Дарья Лисовская
40 ножевых
Ника закончила все формальности на месте происшествия, убедилась, что трупы «уехали» в бюро судебно-медицинской экспертизы, а Медков отконвоирован в изолятор временного содержания. Теперь можно было спокойно ехать в отдел. Но было у нее еще одно дело, которое ей хотелось закончить как можно скорее. Приехав в Бродск, она не стала парковаться у родного Бродского межрайонного следственного отдела, а направилась к зданию полиции.
Ника зашла в отдел, помахала рукой в знак приветствия начальнику дежурной смены за стеклом и стала подниматься по лестнице. Ее не интересовал ни второй этаж, где сидели эксперты-криминалисты, ни третий прокуренный насквозь этаж, где располагались кабинеты оперов. Путь ее лежал на четвертый этаж межмуниципального отдела МВД России «Бродский», где в коридоре под стеклом стоял триколор, в витринах поблескивали кубки, а перед самым выходом на лестницу улыбались с доски почета лучшие полицейские Бродска и окрестных деревень. Пройдя мимо всего этого великолепия, Ника остановилась у двери с табличкой «Начальник МО МВД России «Бродский» полковник полиции Турусов Е. В.». Она постучала. Услышав из-за двери одобрительное ворчание Турусова, она зашла в кабинет.
– Здравствуйте, Евгений Викторович! – поприветствовала она полковника.
Турусов сидел за своим рабочим столом и вид имел несколько обескураженный.
– Ничего себе ты шороху навела в нашем Глухарево. Столько убийств раскрыла. Опасно тебя надолго одну оставлять без присмотра, так ты и Джека Потрошителя найдешь.
– Возможно, – коротко ответила Ника. – У меня к вам разговор. – Она села за приставной стул и без лишних предисловий начала: – Мне стало известно, что примерно пятнадцать лет назад мой свежеиспеченный подследственный Медков служил в отделении милиции в славном городе Табулга. В одном отделе с ним работал опером один небезызвестный вам человек, будущий сотрудник нашего Бродского отдела полиции. О, это были друзья не разлей вода. Настолько они были близки, что этот сотрудник Икс стал свидетелем на свадьбе у Медкова. И этот известный вам сотрудник в январе этого года при обнаружении сожженного грузовика-рефрижератора фермера Шевкопляса украл с места происшествия нож с гравировкой «Табулга-2007» и отдал его Медкову… Евгений Викторович, зачем вы это сделали? – Ника резко подняла голову и посмотрела прямо в глаза Турусову. – Вы же по сути спровоцировали вашего же друга на убийство жены и ее любовника. Зачем вы это сделали? – повторила она свой вопрос.
Турусов посерел и съежился прямо на глазах. Он встал из-за стола, отошел к окну, закурил. Минут пять он стоял, отвернувшись от Ники, а потом присел за приставной стол, прямо напротив нее.
– Я был уверен, что фермеров убивали Медков и Чеботков, – начал он после долгого молчания. – Когда я увидел нож в той фуре, я сразу узнал его, это был нож Семена, я сам подарил его ему на память, когда тот увольнялся из милиции. Знаешь, у Семена через весь живот огромный шрам. Это он в 2007 году закрыл собой меня, когда на одном из выездов на нас набросился с ножом местный наркоман. Медков тогда чуть не умер, спасая меня. Я увидел нож и понял, что пришло мое время отплатить ему за спасение. Я знал, что у Семена серьезные финансовые проблемы, и подумал, что он решил пойти на крайние меры для их решения. Потом я показал нож Семену, сказал, что мне все известно про их с Чеботковым шалости.
«Ничего себе шалости», – пронеслось в голове у Ники. Она старалась не упустить ни слова из того, что говорил полковник.
– Семен начал клясться, что это не он. Он еще стал говорить, что и Чеботков тут ни при чем. Но я ему не поверил, и это была моя самая большая ошибка. Я поехал в следственный изолятор к Чеботкову, сказал ему, что по делу установлена причастность к убийствам женщины, и что это его бывшая жена Светлана. Я предложил ему расклад: он все возьмет на себя, а мы тогда оставим его жену в покое. Чеботков поверил мне, пожалел свою бывшую бабу и на следующий день написал оперу Чурилову свои явки… – После этих слов Турусов надолго замолчал. – Но и мне и в голову не могло прийти, что фермеров убили Катерина и школьный учитель. И как я мог догадаться, что Семен начнет топором размахивать направо и налево? – развел руками начальник отдела.
– Отличная получилась история, Евгений Викторович. И что же нам теперь с ней делать? – мрачно усмехнулась Ника.
