De ojos verdes
Смятый лепесток
– Я на своей приехал.
Мне понадобилось два глотка и пятнадцать секунд времени, чтобы переварить информацию. Но Лена опередила с вопросом:
– Ты, что, серьёзно двадцать часов был в дороге?
– Да. Хотел голову проветрить. В пути лучше думается.
Вот зачем опять смотреть на меня так? Будто…будто я ему что-то должна!
К счастью, звонит мой телефон. Я отвечаю Гарику. И собираюсь. Меня провожает подруга:
– С зоной бикини всё пучком? – затем, сообразив, что ляпнула, смеется. – Точнее, без пучка?
– Ты просто неподражаема! Пока!
Когда сажусь в салон автомобиля и здороваюсь с Гариком привычным легким поцелуем в щеку, меня одолевают противоречивые чувства. Моя душа становится полем боя, и это так захватывает, что я даже не ощущаю, как сильно в какой-то момент мужчина прижал меня к себе. И как блестят его глаза. И как бросает исподтишка однозначные взгляды на оголившиеся слегка колени, обтянутые тонким капроном телесного цвета в тон кожи. Ничего не вижу. Только одна мысль: Дима специально будет ждать. Как расслабиться в такой обстановке?
– У тебя точно всё нормально?
Что ему сказать? Прошло два часа в компании сногсшибательного Аванесова, а я с каждой минутой натягивалась всё сильнее. Будто тетива лука. Мы съездили на эту возвышенность, но я рассеяно оглядывала красоты, не проникшись ни капли. Побродили по местности, Гарик что-то увлеченно рассказывал о своей работе. Я слушала. Но не слышала. И теперь мы в ресторане, уже полчаса сидим за этим столиком. Нам даже заказ принесли. Мне бы поесть, а я бессодержательно ковыряюсь в тарелке.
– Да, просто сердце почему-то не на месте. Думаю о дочери.
– Разве она не у твоей подруги? – удивляется. – Не первый раз же.
И тут вдруг срабатывает какой-то стоп-сигнал. Я не хочу говорить, что Мия с отцом. Просто киваю и дополняю:
– Ну, интуиция, понимаешь? У тебя не бывало так с твоими?
– Нет. Оставляю такие женские штучки их матери.
– Женские штучки? Ты так называешь интуицию?
Он хмыкает. Отпивает воду. Откидывается на стул в позе хозяина жизни, которая так ему идет, и вскидывает руку на спинку соседнего стула. Проходится по мне томно-снисходительным взглядом, вибрирующим желанием останавливаясь на губах.
– Мась, ты хочешь поговорить об этом? Вот прямо сейчас?
– Почему нет?
– Да потому что я по тебе соскучился и хочу совершенно другого. Точнее, говорить я точно не хочу.
– Да? – спрашиваю от неожиданности, потому что так открыто Гарик никогда не высказывался.
Глаза мужчины вспыхивают. Кажется, огонь в них меня поджигает даже на расстоянии. Поддаюсь гипнозу и тоже не могу оторваться от него.
– Здесь есть один приличный отель, как раз находится в нескольких минутах езды.
Наверное, если бы огрели чем-нибудь по голове, я изумилась бы меньше. В каком смысле? Отель?..
Как набраться смелости и поинтересоваться, за кого он меня принимает?
– Прости, к себе я тебя отвезти не могу, – будто читает мысли, – мы всей командой снимаем квартиры в одной новостройке. Не хочу, чтобы они нас видели вместе.
– Почему? – я обескуражена ещё больше.
Аванесов улыбается так, как может улыбаться патрон своей протеже. Непонимающей и скудоумной.
– Я их шеф, Мась. Зачем давать лишний повод для сплетен?
– Действительно. Понимаю.
Ни черта я не понимаю… Лишний повод? То есть, наша связь, если эти встречи так можно называть, остается негласной? Для его круга. Мои-то знают. Но это не представляет никакой опасности для Гарика, потому что в жизни мы ни в какой плоскости не пересекаемся. Видимо, должны были только в горизонтальной. Но…
– Ты можешь отвезти меня домой или я вызываю такси? – получилось резче, чем я хотела, ибо самообладание потихоньку покидало разум.
Он переменился в лице. Взгляд потемнел. Мне казалось, теперь в нем преобладает осуждение.
