Дарья Вячеславовна Морозова
До последнего клиента
-1.9-
Николя покачал головой, увидев её.
– Вы всё же пришли?
– А вы ждали, признайтесь, – бойко подначила Айоко встретившего её Николя. – У меня есть просьба.
– Кроме этой? – заговорщицки подмигнул ей глава Корпорации.
– Возьмите из приюта для животных нашу собаку – Малыша. Он чудесный пёс и ему нужен кто-то, кто уделит ему много внимания.
Николя не смог пообещать, но сказал, что попробует кого-то найти для собаки.
– И ещё… – Айоко глубоко вдохнула, переступив порог лифта. – У меня есть вопрос.
– Всего один? – улыбнулся Николя, он нажал на кнопку. – Слушаю.
– Всё дело во мне, верно?
Николя замер в ожидании. Его лицо внезапно озарилось радостью.
– Всё дело всегда было во мне, да? В моих мыслях и желаниях? Это я держу его в живых. Это из-за меня он не мог остановиться. Он искал меня во всех мирах. И тот сбой в первый раз был из-за меня, из-за моего скрытого желания изменить что-то в своей жизни. Я уже тогда так сердилась на мужа, но не хотела признаваться себе в этих разрушительных мыслях, что желала ему смерти. Но я поняла это слишком поздно. Знай я это тогда, я бы шла на Перемещение с радостью, тогда и наша с ним жизнь в тех мирах была другой. Я неосознанно выбирала путь страданий в каждом из миров, наказывая его и себя, мучаясь вопросами выбора жизни. А всё просто. Вселенная может дать мне то, что я хочу.
Никогда ещё Айоко не видела столь стремительной и столь разительной перемены в выражении лица, как тогда у Николя. Словно у актёра в старых чёрно-белых фильмах его мимика была слишком выразительной и поэтому такой пугающей: радостный огонь в глазах сменился потрясением и злостью, уголки губ дрогнули и превратили широкую улыбку в оскал, расслабленные черты лица хищно заострились. Атмосфера в лифте сгустилась и впервые за всё время знакомства с главой Перемещения молодой женщине стало страшно наедине с ним. Неосознанно она запахнула лёгкую куртку на груди и сделала шаг назад. Пугающее молчание Николя, прерываемое только лёгким гулом подъёмного механизма и тяжёлым дыханием мужчины, прекратилось внезапно.
– Мне нечего добавить к вашим словам, Айоко, – плечи Николя опали. Он устало провёл по лицу. – Если бы Ваш выбор и выбор Брайана был иным, всё сложилось бы иначе. Мне ужасно жаль, что мне не удалось Вам помочь. Вам обоим.
– Не говорите так, Николя! – ободряюще улыбнулась ему Айоко, стряхивая с себя недавний страх перед этим человеком: двери лифта открылись. – Вы очень помогли.
Глава корпорации помотал головы, поджав губы.
– Вот Ваш талон, – он протянул ей пластиковую карту, после чего скрестил руки на груди. – Вставайте в очередь.
– Много народу, не ожидала, – призналась Айоко, окинув взглядом вереницу людей.
– До последнего клиента, Айоко, – глухо откликнулся Николя, стеклянным взглядом окидывая очередь. – Простите, но я оставлю Вас. Дела.
Кисти его рук немного подрагивают, кровь словно отхлынула от его лица.
– Николя? С Вами всё хорошо?
– Да, да, просто время истекает. – Николя сделал шаг назад. – Всего хорошего Вам, Айоко!
И не дав клиентке опомниться, стремительно двинулся прочь.
Впервые в жизни Айоко чувствует будоражащую радость от скорого Перемещения. Всё будет хорошо, она уверена в этом. Кулона на её шее больше нет. Потерялся где–то. Она вспоминает о нём только сейчас, удивляется и волнуется: важно ли это? Что это может значить?
Её очередь уже близко. Она немного дрожит от волнения, но идёт в очереди медленно, неумолимо. И всё её теперь кажется правильным! Пропуск у работника корпорации, он разрешает ей идти дальше.
Вот и портал: мягкий светящийся голубым светом овал. Впервые, кажется, они рады друг другу. Айоко делает шаг и погружается к его обволакивающую негу. Внезапно чьи-то сильные руки обхватывают её сзади за талию и тащат обратно.
Айоко закричала от страха и неприятных ощущений: портал тянул вперёд, а кто-то – назад.
