Дарья Лисовская
40 ножевых
Первым делом Ника решила обсудить насущную проблему с непьющим Денисом Денисовичем, так как, судя по ее воспоминаниям, остальные сотрудники отдела вчера были примерно так же веселы и разудалы, как и она сама. ДД уже был на рабочем месте, заваривал зеленый чай.
Ника зашла к нему в кабинет, поздоровалась, плюхнулась на свое любимое место – приставной стул у стола ДД, и начала делиться своими сомнениями.
– Не похож он на маргинала, который так зверски зарезал друга, не поленился избавиться от трупа и забыл, что надо куда-то деть окровавленную одежду, – пожимала плечами Ника. – Кроме того, когда мы пришли к нему с обыском, он был явно недоволен, но не напуган. Он вообще не волновался, пока мы не начали вопросы про кровь на косяке задавать. Не знаю, что с ним делать. Вот все основания есть выходить в суд с ходатайством об его аресте, а душа к этому решению не лежит.
– Значит, надо как-то еще закрепиться по доказательствам для того, чтобы самой определиться, – задумчиво сказал ДД. – Я припоминаю, что нашего убийцу видел бомж, тот, который у вас еще по другому делу свидетелем проходит. Проведите опознание. Если еще и бомж его опознает, у вас будет хорошая совокупность доказательств на него. Надо еще искать автомобиль и деньги. Мотив преступления с большой степенью вероятности корыстный. Узнайте, что у этого Чеботкова с материальным положением. Может, он в деньгах нуждался, а тут такой случай подвернулся.
– Я про опознание уже думала, – покачала головой Ника.
– Попробуйте сегодня организовать, позвоните операм, пусть притащат этого бомжа Петю. Если он опознает нашего жулика, будем суд напрягать под Новый год с арестом, если нет, то я согласен с вами, что не надо торопиться. Подождем экспертиз, может, что-то стрельнет.
Воодушевленная Ника пошла к себе, чтобы озадачить Колю Ткачука. На ее телефонный звонок заспанный Коля ответил не сразу.
– Ника, сегодня последний рабочий день, как я тебе сегодня организую опознание?
– А как я тебе на нашем вялом доказе в канун Нового года буду суд озадачивать арестом этого жулика? – возмутилась Ника.
– Да почему он вялый? Кровь есть? Есть. Терпила у него дома был? Был. Все как в аптеке.
– А как мы сейчас докажем, что кровь на косяке и одежде жулика образовалась именно в ходе убийства, а не от того, что он ему нос разбил, как он сам нам рассказывает, а? – начала сердиться Ника. – А опознанием мы может привязать жулика к месту сокрытия тела.
– Ты что, его все-таки решила отпустить? – начал просыпаться Коля.
– Если бомж его не опознает, то да. Я пока правда не вижу, чем опровергать его линию защиты. Отпущу под подписку, будем ждать, может, медико-криминалистическая экспертиза стрельнет, может, «геномка».
– Блин, Ника, ты нас режешь без ножа. Мы уже везде доложили, что раскрыли убийство мужика из коллектора, – начал заводиться Коля.
– Ну, это вы доложили, а не я. – Ника работала следователем не первый год и уже не велась на такие уловки оперов. – Давай, командуй своим, пусть тащат этого Петю. Может, все срастется у нас с этим Чеботковым и повод для споров отпадет сам собой.
– Блин, Ника, ну, будем пытаться. – Коля понял, что от работы сегодня он уже не отвертится.
К обеду участковый Перегудин отловил на свалке Петю Одноногого и привез его к изолятору временного содержания. Там же, из числа административно-задержанных, подобрали парочку похожих на Чеботкова бородачей. Чеботков и два статиста построились в коридоре, Ника предоставила Сергею самому выбрать любое место среди опознаваемых лиц. Чеботков встал посреди статистов и взял номерок с двойкой. По команде Ники в коридор завели Петю Одноногого. Петя, на удивление, был трезв и находился в приподнятом настроении.
Он внимательно осмотрел предъявленных ему для опознания бородачей, покрутил головой вправо и влево, крякнул и сообщил Нике, что никого не узнает.
– Нет, хозяйка, эти на того мужика вообще не похожи. Тот был высокий, плечистый, но точно без бороды. Извиняй, – развел руками Петя.
– Ты присмотрись повнимательнее, – подал голос участковый Перегудин. – Может, отросла за это время борода.