– А что теперь с ней сделаешь? – ощерился Турусов. – Семен меня никогда не сдаст. Прямых доказательств того, что я нож взял из фуры, у тебя нет, одни косвенные. Ты ничего не докажешь. Так что расследуй спокойно свое дело, догадливая ты моя.
– Тут вы правы, – кротко согласилась Ника. – Что ваш друг Медков, что ваши подчиненные вряд ли дадут против вас показания. Но есть одно обстоятельство, которое меня чрезвычайно радует. Я бы даже сказала, что оно утешает меня в этой гадкой ситуации. Украденный вами с места происшествия нож и привел вашего друга в тюрьму. Вы всегда будете про это помнить и будете знать, что именно вы помогли ему стать убийцей, – негромко, но твердо сказала Ника. – И если у вас еще осталась хоть капелька офицерской чести, вы тут сами больше работать не сможете.
– Знаешь, это для тебя убийство этих фермеров – одно из многих дел, порасследовали, приостановили и забыли. А для меня оно друга моего касалось, – отрезал Турусов. – Ты подумай сама, как бы ты поступила на моем месте, если бы твой друг оказался замешан в чем-то подобном? К примеру, этот ваш Преображенский или твоя подружка Лазарева? Побежала бы их сдавать?
– Не знаю, – мрачно ответила Ника. – Но думаю, что если бы я начала уговаривать невиновных людей взять на себя ответственность за чужие преступления, я бы нашла в себе силы в тот же день уволиться.
Она поднялась и, не обращая внимания на Турусова, который пытался что-то прокричать ей вслед, выскочила из его кабинета. В расстроенных чувствах спускалась она по лестнице, когда навстречу ей попался не менее расстроенный, чем она, Коля Ткачук.
– Ника, это что за дела? Мы столько провозились с твоими фермерами, а ты в итоге раскрытие втихаря отдала ГУВД, – сердито сказал он ей.
От того, что еще и Ткачук на нее обиделся, Нике стало окончательно тошно. Проглотив предательски подступивший к горлу комок, Ника сказала:
– Я тебе потом все объясню. За ушедшее от вас раскрытие скажи спасибо вашему великолепному полковнику Турусову. – И, оставив на лестнице крайне удивленного Ткачука, Ника побежала вниз.
Она отъехала от отдела полиции, припарковалась в каких-то елочках и крепко задумалась. Она не знала, что ей делать с Турусовым. Оставить его безнаказанным – значит расписаться в собственном бессилии. А для того, чтобы инициировать в отношении него какие-то проверки, доказательств действительно было маловато. Медков его не сдаст. Можно попробовать допросить по поводу мотива самооговора Чеботкова… Да, именно так и нужно будет поступить. Но сейчас для серьезного допроса у нее не было никаких сил.
Ника осмотрелась по сторонам. Елочки, в которых она припарковалась, оказались расположены у торца Бродской районной больницы, в опасной близости от места работы ее закадычного друга хирурга Потешкина.
Ника примерно десять минут боролась с искушением позвонить или написать Павлу. Он, как никто другой, мог найти слова поддержки и утешения даже в этой непростой ситуации, но делать из этого замечательного человека короля френдзоны Ника посчитала аморальным.
– Нельзя использовать мужчин. Да и женщин тоже, – бормотала она себе под нос, отъезжая от больницы. – Иначе пойдешь по головам, как эта Катя Медкова. Не буду использовать этого отличного человека для того, чтобы выговориться.
Ника подъехала к родному отделу, заметила, что в окошке кабинета Леси горит свет и решила зайти к подруге. Именно Леся должна была работать с «поддельной» Катериной – Анастасией. И Нике стало ужасно интересно, чем же закончился ее допрос.
И Ника зашла в заваленный бумагами и вещдоками, но такой уютный кабинет Леси, и вскипел чайник, и как по мановению волшебной палочки стянулись любители вечерней чайной паузы – Макс Преображенский и Денис Денисович Кораблев.
И тут Ника наконец-то узнала о том, как допросили Анастасию Рязанцеву, младшую сестру Катерины Медковой.
Оказалось, что Катерина и Анастасия были погодками, Настя оказалась младше Кати всего на один год. И похожи девчонки оказались почти как две капли воды: рост, фигура, черты лица, оттенки глаз и волос у сестер были почти одинаковыми. Их даже порой принимали за близнецов. Но только природа наделили Катерину чем-то еще, какой-то невероятной манкостью. Стоило ей появиться в любой компании, как все женщины меркли в сравнении с ее красотой. И Настя с теми же рыжими волосами и зелеными глазами почему-то тоже смотрелась на фоне сестры серым воробушком.
