Дарья Сондерс
Шотландия. Дорога к замку
Холмы
Шотландские дороги пусты и безмолвны. Тонкими нитями они протягиваются сквозь бурые пустоши утёсника. С двух сторон укрытые мшистыми каменными кладками, они соединяют спрятанные в холмах дома. Раз в день по ним проезжает маленький красный фургон Royal mail. "Roooyaaal mail", растягивают, не глядя в окно шотландцы. Зайцы спрыгивают с крыльца и прячутся в зелёной изгороди. Колёса скребут по гальке, фургон останавливается, и почтальон приносит почту. Без стука открывает дверь и оставляет на полу в прихожей конверты, посылки и бело-голубые листовки общества гэльского языка. Хозяева дома затихают, чтобы потом чуть-чуть высунуть нос из комнаты, выжидая, когда фургон уедет, и можно будет посмотреть, что сегодня доставили.
По шотландским дорогам хорошо идти рано утром, когда они ныряют в облака тумана и исчезают в них, забирая с собой редких одиноких путников. Вокруг непроглядное белое марево, и лишь по мычанию коров вдалеке можно догадаться, что рядом ферма. На этих дорогах нет указателей и светофоров, нет пешеходных зебр, а ориентироваться приходится по журчанию ручьёв, да склонам гор, поднимающимся над головой. На этих дорогах есть только ты и звук твоих шагов в тишине. Ты ведёшь сам с собой молчаливые разговоры, отматывая мили в одну сторону и мили обратно. А дорога всё бежит и бежит перед тобой, и нет ей ни конца, ни начала.
Музыка
У каждого из нас свои истории и свои символы мест и времени.
Для меня этот трек навсегда вошел в сердце. Не потому, что я такой уж невероятный фанат Devin Townsend. Первые раз сто я вообще не была уверена, что думать по этому поводу. Я только ограничивалась многозначным покачиванием головы и тренировалась в состраивании такой гримасы, которую можно было бы прочесть как угодно: от "God damn that was impressive" до "pretty pretty cool, you know". Но, начиная дни с этой какофонии, я полюбила её и однажды она стала таким же ритуалом как ледяное умывание и почти замороженный за ночь Сolgate на зубной щётке. Думаю, даже олени привыкли к этим завываниям, сотрясающим крошечный домик на вершине горы каждое утро.
С первых аккордов гитары мой нос улавливает запах омлета с перцем и кофе. Свет приглушён, шторы закрыты, а за дверью мгла. Я скачу по холодному полу, натягивая носки и перебираясь с коврика на коврик, стараясь ступать на ботинки и не касаться кафеля в прихожей. Рюкзак уже собран – в нём вчерашний Пепси и чипсы. Я забираюсь на диван и укутываюсь во все пледы и свитера, что нахожу под рукой. Скоро я становлюсь похожа на ожившую груду одежды, согреваюсь и высовываю нос, потом набираюсь смелости и потихоньку отодвигаю штору – из леса на меня смотрит непроглядный туман. Шотландец пролистывает сообщения в Facebook, скручивает папиросы и растягивает мышцы перед рабочим днём – от этого он занимает сразу полкомнаты, а его громадные ботинки, усыпанные вчерашними листьями, стоят рядом.
Нам уютно и тепло, несмотря на холод. Утро – не время для разговоров, поэтому в перерывах между музыкой слышно только как он утрамбовывает в пластиковый лоток копчёные сардины вперемешку с сырыми грибами вместе с землёй и присыпает это всё печеньем.
Сейчас, слушая "Kingdom, я думаю, что это лучшая из возможных иллюстраций шотландской натуры – бряцающий хаос металла и трогательного, застенчивого речитатива "stay with me", когда оба замешаны в одно, и перебивают друг друга, боясь признаться как в первом, так и во втором.
