De ojos verdes
Смятый лепесток
Глава 1
Смотреть на себя в зеркало и не ощущать никакой радости, возбужденного предвкушения и толики волнения. Наверное, нормально. Но не для невесты, свадьба которой состоится через два дня.
Я обвела комнату бесстрастным взглядом, отмечая детали. Вычурно и помпезно, будто кричит – смотрите, какие мы состоятельные! Дочь выдаем замуж по высшему разряду. Разве вы видели такую роскошь где-нибудь еще? Н-да. В этот раз мама перестаралась с украшением. Много. Всего много! Давит это кривое изобилие. Много всего, кроме того, что родители по-настоящему должны дать своему ребенку.
Нет ажиотажа, нет суматохи и бешеной скачки вокруг. Всё сделано заблаговременно, сотни раз проверено, обговорено. Безупречно. Как всегда. У господина Спандаряна не бывает промахов, осечек, накладок. Он никогда не ошибается. Потому что всегда прав. Отец – полковник ВС в отставке, имеющий ряд почестей и репутацию, столь чистую, аки слеза младенца. Жёсткий, властный, непреклонный. Как именно жить самому и членам своей семьи, мужчина решал один. Не совещаясь и даже не интересуясь мнением непосредственных участников событий.
И меня тоже эта участь не миновала. Исключение могла составить только младшая сестра Диана. У нее даже имя, как у принцессы. Она божественно красива, обаятельна и кокетлива. Властвует в сердце сурового солдафона почти с рождения. Меня же папа привык воспринимать, как данность. Что-то среднее между домашним питомцем и мебелью в гостиной. Внешностью я уступала и старшему брату, и, естественно, той же Диане. Причем, сильно. Ибо эти двое пошли в красавицу-мать, а я – в отца. Но именно меня из всех троих он обделял вниманием. Интересно, правда?
Вот и мне было интересно, я задавалась этим вопросом лет до десяти, года три-четыре наблюдая за тем, как тот смотрит на младшенькую. До пополнения в семье таких радушных улыбок с его стороны попросту не было. В свойственной ребенку манере я обращалась куда-то внутрь себя и пыталась найти ответ, за что меня не любят. До рождения Дианы казалось, папа со всеми такой. А потом выяснилось, что нет. Это глодало мою детскую психику. Чем я хуже?..
При схожих обстоятельствах на моем месте подавляющая часть девочек приобрела бы и комплексы, и зависть, и злость, вылившуюся бы в дальнейшем в ненависть к той же сестре. Но, хвала Небесам, я была «особенным» дитём. Не в том смысле, что обладала выдающимися талантами или интеллектом, нет. У меня был спокойный покладистый характер со всеми вытекающими последствиями. То бишь, любознательность, внимательность, доброта. Я впитывала информацию и навсегда запоминала её, не было необходимости повторять дважды. Но самый главный мой «дар» – это высокая степень эмпатии. Прежде чем делать выводы, всегда сначала ставила себя на место человека, вживалась в роль, сопереживала, смотрела на мир его глазами. И только потом приходила к определенным умозаключениям.
Я научилась быть взрослой очень рано. Приняла свою долю и абсолютно не сетовала на судьбу. Подумаешь, не хожу в любимицах у родителей, которые не выказывают любви. Зато благодаря тому же отцу я получила отменное образование сначала в частной школе с английским уклоном, а затем и в лучшем университете города. Обожала учиться, познавать новое, восторженно смакуя все открытия. Во мне было безмерно много счастья, потому что я не держала в себе негатива и боли. Мои будни заполнялись учебой, посещением различных секций и книгами. А когда выдавалась свободная минутка, я неизменно забегала в кухню к нашей Лиме, которую язык не поворачивался назвать кухаркой или поварихой. Она была для меня волшебницей кулинарии. Загадочная восточная пампушка с обаятельными ямочками и подкупающим акцентом. Сколько себя помню, женщина всегда работала у нас, а в выходные, бывало, даже ночевала, когда отец устраивал очередное грандиозное мероприятие. И тогда мой мир наполнялся умопомрачительными ароматами и сказочными историями.