– Нравится меня динамить, да? Наслаждаешься? – тихим вкрадчивым голосом, в котором сквозит холод.
Гарик подается вперед, и я могу рассмотреть, как беснуются желваки на его смуглых щеках, а также вздуваются вены на шее. Злой Аванесов одновременно страшен в этой своей новой для меня ипостаси и отвратителен. Человек, который знаком со мной несколько десятков лет и осведомлен о принципах, которыми руководствуюсь, не может и просто не имеет права делать такие предложения! Другое дело, если бы оба захотели…и всё прошло бы красиво, приводя к порогу его дома… Но отель? В наших обстоятельствах это звучит безбожно дёшево.
Господи, какое унижение.
– Всё же воспользуюсь такси, а ты посиди и подумай, я сейчас ухожу, наслаждаясь? Это так выглядит?..
Тянусь к телефону на столе, его ладонь внезапно накрывает мою на смартфоне. Пару секунд всматриваюсь в его крупные сильные пальцы. Хватка настоящего хищника. Вот так наверняка и в бизнесе, а не только в личной жизни. Он просто такой. Ему всё дозволено. А я вхожу в это «всё».
Вскидываю голову и ловлю разгоряченный взор.
– Мась, не надо так со мной…пожалуйста…
– И со мной тоже, Гарик, не надо, пожалуйста.
На мгновение прикрывает веки. Когда распахивает, взгляд становится более адекватным, спокойным. Мужчина вздыхает обреченно и как-то устало протягивает:
– Отвезу тебя. Но хотя бы поешь сначала.
– Аппетит пропал.
Поджимает губы, буравя меня, затем коротко кивает. Подозвав официанта, сообщает, что оплата будет картой. Пока Аванесов разбирается со счетом, я успеваю накинуть на плечи свой легкий плащ и выйти на улицу. Плевать, что это снова вызовет у него недовольство. Весь путь мы молчим. Ехать каких-то минут десять, но напряжение давит на виски. Я очень разочарована. Наверное, даже больше в себе, потому что чего-то там напридумывала. Да, предложения руки и сердца я не ждала, но уважения и деликатного отношения – более чем. Уверена, заслуживаю этого. И Гарик тоже понимает, что для меня это не обыденный шаг, а нечто совершенно иное.
– Мась, прости… – горький выдох, когда останавливаемся у подъезда, – я теряю тормоза. Прости, слышишь? Уже не выдерживаю этой дистанции между нами, хочу тебя, как только может мужчина хотеть женщину, которая занимала его мысли на протяжении стольких лет…
Не знаю, что сказать. Просто смотрю ему в глаза какое-то время.
– Спокойной ночи, Гарик.
– Погоди. Букет забыла…
Неизменные красные розы перекочевывают с заднего сидения на мои колени. Забираю их и выхожу.
Совершенно неожиданно для самой себя уже в подъезде открываю крышку мусоропровода и по частям выбрасываю цветы. Очень надеюсь, что это не продиктовано тем, что в моей квартире ждет Дима, которому я не хочу демонстрировать такие нюансы. Ведь могла же в таком случае и Лене отдать, а потом забрать… Но предпочла расстаться с символом страсти Аванесова.
Я тихо вошла как раз к моменту, как мужской силуэт, прикрывая дверь спальни, появился в коридоре.
– Мия заснула? – удивилась я, глянув на часы. – Девяти ещё нет…
– Они много играли, утомилась. И, правда, девяти ещё нет. И ты так рано?..
Отворачиваюсь, вешая плащ. Непонятное едкое чувство поднимается токсичной волной из самых недр.
– Хоть повеселилась?
– Повеселилась.
– И как? Всё успела за такое короткое время?
– Всё успела.
Подпрыгиваю на месте, когда, развернувшись, вижу перед собой его сосредоточенное лицо.
– Волосок к волоску, макияж и одежда в отличном состоянии. Сдаётся мне, не всё.
От этой наглости я просто потеряла дар речи. Получилось только смерить его недовольным взглядом и юркнуть в пространство между ним и стеной, направляясь в ванную. Мыла руки с остервенением, будто запачкалась в какой-то гадости. Вот бы еще рот прополоскать. Но это позже.
– Так ты не ответила, как всё прошло?