– Ты меня, милый человек, за дурака не держи, – рассыпался мелким сухим смешком Петя Одноногий. – Я, конечно, бомж, но кое-что про бритье еще помню. Я этого чертилу у колодца видел две недели назад. Не вырастет за две недели такое богатство, – ткнул он кулачком в роскошную бороду Сергея Чеботкова.
Ника вздохнула и зафиксировала в протоколе результат опознания: «опознающий ни на кого не указал».
Бомж вдруг замялся, будто решаясь, надо ему делиться своими умозаключениями или нет, но все-таки сказал:
– Вообще, хозяйка, вот он на того мужика похож, – и ткнул пальцем в участкового Перегудина. – И рост такой же и телосложение. Высокий и плечистый, но больно тощий. И вроде из-под шапки светлые волосы у того мужика виднелись.
Перегудин густо покраснел:
– Ну, это точно не я был, чего ты несешь?
– Я и не говорю, что это ты был, я говорю, что тот мужик на тебя был похож, – прошамкал Петя.
Ника на минутку задумалась, но потом все-таки внесла в протокол реплику Пети Одноногого. После опознания Ника попросила завести Чеботкова в следственный кабинет и вместе с адвокатом Толстобровым решила с ним переговорить перед уходом.
– Что теперь со мной будет? – снова спросил у нее Чеботков.
– Как видите, после опознания ваше положение улучшилось, свидетель вас не опознал, буду ставить вопрос о том, чтобы вас отпустить. Скажите, а никто не видел, как Шевкопляс в то утро от вас уходил? – спросила у него Ника.
Чеботков задумался.
– Вряд ли, – сказал он после минутного раздумья. – Было очень рано, примерно четыре утра. Зима, еще очень темно. Можно попробовать у соседки моей, бабки Лизки спросить. Помните, молодая пара понятыми были? Это ее квартиранты, учитель с женой. Бабке Лизке уже сто лет в обед, бессонница, все дела. Могла заметить, как от меня Леха уходил. Спросите у нее, – попросил Сергей жалобно.
– Спросят, спросят, не переживай, – мягко утешил его адвокат Толстобров. – Ты не волнуйся, у следствия задача разобраться, как и что было, а не тебя посадить всеми силами.
– Ладно. Ника Станиславовна, разберитесь, пожалуйста. Мне совсем не нравится тут сидеть, – продолжал печалиться бородач. – Тем более из-за Лехи. Он мне как брат был. Кого угодно мог при случае покалечить, но только не Леху. На него у меня сто пудов рука бы не поднялась.
– Но вы же сами говорите, что в ту ночь подрались с ним? Значит, рука все-таки поднялась, – усмехнулась Ника.
– Так это из-за бабы было, не считается. Да и какая там драка, дал ему по морде пару раз для порядка, – возмутился Чеботков.
– Что за баба? – заинтересовалась следователь Речиц.
– Да вбил себе в голову, что Катька Медкова из «Горячих беляшиков» запала на него. Стал фантазировать, как с ней замутит. А я хоть с его Надюхой, с женой, не знаком толком, но очень ее уважаю. Троих детей ему родила, по мужикам не бегает, не перебирает их. Не то что моя свиристелка, которую я выгнал за измены, – разошелся Чеботков. – Я Лехе так и сказал, что Катька замужем, что нечего тут свои «мутки-крутки» устраивать. А он мне не поверил, сказал, что она страдает в браке и надо ее утешить. А я то знаю, что никак она не страдает, а с жиру и со скуки бесится. Катька Медкова – это же жена моего начальника, я у него на ферме работаю! Специально у него кафе это выклянчила, чтобы было где перед мужиками хвостом вертеть! Ну, слово за слово, дал Лехе по морде, вот он от меня и ускакал в четыре часа ночи. Я, честно говоря, думал, когда услышал, что он пропал, что он с какой-нибудь телкой где-то завис. Любил баб покойник, царство ему небесное, – мельком перекрестился Сергей.
– Думаете, что с этой Медковой где-то мог загулять? – решила уточнить Ника.
– С Катькой вряд ли он мог надолго где-то загулять. Так-то она – мужняя жена, да и в кафе каждый день глаза всем мозолит. Да и, скажем честно, вряд ли Катька с ним куда-то пошла. Она больше пококетничать любит, покрасоваться. Красивая она очень. А чтобы она Медкову с кем-то изменяла, так я такого никогда не слышал.