Лима научила меня готовить, делилась маленькими секретами, рассказывала о своей жизни на родине. Казалось, у этой женщины нескончаемый запас повествований, причем, ни одно из них ею не было озвучено дважды. А я взамен помогала её сынишкам с домашними заданиями, подтягивала русский язык и иногда даже водила в кино. И всё это по доброй воле, как делала бы для родных, если бы они в подобном нуждались.
Это странно, но, наряду с рамками, в которых я жила, мне, в принципе, была предоставлена своеобразная свобода действий. И я в эту свободу нырнула с головой. Там, где у меня, конечно, был выбор. Потому что полковник Спандарян был ярым консерватором во всем, а это подразумевало и наличие шовинистических наклонностей. То есть, жена его – приложение в браке. Дочери – тоже будущее приложение в другом браке. И их следовало воспитывать так, чтобы они стали блажью мужчины.
Я с малых лет знала, что мне уготовлена «честь» стать супругой какого-нибудь чиновника, который в то же время сын другого чиновника из круга отца. Он решал, на какой факультет я поступлю, на какие секции пойду, за кого выйду замуж. Категорически запрещалось носить открытую одежду, ярко краситься, помышлять о походах на вечеринки или другие молодежные сборища. Не подобает молодой девушке быть в центре внимания и в плохой компании. Цель её существования – славить свою фамилию. И не дай Бог…опозорить чем-то…
И вот, как говорится, лафа закончилась. Мне нашли жениха. Именно нашли. Потому что никто не сватался до этого. Сей факт часто являлся причиной плотно сжатых губ папы, когда тот смотрел в мою сторону. Я не задавалась вопросом, почему это происходит. И так знала ответ. Табу на чувства, поскольку это бессмысленно, сидело глубоко внутри. И на парней я никогда не смотрела. Точнее, в качестве объекта возможной влюбленности. А если мне выказывали симпатию, на корню пресекала всякие поползновения. Алмаст Спандарян не имела права влюбиться и позволить кому-либо любить себя. Это ни к чему не привело бы, ведь подходящих кандидатов, которые могли бы получить одобрение полковника, в моем окружении ни в университете, ни в остальных сферах жизни попросту не было.
Я бы и дальше ходила в старых девах, но судьба распорядилась иначе. Диана удачно влюбилась в одного из отпрысков партнера отца. Это было ответно, потому что не любить её было невозможно. Априори. И, как уже было отмечено, мой папа «самых честных правил» не приветствовал отход от традиций. А по армянским адатам (а может и по адатам иных народов) сочетаться священными узами принято по старшинству. А я старше сестры на шесть лет. Размик, наш брат, уже полгода благополучно женат. То есть, я была единственным препятствием на пути молодых влюбленных, и это препятствие поспешили устранить. Отец умело разыграл шахматную партию, где меня, пешку, отдали главному аналитику Комитета по финансам и налоговой политике Администрации города.
Поскольку, помимо всего прочего, батюшка не терпел межнациональных браков, избранник должен был быть армянином. Желательно, чистокровным. А мой будущий муж им и был. А еще…имел солидное пузо, залысину и алчный взгляд к своим приближающимся сорока годам. Никогда не забуду раздевающий взор малюсеньких темных глаз, прошедшийся по мне в первую встречу. Товар оценивали. И пришли к выводу, что стоит брать. Мои чувства при этом никого не интересовали. Оставалось только подавлять поднимающуюся волну омерзения. Выбора-то нет. И я всегда это знала. Может, в душе надеялась, что мужчина окажется приятнее. Но, увы. Единственное, чего мне удалось избежать, это свиданий с ним. Я видела его раза два-три, не больше. Спасибо, и этого хватило. Пытаюсь подготовить себя к совместному…существованию.
Два дня. Два ничтожных дня. Перед смертью не надышишься.