– Не припоминаю, с каких пор ты записался в мои подруги, которым я должна что-то рассказывать, – почти огрызаюсь, проходя мимо него в кухню.
– Я всего лишь хочу знать, как у тебя дела. Кажется, плохо, раз ты не в духе.
Опять материализуется передо мной, пока я раскладываю выпечку из формы на тарелку. Откладываю лопаточку и заглядываю ему прямо в глаза.
– Дима, давай по-честному. Мне не нравится, когда мы остаемся наедине, из этого всегда выходит нечто неправильное. Тебе лучше уйти.
– Почему неправильное? – искренне удивляется, отчего густые темно-русые брови в тон волос взлетают вверх.
– Потому что ты умело выводишь меня из себя, касаясь прошлого, в которое я не хочу возвращаться. Настоятельно прошу ради хрупкого мира, воцарившегося между нами в настоящем, не надо лезть мне в душу. У тебя замечательная жена, и она тебя ждет, поэтому, доброй ночи. Завтра можем созвониться и договориться по поводу Мии.
– Как слажено ты говоришь. Может, хотя бы раз спросишь, что творится со мной? – иронично усмехается с толикой горечи.
– А я должна?
– Нет. Конечно, нет. Мне просто очень этого хотелось бы. Тогда ты узнала бы, может, что сама давно бесцеремонно влезла в мою душу…
– Замолчи! – отшатываюсь в ужасе. – Что ты такое…что ты делаешь? Не трогай меня!
Но мужчина уже вплотную прижимал мое одеревеневшее тело к своей груди, наклонившись и шумно вбирая в себя воздух у шеи.
Парализовало мгновенно. Одно дело, когда я в истерике позволяла объятия, совсем другое – вот так, в трезвом уме и после такого нелепого признания.
– От тебя не пахнет другим мужиком, – резюмирует, надышавшись. – Только тобой.
Это приводит меня в чувство, я с нещадно колотящимся сердцем пытаюсь вырваться, пустив в ход кулаки. Странно, но…я не боюсь нежелательных последствий, то есть, уверена, что Дима не тронет. Просто с ним что-то происходит.
– Дима, пожалуйста, – прошу в отчаянии, пока тиски становятся всё сильнее. – Ты сошел с ума…
– Да, сошел. Чуть не подох за эти три часа, пока фантазировал, что он с тобой делает… Малыш, реально сошел с ума. Не могу…пытался…ты мне снишься…твои глаза… Аль, я параноик! Даже зная, что недостоин тебя, что погубил и причинил боль, которую не прощают…не представляю, как остановиться. Меня тянет к тебе неведомо, будто к живительному источнику. Мне твой запах мерещится повсюду…сладкая карамель, въевшаяся под кожу. Ты преследуешь везде… Я…теряю голову рядом с тобой. Позволь мне…всё исправить… Я очень постараюсь…
Как я себя почувствовала в этот момент? Отнюдь не желанной женщиной, а какой-то использованной тряпицей. То ли неудачное свидание, то ли измотанная переживаниями психика…но я вдруг разозлилась так, что замахнулась и влепила ему пощечину. Затем ещё одну. К счастью, этого хватило, чтобы Дима меня отпустил и отошел на шаг. При этом не выглядел задетым, в его взгляде светилось…понимание. Мы оба дышали тяжело и смотрели друг на друга не мигая.
– Не смей больше ко мне прикасаться… – разрывает меня. – Не смей!
– Я тебе…противен?
У меня такое ощущение, что он уже задавал этот вопрос сотни раз. И какая разница? Разве это имеет для него значение, если прёт, подобно танку.
– Да, Дима, да. Ты мне противен, – прикладываю ладони к пылающим щекам, – Господи, а может быть иначе? Ты ожидал чего? Что я с радостью паду к твоим ногам? К ногам женатого мужчины, цинично поступающегося верностью? Чтобы я стала частью этой грязной воронки?..
– Ты меня не так поняла…
– Неужели? – меня одолевает нервный смех.
– Аль… – он протягивает ладонь, но я вжимаюсь в стенки кухонного гарнитура, желая избежать касания, – я хочу всё исправить…
Лихорадочно качаю головой из стороны в сторону. Его рука опускается. Сам Дима вдруг поникает, понурив плечи.
– Нечего исправлять.