Но все это не особо печалило Настю, пока в один прекрасный день она не познакомилась со статным участковым Семеном Медковым. Настя тогда училась в педагогическом институте, проходила практику в Табулге. Знакомство переросло в роман, роман – в знакомство с родителями и любимой сестрой Катенькой.
А дальше все получилось, как в бульварном романе. И белое платье было, и свадьба пела и плясала, и будущий полковник Турусов, а тогда еще просто Женька, лучший друг жениха, поздравлял молодых. Только невестой была не Настя, а роковая красавица Катерина.
И понеслись годы. Катя убедила мужа бросить службу в милиции и заняться коммерцией. Так она стала женой бизнесмена, стала жить богато и счастливо, но жизнь свою закончила страшно.
А Настя все эти десять лет, что отделяли веселую свадьбу от того дня, когда Медков приехал за ней, проработала учительницей в средней школе в Табулге. Она никуда оттуда не уезжала. Раненая в молодости самыми близкими людьми, она не вышла замуж, детей не родила и служила отличной иллюстрацией к поговорке про то, что старая любовь не ржавеет.
На предложение Медкова заменить сбежавшую от него Катерину она согласилась сразу. У допрашивавшей ее Леси даже сложилось впечатление, что Анастасия все эти десять лет подсознательно ждала, что Медков ее позовет. Она в тот же день уволилась в работы, дала ему подстричь себя под ноль и с большим энтузиазмом стала изображать свою сестру.
– Как думаешь, знала она о том, что труп ее сестры в подвале зарыт или нет? – спросила Ника.
– Мне показалось, что она стала о чем-то догадываться, – ответила Леся. – Она сказала, что в последние два дня перед нашим приходом с обыском Медков был сам не свой. Он ходил по дому, прислушивался, ждал чего-то. А накануне нашего приезда устроил Анастасии романтический ужин: сам приготовил какую-то еду, зажег свечи, попросил у нее прощения и, как выразилась сама подменная сестра, «сделал ее своей настоящей женой».
– Уж обошлись бы мы без таких деталей, – поморщилась Ника.
– Так она сказала, – пожала плечами Леся. – Кстати, мне показалось, что смерть сестры ее не огорчила. Она сказала, что будет ждать Медкова из тюрьмы и теперь Катерина точно не помешает им воссоединиться.
– Ой ли, – скептически наморщила нос Ника. – Ей с живой Катериной было сложно конкурировать, пусть теперь попробует поконкурировать с мертвой.
– Ничего себе, какие в этом Глухарево кипели страсти, – вздохнул Макс. – Теперь еще до лета будем эти дела разгребать.
В этот момент из-за двери кабинета послышался какой-то шум, дверь распахнулась, и в комнату ворвался как всегда крайне возмущенный Борис Борисович. Но сейчас было видно, что он пребывает в настоящем гневе. Казалось, что от шефа сейчас пойдет пар.
– Чаи распиваете? – мрачно резюмировал Борис Борисович, обведя глазами кабинет. – Что вы там себе позволяете, Ника Станиславовна?! Почему мне звонит Турусов и говорит, что вы ему какими-то ножами угрожаете?
– Ножами? – изумился Макс.
– Угрожает? – от удивления открыла рот Леся.
– Да, ножами угрожает! Это что еще за новости?! – бушевал Борис Борисович.
– Так, Борис Борисович, Турусов и правда нож с места происшествия по убийству утащил. Этот Медков, которого мы сегодня задержали, оказался его другом, а нож с гравировкой – из его дома.
– Вы что, совсем уже рехнулись?! Даже если это и так, вы чего мне не доложили? Что за самодеятельность?! – ББ зашелся в негодовании. – Вы чего добиваетесь? Чтобы Турусова уволили?! Да он работает в этом районе сто лет, мы его уже как облупленного знаем! А пришлют нам нового, что мы будем с ним делать? Как работать?! Ты, Ника Станиславовна, головой-то хоть чуть-чуть думай, хоть иногда, что можно делать, а что нельзя!
– То есть это мне надо головой думать? А не менту, который нож с места происшествия по убийству тащит? – переспросила Ника.
– Да, тебе! Ты сейчас с ментами поссоришься, а мне потом это все за вами разгребать! Господи, что за отдел, ни украсть, ни покараулить!..
– Ладно, я все поняла. – Ника поднялась с места и пошла в свой кабинет. Ей вслед неслись какие-то претензии Бориса Борисовича, но она не стала прислушиваться.
Она села за ноутбук и стала судорожно печатать. На стол по очереди легли: рапорт по факту воспрепятствования производству предварительного следствия начальником МО МВД «Бродский» полковником полиции Турусовым Е. В., постановления об изъятии и передаче уголовных дел, находящихся в производстве следователя Речиц Н. С. другому следователю, заявление об увольнении.
