Дарья Сондерс
Шотландия. Дорога к замку
Шотландия с рождения была вписана в код моей крови… Её покатые, заросшие вереском горы прорастали во мне сказками и легендами. Она оставляла на языке тягучий сливочный вкус домашней помадки. Пугала дремучими лесами. Шотландия втекала в меня подобно янтарному виски и солнечно светилась медовыми каплями. Живя здесь, по-другому относишься к солнцу – оно здесь подобно золотой монете, которую берегут и стараются не разменивать.
Вся моя жизнь складывалась так, что где бы я ни была, всегда и всюду слышался зов этой страны. Я родилась в Москве, получила высшее филологическое образование, изучала культуру и литературу, преподавала культурологию и культуру речи в Московском университете, 9 лет была личным помощником советника по культуре посольства Египта. Много путешествовала, жила в разных странах. Стояла на краю исполинских каньонов Австралии, пересекала пустыню Африки в поисках затерянных пещер, исколесила Европу, но каждый раз снова и снова возвращалась сюда, в таинственный зелёный край.
Это место пронизано волшебством и таинственностью: прямые дороги никогда не бывают прямы, а чем дальше от центра, тем интереснее идти. Я живу на границе того самого высокогорья, которое называют Хайленд. Каждый раз, выходя из дома, кажется, что стою на балконе, нависшем над бесконечным изумрудным пологом. Здесь по часам приходят к крыльцу зайцы, а олени на полном серьёзе заглядывают в окна, здесь дорогу сторожит важный фазан, а белые лошади растворяются в тумане. Это самое волшебное и самое живое место на земле. Будет здорово, если вы тоже полюбите её.
Начало
Шотландию невозможно узнать, остановившись в отеле Эдинбурга или гуляя по Royal Mile и слушая ряженых волынщиков. Поезд медленно прибудет на Edinburgh Waverley, окруженный черными стенами замков, и туристы поспешат на обе стороны вокзала: налево пойдёшь – на улицу Принцев попадёшь, направо пойдёшь – Королевская миля поднимет тебя до площади ведьм. А вокруг магазины, килты made in China, сувениры с Несси, пабы, виски… Ярко, нарядно и есть где сфотографироваться. Как заглавная литера, выведенная на обложке древней книги. Красивая, но не книга…
Шотландию можно только почувствовать. Она далеко от всех дорог. Шотландия входит в кровь с утренней росой, когда ты просыпаешься в крошечном доме из сложенных камней где-то туманным утром посередине небытия. Камин, натопленный с вечера, уже погас, и стены остыли, превратив дом в ледник. С дуба у порога капает дождь. Или это снова густой туман бредёт с холма на холм, скрывая невидимых овец. Пахнет прелой листвой и папоротником. Олени замерли у окна, и вы смотрите друг на друга, а потом щелкает кофеварка, и они исчезают, перепрыгивая через камни и мох. За ночь дрова отсыревают, и ты идёшь к поленнице с корзиной, чтобы набрать свежих и оставить в комнате просушиться до вечера. Дом стоит у озера, и тебя будят птицы. Ты знаешь наперечёт всех: три лебедя, дикий гусь, утки и черная мелочь, шагающая на тоненьких ногах сквозь осоку. У тебя в холодильнике Fruit Loaf и Thick Cut Dark Orange Marmalade, и перед тобой всё утро. На каменную черепицу падают каштаны, фазан выкрикивает свою подругу, и тишина окутывает горы. Западная стена упирается в лес, а окна смотрят на холмы и замковые башни. Облака текут сквозь тебя, и время теряет свои вехи. Это вечное и бесконечное таинство, однажды причастившись которому, ты навсегда оставляешь там своё сердце.
Хайленд
Шотландия прекрасна в своей самобытности. Здесь время не то, чтобы остановилось, а продолжает бег, не покидая давным-давно очерченного круга. Жизнь подстраивается к новому дню, не перечёркивая день вчерашний, и это создаёт чувство покоя и беспредельности бытия. Здесь мужчины пекут хлеб, а профессии кузнецов, бондарей, лесорубов и краснодеревщиков – такая же часть обыденности, как менеджмент и маркетинг в бетонных мегаполисах.
Каждое утро, под покровом густого тумана, жители гор едут на работу – в кузницы, мастерские или лес. Только и слышно, что треньканье велосипедных звонков в низинах, да шорох автомобильных шин на повороте у дальнего поля.
С рассветом загораются жёлтыми огоньками окна, кипятятся чайники, варится кофе… Обитатели домов выбираются из-под облакоподобных одеял и перебежками, через ледяную ванную, добираются до кухни. Окна за долгую ночь запотевают, и вода стекает на подоконник, удачно заливая горшки с рассадой. Жарится омлет с перцем, достаются холодные сардины и картофельные сконы. Услышав, что дом ожил, с крыльца бесшумно взмывает сова, а на тропинке у тисовой изгороди неподвижно застывает олень, чтобы мгновение спустя с грохотом проломиться через кусты и заросли вверх по склону. Из дома доносится бормотание YouTube, утренние комедийные шоу и музыка. В коридоре висит брезентовый плащ и видавший виды комбинезон, стоит палка для устрашения воров, которые, впрочем, появлялись здесь лет эдак 10 назад, так что двери запирать не принято, это городской моветон, который жители деревень категорически не приемлют.