– Николя, пустите меня! – закричала она и, пытаясь расцепить хватку, стала стучать по кистям рук.
Победила решимость того, кто тянул к себе молодую женщину.
Она в гневе обернулась и увидела Брайана. Это был точно он! Хоть и осунувшийся, измождённый, будто старше, с сединой в волосах и странно горящим взглядом.
– Айоко! – он обхватил её лицо руками и принялся целовать: отчаянно, страстно. – Любимая моя! Крошка!
– Стой, стой, – женские руки упёрлись в грудь Брайана. – Этого не может быть… Ты? Ты правда Брайан?
– Это я! Я! Я так рад тебя видеть! Мне столько надо тебе рассказать!
– Брайан… Это ты? Правда ты? Но как?! – Айоко недоверчиво нахмурилась. – Ты… Ты появился, чтобы снова войти в портал, да? Я как раз шла тебя искать…
– Нет, нет, крошка! – Брайан мял её пальцы и прижимал к своим губам. – Я здесь, здесь. Нам нужно идти. Вместе! Домой! Давай вернёмся домой!
– Ты такой странный, Брайан. Это ты и словно не ты, – женщина осторожно коснулась впалой щеки мужа. – Это так перемещения на тебя повлияли?
Брайан мотнул головой.
– Айоко, милая моя, крошка, нам нужно идти. Давай… Давай пойдём домой. Я тебе всё объясню.
– Мне кажется, я знаю, что происходит. Ты… Все предыдущие разы ты рождался мужчиной, а потом родился женщиной, да? И так ты смог понять меня, верно? Понять мои чувства к тебе!
Мужчина замер и тяжёлым взглядом оглядел жену.
– Айоко… Ты… Кхм… Да, да так и было. Да. И теперь я больше никогда не уйду. Я всегда буду рядом. А теперь пойдём со мной! Мы обо всём поговорим!
– Нет. Как была бы я рада слушать это раньше, но теперь. Ты не будешь счастлив там, в нашем доме. В этом мире. Мы должны уйти. Вместе.
– Вместе? – Брайан испуганно взглянул на мерцающий портал. – Айоко, дай мне шанс. Просто поверь мне, пожалуйста. Нам всего лишь надо найти парк развлечений…
– О чём ты говоришь, Брайан? – нахмурилась Айоко и попыталась отодвинуться от него, подозревая, что муж мог тронуться умом от всех этих жизней. – Причём тут парк развлечений?
– Крошка, этот мир… Он… Он не наст…
– Ты идёшь со мной? – резко перебила его жена, а по полу прокатилась небольшая вибрация. – Портал долго не будет открыт.
Брайан нервно сжал её хрупкие плечи, он дышал рвано, заполошно. Его взгляд, устремлённый на голубой овал, зависший над полом, стал загнанным, как у раненной лисицы.
– Хорошо, – уронив голову на грудь, сдался он. – Хорошо, Айоко. Давай сделаем это. Вместе.
С этими словами он крепко перехватил кисть супруги и судорожно выдохнул.
– Почему ты так волнуешься, милый? – прильнула к нему Айоко. – Ты же столько раз это делал?
Ответа она не услышала.
Взявшись за руки, они шагнули в портал…
-1-
Дневной свет был тусклым и мутным, однако Брайан не включал искусственное освещение, предпочитая находиться в некоем небытии.
В дверь постучались, и мужчина устало откинулся на спинку стула, поворачивая голову в сторону входящего.
Николя поднял уголки губ вверх и глазами указал на 2 чашки кофейного напитка в своих руках.
Брайан с тяжёлым вздохом из-за протеста затёкших мышц поднялся с места и взял одну чашку себе, кивнув с благодарностью.
Молча, они присели около больничной койки, на которой лежала молодая женщина, опутанная датчиками и системой искусственного дыхания. Вокруг койки в воздухе парили роботы-датчики, следящие за состоянием погружённой в кому пациентки.
– Поверить не могу, – хмыкнул в кружку Брайан, не глядя на собеседника.
– До последнего клиента, – пожал плечами Николя.
В огромном здании, некогда принадлежавшем корпорации Перемещение, теперь осталось лишь не больше десятка сотрудников, включая главу.
После решения суда по иску Брайана против Перемещения из-за состояния, в котором находилась его жена, корпорация обанкротилась. Новые клиенты, даже готовые написать отказ от претензий, не принимались. Николя сдался.