Снова обвожу взглядом украшенную комнату, откуда и будут потом прощаться с невестой. Петь традиционную старинную песню, поднимать фату… По телу проходит озноб. Глазами впиваюсь в свадебное платье на манекене. Более закрытого фасона и придумать невозможно. Я постаралась, чтобы в этом одеянии не прослеживалось ни единого изгиба женского тела. Если бы почтенный жених посмотрел на меня тождественно тому, как сделал в день знакомства, когда я была в простом слегка облегающем комбинезоне, я умерла бы от стыда при гостях. Следовательно, мои шаги продиктованы страхом опозориться.
За окном зазывно светило яркое солнце. Бассейн манил меня своей кристальной прозрачностью. Вода – моя отдушина. К счастью, плавание было одним из тех компонентов мнимой свободы, которым я воспользовалась и ненасытно упивалась. К морю у меня особая трепетная любовь. И если предаться самоанализу, подковырнув рефлексивную часть личности, я объясню это одним из светлых воспоминаний из детства. Тёплом и оберегаемом в памяти. Поездка с семьей родного дяди на озеро Севан, где меня наравне с собственными детьми учили плавать. Меня! Дарили внимание, заботу, ласку. Надо ли описывать, как изумлена я была! Даже немного насторожена. А потом, поняв, что подвохи отсутствуют, позволила себя приобщить к этому виду спорта, заразившись благоговением перед раскинувшейся стихией.
Оставшись под неподъемно ярким для неокрепшей психики ребенка впечатлением, я, вернувшись домой в Россию, робко попросила отца позволить посещать секцию плавания. С восторгом услышала утвердительный ответ и клятвенно пообещала выполнить требование вести себя прилично. Мои купальники всегда были самыми скромными и закрытыми, а из раздевалки и обратно после занятия я шла в накидке. Это же такая мелочь! Главное – незабываемые ощущения в воде.
Дома я ни разу не осмелилась появиться перед отцом в таком виде, и бассейном пользовалась исключительно в его отсутствие. Мне хватало недовольных взглядов по всем другим направлениям. А учитывая, что сейчас никого, кроме меня, Лимы и домработницы не было, проворно облачилась в эластичную ткань и, накинув халат, направилась вниз.
Лишь у самого входа, услышав голоса, я поняла, что присутствуют посторонние. Ими оказались какие-то крепкие ребята в спецодежде. По привычке не стала смотреть им в лица, бросила короткое приветствие и позвала нашего виртуозного кулинара.
– Лим, попросишь Веру принести мне большое полотенце? Видимо, убирает в дальнем крыле, я её не дозвалась.
– Да, конечно, о чем речь.
– А это кто? – слабым кивком головы указываю в сторону небольшой группы, что-то негромко обсуждающей между собой.
– Говорят, по району какой-то сбой…что-то с электричеством. Не разобралась. Позвонила Гарику Арташесовичу, он велел впустить, чтобы исключить проблемы в день свадьбы. Они теперь по всем комнатам должны пройти и проверить.
– Что проверить?
У меня прекрасная интуиция, и эта история явно имела шероховатости. С каких пор такие неполадки выискиваются внутри жилища? Существуют же специальные очаги для проверки…
– Ой, да откуда я знаю, – отмахивается моя любимая пампушка в своей пофигистической манере, – теперь только и думаю о том, что Верочке из-за них второй раз протирать всё надо…
Да уж, кто о чем, а лысый – о расческе.
Да и Бог с ними. Мне, что, забот не хватает? Удавка сужалась на шее слишком стремительно. Жить более-менее свободно осталось два дня.
«Иди уже к бассейну!», – вопило моё нутро.
– Тебе выпить что-нибудь принести?
– Потом, если у тебя время будет, не откажусь от фирменного освежающего смузи…
Лима поцокала языком, мол, как тебе не стыдно, девочка, я ж для тебя и звезду с неба достану, а ты даже такую мелочь попросить не можешь.
Одарив её широкой улыбкой, я всё же продолжила свой путь, краем уха услышав вопрос рабочих:
– Красиво у вас тут, какой-то праздник?
А дальше добродушная женщина явно в красках описывала, к чему мы готовимся. Но я уже была на территории сада, через который вела дорожка к бассейну, и её откровения мне были недоступны.