Входная дверь открывается со скрипом – старые петли вечно ржавеют под дождём. С улицы пахнет водой и листьями. Работа редко бывает от дома дальше, чем в паре сотен метров, но этот путь всегда будет проделан на машине или велосипеде. Пока прогревается старенький мотор, можно неспешно закурить, походить вокруг, посмотреть вдаль, потянуть затёкшие мышцы и тело, послушать тишину, скептически взглянуть на небо. Последнее редко обещает хорошую погоду, и тем особенно дорого сердцу шотландца, никогда не упускающего возможность как следует посетовать на жизнь. Докурив, горец потушит сигарету о порог, поплотнее закутается в изношенный до дыр балахон и отправится на работу, распугивая фазанов в тяжелых от росы папоротниках.
Расстояния
В Шотландии, как в Англии, да и во всей Великобритании – своя, особая мера расстояний. Её отличия начинаются со шкалы на линейке, а конца и края им вряд ли предвидится, и если мили с дюймами ещё можно относительно легко перевести в уме в километры и сантиметры, то внутреннее ощущение пространства приходит только с каждодневной практикой.
То, что для русского человека – среднее время поездки до работы, для шотландца – великая одиссея, сравнимая разве что с переходом через Альпы. В locally shop, до которого ехать 10 минут на машине, шотландец поедет только в случае крайней нужды, до последнего пытаясь перебиваться подручными средствами, в надежде оттянуть неизбежное. В супермаркет, до которого ехать полчаса, шотландец будет собираться несколько недель, с каждым днём всё сильнее страдая от предчувствий долгой дороги. Слова «Я не нашла лекарства в нашей аптеке и съездила в Перт на автобусе, всего-то езды, заодно и в магазин зашла» убедят его в том, что покупать лекарства уже поздно, ваш разум помутился, и ничто в мире вас не спасёт. В полном непонимании он разведёт руками, почешет бороду, искоса посмотрит на вас, пытаясь разглядеть признаки охватившего вас безумия, и нервно опустошит двухлитровую бутылку ПепсиМакс.
Шотландцы – домоседы. «Мой дом – моя крепость» подходит к ним как нельзя лучше. Пусть даже это будет дом размером с хижину Тыквы, но это всегда и определенно будет маленький персональный бастион. У шотландцев не принято входить в дом. Ближайшие друзья с радостью постучатся к вам, если проходят мимо, но ни хозяину, ни им не придёт в голову зайти внутрь, и вы будете просто болтать на пороге, облокотившись о дверной косяк и набросив капюшон на голову в случае дождя.
Вера в неприкосновенность собственного жилища настолько крепка, что двери не запирают. Даже если вы уезжаете на несколько дней, дом не закрывают на замок, оставляя компьютер и свет в комнате включенными, а окна – открытыми. В крайнем случае можно попросить друзей заглянуть к вам, пока вы в отъезде, чтобы полить цветы или покормить кошку. Эта привычка сильно упрощает жизнь почтальонам, которым достаточно оставить корреспонденцию и посылки в коридоре, не дожидаясь адресата.
Однако всё это меркнет по сравнению с ощущением персонального пространства. Усиливаясь по мере удаления от больших городов, в Высокогорье оно приобретает поистине невиданные масштабы. Каждый дюйм, ненароком сокращающийся между вами и собеседником, воспринимается с болезненным вниманием, словно внутри встроен радар, начинающий истошно вопить при сближении. Находясь в одной комнате, гости постараются максимально рассредоточиться, устроившись в уголках и на пуфах и возведя вокруг себя невидимые «временные» укрепления. Эти мысленные стены будут оставаться целыми и нерушимыми весь вечер, и даже самой тёплой беседе и самому крепкому пиву не пошатнуть их основания. Если же день не сложился, и вам пришлось-таки выехать в ближайшее селение за продуктами, то самая невинная прогулка до магазина превращается в квест по преодолению препятствий – каждый раз, завидев встречного прохожего на узком (как нарочно) тротуаре, и вы, и несчастный встречный, начинаете выписывать поистине балетные па в тщетной попытке обойти друг друга, не вторгаясь в личное пространство. Особенно сложным в этом плане становится маневрирование в магазине, когда жестокая судьба безжалостно сталкивает двух покупателей у одного стеллажа с картофельными сконами и фруктовым loaf. В таком случае один обычно поспешно ретируется, оставляя второго, менее поворотливого, мучиться чувством вины и взглядом просить прощения у сбежавшего.