Сейчас, сидя с Брайаном практически бок о бок, он вспомнил, как полгода назад этот человек был готов убить его. Однако время идёт, всё меняется, они можно сказать почти друзья.
Каждый день муж Айоко приходит сюда, сидит рядом с женой, разговаривает, смотрит с бесчувственным телом фильмы, читает ей новости и анекдоты в надежде, что разум женщины найдёт выход из лабиринта собственного ада. Но в последнее время он всё больше стал молчать.
Николя помнит тот осенний день, когда Брайан открылся ему. Впервые с момента их первого разговора о невероятном сбое, непостижимой ситуации, которую невозможно было предугадать. Такого не было ещё никогда.
Айоко добровольно застряла в своих мирах, создавая снова и снова новые версии себя и миров собственных страданий. Ни одна система, ни одно лекарство не могло её вывести из этой странной комы.
Глава корпорации также не мог дать гарантий, что женщина очнётся хотя бы с минимально повреждённым сознанием. Неоднократно поднимался вопрос об отключении Айоко от систем жизнеобеспечения. По сути она превратилась в овощ, чьи мышцы и органы поддерживались только с помощью уникальных разработок корпорации.
Брайан не соглашался.
Николя никак не мог понять и принять это решение. Снова и снова он приводил аргументы и даже цитировал учёных и духовных лидеров. Женщину нужно отпустить.
Однако по той же самой причине, по которой Айоко застряла в созданной ею Вселенной с миллионами параллельных миров, её муж отказывался отключать жизнеобеспечение.
Чувство вины.
Оно связывало и разъедало их обоих до костей, дотягиваясь до атомов их тел, до минимальных электрических импульсов между нейронами.
Николя никогда бы не решился не то что на вторжение в разум Айоко, а даже на одно такое предложение, не узнав их семейной драмы.
Они действительно пришли в Перемещение, чтобы встряхнуть их отношения. Процедура была опробована и выверена до мелочей, она не давала сбоев. Ни один клиент не уходил недовольным. И ни один клиент не оказывался в коме после очередного сеанса.
Ни Николя, ни сотрудники корпорации не могли дать этому резонансному случаю объяснение. После того, как Брайан благополучно завершил свой сеанс – то есть прожил выдуманную жизнь в выдуманном мире – он узнал о состоянии Айоко.
Самым простым решением тогда и всё ещё казалось отключение её от системы. Однако Брайан был упрям. Он сначала запретил это делать, а потом и вовсе поднял шумиху в обществе, подав иск на корпорацию Перемещение. Выиграл. Айоко признали имеющей право на надежду, нельзя было её отключать до разрешения Брайана, которое мужчина не был намерен давать ни в коем случае.
Николя никак не мог разгадать этот странный лихорадочный блеск в его глазах и неуместную резкость в обращении уже после суда. Словно мужчина спорил сам с собой, обрубая собственные мысли о поражении.
Тогда глава корпорации и начал приходить в палату, внутренне подбираясь каждый раз, ожидая вспышки агрессии от бывшего клиента. Мало-помалу мужчины нашли общий язык. Брайан был настолько одинок в своём решении, в которое не верил он сам – это стало очень заметно в последние дни – и поэтому остро нуждался в человеческом общении.
Ему было сложно решиться на откровенность, и всё же он пересилил себя, смирившись и уже ожидая визита Николя каждый день.
–Вы же знаете, почему мы пришли сюда. – унылым голосом начал Брайан, сжав в руках чашку с чаем. Николя кивнул. – Дело в том, что… Айоко… Она изменила мне с нашим соседом, пока я был на очередном сеансе. Это было всего единожды, и я понимаю…Теперь понимаю, что она отчаялась. Я снова пошёл сюда, без неё, и был тут долго. Я хотел… Хотел, как и все, избежать проблем и разговоров о нас, наших отношениях, ребёнке. Она так хотела малыша… Я хотел оставаться в том моменте, хотел, чтобы было всегда хорошо и просто. И я сбежал.
– Вы злились, когда узнали?