Обычно, когда выпадала возможность, я плава по два-три часа подряд, устраивая небольшие перерывы. И спустя полчаса, завидев издалека Веру с полотенцем и напитком, решила сделать первый тайм-аут. Её мрачное лицо было красноречивее слов. Похоже, она разделяла переживания Лимы. И светлые глаза горели праведным гневом. Лучше к ней не лезть в такие моменты, это я давно усвоила. Вера женщина неплохая, просто вспыльчивая. Отойдет – будет всем счастье.
Вытираясь, я молча проводила её ладную фигуру, очередной раз поражаясь, как та умудрилась сохранить девичьи формы в свои за пятьдесят. Наверное, физическая активность дает плоды. Присев на качели, отпила немного из бокала и подставила лицо слепящим лучам. У меня такой цвет кожи, что солнечные ванны уже ничего не испортят. Бояться нечего.
Спустя десять минут такого релакса я поежилась. Несмотря на августовскую жару, почувствовала самый настоящий озноб, мощной волной прошедший по спине. Назойливое липкое чувство тревоги заставило обернуться. И в последнюю секунду я увидела, как удаляется мужской силуэт одного из пришедших «ремонтников». Это всё мои натянутые нервы. Внешне я спокойна, но внутри варится нечто адски обжигающее. Из-за этого диссонанса, видимо, и появилась впечатлительность.
Постаралась вновь расслабиться.
Вспомнила, что осталось два дня. И снова прыгнула в воду, отгоняя прочь все мысли…
Эти несколько суток пролетели безбожно быстро. По щелчку пальцев.
И вот я уже стою перед неприятно скалящимся женихом, приподнимающим тонкую ажурную фату. И пока он ожидаемо целует мой лоб, вызывая лишь отторжение, я гадаю, насколько сальны его пальцы, вручившие мне букет невесты…
Зазвучавшая после этого живая музыка, исполняемая популярным в городе среди диаспоры ансамблем, попросту оглушает. Меня выводят из комнаты к гостям на фуршет, где звучат тосты аксакалов, а в сознании всё рикошетит об образовавшийся вакуум. Потом опять играет зурна, барабаны… Размик на пороге у самого крыльца преграждает процессии путь, вдев кончик расписного кинжала с ленточкой на рукоятке в древесину дверного проема, и традиционно отказывается выпускать сестру, требуя выкуп. Торгуются они в рамках приличия, я отупевшим взглядом наблюдаю за развешивающимися на стали купюрами с изображением достопочтенного Бенджамина Франклина, которых щедрый кавор не жалеет, смиренно дожидаясь конца этого обряда1. И абсолютно некстати в памяти всплывает где-то вычитанная дурацкая информация о том, что в языческие времена кавору принадлежало право первой брачной ночи с невестой. Вот уж спасибо этнологам, я запомнила!
Наверное, вдохнула я только в машине. Не различала лиц родных, не понимала, кто и где. Меня обнимали, помогали устроиться в салоне, что-то говорили. А перед глазами пелена, и всё сливается воедино.
Идеальная невеста по-армянски. Ни взора стыдливого не поднимет, ни слова не вымолвит – кукла. Которую впору посадить на капот автомобиля с ленточками, как в эпоху СССР…
Чудовищно длинная цепь прозвучавших диких сигнальных звуков клаксонов заставляет вздрогнуть. Мы медленно катимся по дороге, где-то параллельно следует минивэн со съемочной группой, один из операторов которой снимает сие шествие.
Пальцы до ломоты в костяшках сжимают букет. Я попросту не могу поверить в происходящее и принять, что через какой-то час стану замужней женщиной. Возношу молитвы и прошу дать мне терпения. Напоминаю себе, что многое зависит от моего настроя. Если дано испытание, значит, найдутся и силы на него. Вполне возможно, что я слишком предвзято отношусь к этому человеку рядом, потому что совсем не знаю его.