– Да, ты права. Прости.
Очнулась я многим позже, обнаружив себя всё в той же позе – прижатой к деревянной поверхности. Он исчез. А вместе с ним исчез и мой покой.
И я четко осознала, что дальше будет только хуже… И никуда мне от этой реальности не деться.
Глава 22
О, как я его избегала! Какой изворотливой и предприимчивой оказалась! Кто бы мог подумать! Свела наши встречи к минимуму, опасаясь новых «приступов любвеобильности». Не хотела анализировать его поведение. Незачем мне такое проявление чувств от него! Незачем! Успешная партизанская стратегия длилась около двух недель. А потом я вынужденно уделила ему целых пять минут, потому речь шла о приближающемся дне рождения Мии.
– Я настаиваю, что в этот раз все расходы и хлопоты беру на себя. Ты и так не позволяешь материально помогать…
– Ты утрируешь. Во-первых, детский сад – это уже много, а он по твоему контракту. Во-вторых, ты задариваешь дочь всевозможными игрушками, книжками и одеждой. В-третьих, ты постоянно возишь её развлекаться. Это не материальная помощь?
– Воскресный папочка, прямо прелесть… – выплевывает брезгливо.
Кошусь на него в недоумении. Это претензии ко мне или к себе?..
– Короче, Аль, в этот раз организую всё сам.
Хотя бы с целью не углубляться в спор и не оставаться с ним наедине дольше я решила согласиться, выразив это пожатием плеч.
Дальше меня ждало другое испытание – майские праздники. Лена таки уговорила нас всех поехать на отдых вместе. Только до Баскунчака мы не добрались, потому что делать там шашлыки не вариант. Это место создано самой природой, чтобы им любоваться в восхищении и впитывать цвета и умиротворение. Сошлись на дальнем берегу речки, чтобы быть подальше от толп, празднующих маёвку. Так я впервые сидела в машине Димы, исподтишка наблюдая за Яной, находившейся на переднем сидении. Эта девушка неотразимо прекрасна, даже выглядит моложе своих лет. Ведь, насколько знаю, они ровесники. А ему уже тридцать семь.
Задаюсь вопросом, чего не хватает её мужу? Как при такой красоте, отборном характере и уме можно ходить налево?! Причем, с завидной циничностью! Я не маленькая и понимаю, что в нынешнее время отношения между люди либерализовались до беспредела, и им это нравится, но…ведь дико! Какой тогда смысл в браке?.. Вообще, Дима для меня – темный лес, слишком много витиеватости и беспробудной непоследовательности. Он как наглый довольный жизнью кот, которого везде кормят сметаной в силу обаяния, и не надо выбирать одну миску, этого никто не требует.
Бросаю ещё один взор в сторону Яны и почти беззвучно вздыхаю. И чего не хватает этому мужчине? И как…после неё…можно смотреть на меня?..
Входящий звонок отвлекает. Сверлю экран и просто не верю своим глазам. Гарик? Я думала, он никогда не позвонит, и все слабые попытки сблизиться останутся в воспоминаниях. Надо же…
– Да.
– Мась, привет…
Меня почему-то стало раздражать это обращение.
– Здравствуй.
– Давай встретимся? Я хочу извиниться по-человечески.
– Это ни к чему. Всё в порядке.
– Нет. Я требую реванша.
– Это, что, игра? Какой реванш?
Стараюсь говорить тише, чтобы звуки льющейся песни перекрывали мой голос.
– Ну какая игра… Какая, к черту, игра? Разве стал бы я так долго ухаживать за тобой?..
Молчу. Мне просто нечего сказать.
– Мась, ну давай дадим друг другу еще один шанс?
– Гарик…я не думаю, что в этом есть смысл.
– А ты не думай. Оставь это своему мужчине. Завтра вечером заберу тебя после работы?
Вздыхаю от такого напора. Случайно ловлю пытливо-настороженный взгляд в зеркале заднего обзора. Секундное замешательство. Опять! Смотрит, будто…я что-то должна!
– Хорошо, буду ждать.
Отворачиваюсь к окну и слежу за сменяющимися картинками. Мию убаюкало движение автомобиля, и теперь она спала, уткнувшись носом мне в бедро. А я одной рукой нежно поглаживала её по голове и одновременно следила, чтобы на поворотах она не скатывалась. Хотя…Дима водил аккуратно, тут не придерёшься. Вот Размик в своё время гнал…я даже боялась с ним садиться в одну машину.
