De ojos verdes
Смятый лепесток
– Ты очень странная, Алина, очень. Будто тебе в кайф всё, что произошло…
Внезапно что-то меняется. Еще до того, как она распахивает глаза, воздух ощутимо сгущается, а напряжение скачет. Я замечаю, как она сжимает кулаки, борясь с собой. И, видимо, проигрывает в этом сражении. И вот, девушка обезумевшим взглядом вколачивается в меня. Грудь её часто-часто поднимается и опускается. Отрывается от стены, у которой находилась почти вплотную, и медленно приближается.
– Ну, конечно же, в кайф. Я же получала колоссальное удовольствие от того, как ты меня насиловал на протяжении трех недель, балдела от мучительной боли, я же мазохистка. Ты не знал?
Оказавшись передо мной, обеими ладонями бьет по моей диафрагме, потом еще раз. И ещё. Шипит. Скалится. Шумно сопит. Пытается сдвинуть меня, но сил на это у неё точно не хватит. И поэтому отчаянно кричит, и я вижу, как по щекам её начинают течь слезы.
– Как ты смеешь?! Ты, монстр во плоти, потерявший людской лик! Ты! Обвиняешь меня в чем-то? Строишь догадки? Никак не успокоишься? Мало было того, что физически меня сломил, так ещё и морально хочешь?!
– Аль… – голос мой звучит потерянно.
– Не утруждайся! Ты во всём ошибся! Представь себе, даже облагородил моего отца такой версией со ссылкой в пригород! Увы, он ничем не лучше тебя! Потому что, когда я, спасшись и сохранив жизнь себе и ребенку, которого ты хотел убить из мести, вернулась домой, меня поджидал сюрприз! Папа понял, что я беременна и без церемоний записал на аборт! От одного убийцы я попала в лапы к другому! Даже не знаю, кто из вас хуже, честное слово! Никому не было дела до меня. Ни разу! И я сбежала! Сама! Сбежала! Подальше от зверья!
И колотит по мне, колотит. Воет, захлебывается. А я стою, приросший к полу. Точно омертвевший. Получивший то, что хотел. Но абсолютно не готовый, оказывается. Сердце рвется за пределы бренного тела, тарабанит по ребрам, бьется в панике. Ему больно. Адски. Больно за неё…
Я очнулся и сгреб её в охапку. Что мне эти удары? Не из-за них. Мне просто жизненно необходимо было почувствовать живую, уязвимую, хрупкую Алю. А она начала брыкаться рьянее. И чем сильнее пыталась вырваться, тем крепче я прижимал к себе. В конечном итоге она сдалась и обмякла в моих руках. Продолжала дрожать от разрушающей горечи, которая прогнула её сейчас из-за моих обвинений.
– Расскажи мне, девочка, расскажи… Расскажи всё… – шепчу, как в трансе ей на ухо.
Алина истошно кричит и снова пытается меня ударить. Я готов всё стерпеть, лишь бы не остановилась на полпути. Пошла до конца и выговорилась. Так нельзя жить.
Медленно бреду с ней вместе к кровати, опускаемся на неё в обнимку. Глажу девушку по спине, сам ощущая чудовищные спазмы в горле. Выворачивает жёстко.
– Пожалуйста, поговори со мной…
Думаю, дело не в том, что я попросил. Просто пришло время, и ей действительно следовало сбросить часть груза. Алина заговорила. А я превращался в каменное изваяние с каждым произнесенным словом. О том, как оставляла за собой прошлое, как отправилась в Москву, как уничтожила настоящую личность, как вернулась, приобрела квартиру, благодаря сбережениям и украшениям матери, как справлялась одна, пока у неё не появились друзья. Я спрашивал, как к родной дочери можно отнестись так равнодушно? Она отвечала, что никогда не интересовала своих родителей. Это выбило остатки выдержки из меня.
Я вырос в обычной, но любящей семье. Мне чуждо проявление безразличия к собственному ребенку. Я этого не понимаю. Я в ярости. Я хочу помочь этой беззащитной девочке, притаившейся внутри железной леди.
Конечно, она поведала не всё. Это лишь вершина айсберга. Обогнула тему Сони и…своего изнасилования. Иссякла.
Не знаю, как это вышло, но мы заснули на этой кровати, и во сне я продолжал крепко прижимать её к себе. Наверное, сказалось утомление. Нервный срыв. Беспокойная ночь.