– Сначала – нет. Я был в шоке, потому что всё осложнилось ещё больше, а я хотел прежней простоты и лёгкости между нами. Она сама призналась. Очень много плакала, царапая свои руки и дрожа всем телом. Словно не могла поверить в то, что она сделала. Мне было невыносимо видеть её такой. Но ещё сложнее было принять, что её касался другой мужчина, трогал и заставлял стонать. Сейчас я понимаю: я был не вправе ругать свою жену. Я отвергал её снова и снова, не физически, но мысленно. Уже позже гнев накрыл меня. Накричал на неё, чуть не ударил, ушёл из дома, не в силах находиться рядом с ней. Даже дышать одним воздухом с ней мне было противно. «Убирайся к своему любовнику!» – заорал я тогда, хлопая дверью. Айоко всё плакала и плакала, согласно качая головой, она шептала извинения и постоянно повторяла, как она виновата. Я не придал этому значения. Два дня меня не было дома. Когда же я вернулся, приняв решение развестись, то она уже была в Перемещении. И уже она сбежала от меня…
– Брайан, система сочла её состояние на волнение перед сеансом и поэтому пропустила. Наша проверка всегда на высшем уровне. При наличии диагноза психического заболевания – нами выявленного или поставленного давно – мы не допускаем человека к сеансу. Но и представить себе не могли, что чувство вины и острое желание всё забыть, могут быть настолько сильны и приведут к намерению клиента, простите, Айоко, – исправился Николя, увидев метнувшийся на него острый взгляд, – остаться в своих грёзах навсегда.
– Она вернётся. Она не навсегда ушла от меня, – упрямо поджал губы муж Айоко.
– Возможно, Брайан, возможно, вернётся, – безжалостно, мягким тоном поправил его Николя. – И мы по-прежнему не можем ручаться за сохранность её разума. Вы готовы принять её, если до конца своих дней она будет безумна? Или вы ждёте её возвращения, чтобы развестись? Вы можете это сделать сейчас, суд расторгнет ваш брак, учитывая её состояние и наш прогноз. Я выступлю свидетелем и скажу всю правду, которую излагаю сейчас Вам.
– И вы отключите её, да?
– Да, Брайан. Это будет правильно. Милосердно.
– Нет, – муж клиентки выпрямился, хрустя затёкшей спиной, – нет, она должна жить. Она должна вернуться.
– А что потом, Брайан? У Вас есть ответ на этот вопрос? Советую Вам подумать хорошенько и быть максимально честным сам с собой. Прощение вы можете попросить прямо сейчас, и самое главное – простить себя!
– Мне… – Брайан гулко сглотнул, так и не притрагиваясь к кофе, чтобы смочить горло. – Мне…
– Вам нужно отпустить её, Брайан. Да, Вы любите свою жену, однако справитесь ли Вы с последствиями столь затяжной комы? Готовы ли Вы? И дело тут даже не в медицинском уходе. Ваше чувство вины так и будет держать вас обоих в заложниках недосказанности и напряжения, пока один из вас не умрёт наконец. Но самое печальное в том, что второй ненадолго переживёт его, всё также мучаясь невозможностью справиться с ошибкой другого. Кто бы ни был первым, второй уйдёт вслед за ним, но не из-за любви, но из-за…
– Николя, – голос Брайана прозвучал резко. – Я Вас понял.
Глава Перемещения поднялся и поправил пиджак.
– Вы знаете, что я прав. До завтра!
Одна часть Брайана не хотела, чтобы Николя приходил снова, другая – была готова умолять его остаться прямо сейчас.
Чувство вины… Да что Николя знает о нём?! Простить и отпустить? Но… как это возможно? Несмотря на измену Айоко – тут Брайана неконтролируемо сжал кулаки с содранными костяшками: последствием драки с горе-любовником, встреченным на улице, – он не может, не хочет, не представляет, как перестать винить самого себя в этом. Конечно, он не физически толкал жену в объятия другого мужчины, который воспользовался моментом, однако собственные измены, методичное игнорирование просьб жены поговорить с ней, открыться, мелочное желание оставить всё, как есть, довольствуясь нынешним положением дел и игнорируя неизбежные перемены в них обоих, эгоистичное решение лишь наслаждаться моментом, убегая от неприятностей и негативных мыслей, послужили тем самым огнём, что поджёг бикфордов шнур.
Он это знал. Понял. Принял.
Отключить жену от системы жизнеобеспечения было действительно самым простым и логичным, ведь, чего греха таить, он и сам хотел убить её тогда. А сейчас он не может на это решиться. Просто не может.
Брайан подошёл к койке, присел на краешек и взял прохладную руку жены.