Мысль о брате отдается растекающейся по нутру светлой болью. Я так часто стала о них думать… Моё существование наполнилось ностальгией, которую так долго удавалось избегать. Дима своими несанкционированными сеансами психотерапии задел спящие струны, разбередил рану, скрытую толстой повязкой. Это еще одна причина сторониться его. Он на меня дурно влияет.
Нас было около двадцати человек – семья Гузель, Лена с Владой и Валерой, наша машина и несколько друзей Яны и Димы, с энтузиазмом согласившиеся приехать. Конечно, я узнала их, поскольку видела в годовщину перед Новым годом. В целом, все легко сошлись друг с другом, подготовка к жарке шашлыка шла полным ходом. Солнце, речной берег, свежий воздух, запах обгорающих дров… Чем-то напоминало мне каникулы в детстве, когда нас отправляли к бабушке с дедушкой в Армению… Связь с которой тоже оборвалась уже как шестой год. А я бы хотела показать дочери её историческую родину. Может, как-нибудь…
– Почему ты не играешь с остальными? – Толя, друг Димы, садится рядом на плед.
Все уже вдоволь наелись и наболтались, и теперь кидали волейбольный мяч, разбившись на две команды. Отсутствие сетки и присутствие снующей и визжащей между ними от восторга детворы никак не мешало спортсменам. А я наблюдала и наслаждалась. Чем-то по-человечески простым и правильным. И думала, почему нельзя застрять в этих ощущениях навсегда?..
– Я не лажу с мячами. Вот и сторонюсь.
– Хочешь, в карты перекинемся?
Я повернулась к нему и улыбнулась. Смешной какой-то. У него явно сломан нос – видимо, боксер, телосложение тоже подходящее. Глаза такие теплые, светло-зеленые с задоринкой. И конопушки по всему лицу, хотя Толя не рыжий, а шатен.
– Не беспокойся, мне и так весело. Я болею за команду, в которой Мия и Влада.
Синхронно ведем головами к берегу и какое-то время смотрим уже вместе.
– Они точно победят. Раз с Димычем. Он у нас всегда и во всем чемпион. Только лучшее. Только его.
Будто почувствовав, что заговорили о нем, Дима обернулся и уставился на нас. Как-то странно и далеко не деликатно сощурившись. Даже мурашки прошли по коже. Но я сосредоточилась на собеседнике.
– Ты говоришь о нем без зависти и злости. Это радует.
Мужчина окинул меня непонимающим взглядом и усмехнулся.
– Он же мой лучший друг, кореш, мы с ним с первого класса вместе. Еще Стас.
– И у вас никогда не возникало разногласий?
– Возникали, но это естественно. Они разрешаемы.
Печально вздохнула, вспомнив о своем брате и Гарике. Вот у них почему-то не получилось. А ведь тоже были образцовыми друзьями…
– Честно сказать, сначала я не сообразил, как вы с Димой сошлись, – вдруг разоткровенничался Толя, вынуждая меня вновь взглянуть ему в глаза. – И почему всё так произошло, столько лет не подозревать о ребенке… Я знаю его. И вижу, что он раскаивается в чем-то очень нехорошем. Виноват перед тобой. Не суди его строго. После Сони были заскоки, а вы как раз в этот период и сошлись. Несмотря на внешнюю легкомысленность и разгульность, Димыч очень надежный и преданный. Проверено на себе в течение тридцати лет.
Меня это признание тронуло до глубины души. Не думала, что мужчины способны на такое проявление чувств. Определенно точно среди окружения Димы этот парень был каким-то по-особенному ему близким. И я очень рада, что есть такие товарищи…
Над головой пролетает тень. Оказывается, объект наших рассуждений прибежал за бутылкой воды и теперь жадно выпивал содержимое крупными глотками. Его шея напряглась, а кадык залипательно перемещался туда-сюда. Но когда мужчина окатил меня холодным взглядом, вколачивающим льдинки в нервные окончания, я отвернулась. Дежавю. Будто перенеслась в дни, где он снова мой насильник, потерявший облик. Еще одно проявление непоследовательности – то нежность, то грубость… Сплошные противоречия.