Всё в моих руках. Я сумею…
Краем глаз озадаченно отмечаю, что мы перестраиваемся в другой ряд и сворачиваем в неизвестном мне направлении. Видимо, схожий немой взгляд жениха на водителя заставляет того сухо произнести:
– Там пробка, какая-то авария, я проверил по картам. Поедем в объезд.
Опять странное покалывание и вопящая во всю глотку интуиция…
Впечатлительная. Какая ты стала впечатлительная…
Спустя десять минут в неведомом захолустье серебристый «Rolls-Royse» притормаживает. Я не улавливаю этот момент четко, пытаясь настроить себя на включение в общий процесс, в котором, по идее, являюсь главным элементом. И упускаю из виду, как подружку невесты, коей, естественно, была выбрана Диана, что сидела на переднем сидении, выволакивают на улицу. Следом открывается задняя дверь, тело моего будущего мужа внезапно исчезает. Накатившее оцепенение не дает мне пошевелиться и складно мыслить.
– Эй, да что за… – возмущающийся стих.
Его просто одним точным ударом отправили в нокаут.
– Телефон сюда дала! – сестра безропотно подчиняется приказу беспредельщика.
И он швыряет тот на землю, несколько раз наступив ботинком на корпус, ломая вдребезги смартфон. У меня с собой ничего не было. Пока проделывает то же самое с гаджетом жениха, я не к месту вспоминаю о тысячах фотографий Дианы и с сочувствием смотрю на искаженное страхом и ужасом лицо нашей малышки…
А дальше…как в сценарии какого-нибудь приключенческого фильма, водитель возвращается в автомобиль и срывается с места. Когда спустя какое-то время останавливается, пройдя к багажнику и вытаскивая оттуда спортивную сумку, за чем я в трансе наблюдаю в зеркало заднего обзора, и открывает дверь с моей стороны, швыряя вещи прямо в меня, я испуганно подпрыгиваю. До сих пор не могу издать ни одного звука.
Мужчина занимает своё место, и мы трогаемся. Мне летит зловещее:
– Живо переодела свой бесформенный мешок! И чтобы без фокусов, иначе сверну тебе шею прямо здесь, даже не сомневайся!
А я и не сомневалась.
Мозг включился, пытаясь решить задачку, как напялить на себя одежду настолько целомудренно, насколько позволяют обстоятельства. Я вдела сначала ноги в штаны, обула кроссовки на размера два больше, после чего повернулась спиной к нему, стаскивая платье, которое, к счастью, было простым и на боковой молнии. Обнаженную кожу тут же пронзило тысячами острых осколков пристального холодного взгляда. Я прекрасно чувствовала это, даже не видя. Натянула широкую футболку и мысленно – О, Боже! – поблагодарила похитителя за этот выбор, ибо, находясь без бюстгальтера не хотела бы носить что-либо облегающее…
Развернулась и приняла исходное положение. Глаза в пол. Сердце вдребезги.
И четкое осознание.
Это не приключенческий фильм.
Глава 2
Позже, возможно, я не раз задам себе вопрос, почему естественный предохранитель в организме в этой роковой ситуации не просто не дал сбой, а даже усилил свою защитную функцию, благодаря которой я без паники, но с неописуемым испугом продолжала сидеть молча и таращиться в окно.
На него смотреть не могла. Мне хватало его присутствия и исходящих мощных волн ярости, безжалостно топивших сознание. Он подавлял мою волю без единого слова. Опасность, о которой вопила аура мужчины, пропитала каждый незримый уголок салона. И я в закрытом пространстве, обдуваемом прохладными потоками работающего кондиционера, ощущала себя ничтожной букашкой. Мизерной единицей в огромном котловане чьих-то жестоких игр.
Создавалось впечатление, что мы катим по городу с какой-то неведомой мне целью. И пока вокруг мелькали пестрые машины, звучал истошный клаксон, срабатывал светофор, и, в, общем-то, движение на дороге велось обычным чередом, я с внезапно накатившей усталостью подумала о том, что являюсь пешкой – хоть в той партии, хоть в этой… Для чего-то меня ведь похитили, и это явно не моя заслуга. Кража невесты в данном случае далеко не дань моде или адатам, а самое что ни на есть настоящее преступление. У меня не так много вариантов. Либо отец, либо будущий муж кому-то перешли дорогу… Мало ли, сколько кровожадных людей, исполненных жаждой мести из-за попранных интересов?