Завтрак заканчивается, и мы выходим наружу. Паучок стремглав забирается вверх по дверному косяку, а разбухшие за ночь доски скрипят на всю округу. За порогом хрустит галька… Я, в пижамных штанах и закутанная в свитер, он – в старом балахоне и коротких в силу его роста рабочих брюках. Вокруг такая тишина, что её можно как молоко добавлять в кофе. Старенький Vauxhall пыхтит, кашляет, но заводится, готовый отвезти шотландца в замок, ворота которого видны за ближайшими деревьями. Я захожу обратно в дом, а сова, дремлющая снаружи, смотрит на меня сверху.
Олени
С оленями в Шотландии совершенно отдельная история. При том, что их видишь по многу раз каждый день, при том, что они частенько выводят из себя коренное население, обгрызая зеленые ограждения и регулярно застревая в калитках и заборах, их практически невозможно заснять на камеру, и все видео получаются скомканными и не в фокусе.
Можно идти по тропинке через поле и угодить им под копыта, можно отгонять их криками с заднего двора или бесконечно долго любоваться ими из окна в утреннем тумане… но практически нет никаких шансов поймать их в объектив.
Они как призраки Каледонии – незримо присутствуют, прячась за твоим плечом. Стоит лишь обернуться – и они исчезли.
Их красота и грация будто сложены в легендах за много веков до появления людей. Их крики, так не подходящие внешнему облику, похожи на хрип задыхающейся собаки. Они всё время рядом и их никогда нет.
Удивительно, но если приехать в Высокогорную глубинку и остаться там, скажем, на неделю, специально посвятив себя поискам оленей – их вряд ли встретишь. Но стоит лишь обосноваться здесь и махнуть на поиски рукой, погрузившись в каждодневные дела и заботы – и отбоя от их компании не будет. Для меня они навсегда стали символом здешних мест. Великолепные и дикие духи Хайлендера.
Келпи
Немыслимые в своих громадных размерах головы коней поднимаются над вершинами деревьев и встречают путников, которые едут по шоссе M9 из Эдинбурга в славный город Перт.
Следуя только им самим понятной логике, шотландцы установили исполинский памятник древним мистическим чудовищам, водяным духам Келпи (kelpie), которые с завидной регулярностью топили в водах зазевавшихся селян. Согласно некоторым легендам, Келпи могли также с легкостью оборачиваться людьми, представая обычно в облике мужчин со всклокоченными бородой и волосами… Если так, то подавляющее большинство жителей Хайленда можно сразу причислить к водяным монстрам, что, впрочем, объяснит многое в их привычках и образе жизни. В Абердине, что раскинулся на восточных берегах Шотландии, мифологические кони вдобавок изрыгают огонь и серу, а это также частенько случается с шотландцами. Порой, справедливости ради, магических оборотней видели на берегах в образе девы с ракушками и водорослями в волосах, что ничуть не умаляло их кровожадности, а доверчивые шотландцы, увидев в кои то веки живую красавицу, послушно следовали за ней, обрекая себя на верную гибель.
На келпи охотились, их пытались обуздать. Их встречали почти во всех озерах и реках, коих разбросано множество по всему Хайленду. Силуэты чудовищ, выглядывающих над водной гладью, изображали на гербах и символах, они встречаются над арками руин замков и на каменных плитах.
Возможно, они действительно в чём-то олицетворяют Шотландию. Пойманный Келпи не надолго останется с хозяином. Но навсегда привяжет его к долинам и горам Каледонии.