– Ладно, Сергей Сергеевич, попробуем разобраться в вашей запутанной истории. – Ника встала с прикрученной к полу табуретки, вышла из следственного кабинета и подумала: «Похоже, что Чеботкова действительно придется пока отпускать, в целом про события той ночи он рассказывал довольно складно».
Ника забрала у дежурного контрольно-пропускного пункта свой мобильный телефон и покинула изолятор временного содержания. За ней уныло тащились Петя Одноногий и участковый Перегудин.
– Ника Станиславовна, что мне с ним делать? – Полицейский кивнул в сторону Пети.
– Давайте довезем его до свалки, а меня подбросьте, пожалуйста, до Глухарево. Хочу допросить соседку Чеботкова.
– Что же вам перед Новым годом не отдыхается, Ника Станиславовна? – вздохнул Перегудин. – Уже пора домой идти, салаты резать и детей целовать.
– Нет, сначала соседка, а потом уже дети и салаты. – Ника была непреклонна. Во избежание дальнейших пререканий с участковым по поводу необходимости срочного допроса бабки Лизки, как величал эту даму Чеботков, Ника открыла дверь машины Перегудина и грохнулась на переднее пассажирское сиденье. Одноногий Петя бодро запрыгнул на заднее сиденье, затащив за собой самодельный костыль. Последним в служебную полицейскую «Ниву» залез Перегудин.
– Поехали! – скомандовала Ника и махнула рукой.
Голова с похмелья снова начала болеть. Результаты опознания обескураживали, и Ника очень надеялась, что допрос соседки действительно прольет свет на обстоятельства, при которых Шевкопляс покинул дом Чеботкова. Если он действительно ушел оттуда в четыре утра на своих двоих, то подозрений в адрес задержанного становилось гораздо меньше.
Они высадили Петю Одноногого на трассе вблизи незабвенного колодца, в котором были обнаружены останки потерпевшего, и бомж поковылял в сторону городка бездомных. Примерно через полчаса «Нива» уже въезжала в Глухарево. В дом бабы Лизы Перегудин пошел вместе с Никой, сказав: «Схожу с тобой, а то мало ли что там».
Баба Лиза, восьмидесятилетняя старушка, встретила следователя и участкового приветливо. Присев на табурет рядом с кухонным столом и полотенцем стряхнув с него невидимые крошки, пожилая женщина приготовилась отвечать на вопросы Ники. И догадки Чеботкова о всевидящем оке бабы Лизы оказались верными, она действительно страдала бессонницей и видела, как мужчина, друг Сергея, который часто приезжал к нему в гости на грузовике с рефрижератором, в середине декабря рано утром покинул дом соседа, прижимая кулак к разбитому носу.
– Я видела, как он ходил вокруг своего грузовика перед тем, как уехать. Звонил кому-то, телефоном размахивал. Мне это все хорошо было видно, там же у дома фонарь яркий горит, светло как днем, – баба Лиза оказалась очень разговорчивой.
– А охарактеризовать Сергея Чеботкова вы как можете? – спросила у нее Ника.
– Да хороший парень. Добрый, отзывчивый. Не думаю, что он мог кого-то убить. А этого парня, который к нему на грузовике приезжал, он вообще очень любил и ценил. Говорил мне еще, мол, Никифоровна, вот такой у меня друг есть с Алтая, вот такой мужик! – Елизавета Никифоровна показала большой палец, изображая Чеботкова. – Не он это, точно. Я же его с малых лет знаю, помню, как он еще голозадым в соседней ограде бегал. Семью его знаю. Мать-то у него уехала к старшему сыну жить в Нижние Ямки, а хозяйство на Сережку оставила, – погрузилась в семейную историю соседей баба Лиза. – Сережка тут с женой долго жил, со Светкой, но она ему рога наставила, он ее выгнал, с тех пор баб как-то не жалует… Вы не подумайте ничего такого, он на мужиков не переключился, – засмеялась она собственной шутке дробным смешком. – Просто после жены ни с кем не сходился и не жил. А так-то он парень хоть куда, красавец, борода у него такая видная…
– Ладно, понятно. Спасибо, Елизавета Никифоровна, – мягко прервала ее Ника, которой было не особо интересно слушать про бороду Чеботкова.
Она дописала текст протокола и протянула листы допроса бабе Лизе для подписи. В этот момент в соседней комнате раздался шум, и перед ними в дверном проеме возник светловолосый молодой человек в очках.