Выстраивался ряд вопросов. Если дело в папе, почему не украли Диану? Невооруженным взглядом было видно, что младшая дочь ему несравнимо дороже. А если дело в женихе, то смысл брать меня, если он сидел рядом? Неужели кто-то думал, что между нами романтические чувства, и это ранит его?..
И не сходилось. Вот это вот всё – оно никак не сходилось.
Причина не может быть во мне. Я точно знаю, что не позволила себе обидеть ни одного человека в этом мире за все двадцать шесть лет своего существования. Не имела конфликтов, не разбивала сердец, не переступала чужой путь.
Страх неизвестности, агнософобия, самое острое оружие. Почему мы зачастую слишком рьяно сопереживаем героям фильмов в тяжелых ситуациях? Да потому что одна мысль оказаться в схожем положении вгоняет в ступор. Если есть сцена с реалистичным изнасилованием, девушка содрогнется и ударится в размышления о своих шагах в тождественном случае. Принять и жить дальше с незаживающей раной? Покончить с собой, не имея сил вынести надругательство над телом и душой? Сойти с ума от чьей-то жестокости? Искать справедливости? Да и есть ли она, чтобы ее искать? А если на экране разыграно убийство, разве твой мозг на подсознательном уровне не ищет пути отступления, искренне веруя, что ты был бы умнее и где-то смог бы увернуться, отвлечь, сбежать и спастись. И таких аналогий можно привести очень много.
Мы все считаем себя в той или иной степени особенными. И все мы в той или иной степени проживаем одни и те же события и эмоции. То, что казалось заоблачным, далеким и никак тебя не касающимся, увы, громом средь бела дня обрушится на беззащитную голову.
Диафрагму сдавливает изнутри разрастающийся обжигающий шар из смеси обреченности, вибрирующей тревожности и новой фобии, приобретенной здесь и сейчас. Моя жизнь была проста и размеренна, потрясений такого масштаба не наблюдалось. За отсутствием прецедента я теряюсь в своих реакциях, внешне оставаясь на зависть спокойной.
К моменту, когда мы где-то паркуемся, я окончательно тону в этих мыслях и с недоумением смотрю на отшиб с почти пустынным пространством.
Дверь резко открывается. Без церемоний меня выдергивают за руку на улицу. Где-то полчаса движемся вперед в скоростном режиме, пока не оказываемся в неблагополучном районе города у обшарпанной хрущевки, и мужчина подталкивает к неопрятному подъезду. Мы поднимаемся на самую крышу, минуя пять этажей почти бегом, и все это время похититель продолжает подгонять меня грубыми толчками в спину. Взлома замка не понадобилось, он уже сиротливо свисал там. А в паре метров стояла…детская коляска?..
Он приблизился к ней и вытащил из недр неприметное легкое летнее платьице и светлый парик. Вновь швырнул все это в меня и рявкнул:
– Переодевайся!
Да пожалуйста… После испытанного облегчения оттого, что в этот хаос не будет вовлечен ребенок, как изначально мне показалось, я отвернулась и выполнила команду. С шевелюрой пришлось повозиться. Вытаскивала шпильки из прически быстро, но их было много, это занимало время. Затем заколола кое-как волосы снизу так, чтобы они уходили в основание шеи и не проглядывались. Когда я закончила, он уже стоял в ином облачении – шорты, майка и водруженная на лоб кепка.
Я не могла заставить себя взглянуть ему в лицо. Не могла и всё. Предпочла ждать дальнейших действий с резко отведенным в сторону взглядом.