Когда открыл глаза, в комнате уже было темно. Но это не помешало мне почувствовать тяжесть крохотного тела, примостившегося прямо сверху на нас с Алиной. Мия лежала преимущественно на моем боку, ручками обнимая обоих родителей. А в лицо мне упирались лапки её любимой игрушки – смешного пингвина. Несмотря на то, что всё затекло и ныло, я не хотел менять позу.
В данную секунду я был невероятно умиротворен.
И этот факт озадачивал.
Впервые за последние годы я ощущал что-то сродни гармонии.
И мне чертовски нравилась такая картина.
Сознание на этой мысли снова своевременно отключилось…
Глава 18
– Обалдеть, она реально плавает, как рыбка… – отец восторженно улыбался, соорудив из ладони козырек, чтобы защититься от солнца.
Я бесконечно счастлив, что родители ожили буквально за сутки. Новость о внучке изначально повергла их в шок. А когда я показывал фотографии, они потеряли дар речи. И от вчерашней встречи я ждал, чего угодно. Благо, всё прошло успешно. Если опустить инцидент с Алиной… Которая, проснувшись в моих объятиях, округлила глаза в ужасе, а затем вскочила, чуть не сбросив Мию, которую не заметила, слишком увлеченная моей натурой, так ненавистной ей. После – и вовсе сделала вид, что ничего не было.
Что ж.
Отрываюсь от мангала и, щурясь, вглядываюсь вдаль. Дочь плавает почти на мели, нарезая круги вокруг стоящей в воде бабушки, задорно смеющейся и делающей вид, что не может поймать ту. А на приличной глубине показывается темный купальник Алины. Вот это и есть настоящая рыба. Замираю на мгновение, любуясь.
Поездка на море была запланирована заранее, я предупреждал, чтобы она захватила с собой купальники обеим. Люблю этот дикий пляж, чуть дальше небольшой лесок, настоящее лоно природы. Хотелось привезти их сюда, устроить пикник, как это делал для нас отец. Странно, что этот девственный островок не тронула лапа цивилизации.
– Мясо уже готово, зови всех, – обращаюсь к Зотову-старшему.
Пока он собирает народ, я перемещаю яство в подготовленную заранее миску, отношу её в центр одеяла, постеленного на песке.
– Как вкусно пахнет! – Мия подбегает и смачно целует, обрызгав меня.
– Эй! – щекочу, будто мстя.
– Миюша, – причитает мама шутливо.
Следом за ней идет Алина. Жесть конкретная. Самый стрёмный купальник, который я когда-либо видел на молодых девушках, имеющих красивую фигуру. Сплошной антисекс. Даже смотреть больно. Она хватает полотенце, наскоро вытирается и облачается в накидку. Впрочем, это не мешает мне зафиксировать главное.
Ноги. Длинные. Стройные. Карамельные.
Я действительно вижу их впервые. Ни разу до этого не обращал внимания.
– А что означает-то ее имя? Это на вашем армянском? – интересуется вдруг отец.
– Нет. Может, что-то и означает… Я не знаю. Просто притяжательное местоимение из итальянского. «Моя». Взяла её на руки впервые и поняла, что оно так и есть. Моя. Мия.
И не думала, что когда-нибудь она станет «наша». Вот каким было бы продолжение истории. Если бы не случай… Мама что-то расспрашивает об образовании и языках, которыми владеет Аля. Я слушаю, уже зная, что у неё нет документов, подтверждающих информацию. Может, папаша-садист даже сжег её дипломы, когда понял, что дочь не вернется… Обработка вчерашних откровений в голове происходит медленно и непродуктивно.
– Теперь я совершенно не удивляюсь, что Миюша такая смышленая, ты очень образована и начитана, дорогая.
– Что Вы, это далеко не так. Ничего необычного. И образование не имеет значения…
Они продолжают спорить, а я беру Мию за руку, и мы идем гулять. Добираемся до крохотной полянки, скрытой в глубине лесочка, где малышка зачарованно вздыхает и начинает собирать мелкие красочные цветы.