В свете всего вышеперечисленного расстояние в островном Королевстве можно смело считать самым надёжным мерилом близости, а его сокращение – наивысшим проявлением доверия.
Хайленд. Продолжение
Когда покидаешь прикурортную зону Эдинбурга и въезжаешь в Хайленд, ошибиться невозможно. Граница между цивилизацией и высокогорьем пролегает в разреженном предгрозовом воздухе. Проникая сквозь двойные стеклопакеты электрички и собираясь кучевыми облаками сразу за Форт-Бриджем, она, словно почувствовав свободу, собирает и ведёт за собой войска низко летящих облаков, которые то тут, то там тянутся и клубятся в лощинах. Холмы набирают высоту, постепенно вырастая из пологих и становясь горами. И вот вы уже едете под иссиня-чёрным небом, а мелькающие за окном платформы покрываются пятнами воды. Россыпи домов вдоль станций становятся всё реже, дороги сужаются и исчезают в листве, а пустоши уходят за горизонт, скрываясь в траве и вереске.
Стаканчик кофе из Pret и завернутые в бумагу улитки с изюмом вдруг смотрятся чужими и как будто стесняются своего присутствия в краю гор и ветров, поэтому я всегда съедаю их до выхода из поезда. Вокзал города Perth, последний оплот «большого города», встречает пустыми залами и переходами: гулкий туннель и старый мост, нависающий над путями, редко видят заезжих туристов. Несмотря на то, что это – один из центров Хайленда, здесь почти нет пассажиров, а на парковке вряд ли найдётся больше пары машин. Мокрый асфальт и вечно моросящий дождь встречают тех, кто решился здесь покинуть комфортный уют вагона. Я люблю это тёплое приветствие. Мои волосы тут же завиваются в тугие кудри, а куртка пропитывается влагой. По дороге от вокзала вверх до автостанции я втягиваю воздух, улавливая запах большого вишневого дерева, которое растёт по ту сторону домов. Его не видно отсюда, но оно стоит напротив крошечной церкви на углу, и аромат его розовых цветов тянется далеко вокруг.
Автостанция такая же пустая, как и вокзал. Оказавшись здесь в первый раз, я растерялась и дважды обошла его в поисках кассы или хоть какой-то информации о расписании. Сейчас я иду прямиком к табличке с номером пять, кладу сумку на ледяную железную скамью и устраиваюсь рядом, просматривая брошюры мероприятий округа: открытие новой выставки в музее, забег пастушьих собак, семейные скидки в местном ресторанчике. Ко мне подбираются голуби, и я кормлю их остатками булок, мы вместе ждём автобус. Синий с оранжевым Stagecoach Bus слышно издалека, потому что вокруг тишина, и только дождь накрапывает по жестяной крыше автостанции. Водитель совершает небольшой круг и паркуется ровно напротив моей скамейки, затем гасит табло, отстёгивает бейджик и выходит, зажав под мышкой ящик кассового аппарата. Я не тороплюсь – ему надо ещё минут десять, чтобы сдать кассу, покурить и зажечь новое направление маршрута. Зимой водители носят синие брюки, а летом их форма меняется на шорты с синими же гольфами, что придаёт им немного залихватский вид престарелых Гекельберри Финнов. Но в любую погоду и в любое время вас встретят с дружеской улыбкой и подшучиванием как старого знакомого. Эдакий вариант местного паба на колёсах, где ты завсегдатай, только вместо пинты пива тебе отстегивают билет. По дороге автобус понемногу заполняется пассажирами, маршрут может меняться, петляет между холмов, пробегает через крошечные деревушки, и вот, на остановке где-нибудь между The Methven Arms и Burnbrae Garage обязательно зайдёт старушка, которая, увидев в салоне целых трёх человек в обнимку с собаками и сумками, всплеснёт руками и воскликнет: “Oh my goodness! Such a hustle!” – на что ей ответят сочувственными кивками и согласятся, что, конечно, времена уже не те. Я прижимаюсь щекой к мокрому стеклу и протираю рукавом запотевшее окно – зелёные холмы с шапочками белого снега и крапинками барашков привычно радуют глаз. Дорога давно поделена мною мысленно на отрезки: старая ферма, паб, винокурня The Famous Grouse, каменный мост…. Деревья подступают к самой обочине, вдруг сменяясь на уходящие ввысь ели – это значит, что скоро моя остановка. Водитель набирает скорость, взбираясь на гребень горы и, не сбавляя темпа, мчит по узкой брусчатой мостовой прямо на городскую площадь, будто желая повторить подвиг безумных магических автобусов вселенной Гарри Поттера. Я впиваюсь обеими руками в поручень и изо всех сил нажимаю на кнопку сигнала. Двери открываются, и меня буквально вытряхивает из салона, а водитель, приветственно взмахнув рукой, ударяет по газам и с разбегу ныряет в провал между склоном горы и спускающейся вниз к реке улицей.