– Прости меня, крошка. Прости. Я так кричал на тебя, даже замахнулся. Я так виноват перед тобой. Ведь я действительно сбегал в Перемещение от тебя, от проблем, от всего, что ранило и беспокоило. В этих мирах, что создавал я сам, мне было так хорошо, так спокойно и правильно. Я не хотел возвращаться. В отличие от тебя, я всегда знал, когда надо остановиться, не погружаясь слишком глубоко. Я всегда знал, что тот мир – иллюзия. Я держал свой разум под контролем. А ты… Ты тоже сбежала. Хотя нет, давай будем честными хотя бы сейчас: ты совершила попытку самоубийства. Почти удачную, почти идеальную. И я понимаю тебя, как бы дико это не звучало. Я… Приборы показывают, что и там, в своих мирах, ты страдаешь, раз за разом выдумывая себе новое инферно, и этому нет конца. Пожалуйста, остановись. Хватить самобичевания. Если бы я только мог. Если бы я знал, как помочь тебе справиться с твоим отказом жить здесь и сейчас, со мной. Я очень виноват, я знаю, но… Прости меня. Пожалуйста, прости меня, Айоко. Ты же знаешь, что ты для меня важна. Всегда была. А я всё испортил. Думаешь, я не видел твоего недовольства и раздражения, твоих попыток – сначала настойчивых, затем робких – поговорить со мной? Видел. И только теперь я понимаю, что прятался от тебя, считая, что если не говорить о проблеме, то проблемы нет. А я не хотел проблем. Я хотел жить в удовольствие. Эгоистично, правда? Когда ты призналась мне в измене, когда ты плакала и раскаивалась – такая искренняя и открытая – я ощутил, как мой мир, подлатанный иллюзорным счастьем от Перемещения, распадается на куски. Он никогда не будет прежним. Я так отчаянно сорвался на тебя лишь потому, что понял: мне бежать больше некуда, ты поставила мне шах и мат, вынуждая меня принимать решение. Я ушёл тогда, оставив тебя одну – сломленную и разбитую – и этого я не могу себе простить. Мне надо было остаться. Ночевать в другой комнате, взять паузу, но не уходить от тебя, лишая последней надежды на прощение. Но я ушёл. Сбежал. Опять. И моё решение развестись – это тоже было бегством, я понимаю. Просто мне было очень страшно. Справляться с фактом измены мне не хотелось, я хотел просто перевернуть эту страницу своей жизни и начать всё заново. Я был уверен, что смогу.
Брайан замолчал и нежно провёл кончиками пальцев по губам женщины.
– Узнав, что ты застряла в своих грёзах и тебя не могут вытащить из них, я обрадовался и испугался ещё сильнее. Так малодушно звучит, Айоко. Я просто ждал, чем это кончится: выйдешь ли ты из добровольной комы или умрёшь. Когда мне впервые предложили отключить тебя, я растерялся и выпалил «нет» прежде, чем осознал это. Я тогда не сделал осознанный выбор, я тогда вообще ничего не хотел решать. Просто сказал «нет». Чтобы от меня отстали, не трогали, не заставляли принимать решение. А потом я стал меняться, мне кажется, что я немного изменился. Я стал много думать о тебе, нас, о том, что раньше доставляло тебе боль. Именно тогда я простил тебя. Я был плохим мужем для тебя, любимая. Да, я всё ещё люблю тебя. Николя прав: я не знаю, какой ты вернёшься ко мне и вернёшься ли. Я теперь и сам вижу, что без последствий для твоего здоровья и разума ты не сможешь вернуться ко мне. Но и отпустить я тебя пока что не могу. Я всё ещё ужасный эгоист, крошка… Мне так хотелось бы вернуть время вспять и быть счастливым с тобой! Я бы находил в себе мужество обсуждать с тобой наши проблемы, взаимные претензии. Ты знаешь, затеяв суд с корпорацией, я тоже сбегал от тебя. Я придумал себе дело, которое требовало всего моего внимания и сил. Я бился не столько за тебя, за нас, сколько за своё право не принимать решение, бежать дальше, вперёд, подальше от себя. Быть с тобой – уже такая роскошь, которую я считал пустяком. Я всё ещё люблю тебя, Айоко, хоть и не представляю, какой ты можешь вернуться ко мне, но прошу: вернись. Я больше не буду убегать, обещаю. Только вернись. Вернись ко мне.