– Маме, – объясняет в процессе, – я тоже подарю ей букетик. Как вчерашний, от него вкусно пахло…
Не сразу понял, о чем она толкует. А когда до меня дошло, слегка скривился. Мафиози Гарик, ну конечно. Помог ей оформить аккуратную охапку, помещающуюся в детской ладошке, подровнять стебельки и завязать импровизированной лентой из какой-то травинки. Дочь осталась довольна. И торжественно вручила своё творение маме. А потом спохватилась, запоздало вспомнив о бабушке. И попросила поделить на две части. Сплошное умиление.
День прошел здорово. Море, солнце, семья. Я расслабился и забыл на время обо всех мучавших меня темах. Просто наслаждался компанией и хорошим отдыхом. Был только один неприятный момент, когда мы с Алиной случайно столкнулись в воде, и она мгновенно отпрянула, отплывая подальше. Уставшие, мы возвращались в сумерках, когда на телефон пришло сообщение от Яны. С долей вины подумал о том, что не вспомнил о ней ни разу за эти сутки… Поспешно напечатал ответ, что обязательно позвоню, как доедем. Что и сделал после того, как поднял вещи домой, а сам спустился и устроился на скамье во дворе. С ней я люблю говорить без посторонних, проскальзывает слишком много интимных тем.
Когда вернулся ближе к полуночи, бесшумно открывая дверь, стал невольным слушателем беседы на кухне. Непроизвольно оперся плечом о стену и почему-то не выдавал своего присутствия.
– …мне жаль, что мы не знали о внучке столько лет. Это глоток воздуха после наших бед. Спасибо тебе за нее еще раз.
– Я понимаю. Но таковы были обстоятельства… Я не могла о ней сообщить.
– Детка, Дима тебя обидел, да? Скажи мне. Какая-то темная история, ничего не понимаю.
Пауза. И снова безмятежный голос:
– Нет, Антонина Ивановна. Я сама виновата. А он, наоборот, раскрыл мне глаза на мою прежнюю жизнь. Мне не хотелось и дальше быть…там… И выбор я уже сделала осознанно.
Не поверил собственным ушам. Она меня сейчас облагородила?!
– Но неужели тебе не было сложно одной?
– Поверьте, нет, – я по тону ощущаю, что Алина улыбается, – наличие Мии перечеркнуло всё плохое.
– Спасибо тебе за неё, – повторяет мама, но уже тихо плача, – чудесная девочка. И глазища такие необычные, кофейные, восточные.
– Я её называю славянкой с армянскими глазами. Поистине волшебное сочетание…
На какое-то время воцаряется тишина. А я так же стою на месте, слишком пораженный.
– Алечка, а как вы с Яной ладите? Как новость восприняла?.. Она у нас девушка бойкая. С характером. Немного боюсь говорить с ней об этом.
– У нас хорошие отношения. Вы же знаете, что она – педиатр Мии? И благодаря ей Ваш сын нас случайно и заметил. То есть, с Яной мы были знакомы и уже успели пообщаться, поверхностно узнать друг друга. Я понимаю, что это непросто, но Ваша невестка мудрая, проблем не возникло.
– Всё равно не по-людски это. Ситуация из ряда вон выходящая…
Тут-то я просто обязан вмешаться, пока в ход не пошли лекции и наставления о морали и нравственности. Тем более что Алина – явно не тот человек, которому их надо читать. Она по этой тематике уж точно докторскую защитит.
– Чего не спим? Нам завтра рано вставать в дорогу, – вхожу, приближаясь к столу, за которым они пьют чай.
– Ой, да, поздно уже. Я пойду. Спокойной ночи. Алечка, оставь всё на столе, я утром помою.
Подозрительно быстро родительница ретируется. Провожаю её озадаченным взглядом. Потом перевожу его на Алину, допивающую напиток.
– Я настаиваю, что с нами нет смысла возвращаться. Мы доедем сами. А тебе лишние шесть часов дороги. Мотаться туда-сюда как сопровождение. Зачем? – поднимает на меня выразительные глаза.
– Это не обсуждается.
Пожимает плечами и вздыхает.
– Тогда спокойной ночи. Действительно поздно.
Встаёт и удаляется, поместив чашки в раковину.
Слежу за её походкой и снова отмечаю, насколько прямая спина у этой девушки…
Да уж, тяжелый случай.
И её. И мой. И наш общий.
* * *
Я отвез их, пробыл день с Яной и вернулся, чтобы присутствовать на очередной годовщине. В голове не укладывалось, что пролетел еще один год… Таращился на изображение сестры на памятнике и испытывал шквал эмоций. Столько произошло. Я стал отцом. Самое яркое событие в моей жизни – это Мия. Раньше казалось, что круче первого самостоятельного полёта ничего и быть не может. Всё померкло. Даже не представляю теперь, что когда-либо существовал без неё.