– Вместе с коляской отправляешься на выход, сворачиваешь направо и доходишь до остановки в метрах пятидесяти от дома. Там садишься в тридцатый микроавтобус, доезжаешь до торгового центра – увидишь в окно. Пару минут крутишься в здании, но ни в один магазин не заходишь! Голову не поднимаешь! Держи опущенной, будто следишь за спящим чадом. Иногда якобы поправляй ему одеяльце, но козырек не опускай. В ней другой комплект и новый парик. В любом туалете переодеваешься и после идешь на парковку уже с пустыми руками, где я буду ждать тебя в черном старом «Мерседесе» с номерами «В924ТО». Поняла?!
Кивнула я тут же. Как после удара кнутом.
Весьма габаритный агрегат на первый этаж он доставил самолично. Я шла следом, страдая от дискомфорта ввиду отсутствия бюстгальтера, пусть это и не особо прослеживается под тканью, да еще и ноги утопали в большой и дико нелепой в сочетании с нарядом обуви.
Уже схватившись за железную ручку, я вмиг застыла от вкрадчивого зомбирующего шепотка сзади:
– Даже не думай делать лишних телодвижений и привлекать внимание. Иначе к нашему путешествию присоединится еще и твоя сестра.
Дыхание перехватило.
– Иди!
Толкнув тяжелую дверь, вместе с коляской выплыла на залитую солнечными лучами улицу. В паре шагов обернулась украдкой, чтобы понять, идет ли следом мой «сопровождающий». Я помнила все его наставления, и пункта «оборачиваться нельзя» среди них точно не было. Вокруг пустынно. Никто не желал подставлять себя под пекло. В парике из ненатуральных материалов моментально стало жарко, кожу шеи и спины покалывало от соприкосновения с прядями, а голова зачесалась из-за слегка повлажневших корней.
Я не думала, как выгляжу со свадебным макияжем в дурацком прикиде в полупустом автобусе. Не знаю, являлась ли объектом чьих-то наблюдений. Вызвала ли интерес к своей персоне?
Находясь в обволокшей своим мороком прострации, полностью дезориентированная, я лишь исполнила каждый озвученный шаг, не отступая от алгоритма действий. Четко. Потому что они при имеющихся обстоятельствах выступали чем-то сродни маяков. Когда потерян, всегда машинально цепляешься за возможность что-то сделать. Что-то, с чем, в принципе, способен сейчас справиться, чтобы прийти в себя.
Даже если это требования человека, похитившего тебя с собственной свадьбы.
На этот раз парик был красный. Или бордовый. Кричащий. А комплект – брюки и топ из искусственной черной кожи. И даже пара босоножек на безбожных каблуках под стать.
Прекрасно.
Невеста. Подросток. Мама. Проститутка.
Чертов гений конспирации! Не могу не признать продуманность деталей.
Боже, я реально восхищаюсь преступником?
Это всего лишь шок.
Я чувствовала на себе заинтересованные взгляды мужчин весь путь до злополучного автомобиля. Да что там… И сама бы засмотрелась на любую, кто прошел бы рядом в таком виде – выставленной напоказ грудью, грозящейся вывалиться из крохотной тряпицы и неестественно виляющим задом из-за нетвердой походки в этих чудовищных ходулях.
Нашла нужную машину моментально. Приблизилась, как могла стремительно и устроилась на заднем сидении.
И снова я не подняла глаз.
Но ощутила, как по мне прошелся тяжелый изучающий взор. Припечатывающий.
Заурчал двигатель.
И вновь путь в неизвестность…
Который длится вплоть до глубоких сумерек.
Мы остановились лишь однажды у добротного супермаркета. Заблокировав предварительно «Мерседес», он пропал на минут десять, после чего вернулся с внушительными пакетами. А еще через десять минут оказались в милом поселке, подъехав к низенькому дому без намека на присутствие людей внутри.
– На выход.
Исполнено беспрекословно.
На ватных ногах с плотной завесой в сознании плетусь за ним. Уже в коридоре, когда включается свет, понимаю, что жилище давно без хозяев. Здесь чисто и уютно, но успела осесть пыль.