– Это жилец мой, Петр Иванович, наш учитель школьный. С женой у меня комнату в доме снимает, – представила вошедшего Елизавета Никифоровна. Она вооружилась очками и внимательно читала текст допроса. Потом одобрительно кивнула и начала ставить подписи в местах, указанных ей Никой.
Петр Иванович вошел в кухню и поприветствовал Нику и Перегудина. Приглядевшись, Ника узнала школьного учителя: именно он был понятым в ходе обыска дома Чеботкова.
– Как продвигается ваше расследование? Сергей правда кого-то убил? – начал сыпать вопросами любопытный учитель.
– Расследование продолжается, разберемся, кто кого убил, – дала предельно краткий ответ Ника. По опыту она знала, что любая случайная информация, ненароком сообщенная деревенскому жителю, сразу же обрастет кучей невероятных подробностей и сомнительных догадок и разлетится повсюду со скоростью света.
– Ничего не расскажете?.. Так жалко, – вздохнул учитель. – Я всегда интересовался работой следователей. Детективы обожаю! – с жаром проговорил он, оживленно поблескивая стеклами очков. – Уходите уже? – спросил он, увидев, что Ника и участковый застегнули куртки и поднялись со своих табуретов. – Я вас провожу!
Попрощавшись с остроглазой старушкой, Ника и Перегудин вышли во двор в сопровождении назойливого очкарика. Во дворе Петр Иванович перешел на доверительный шепот и сказал:
– Вы сильно не берите в расчет откровения бабы Лизы. Она уже немного не в себе. Вряд ли она что-то там видела, выдумывает она многое. Возраст свое берет.
– Мы разберемся, – отрезала Ника, которую очкарик-учитель по непонятной ей самой причине сильно раздражал.
– Следствие разберется, – констатировал Перегудин и кивнул Петру Ивановичу в знак прощания.
Отделавшись от любителя детективов, они вышли на улицу.
– Ника, тебе куда сейчас? – спросил участковый.
– В отдел, – вздохнула Ника. Насыщенный событиями день, пропущенный обед и похмелье сделали свое дело, и Ника была просто без сил.
– Давай я тебя отвезу, не бросать же тебя тут.
– Спасибо большое. Давай! – согласилась Ника.
Она устало опустилась на сиденье автомобиля и задумалась. Сейчас надо как-то исхитриться и найти шефа, чтобы решить с ним вопрос о дальнейшей судьбе и процессуальном статусе Сергея Чеботкова.
– Фигню какую-то порет этот очкастый учитель! – возмущенно сказал Геннадий Перегудин. – У бабы Лизы с головой все в порядке, получше, чем многие, бабка соображает!
– Да, мне тоже показалось, что бабушка абсолютно адекватная. А этот учитель вообще откуда взялся? – спросила Ника, желая поддержать беседу.
– Да прислали этого сопляка из Энска. Второй год тут живет, снимает у бабы Лизы комнату, да еще, как видишь, всякие гадости про нее говорит, – продолжал негодовать участковый. – Так вообще ничего плохого про него сказать не могу, преподает русский язык, литературу. Живет с женой. Молоденькая такая девчушка, совсем сопля. И малыш у них есть, вроде пацаненок.
– Жену я видела. Они же у нас понятыми были, помнишь?
– Ой, точно, – хлопнул себя по лбу Перегудин. – Вроде хорошо они живут, тихие такие, не бухают, не дебоширят.
– Ну, для участкового это главное. А расскажи мне еще про Медковых, у которых наш Чеботков работает. – Ника решила выжать максимум информации из беседы с Перегудиным.
– А что про них рассказывать? Супружеская пара. Он – хозяин кафе «Горячие беляшики», еще ферма с коровками у него есть в паре километров от Глухарево. Жена у него сейчас в кафе зависает, беляши продает. Катерина Медкова красотка, конечно, – облизнулся участковый. – Гордость нашей деревни. Такая цыпа. Детей у них нет, по какой причине, не знаю, но живут они уже давно. Катерине сейчас лет тридцать примерно, Семену около сорока. Да и рассказывать про них особо нечего, тоже тихо живут, не пьют, не дебоширят.
– Короче, тоже не твои клиенты? – усмехнулась Ника.
– Нет, не мои, – ответил Перегудин. – А что ты будешь делать с Чеботковым? – перевел он разговор.
– Не знаю, – пожала плечами Ника. – Буду думу думать.
– Ты подумай… Я не верю, что он кому-то что-то плохое мог сделать. Я же Серегу с детства знаю. Уверен, что нос разбить по пьяни – это его максимум.