Я так часто об этом думал… Если бы Соня была жива, Мии не было бы. Такая чудовищная мысль, но она давно терзает моё сознание. Были бы другие дети, возможно. Но Мии не было бы. Крохи со сказочными глазами, влюблённой в небо, не было бы. Ласковой, воспитанной, доброй, часто серьёзной, произносящей это душераздирающее «папа» с такой глубиной…
Боже.
С камня на меня смотрят глаза вечно девятнадцатилетней сестры. Задорные и давно померкшие. Могло ли быть иначе? Мог бы я спасти всё? Уследить? Считая, что в родном городе ей грозит меньше опасности, я не дал уехать в столицу. А если бы…не стал препятствовать?..
Ты взрослый тридцатишестилетний мужик, ты пережил достаточно дерьма за этот период, умеешь отличить хорошее от плохого, совершил достаточно ошибок и извлек уроки. Но ты будешь стоять на могиле родного человека и продолжать истязать сослагательное наклонение в поисках ответов, которые никогда не получишь. Чтобы на ничтожный миг спроецировать ход событий, в которых живы те, кто дорог. Обмануться, на секунду почувствовать облегчение, воспроизвести улыбку, взгляд, голос. Если бы…
Сводит с ума эта цепь умозаключений, я грязну в трясине противоречий…
Мне до сих пор нет покоя. Не получается прощупать эту точку, на которую могу опереться… Потерянный странник, ведущий размеренный образ существования, какие-то поверхностные успехи, которые не залатают брешь внутри.
Я так виноват, Господи… Я так виноват перед Алиной…
Пронзает от этой правды.
Пытаюсь переварить её рассказ, те страхи и муки, которые из-за меня пережила, а последствия пожинает до сих пор.
Я искалечил её. Даже если у неё получилось самостоятельно исцелиться, я ей навредил… Настоящее чудовище. Правильно она кричала мне в тот день – монстр, потерявший людской лик. Кромсает внутренности, выворачивает наизнанку, будто пропускают через мясорубку. Я её изнасиловал! Я хотел её убить! Я хотел мести любой ценой! Я утратил человечность… Зверь… Конченый подонок, настоящая мразь.
– Дим, пойдем? – мама касается моей руки, и я вздрагиваю, очнувшись.
Если бы они знали, кто их сын на самом деле, какие скрытые стороны в себе таит…
Дальнейшие часы за столом я помню смутно. В этот раз я не исчезал на балконе, не дышал огнем от присутствия неприятных лицемерных людей. Кто я сам, чтобы осуждать их за такую падкость? Они просто завистники, а я – преступник.
В отличие от предыдущих лет, сейчас разговоры более оживленные. Родители показывают фотографии внучки, хвалят её не по годам детский ум, красоту, воспитанность. Рассказывают, какая она умница, сколько всего знает. На автомате отвечаю на закономерные вопросы, почему не знал о ней столько лет. Ведаю всем легенду, сочиненную Алиной. Девушкой, которую я погубил…и которая меня защищала перед матерью.
Иногда думаю, лучше бы она оказалась конченой сукой. Лучше бы сдала меня. Лучше бы делилась правдой о том, как появилась Мия…
Так было бы легче, возможно. Так, может, я бы не подыхал каждый раз при мысли о ней…
Уезжал в Москву с выпотрошенной душой. Этот приезд как-то плохо сказался на мне. Откровения Алины не давали покоя. Источник её бед – я. Черт возьми, я лишил девушку права быть с семьей… Пусть и ненавижу их, но это семья! Пусть её отец и садист, но она его родная дочь, и в какой-то степени он дал ей всё…
Очередной ночной рейс. Самолет отрывается от земли. Привычное ощущение парения самой души вместе с тем, как железная птица набирает высоту. Включен автопилот. Я контролирую данные. Вглядываюсь в темноту и вижу глаза.
Зачем она такая?..
Эти безмятежные глаза, отразившие её боль лишь раз, они меня мучили. Снова снились. Прямой взгляд, не выражающий осуждение. Просто наблюдающий за мной, мол, ну, что, Дмитрий, ты доволен?