Вечерело, народ успел поесть второй раз, снова пошли разговоры, смех. Дети, уставшие после активного дня, теперь сидели вокруг планшета и смотрели мультфильм на отдельном пледе. Кто-то предложил включить музыку и немного потанцевать в романтической обстановке под светом автомобильных фар. Первыми встали Лена с Валерой, за ними потянулись Гузель с Темиром, затем…Яна с Димой и его друзья с женами. Остались мы с Толей. К счастью, он меня не приглашал, потому что я бы вынужденно отказалась. Мне хотелось наблюдать…как смотрели друг на друга Лена и Валера… Страсть, огонь, искры. И пусть твердит, что никогда не вернется к нему, ощущение, что она никогда и не уходила. Нежные и скромные Темир и Зелька – она так невинно и по-девичьи прижимается щекой к его плечу… Стас и Наташа, весело щебетавшие о чем-то и поглядывающие на сына. Юля и Артем, поженившиеся недавно и пребывающие в каком-то своем таинственном мире…
И, наконец, я всё же взглянула на Диму и Яну. Пожалуй, самая яркая и красивая пара, гармонично подходящая друг другу визуально. Оба – загляденье. Да, я успела оценить внешние данные этого мужчины и согласиться с тем, что он чертовски привлекателен, пусть и не мой типаж. Они были необычайно задумчивы, смотрели в разные стороны, молча кружась под мелодию.
Интересно, а я бы смогла, как Яна? Прощать мужу измены, переварить новость о том, что он способен на насилие, в результате которого у него и появился ребенок? Она так безмятежна с ним, так безоговорочно доверяет, несмотря ни на что… Это и есть любовь? Та самая невероятная женская сила? Нечто необъяснимое и недоступное средним умам, привыкшим к простоте, где любишь того, кто любит тебя, и все предельно ясно, без вот таких темных пятен. Квестов, эмоциональных качелей и сложностей в виде расстояния, неверности и прочего.
Мой взгляд опустился на его сильные руки, лежащие на её пояснице.
Затаила дыхание.
Отчего мне стало так…неприятно? Кольнуло под ребрами. Разрослось, расплылось рябью по нутру. Будто наглоталась горьких пилюль и не могу справиться с последствиями.
Может, мне просто обидно, что в моей жизни никогда не было таких отношений, где я могла бы позволить себе положиться на чью-то крепкую спину, таять в объятиях, не размышляя о чем-то постороннем…
Или…может, всё потому, что конкретно с этими руками связаны тяжелые воспоминания?..
Оглядываюсь и нахожу глазами Мию.
Кого я обманываю?
Прощение Дима получил в тот самый миг, когда я впервые взяла свою девочку на руки. Понимая его мотивы и остро чувствуя, что ему самому было плохо, когда он насиловал меня, не смела держать зло. Да и не умею я. Зачем лишний груз, если в итоге я стала такой счастливой?
Возвращаюсь к танцующим парам и снова прохожусь по кругу по каждой. Дохожу до Яны и Димы.
Ловлю прожигающий взор.
Сожаление.
Дикая боль.
Отчаяние.
Сокрушение.
Раскаяние.
И…что-то новое. Светлое, только-только давшее росток.
Цепляюсь за это нечто и отчего-то начинаю тяжело дышать.
Меня пронзает трепетом. Легкой ответной болью и…
Боже мой, я ревную? Я его ревную?
Ужасаюсь этой мысли и зажмуриваюсь, прогоняя тяжелые яростные слезы.
– Может, мы уже поедем, ребят? – спасает меня вдруг Толя. – Нам же в город ещё возвращаться, три часа дороги в ночи.
Распахиваю веки и замечаю, что все нехотя соглашаются с этим.
Начинаются сборы, что отвлекает от разрушающих размышлений. Укладываемся в какие-то минут десять. Очень тепло прощаемся и договариваемся повторить, потому что было действительно хорошо. Даже Валера сегодня непривычно добродушен и никак не отлипает от Лены, хотя раньше не был сторонником публичной демонстрации чувств. Вот что с людьми делает любовь, точнее, горечь её потери. Вновь обретши, мужчина больше не хочет повторения событий. Надеюсь, у них получится.