Ника вздохнула. Главной проблемой расследования деревенских преступлений является то, что все друг друга знают, очень друг другу верят и не видят зла. Или наоборот, не ладя с соседями, могут на ровном месте начать выставлять их исчадиями ада. И этот обман восприятия характерен не только для свидетелей и потерпевших, но и для оперов и участковых, проживающих по соседству с ними.
Разобраться, где в суждениях деревенских правда, а где ложь – сложная задача. Нужно посмотреть на клубок страстей, семейных драм и человеческих комедий через стекло логики и здравого смысла. И, главное, найти этот здравый смысл в самой себе.
Каким-то чудом Нике удалось застать в отделе шефа и следователя-криминалиста Топоркова и посовещаться с ними о дальнейшей судьбе Чеботкова.
Выслушав доклад Ники о результатах опознания и допроса бабы Лизы, Топорков задумался:
– Да, тут есть явные противоречия. Говоришь, бабка нормальная? Не в маразме, не пьющая?
– Нет, отличная бабушка, хорошая свидетельница. Очень уверенно и складно дает показания. Да и бомж Петя тоже уверен в том, что у нашего потенциального убийцы не было такой бороды, как у Чеботкова, – ответила Ника.
– Да и хрен с ним, с этим Чеботковым! – Болевший с утра с похмелья шеф к вечеру снова пришел в игривое настроение. – Выпускай его, после праздников разберемся!
– Да, Ник, давай его выпустим, – кивнул Топорков. – Проведем ему после праздников полиграф, может, стрельнет еще.
– Хорошо, – кивнула Ника.
На следующее утро следователь Речиц выпустила подозреваемого Чеботкова из изолятора временного содержания и с чистой совестью разрешила себе не появляться на работе до первого января.
Новогодние праздники пролетели незаметно, в рабочем режиме. Ника успела и подежурить, и сгонять вместе с Сергеем на пару дней на Алтай. Нежась в романтической обстановке в деревянном домике с видом на горы, Ника и Сергей успели придумать имена всем своим будущим детям. Вечно ершистая и немного суровая Ника после этой поездки стала напоминать самой себе сувенирный шар, в котором под стеклом красуется миниатюрный город и вечно идет праздничный искрящийся снежок. В зеркале она видела сияющие глаза, сердце билось горячо и ритмично, казалось, что прекраснее времени в ее жизни еще не было.
В последний день новогодних каникул Речиц и Погорельцев проснулись в двенадцать часов дня, планируя до вечера проваляться под пушистым одеялом.
Но их планы нарушил звонок Коли Ткачука.
– Ника, собирайся, лыжники в лесу нашли машину Шевкопляса. Ее загнали в овраг и сожгли. Это вблизи Глухарево, координаты я тебе сообщением скину.
– Ничего себе! – Ника поднялась с дивана и пошла собираться.
– Что случилось? – нахмурился Сергей.
– Нашли сожженный автомобиль по последнему убийству. Помнишь, я тебе рассказывала? Алтайский фермер?
– Помню-помню. Значит, поваляться не получится. Тогда, пока ты катаешься, я приготовлю нам свое фирменное мясо в горшочках, – оживился Погорельцев.
– А вечером ты в город уедешь? – спросила Ника, застегивая куртку.
– Да, Никуш, поеду. Мне завтра уже на работу, переночую у себя. Давай уже решать, как мы будем съезжаться. Надо тебя переводить в «важняки», что тебе в районе мариноваться?
– Идея хорошая. Но мне надо сначала разобраться с этим Шевкоплясом. Так что будем пока любить друг друга на расстоянии, – засмеялась Ника, на прощание чмокнув Сергея в нос.
Она быстро вышла из подъезда, завела автомобиль и уже через десять минут мчалась по дороге в сторону села Глухарево. Настроение у Ники было прекрасное. Каникулы с Сергеем прошли великолепно, обнаруженный автомобиль даст новые ключи к разгадке смерти Шевкопляса, год начинается просто отлично.
Проследовав по маршруту, указанному ей Колей, Ника увидела на обочине трассы припаркованную дежурку. Она остановилась, вышла из автомобиля.
Из дежурки высунулся водитель и крикнул ей:
– Ника Станиславовна, идите вон туда! Наши все ушли пешком, машина не проедет. Снега намело по пояс.