Я, бл*дь, не знаю, куда от них деться! Долбаный псих! Вскакиваю посреди ночи в холодном поту и чувствую тремор. Грызет, разрушает, раздалбывает к чертовой матери… Эта тайна меня разъедает… Не могу ни с кем говорить о ней. Та, с которой должен об этом говорить, избегает этой темы… Замкнутый круг.
От одной мысли, что увижу её вновь и снова буду играть в молчанку, скручивает до хруста. Бегу от этой встречи. Последующие несколько месяцев ссылаюсь на жесткий график. Прошу руководство о дополнительных часах, наплевав на нормы. Жутко скучаю по дочери, но раз за разом упускаю возможность поехать к ней, довольствуясь лишь каждодневными звонками.
В таком режиме доживаю до Нового года. Больше никак не отвертеться. Но я, кажется, сумел немного стабилизировать психику. Ухватился за круглую дату – пять лет со дня свадьбы. Задумал грандиозную вечеринку-сюрприз для жены. Созвонился с её и моими друзьями, договорился, чтобы в намеченный день семьями (кто женат или замужем) явились в арендованный коттедж в лесу. Два дня на праздник. Будет здорово: снег, легкий запах хвои, шашлыки, веселые разговоры. Мне надо развеяться. Выбросить гнетущий мусор, иначе точно сойду с ума…
Яну, Алину и Мию везу туда лично. Отключаю мозг и поддаюсь очарованию моей малышки всю дорогу. Это ещё и повод познакомить друзей с дочерью, а то почти год хожу в партизанах, налаживая связь.
Жена визжит от восторга, как только мы входим на украшенную территорию, где нас встречает толпа. Дальше ждут долгие приветствия, радостные объятия. Я представляю Алину и Мию присутствующим. Надеюсь, что всё пройдет гладко. Девушек отправляем в дом потихоньку готовиться к застолью, а сами разводим костер в мангале и нанизываем дошедшее в маринаде мясо.
– Димыч, – Стас улучил момент, когда мы остались одни, – это…она?
– Да.
Я был уверен, что друг её узнает. Он был в этой истории от начала до конца и хранил секрет, как полагается.
– Да ну на х*й… Дим, это полная дичь… Ты Яне рассказал?
Переворачиваю шашлык и смотрю ему прямо в глаза:
– Стас, это осталось между мной и Алиной. Ты тоже…лучше забудь.
Он приподнял брови.
– Базару – ноль, брат. Я – забуду. А ты?..
– Закроем тему, – цежу, злясь на себя.
Стас качает головой и вздыхает, соглашаясь с моим желанием не распространяться. Я верю, что переживает за меня, за Алину, за ситуацию в целом. Он один из единиц в моем окружении, кто видел, во что я превратился тогда… Конечно, мне понятны его опасения…
Слава Богу, дальше вечер утекает в нужное русло. Вкусная еда, приятная музыка, шум, веселье за столом. Дети играют себе, и я с улыбкой наблюдаю за Мией, которая стала чем-то вроде заводилы, хотя будет помладше остальных. То и дело ловлю взгляд Алины на ней. В отличие от дочери, сама она не очень рьяно интегрируется в компанию. Есть скованность, неловкость. Да и манеры… Эта девушка по всем критериями отличается от находящихся за столом женщин. В ней некая одухотворенность, возвышенность, грациозность. Её отточенными изысканными движениями ненароком наслаждаешься… Исподтишка.
Танцуем, разговариваем, толкаем тосты, вспоминаем детство, юность. Я выпил не так много, но изрядно расслабился, чуточку захмелел. Ребята выходят покурить на веранду, решаю присоединиться и просто подышать воздухом.
– Димон, ты где эту лялю откопал? – Вадик серьезен и мрачен – это в его духе.
Слежу за выпущенной струйкой до тех пор, пока дым не станет полупрозрачным.
– На свадьбе, – говорю правду, не уточняя, что на её собственной.
Подвыпивший Стас хмыкает, но сохраняет молчание.
– Это, конечно, ох*ительно, что Яна спокойно воспринимает её присутствие. На вашей годовщине… Но девчонка не вписывается.
– Тебе какое дело? – вмешивается Толик, набычившись. – Что-то не могу вспомнить, когда в святые заделался? Не тр*хай людям мозг.