Рассаживаемся и трогаемся. Нам, местным, ехать минут сорок. Буквально сразу Мия в моих руках засыпает и я замечаю, что Яна тоже отвернулась к окну и немного приоткрыла рот, мгновенно отключившись.
Ну, конечно, чувствую. Чувствую, как синева его глаз вновь топит меня, но не поднимаю взгляда в зеркало. Мне не по себе. Будто я совершаю преступление… Непозволительно тянусь к чужому мужу.
Как только это проскальзывает в сознании, меня снова парализует.
Путаясь в собственных мыслях, мироощущениях и эмоциях, я даже не замечаю, как мы доезжаем. Машина Валеры останавливается рядом. Лена забирает пакеты из багажника, а сам он несет сопящую Владу. У нас же – вещи и плед беру я, а Дима поднимает Мию. Яна всё ещё спит, поэтому не прощаюсь. В последний момент, когда заходим в подъезд, замечаю и минивэн Умаровых, махнув им на прощание.
Всё, чего хочу, – чтобы Дима скорее положил дочь на кровать и ушел. А я останусь наедине с собой и уже признаюсь в том, какие перемены со мной произошли.
Увы, он закрывает дверь спальни и теснит меня, я спиной вступаю в гостиную, не понимая, что происходит. Словно маньяк с нездоровым блеском в глазах, наклоняется ко мне и каким-то замогильным морозным голосом, режущим беспощадно и с особым изощрением, тихо произносит:
– Даже не думай об этом. Я не позволю Толе связаться с тобой. Ему об этом я уже сообщил. Как-то не слишком много вокруг тебя вертится мужиков?
Сказать, что я поражена… Значит, умолчать о том, что я повержена, унижена и растоптана. Он говорил о такой глупости с этим приятным мужчиной? Выставил нас обоих непонятно кем… Посмел впутать меня в свой бред?..
Наверное, я запихнула здравомыслящую часть себя куда-то в потаённое место и засунула ей в рот кляп. Чтобы не мешала мне…произвести разбор личности стоящего напротив человека.
– Ты так думаешь? А много – это сколько? Просвети, ты же лучше знаешь. Расскажешь, сколько у тебя Лис, Тигриц, Львиц и прочей живности в контактах?..
С каждым произнесенным словом я надвигалась на опешившего от неожиданного напора Диму. Затем указательным пальцем надавила на его грудную клетку и с шипением спросила:
– Ты ничего не путаешь, Дмитрий Евгеньевич? Беспринципный циник будет меня упрекать в легкомысленности и доступности? По какому такому праву?! Я предполагаю, чем занимаешься ты со своими «собеседницами», но мы с твоим другом говорили о тебе! И, знаешь, я искренне недоумеваю, за что он так тебя уважает, хвалит и облагораживает. Ты полон пороков, греховности и…
– Остановись, всё-всё, малыш, я понял, – его горячая ладонь накрывает мой пальчик, отчего я вздрагиваю, но не отступаю, – прости… Мне крышу снесло от ревности… Ты ему так улыбалась…
– Не поверишь, но люди иногда так делают в разговоре! – огрызаюсь.
– Мне ты так не улыбалась никогда…
Изумленно округляю глаза и отнимаю свою ладонь, делая шаг назад.
– Так и Толя меня никогда не насиловал…
Это слетело с губ раньше, чем я сообразила. Раньше, чем осознала чудовищность своего высказывания. Злость и красная пелена сделали своё черное дело. И теперь, горько сожалея, я наблюдала, как меняется в лице Дима, мрачнея. По-настоящему страшно видеть сломленного мужчину, у которого выбили почву из-под ног. Я отскакиваю, когда он падает передо мной на колени. И успевает поймать меня за бедра и притянуть к себе. Припадает к моему животу щекой, дрожа, словно в лихорадке. И шепчет-шепчет-шепчет. Извиняется, корит себя, свирепствует из-за собственного зверства…
– Боже…Аль… А если бы ты не сбежала, и я всё же закончил начатое? Если бы Мии не было…и тебя не стало… Малыш…я просто мразь, я не заслуживаю находиться рядом с тобой…
Тело сковало настолько, что я даже не дышала. И когда уровень кислорода достиг критической отметки, торопливо вдохнула, горя так же, как и он. Его агония передалась мне. Я её не просто чувствовала – я проживала вместе с Димой эти муки. И, отмерев, запустила подрагивающие пальцы в его шевелюру. Ответом мне был какой-то нечеловеческий стон. Вся ситуация была крайне дикой. Сильный брутальный мужчина, прижимающийся ко мне и вымаливающий прощение, и я, потрясенная этим зрелищем до глубины души. Смотрела на него сверху, пока ладонь моя бороздила шелковистый затылок, и пускала слезы оттого, как всё непросто и просто одновременно в этой жизни. Во мне проснулась небывалая нежность к нему, я хотела, чтобы Дима понял – я никогда не держала зла, а эти слова сорвались необдуманно.