Ника помахала ему в ответ и, спустившись с трассы, пошла по еле протоптанной тропке в лес, с каждым шагом утопая в снежной каше. Следственный чемодан моментально начал оттягивать руку, Ника запыхалась и мысленно прокляла свой сидячий образ жизни. К счастью, идти пришлось недалеко. Среди сосен чернели силуэты каких-то людей. Присмотревшись, Ника узнала Колю Ткачука, эксперта Новенького, участкового Перегудина и полковника Турусова. Зимний пейзаж выглядел готично: черный остов фуры в окружении мрачных сосен и окружившие его полицейские, все в черном, издали похожие на стаю ворон.
Ткачук заметил Нику и пошел навстречу.
– Привет, Никуш, – сказал он ей и забрал у нее следственный чемодан. – Лыжники нашли машину, я их опросил, контактные телефоны взял, и они дальше поехали.
– Ладно, потом их допрошу. Что там с машиной?
– Сгоревшая, там внутри остатки каких-то вещей, пойдем покажу. Хитро ее спрятали, загнали в овраг, подожгли, а потом ее снегом замело. Лыжники вон с той стороны проезжали. – Коля ткнул пальцем на противоположный склон оврага. – Одного из них занесло, он съехал в овраг, а там машина из-под снега виднеется.
– Молодцы лыжники, что позвонили в полицию! Так бы ее до весны никто не заметил, – сказала Ника. – Ладно, пошли посмотрим, что у нас там.
Ника и Коля подошли к тому, что осталось от машины. Эксперт Новенький порадовал Нику тем, что уже все сфотографировал.
– Я тебе и панораму снял, и машину со всех сторон. Лес сегодня такой красивый, я еще и лес поснимал, – смущенно добавил он.
– Ну ты и эстет, – засмеялся Коля.
Полковник Турусов сразу к Нике подходить не стал. Как она поняла, он был категорически недоволен тем, что она выпустила Чеботкова и «темняк» остался висеть на его отделе. Полковник выдерживал мхатовскую паузу и делал вид, что разглядывает поваленную сосну. А потом подозвал к себе Ткачука и Перегудина и начал им что-то выговаривать.
Привыкнув за семь лет работы следователем к таким выступлениям милицейского руководства, Ника сразу приступила к осмотру сгоревшего рефрижератора. В кабине, представляющей собой груду расплавленной пластмассы и металла, не было ничего интересного, зато в отсеке для перевозки грузов залезших туда Нику и эксперта Новенького ждал приятный сюрприз: остатки кожаной барсетки.
– Это же нашего потерпевшего! – воодушевилась Ника. – Давай ее в конверт упакуем, вдруг геном сохранился.
– Все может быть. Кабина больше прогорела, чем кузов, – согласился с ней Новенький.
Когда Ника вместе с экспертом покинули кузов, к ним соизволил подойти и обратиться полковник Турусов.
– Ну что, Ника Станиславовна, ты все еще уверена, что Чеботков не виновен? Грузовичок-то недалеко от Глухарево уехал, – снисходительно начал он, нависая над невысокой Речиц своим почти двухметровым ростом.
– Евгений Викторович, – перебила его Ника, – а у меня есть к вам вопрос на засыпку.
– Какой еще вопрос? – в недоумении поднял бровь Турусов.
– А такой. Сколько раз подчиненные вам сотрудники общались с нашим фигурантом Чеботковым за время новогодних праздников?
– Не знаю, – развел руками полковник.
– Зато я знаю. Ноль. Если вы так уверены в том, что Чеботков – убийца, что вы сделали для того, чтобы это доказать? – продолжила свой наезд Ника.
Не став дожидаться ответа, она развернулась и пошла обратно к трассе. Мужчины поплелись вслед за ней. По дороге Нику догнал Коля Ткачук.
– Ничего себе ты его отделала, – сказал он ей шепотом.
– А знаешь, надоело. Постоянно у вашего руководства виноваты во всем исключительно я и мои коллеги. Своих грехов они в упор не видят. – Нику настолько разозлил тон Турусова, что она даже не потрудилась понизить голос. – Если нет у вас сомнений, что Чеботков убил Шевкопляса, так работайте по нему.
– Мы поработаем, поработаем, Ника Станиславовна. Вы в нас не сомневайтесь, – раздался сзади бархатный баритон Турусова.
– Вот и работайте.
Ника дошла до своей машины и бросила на заднее сиденье конверт с вещественным доказательством и следственный чемодан. А затем, круто развернувшись, уехала с места происшествия.
