; он уже не мог выносить кошмар, в котором оказался и просто хотел, чтобы всё немедленно закончилось. Крис ударил по той кнопке, до которой смог дотянуться – до восьмёрки.
Лифт качнуло, створки захрустели словно зубы, перекусившие кость, красный вертикальный зрачок в виде цифры «1» опять забагровел и сфокусировался на пассажире; кабина, хлюпнув, потянулась вверх. Единица мигнула, потом ещё раз, и ещё: «1», «1», «1», «1». Лифт поднимался. Дрожа, мальчик подобрал бутылку и обнял её как любимого плюшевого Винни-Пуха. «Спаси, «Архыз», спаси, пожалуйста, спаси, спаси, спаси», – шептал Крис в зелёную крышку, будто в микрофон. Замолчал он только когда, наконец, увидел на дисплее двойку, а освещение полностью восстановилось. «2», «3», «4», «5», «6», «7»: ещё чуть-чуть, и можно будет перевести дух.
«8». Кабина встала. За закрытыми дверями послышались голоса: три или четыре человека еле слышно переговаривались. Голоса напугали мальчика немногим меньше безмолвного гостя, который постучался к нему на глубине. Крис просто хотел оказаться в одиночестве, в безопасности и спокойно обдумать, что делать дальше, но теперь ему грозила встреча с людьми – возможно, теми самыми «плохими», о которых предупреждала мама. Ребёнок потянулся к кнопке седьмого этажа, но после недолгого колебания всё-таки встал на цыпочки и нажал на девятку. Цифра загорелась в ту же секунду, в которую потухла восьмёрка – одновременно с раздавшимся скрежетом открывающихся дверей.
Чтобы не привлекать внимания, мальчик резко опустил бутылку, а потом и вовсе спрятал за спиной. Створки разъехались. Кабина заполнилась злобным взглядом. Прямо напротив лифта у стены сидел здоровенный чёрно-серый доберман. В прошлом году похожая собака ни с того ни с сего бросилась на Криса у детского сада. Хозяин успел дёрнуть за поводок, лишь когда пёс уже летел к шее ребёнка. В тот день мальчик и запомнил название породы.
Зверюга, которую он видел сейчас, была в точности как та: такие же острые уши-рога, такие же свирепые глаза, такие же пятна на груди, напоминавшие шрамы… И тоже без намордника – в отличие от человека, который стоял рядом – половину его лица закрывала чёрная медицинская маска. Выше блестели большие тёмные очки, на которых лежал короткий козырёк чёрной шерстяной кепки. Из-под головного убора, застилая уши, торчали коричневые ломкие волосы, похожие на насекомьи лапки. Его правый рукав висел пустым от плеча, левый как бы подсоединялся к бугристому позвоночнику собаки, словно пришитый – ладони Крис не видел. Этот тряпичный тоннель мелко подёргивался, будто через него туда-сюда сновало нечто очень быстрое – будто в этой жиле между человеком и животным часто пульсировал кровообмен. Невысокий мужчина сильно сутулился, чуть ли не кренясь под тяжестью рукава. И в то же время казалось, что человек постоянно кланяется своему четвероногому спутнику, что он боится его и пытается спрятаться сам в себе, стараясь не существовать насколько это вообще возможно.
Доберман оскалился; по медицинской маске пробежала рябь, которая могла означать, что мужчина тоже улыбнулся. Они одновременно шагнули к лифту. Крис ударил по кнопке закрытия дверей и попятился к стене. Створки кабины начали съезжаться, но восьмиэтажники подошли ближе, и человек нажал кнопку вызова. Двери поползли обратно.
– Не бойся, – проговорил однорукий загробным голосом, втискиваясь с собакой в проем, – он маленьких детишек не ест.