Дома в лесу
Шотландию нельзя идеализировать. Это было бы неверно и неуважительно по отношению к ней. Шотландия пережила на своём веку слишком много, чтобы быть рождественской сказкой, но, возможно, в этом её очарование. Страна не входит в топ самых благоустроенных и экономически продвинутых мест на земле, и это надо либо принять, либо нет. Современная мечта о стеклянно-бетонном зазеркалье офисов, где каждый может поднять внушительную сумму, чтобы потом потратить её в манящем огнями мегаполисе, максимально далека от забытого миром Высокогорья. Однажды, разменяв валюту в Эдинбурге, у меня в кармане оказалось сразу три малиновые купюры по 50 фунтов. Но когда я попыталась оплатить ими завтрак в Visitor Center, никто на кассе не мог набрать сдачи, а мою банкноту даже арендовали на время, чтобы с ней сфотографироваться… Когда же узнали, что я из России, то весь город был уверен, что я приехала покупать их футбольную команду или, раз уж таковой нет, сначала основать футбольный клуб, а потом купить его…
Молодое поколение при малейшей возможности пакует чемоданы и двигается в сторону Лондона или, при более благополучном раскладе, переселяется в Австралию и Новую Зеландию. Дома оставляют вместе с мебелью. Законы Великобритании не позволяют ни сносить, ни продавать покинутую недвижимость, поэтому, гуляя по горам Каледонии, то и дело встречаешь призраки забытых особняков и коттеджей… Поглощённые мхом и увитые плющом, они доживают свой век, постепенно сливаясь с лесом. Так же дела обстоят и с замками. Не всем им посчастливилось отойти к National Trust, а значит и надежда на сохранение досталась далеко не всем. Большая часть некогда гордых бастионов навеки похоронена под слоем мха и стала прибежищем зверей и сов. Шотландия как призрак покоится на вершинах своих гор. Отдав на растерзание завтрашнего дня Эдинбург, Абердин и Глазго, она затворилась в Высокогорье и не желает оттуда спускаться. Её душа принадлежит северному ветру, а в речной воде, как по жилам, до сих пор течет кровь далёких кланов. Если вы полюбите её такой, если не захотите её менять, она откроет своё сердце.
Север. Уик
1
"Уйду на край света" – говоришь ты. Но всё нет и нет достаточного края. Такого, где земля обрывается, а дальше действительно – пустота. За горизонтом всегда маячит призрак какого-нибудь континента или мало-мальской земли.
Но край есть. И до него можно дойти. У всего есть край. Есть некое место на карте. Где океан грудью бросается о скалы, а в грохочущих волнах безмятежно качаются пятнистые тюлени и показывают спины киты. Пустошь от берега и до неба насквозь пропитана водой и безмолвием. Утёсы разрывают линию между океаном и землей и прячут в расщелинах чёрные останки замков. В этом месте есть маяк. Толстые каменные стены которого днём и ночью сотрясает ветер, а камин на кухне завывает так, будто вот-вот не справится со стихией снаружи. Изъеденные солью деревянные окна и половицы скрипят точно несущийся корабль, и вот-вот надо убирать паруса.
2
Часто бывает, что воспоминания оставляют царапины или шрамы, зудя в памяти. Но эта история – редкое исключение. Что-то, скорее из области литературы, чем обычной жизни.
Случайно увидев потом фотографию в Интернете, думаешь, как же тебе невероятно повезло, и какой щедрой бывает судьба.
Эти восходы и закаты, звёздные ночи и ледяные шторма, беснующиеся у подножия скал волны и утопающие в воде вересковые пустоши навсегда останутся со мной. Горячий чай, гудящий в печных трубах ветер, камин и две собаки, дремлющие по обеим сторонам дивана… Окна, выходящие на руины замка, который плывёт в тумане, подобно пиратскому кораблю. Маяк, построенный Дэвидом Аланом Стивенсоном, да-да, дедушкой того самого Роберта Стивенсона. private area, куда вдруг для тебя открылась дверь.
