Казимир Яворскисс
Шестнадцать тон
Угасание чистого разума
Каждый раз, ложась спать, я играю в лотерею: усну ли я спокойно или мой разум захочет рисовать ужасающие картины? Сонные параличи – довольно частое и типичное для меня явление. Это случилось и сегодня.
Засыпая, я услышала шаги в другой комнате. Я знала, что сейчас нужно открыть глаза и вскочить с кровати, пока меня не затянуло в эту бездну ужаса. Но промедление стоило мне этого ужаса. Секунда, и я не могу шевельнуть конечностями или сказать хоть слово. «Началось», – подумалось мне. Меня пронизывал чей-то угрожающий взгляд. Чувства почти подконтрольны. Это всего лишь мои галлюцинации. Но предвкушение чего-то более жуткого не покидало меня. Я знаю, что нужно проснуться и прикладываю все усилия – пытаюсь двигаться или закричать. Но это умопомрачение давит тяжестью свинца, не выпускает из своих страшных лап.
Я ощутила присутствие чего-то рядом с собой, прямо на кровати. Оно хватало меня за руки и тянуло в адскую грешную бездну. Оно приблизило свое уродливое лицо ко мне и шептало хриплым женским визгливым голосом: «Я заберу тебя с собой! Тебя ждет ужасная смерть в агонии. Ты будешь вечно гореть в аду. Не сопротивляйся, иначе я сожру твое сердце!»
В какой-то момент эти галлюцинации смешались со сном. Мне казалось, что я смогла вырваться из рук этой фурии, вскочила с кровати и рванула из комнаты. Она застала меня в дверном проеме, ухватив за горло и прижав к стене. Ее угрожающий взгляд испепелял меня до самой сути. Она кричала так громко и так пронзительно, что сердце хотело разорваться на части, не выдержав этого кошмара.
Я услышала этот крик в своей постели. Сознание возвращалось ко мне, но конечности были по-прежнему неподконтрольны. Постепенно ужасные вопли угасали, оставляя за собой мертвую тишину и пустоту. Я почувствовала, что осталась одна, однако тревожность никуда не делась. Я думала: «Если я до сих пор не могу шевелиться, значит, это не конец. Что-то будет. Что-то будет». Это «что-то» не заставило себя ждать. Вдалеке послышался шум. Это был белый шум. С каждой секундой он приближался и становился все громче. Он превратился в огромную шумовую волну, которая неслась прямо на меня, поглощая все на своем пути. Она была так оглушительна, что хотелось спрятать голову под подушку и укрыться от нее.
Шумовая волна обрушилась на меня. Я закричала.
Крик заставил меня проснуться. Я открыла глаза и внимательно изучала комнату: прохладный ветерок колыхал тюль, вокруг все было тихо, спокойно и безмятежно. Мне хотелось побыть в компании как будто живого ТВ. На главном федеральном канале показывали повтор новостей. Какая-то болезнь распространялась по Китаю. Меня это ничуть не тронуло. Почти ежедневно человечество сталкивается с новыми вирусами. Скорее всего, это один из них. Может быть, новый штамм птичьего или свиного гриппа. Через пару месяцев все об этом забудут, как и не было.
Потупив пятнадцать минут в телевизор, я ушла спать. Завтра будет новый день. Завтра я навещу родителей.
Там, где тебя любят и ждут
Визиты в отчий дом всегда отзываются в душе тягостными воспоминаниями из детства и желанием скорее уйти оттуда, как будто скинув камень с души. Я вспоминаю отца, валяющего в собственной блевотине; мать с сухим и злым лицом, готовую в любой момент влепить подзатыльник. Ах, детство…
В округе всегда стоит запах из детства – горящих помоек. Мне нравилось слушать сладковатый и даже немного приятный запах гари, когда он проникал через открытую форточку. Высунув нос в окно, я вдыхала его всеми легкими. Потом закрывала окно, чтобы перебить его домашними «ароматами». И по новой.
Отец с матерью до сих пор живут вместе. Орут друг друга, иногда поколачивают, язвят. Пусть так. Я не лезу в их отношения. Да и мне уже плевать, по правде говоря.
Я навещаю их примерно раз в месяц. Радости в их глазах от моих визитов не наблюдаю. Когда я получила квартиру в наследство, они захотели переселиться в нее всей нашей «дружной» семьей, а развалину, в которой мы жили, продать. Сначала это были разговоры по случаю, а потом – ежедневные скандалы со мной. Я не хотела продолжать жить с ними. Я не хотела выслушивать каждый день претензии от матери, их с отцом ругань, да и видеть почти не трезвеющего отца с его псевдоэкспертными разговорами за жизнь.
Наши отношения после этого стали хуже. Но со временем, кажется, они смирились с моим «вопиющим эгоизмом», «черной неблагодарностью» и «напыщенной надменностью».
Я зашла домой, открыв старую деревянную дверь своим ключом. Каждый раз удивляюсь, как отец еще не вынес ее по пьяне. Оно и к лучшему. Покупка новой двери стала бы серьезной брешью в семейном бюджете, которого, кстати, и нет.
– Мама, папа, ваша неблагодарная дочь пришла навестить вас.
– Проходи, садись, – раздался из кухни голос матери. – Сейчас пирожки с картошкой будут готовы.
– А нет ли мяса?
Мать сурово посмотрела на меня. Я поняла.
– Сосисок, колбасы?
– В то время как ты тратишь всю зарплату на себя, я вынуждена содержать еще отца. И хочу напомнить, получаю на семь тысяч меньше тебя. Так что захочешь колбасы поесть – сама купишь. Не мотай мне нервы. Лучше бы нам помогала вместо того, чтобы кулинарными пожеланиями сорить. У нас не ресторан.
– Мам, мне на себя-то не всегда хватает. Тридцать тысяч – не такие большие деньги, как ты можешь подумать. К тому же, я стараюсь хоть иногда откладывать.
– Откладывать она старается… Уродили на свою голову эгоистку. У соседей вон дочка, Танька, замуж вышла, муж к ней переехал жить. Работящий парень, в нашем цеху работает, а девчонка – кассиром в продуктовом. Оба тянут родителей. Золотые дети.
– Это ты про каких соседей? За стенкой которые?
– Они самые.
– Мам, тебе не кажется, что ее родители решили неплохо устроиться? Таня приходила недавно к нам в поликлинику, видела ее. Она пашет по двенадцать часов каждый день, пока ее родители, будучи в добром здравии, между прочим, круглыми сутками телевизор смотрят и кроссворды разгадывают. Хотя могли бы приносить деньги в дом.
– Они свое отработали! Теперь настала очередь детей помогать им. А до тебя это все никак не дойдет.
– Давай-ка сначала. Когда вы меня рожали, думали, что я для вас стану обслуживающим персоналом? Я подам в старости стакан воды и буду ухаживать, если того потребуют обстоятельства. Но я не буду обеспечивать двух взрослых дееспособных людей. У меня есть своя жизнь и очень жаль, что ты не понимаешь этого и думаешь, что я вам должна.
– Пошла прочь отсюда, – после долгого молчания произнесла мать.