– Да пошел ты…
Как обычно, Вадим снисходительно машет рукой и покидает сборище, не желая вести спор дальше. Нас остается человек пять, и я рад, что тема закрыта.
– Слышь, братан, ты не в претензиях, если с ней попробовать замутить? – переходит на шепот Толя.
До этого я не представлял, что возможно поперхнуться воздухом, который встанет поперек горла. Но кашлял я очень долго, пока мужики смеялись над моей реакцией.
– Толь…
– Да ты только скажи, если что не так… Зацепила чем-то. Не могу глаз оторвать…
– Придётся, – наконец, обретаю голос и выдаю твердо, – она несвободна. Кажется, там всё серьезно.
Друг явно стушевался. Потушил окурок, швырнув в урну, и выдохнул сизый пар.
– Ну, мужа же нет. А если бы и был…всё равно попытаюсь.
Я не знаю, что со мной произошло в этот момент, но ладони сами собой сжались в кулаки. Одна мысль о том, что один из моих друзей будет подкатывать к Алине…и у меня на глазах…
Благо, Толя отправился вслед за Вадимом. Я как-то случайно оказался отделен от кучки оставшихся. Пытался дышать, чтобы успокоиться. Не заметил, как ко мне подошел Стас:
– Лицо попроще сделай. Выдаешь себя.
Опешил, окинув его гневным взглядом. Что за намеки.
Друг улыбнулся во всю ширину рта и скорчил рожу, типа, что такое?
– Стас, на х*р иди, по-братски.
– Не, я не по этой части. Прости, даже по-братски на х*р не пойду…
Его гогот оглушил.
Я списал своё возмущение на алкоголь в крови. Никаких других объяснений дать не мог.
Мы вернулись в дом, а я сразу свернул в сторону ванной, чтобы освежиться и прояснить сознание. Бешенство ещё бушевало в венах, не желая покидать организм. Что за бл*дство… Готов был ударить друга? И за что? За вполне адекватный интерес к свободной девушке? Серьёзно?!
Резко открываю дверь, только в последнюю секунду поняв, что та была заперта изнутри. С удивлением смотрю на расхлябанный замок и хмурюсь. Что ж я творю… Твою мать! Поднимаю голову, чтобы извиниться, и ловлю в зеркале потрясенный взгляд…Алины. Которая приложила салфетку к уголку глаза. Отпускаю деревянное полотно, которое с грохотом вновь защелкнулось, отпружинив обратно. И стремительно приближаюсь к ней, хватая за плечи и разворачивая к себе.
– Ты плакала?..
Она растерянно хлопает ресницами, а у меня душа ноет, когда смотрю в истерзанную глубину. Так выглядят дети, которых обидели, но которые не хотят в этом признаваться.
– Аля, – шиплю сквозь стиснутые зубы, представив, что за время моего отсутствия к ней всё же кто-то попытался пристать, – что случилось?..
– Что ты делаешь? – привычная невозмутимость к ней возвращается, и она красноречиво показывает на мои пальцы, вцепившиеся в неё. – Отпусти.
– Алина, кто тебя тронул? Вадим? Толя?
Её глаза округляются. Девушка начинает трепыхаться, глядя на меня, как на умалишенного.
– Отпусти, пожалуйста. Меня никто не трогал, просто соринка…
– Да, бл*дь, конечно! Сразу в оба глаза попала, да?
На секунду вздрагивает, но продолжает бороться, а взгляд вспыхивает неожиданным осуждением.
– Кто-то может увидеть, что мы здесь вдвоем, это будет неприятно Яне…
– Для начала давай выясним, что неприятно тебе, раз ты в разгар праздника заперлась и пускала слёзы…
– Не так уж хорошо и заперлась, раз ты одним нажатием снёс дверь с замком!
По телу проносится дрожь. Не верю… Я, что, кайфую от раздражения в её голосе?! Восхищаюсь проявлением эмоций, ранее полагавший, что Алина – бесчувственный робот?
Ноздрей касается запах. Опять этот чертов карамельный аромат… Раньше мне казалось, что от неё веет чем-то сладким в силу рода деятельности, ведь она возилась с выпечкой днями напролет. Но потом, когда всё чаще и чаще стал ловить те же оттенки в нейтральной обстановке, понял, что это нечто индивидуальное. Даже не духи. Какой-то яркий элемент из детства, когда вместо нынешних конфет мы поглощали сахарные леденцы в виде красочных петушков… Как наваждение… Втягиваю легкое благоухание, отчего веки смежит. Забываюсь, и в следующее мгновение слышу испуганное:
– Что ты делаешь?