Ты достаёшь папку своих фотографий и вспоминаешь, каким выглядит этот маяк изнутри. Узкий коридор, крытый красным линолеумом, бинокли на окне кухни, чтобы следить за погодой, график приезда почтальона, написанный ручкой и прикрепленный к холодильнику. Хозяйка маяка приезжает туда раз в полгода проверить состояние дел. У неё розово-фиолетовые волосы и старый, очень крупной вязки кардиган. Она вечно ходит с кружкой горячего кофе в руках, чтобы согреться. На самом деле, там все ходят с горячими кружками в руках, потому что ни один свитер в мире не спасёт от шотландского холода. Вы спросите, а почему бы не затопить камин? Можно бы, пожалуй, но дело в том, что в этой части Шотландии, смотрящей прямо на Север, до самого горизонта нет ни одного дерева. Так что остаётся кипятить чайник. И эта, выглядящая избитой, традиция, приобретает иной, жизненный и важный смысл. Вокруг кипящего чайника завязываются разговоры, строятся планы и обсуждаются дни. И если Шотландия в общем отличается медлительностью, то это место выпадает из времени и пространства целиком. Из ближайших соседей – только старик фермер с женой, и идти до них надо полдня. Сначала по тропинке, потом подняться до верхнего поля, открыть ворота, закрыть ворота, повернуть направо, спуститься к зарослям дрока, идти до скалы, торчащей из воды как палец, пройти мимо тюленьей бухты, подняться вверх и идти не сворачивая, пока не упрёшься в каменную стену с привязанным к ней железным барашком. Там, может быть, встретишь соседа, если он не уехал перегонять стадо чёрных мохнатых коров, потому что тогда он вернётся нескоро. А позвонить нельзя, сигнала нет. И тогда ты отправляешься в обратный путь: железный барашек, стена, тюлени, скала, дрок, поле, ворота. И ставишь чайник.
Без этого места жизнь была бы неполной. Замечательно, что оно случилось.
3
Трикси, любовь моя, носилась, размахивая хвостом, как мочалка из Мойдодыра. Берег по колено усыпан водорослями и крошечными оранжевыми ракушками, и мы шли с ней, утопая во всей этой пахнущей йодом несуразности. То и дело натыкались на омерзительного вида розовые, похожие на конечности каких-то расчленённых инопланетян, стебли подводных растений. Трикси яростно набрасывалась на них, угрожающе рычала, плевалась слюной, чтобы затем, в победоносном ореоле славы, приволочь мне очередную скользкую гадость. «О, нет! Не проси меня! Не буду я этим кидаться!» – просила я, но Трикси толкалась носом и прыгала от счастья. Мы с ней всегда отстаём… Шон давно впереди, идёт в ногу с хозяином, смотрит на океан и издалека кажется, что они собирают неспешные и философские шарады из прибрежных камней…. А у нас с Трикси – вечный девочковый раздрай и безбашенная туса… Мы плещемся в ледяной воде, выискивая ракушки, пугаем крабов в занесённых песком лунках, возимся в траве, карабкаемся вдоль водопадов наверх, чтобы потом с грохотом и визгом свалиться… Трикси вне себя от восторга, я умираю со смеху, мы покатываемся вдвоём и заражаем весельем всю компанию. Шон сначала косит глазом, потом вроде как невзначай пару раз проходит мимо, и наконец, с оглушающим лаем присоединяется к нашей возне. Вчетвером мы носимся вдоль бушующих волн, и только седые, покрытые солью скалы неодобрительно смотрят на нас… До ближайших людей – пятнадцать миль по торфяным болотам… Здесь никогда и никого нет… Лишь самые отчаянные викинги рисковали причалить в этих пенных водоворотах, да пираты прятали свои Чёрные жемчужины в прибрежных пещерах, которые, подобно бесконечным гейтам в аэропорту, разбросаны на границе воды и земли. Наши крики эхом отзываются в скалах, и их поглощает шум свинцово-серого, изумрудного и прозрачного океана, он движется вместе с нами, и мы бежим с ним наперегонки. В нашей походной сумке спрятаны завернутые в фольгу сэндвичи и две банки кока-колы. На промозглом ветру аппетит становится волчьим, и мы проглатываем хлеб, рассыпая на камни маринованный лук, вгрызаемся в толстые ломти сыра, упиваемся спелыми помидорами и смеёмся без устали… Нам жарко, и холод превращается в тепло… Мы идём, держась за горячие руки друг друга, обратно по небу, которое отражается в воде… и мы счастливы…