Меня теснят к ближайшему помещению, которое оказывается ванной комнатой. Опрятной и с унитазом. Мозг посылает радостные импульсы, ибо справить нужду за весь день так ни разу и не удалось. Наблюдаю за тем, как на поверхность стиральной машины друг за другом опускаются гигиенические принадлежности, махровое полотенце, тапочки и необъятная футболка.
– У тебя пятнадцать минут. Время пошло.
Низкий голос пробирается в голову и шарахает по натянутым нервам.
Пока избавляю себя в душе от косметики, намыливаюсь и просто подставляю трещащий затылок под горячие струи, с невеселой ухмылкой кристально ясно определяю свою дальнейшую участь. Вместе с тем…пусть звучит дико, но я хотя бы сняла душащую меня одежду, адскую обувь и помылась…и это крошечная радость.
Прохожусь ладонью по вспотевшему зеркалу, оставляя небольшой проблеск, в котором созерцаю свое отражение. Цепенею, разглядывая черты, которые, как мне кажется, вижу впервые. Кто ты, непробиваемая незнакомка?..
А, может, я не до конца еще поверила в происходящее, поэтому не могу толком отреагировать?
Волосы замотаны в полотенце, на голое тело легла футболка, заканчивающаяся на середине бедер. И с первого, и со второго я сдернула ярлыки. Чищу зубы, прикрывая глаза. Ополаскиваю лицо холодной водой. Затем тянусь к ажурным трусикам и начинаю стирать. Как раз в ту секунду, когда вешаю их на сушильную спираль, дверь распахивается. Невольно застываю за этим занятием.
– Пока буду принимать душ, можешь перекусить. На кухонном столе неразобранный пакет.
Испаряюсь и действительно вхожу в кухню. Долго смотрю на тот самый пакет. Понимаю, что не хочу есть. Но жажда мучает. Пью неспешными глотками.
Мне теперь вообще некуда спешить.
Затем иду дальше по коридору, минуя гостиную, и вхожу в спальню с небольшой, но несвойственно высокой монолитной кроватью. Откидываю покрывало, под которым, к счастью, свежее белье. Ложусь на него, стаскиваю полотенце и, свернувшись калачиком, им прикрываю оголившиеся бедра. Плевать, что мокрое. Что мурашки.
Горю. Страшно. Мне страшно.
Наша психика интересная и непредсказуемая штука. От нее иногда можно ожидать…да чего угодно можно ожидать, в общем. Я никогда не думала, что способна вот так стойко реагировать на факт становления жертвой. Не предполагала, что подсознание с небывалой готовностью абстрагируется от внешнего мира, вогнав себя в защитную оболочку с целью выжить. Банально выжить, черт возьми!.. Потому что уже признало неизбежность хода предстоящих событий. Признало всецело.
Есть где-то внутри изумляющий меня саму же стержень, поддерживающий стабильность и адекватность, а также влияющий на восприятие действительности. Он требует аккумулировать силы, ибо они точно пригодятся, когда я получу шанс вырваться. А в этом я смею не сомневаться. И уж тогда холодный разум сделает свое дело, то есть, выведет меня из лап этого человека.
Нельзя поддаваться страху, подпитывать его. Нельзя позволить, чтобы он лишил меня бдительности и усилил контроль похитителя, если сорвусь и впаду в истерику. Пусть тот думает, что я смиренно принимаю свою участь – а отчасти оно таковым и является.
Я знаю, что ничего не смогу изменить сейчас. Но смогу потом. Знаю!
И осознание придает веры в себя, поднимает волну протеста. Я выдержу. Я вырвусь.
Уговаривала я себя весьма правдоподобно. И увлекшись, сама не поняла, как именно, но задремала. Да так, что не уловила момента, когда в комнате уже была не одна. Зато сон тут же как рукой снимает, когда грубым движением без каких-либо церемоний чужие пальцы смыкаются на моей лодыжке и тянут вниз к подножию. Еще секунда – ноги разводят в стороны. Еще одна – мужчина пристраивается, и я слышу, как с тихим шорохом падают вниз его легкие штаны или нижнее белье. Еще – моей плоти касается нечто чужеродное.