Да если б сам знал! Я пьян и теряю тормоза.
Распахиваю глаза и ловлю ужас во взгляде девушки. Совершенно не к месту понижаю голос и спрашиваю:
– Я тебе невыносим, да? Противен, омерзителен? Ты никогда не сможешь забыть…
– Отпусти, пожалуйста… – надрывно, с мольбой.
– Когда ты поймешь, что я больше не причиню тебе боли? – продолжаю, словно не слыша.
– Отпусти… – вырывается.
И я отпускаю. Разжимаю пальцы, давая ей свободу. Но следом абсолютно неожиданно вскидываю руку и прохожусь ладонью по её щеке, балдея от прикосновения к коже, отчего Алина отшатывается, тяжело дыша.
– Сколько же ты из-за меня пережила…
Отворачиваюсь, не в силах видеть эти её закономерные эмоции. Я вызываю у девушки только негатив. Понимаю. Но всё равно паршиво до горечи на языке.
Она тут же бросается к двери, слышу, как дергает. Возится. Поднимаю голову и в зеркало наблюдаю безуспешные попытки выбраться. Сломанный замок заклинило. Подхожу к ней бесшумно, берусь за ручку и с силой тяну на себя. Алину откидывает назад по инерции, и спиной она упирается мне в грудь.
И меня так торкает, что я замираю. Перестаю дышать.
Девушка тут же убегает через возникший проём, а я продолжаю пялиться в опустевшее пространство, ошарашенный своей реакцией. Какого…что за на хрен…
Ровно до того мгновения, когда слышу истошный женский крик, повторяющий имя моей дочери…
Глава 19
Руки до сих пор трясутся, но я продолжаю невесомыми движениями проходиться по волосам малышки. Страх сидит в горле каменной глыбой, и я так испугалась, что ни говорить, ни плакать не могу. Первый приступ аллергии был намного легче, и я справилась своими силами дома, а потом уже обратилась к педиатру, но на этот раз пошел отек полости рта и гортани, от которых Мия практически задыхалась. Я отсутствовала от силы минут пять, не подумав о том, что среди сладостей может быть что-то с орехами…
– Алин? – в комнату входит Яна. – Возьми, тебе тоже надо успокоиться.
Оборачиваюсь к ней и принимаю воду, по вкусу которой становится ясно – размешена с какими-то каплями. Слегка морщусь, но допиваю до конца.
– Ян, огромное спасибо, – шепчу, взяв ее за ладонь, – спасибо тебе…
– Пожалуйста, – ободряюще похлопывает своей свободной рукой по образовавшейся конструкции между нами. – Всё в порядке. Всё позади. Не накручивай себя, ты не могла знать, что в этом печенье есть аллерген. Приляг рядом и тоже постарайся поспать. На тебе лица нет. Даже в полумраке вижу, какая ты бледная.
Киваю на автомате и слежу, как она покидает спальню.
Да уж.
Как не накручивать себя, если это полностью моя вина? Если бы я не впечатлилась словами и демонстративным отношением нескольких присутствующих девушек и не пошла бы в ванную, чтобы успокоиться, мой ребенок сейчас не лежал бы обессиленным передо мной.
Слава Богу, Яна сработала оперативно, а в аптечке нашлось все нужное. Она ввела антигистаминный препарат и даже сделала очистительную клизму. Мия вела себя тихо, но ее кашель и хрипы раздирали меня на части. Я беспомощно наблюдала за этими манипуляциями, стоя в стороне, и просто держала ее за ручку. А потом дочь попросилась к папе и прижалась к нему с таким отчаянием, пока он нес ее в комнату, что сердце обливалось кровью. Испугалась маленькая.
– Эй, ты чего не ложишься? – вздрагиваю, услышав его голос.
Дмитрий вошел бесшумно и теперь устроился напротив меня, сев у подножия кровати с противоположный стороны, будто зеркаля мое собственное положение. Подбородком я упиралась в постель, продолжая гладить Мию. А он взял ее ладошку и поднес к губам, одаривая мелкими легкими поцелуями.