Не сразу, но всё же получилось медленно опуститься, чтобы наши глаза были на одном уровне. Схватила его за щеки и заставила слушать:
– Дима, не надо. Всё прошло. Всё действительно прошло.
Его взор безумен, мечется, словно в бреду.
Будто не слыша, повторяет:
– Я бы так хотел всё исправить…поступить иначе.
С печалью осознаю, что мужчина невменяем. Вскакиваю и тяну его следом, а затем веду в спальню и раскрываю дверь, указываю на Мию.
– Это не исправляют! За это – благодарят! – шепчу. – Пойми, наконец, она и есть твоё прощение!
Закрываю осторожно и увожу в коридор ближе к выходу. Накатывает неимоверная усталость. Дима молчит и покорно идет за мной.
– Отпусти мою душу, ты своими терзаниями держишь её в плену, а я больше не хочу так! Это больнее всего! Свою долю мучений я уже прожила и пережила! Избавь меня от твоих! Мне больно! Слышишь, мне больно оттого, что больно тебе!
– Потому что тоже любишь меня?..
Отшатываюсь и падаю на пуф рядом со шкафом. Рассекаю воздух руками, не находя никаких слов. Будто выброшенная на берег рыба, размыкаю и смыкаю губы. Не верю своим ушам! Не верю! У него какое-то искаженное восприятие действительности и всего, что между нами. Впервые в жизни хочу орать во всю глотку, раздирая её.
А Дима продолжает пытливо сверлить меня, будто проникая в самую суть естества. Затем садится на корточки и проводит костяшками пальцев по моему подбородку. От невесомости и теплоты щемящей ласки становится только хуже. Отбрасывая его ладонь, резко поднимаюсь на ноги, схватившись за голову, и мерно шиплю:
– Что ты несешь? Я тебя не люблю! И ты меня не любишь! Просто не может такого между нами быть! Это…это какая-то клиника. Чертов стокгольмский синдром! Ты всего лишь испытываешь вину, болезненную привязанность к жертве, и не отдаешь отчета своим действиям! К тому же…я мать твоего ребенка! Но на этом точка! Понимаешь, Дима? Точка! Уходи, пожалуйста. Яна тебя ждет в машине. Не забывай о жене. О любовницах. В следующий раз, когда твой рассудок помутнеет, попытайся вспомнить обо всём этом… Я никак не вписываюсь в твою яркую жизнь, как и ты – в мою простую.
– Аля…
– Дима, пожалуйста… Просто уйди. Забудь.
Для пущей убедительности распахиваю дверь перед ним, а сама отхожу на безопасное расстояние.
Короткий прощальный взгляд глаза в глаза. Острая безысходность, вгрызающаяся в плоть своими смертельными зубами. Сгущающееся напряжение, неимоверная тяжесть. Я не выдерживаю. Опускаю веки и отворачиваюсь.
Слышу, как гулким эхом отдаются его удаляющиеся шаги по лестничной площадке. Нахожу в себе силы запереться на все замки и кое-как доползти до постели, тут же рухнув на неё. Мия бесшумно дышит на своей детской кровати в двух метрах от меня. Такая похожая на своего отца…
Моего мучителя, похитителя, насильника…
К которому я испытываю нечто необъяснимое.
Ну, привет, что ли, мой стокгольмский синдром…
Глава 23
Гузель снимает мерки, ей кажется, я с прошлого раза похудела. Ее посетила мысль вновь сделать нам с Мией одинаковые платья, а после новости о том, что Дима организовал нечто грандиозное за городом, куда съедется огромное количество народу, и вовсе загорелась энтузиазмом сотворить нечто особенное.