Участники вечернего чаепития в это время собрались вокруг сурово молчавшей Ники Станиславовны и пытались ее успокоить.
– Ника, ну ты чего распсиховалась? Это же не в первый раз такое, – с опаской начал Макс. – Кто твои дела будет вместо тебя расследовать?
– Вот ты и будешь расследовать, – прервала молчание Ника. – Ты убийство Шевкопляса расследовать начал, ты его и закончишь. А я пойду поднимать народное хозяйство. А вы завтра арестовывайте Медкова, выпускайте Чеботкова, миритесь с Турусовым, в общем, делайте, что хотите!
Молчавший до этого момента Денис Денисович поднялся:
– Пойду переговорю с Борисом Борисовичем, а вы, Ника Станиславовна, пока остыньте.
– А я домой пойду. Рабочее время уже закончилось. – Ника посмотрела на часы, встала из-за стола и, махнув на прощание рукой изумленным Максу и Лесе, бодро побежала вниз по лестнице.
– Твою мать! – Макс рухнул в свое кресло. – Какая муха ее укусила? Она же за эти годы ни разу не грозилась уволиться!
Озабоченная Леся села на место Ники и сказала:
– Мы хорошо ее знаем. Я думаю, что она успокоится и передумает. А если не передумает, то, может, это и к лучшему. Наша Ника не пропадет.
– Она-то не пропадет, а нам ее дела расследовать. – Макс с опаской покосился на громоздкий сейф следователя Речиц.
А Ника в это время ехала домой. Ей нестерпимо хотелось поплакать и пожалеть себя, но сильное нервное истощение не давало этого сделать. Ни слышать, ни говорить ни с кем не хотелось. Она припарковалась у дома, резво поднялась в квартиру. И там, прямо в прихожей, слезы наконец-то полились из глаз.
Ника всегда плакала некрасиво, с подвыванием. Глаза моментально становились красными, веки и нос опухали. Захлебываясь, в слезах и соплях, Ника оплакивала свою обиду на шефа, не поддержавшего ее в ситуации, когда она сама себя считала правой на сто процентов.
И не хотела она делать вид, что ситуации с ножом и принуждением Чеботкова к написанию явок не было. Хоть Ника и не играла в шахматы, она хорошо играла в шашки. И помнила, что в дамки может выйти только шашка, которая идет до конца.
Наревевшись от души, Ника забылась глубоким спокойным сном. И снилась ей ее будущая счастливая жизнь: работа в народном хозяйстве, жизнь в родном Энске, красивая свадьба с Сергеем.
Свадьба была в ноябре, Ника в белом платье и меховой шубке кружилась в танце со своим женихом в смокинге с бабочкой во дворике рядом с расцвеченным огнями рестораном. Ослепительно белый, только что выпавший снег светился у них под ногами, пушистые снежинки падали сверху. А на крыльце ресторана стояли и смотрели на них гости с бенгальскими огнями в руках: Ника увидела своих родителей, Лесю и Макса, Дениса Денисовича и почему-то Иннокентия. «Зачем мы пригласили общественного помощника?» – пронеслось у Ники в голове.
И в этот момент она проснулась. За окном была темнота, а на полу рядом с диваном оглушительно разрывался ее телефон.
Звонил Денис Денисович:
– Ника Станиславовна, я знаю, что вы сегодня не дежурите, но у нас тут просто Чикаго. Преображенский уехал на сто одиннадцатую, четвертую, Алеся Сергеевна на изнасилование, а в Малинкино расчлененный труп в лесу нашли…
– Господи, кто его нашел в лесу в час ночи? – поинтересовалась Ника, взглянув на часы.
– Влюбленная пара гуляла вечером и нашла. Коробка в кустах стояла. Выручите?
– Вообще, я почти уволилась, – пробормотала Ника.
– Ну, вот съездите на расчлененный труп и уволитесь, – парировал ДД.
– Хорошо, пусть дежурка за мной едет, – смиренно сказала следователь Речиц. «Осмотрю напоследок расчлененку», – подумала она.
В лесу было тихо и темно, лишь свет фар старенького милицейского уазика выхватывал из мрака то силуэты деревьев, то сугробы. Ника вылезла из дежурки, подхватила тяжелый следственный чемодан и побрела туда, где в ночи светились фонарики членов следственно-оперативной группы.
Ибо, если бьется в тебе следственная жилка, куда бы ни стремился, все равно возвратишься на круги своя. И будешь брести в темноте, утопая в снегах, ведомый блуждающим неясным светом.