Не понимаю, как это все может умещаться в одном человеке? Он прекрасный, действительно ласковый и любящий отец. При этом – тот же насильник, потерявший голову из-за мести, а также мужчина, беззастенчиво изменяющий своей жене. Местами грубый, наглый, напористый. Друзья его ценят и уважают, их жены – тоже. Некоторые…даже чересчур страстно. Такое ощущение, что я среди здесь находящихся единственная, кто видел от него что-то плохое.
– Аль? – зовет шепотом.
Я и забыла, что не ответила.
– Не хочу спать, мне и так удобно.
– Ты успокоилась? Мне казалось, грохнешься в обморок.
Стрельнула в него глазами, мол, не надо преувеличивать, и снова обратила взор на личико Мии, которая безмятежно сопела.
– Не беспокойся за нее, я же здесь, иди вниз. Веселье в самом разгаре, у вас праздник. Яна одна с гостями.
– Да, сейчас пойду… – снова целует детскую ладошку. – Ты не скажешь, да, почему плакала там?
Сжимаюсь от этого требовательного тона. Лишь упоминание о том, что произошло между нами меньше пары часов назад, вызывает волну тревожности. Какой же странный, сложный и…опасный для меня мужчина. Какая ему разница, почему?
– Тебе показалось, – гну свою линию, – я не плакала, глаза покраснели, потому что до этого я их потерла. Я уже говорила.
Успеваю заметить, как мрачно он оскалился, на какое-то время задержавшись на моем лице пронизывающим сканирующим взглядом. Отвернулась. Я не видела, но чувствовала – кожу покалывало болезненными импульсами.
– Да, ты никогда не будешь мне доверять, – резюмирует со вздохом и встает.
В его голосе слышится какое-то сожаление, сокрушение, отчаяние. Или же у меня богатая фантазия. Но это задевает чувствительные струны моей души. Эмпатия, будь она неладна! И я возражаю с опозданием, когда мужчина уже исчезает из поля зрения, находясь за моей спиной у двери:
– Если бы не доверяла, ты никогда бы не подошел к ребенку.
На какое-то время воцаряется тишина.
– Я подошел к ребенку, а не к его матери. Это разные вещи. Отдыхай.
Дрожь проносится по телу от этой очевидной правды. Как умело Дмитрий разграничил реальность. Я знаю, что он пытается наладить общение, хочет как-то сблизиться. Может, даже стремится меня понять. Но это ни к чему, не хочу. И так корю себя за то, что дала слабину летом, когда мы были у его родителей первый раз. Меня не должны были трогать его реплики, гнев и желание окунуться в прошлое. Я никогда не была вспыльчивой, не в моем характере так легко воспламеняться. А у него получилось… Ковырнуть, нажать на нужную кнопку, дать старт долго сдерживаемой истерике…
И меня это не устраивает! В какой-то степени пугает и настораживает. С ним и так связаны нелицеприятные воспоминания, еще и повседневность услужливо подбрасывает причины сторониться и быть начеку…
Забываюсь поверхностным сном и вскоре просыпаюсь от жуткой саднящей боли в горле. Правильно говорят психологи – надо избавляться от деструктивных эмоций, чтобы не было таких вот последствий. Я свои замолчала, аккумулировав в гортани, вот и получила результат. Бросаю взгляд на Мию и, убедившись, что она спит, медленно встаю, кривясь от пульсации в затекших конечностях. В доме теперь стоит относительное затишье, нет музыки и громких разговоров, но доносятся приглушенные звуки со стороны просторной кухни. Как раз туда я и держала путь, чтобы выпить горячего чаю или хотя бы теплой воды. Мне пришлось застыть на пороге, потому что неприкрытой темой ведущегося разговора являлась…я. И ничего хорошего он не содержал.
Нет, мне не впервой слышать сплетни о себе, я догадываюсь, какое впечатление произвожу на собрание более раскрепощенных, любвеобильных и далеких от комплексов девушек. И еще подростком приучилась к тому, чтобы не обращать внимания на чужое мнение. Была, есть и буду белой вороной среди таких ярких представительниц слабого лишь в теории пола. То, что у них получилось задеть меня вечером, – моя проблема. И я допускаю, что это была естественная реакция утомленного организма на еще один фактор стресса. Я слишком много работала в напряжении, поскольку наши заказы увеличились, а обещанный второй кондитер до сих пор присутствует только в проекции, была недовольна этим, а также бесконечно устала. И как бедной психике не дать сбой?..