Дарья Лисовская
40 ножевых
– Жена моя, Катерина, – кивнул на нее Семен. – Катерина, а это следователь Следственного комитета, участкового Геннадия ты и так знаешь.
– Конечно знаю. Добрый день, Геннадий, – улыбнулась Катерина. – А вы…
– Меня зовут Ника Станиславовна Речиц. Я занимаюсь расследованием убийств фермеров в лесополосе.
Катерина в недоумении покосилась на своего мужа.
– Ничего она не помнит после падения, – грустно сказал он. – У нас вся деревня после обнаружения второго трупа два дня уже на ушах стоит, а Катерине нашей все хоть бы хны.
– Я правда ничего не помню, – жалобно сказала она. – Помню, что очнулась, что в погребе лежу, что Семен меня поднимает. Потом помню, как волосы стригли и раны на голове зашивали. А больше ничего не помню. Я даже не помню, что я в кафе работала.
– Доктор говорит, что у Катюши амнезия. Сейчас немного в себя придет, будем память восстанавливать.
Вся ситуация вызвала у Ники чувство недоумения. Она мельком видела Катерину Медкову в «Горячих беляшах». Внешний вид женщины явно говорил о том, что той действительно нехорошо, уж слишком сильно изменила ее травма. Черты лица заострились, Катерина была очень бледной, с большими синяками под глазами. Она была мало похожа на ту холеную красотку, которую Ника и Макс видели всего два дня назад в «Горячих беляшиках».
– Давайте тогда у вас изымем образцы слюны, а допрос оставим до момента, когда вам станет лучше, – предложила Ника.
– А образцы изымать зачем? – снова нахмурился Медков.
– Это необходимо следствию, – расплывчато ответила следователь Речиц.
– Надо это, Семен Иванович, – кивнул Перегудин. – Было бы не нужно, мы бы не пришли.
Недовольный Медков выдержал паузу, а потом тряхнул головой и сказал:
– Ладно, Катя, сдавай ты эти образцы, нам бояться нечего.
Через пару минут Ника и Перегудин уже садились в «Ниву» участкового, вооружившись очередным конвертом с образцом слюны.
– Еще к кому-нибудь поедем? – спросил Геннадий у Ники.
– Да думаю, что нет. Двадцать образцов слюны прекрасных селянок мы набрали, пусть лаборатория их обработает.
– Ничего себе, как Катерина расшиблась, – удивился Геннадий, отъезжая от дома Медковых. – Бледная как смерть.
– Ага, но с черепно-мозговой травмой вряд ли будешь хорошо выглядеть, – ответила Ника. Она уже представляла, как озадачит ДНК-лабораторию исследованием двадцати образцов женской слюны и что ей скажут эксперты в ответ на поручение им этого исследования.
Эксперты действительно не были рады объему работы, не забыли «ткнуть» Нике на то обстоятельство, что она напрягает их исследованиями по уже раскрытому преступлению, в то время как у них в работе куча нераскрытых «темняков».
Выслушав много интересного про себя и других следователей, Ника отправилась в отдел. Уже паркуясь у здания, Ника получила отчаянное СМС от Макса: «Ника, поторопись. Тут такое! Нужна твоя помощь».
Заинтригованная, Ника поспешила подняться на второй этаж. Из-за двери с табличкой «Старшие следователи Преображенский М. Н. и Речиц Н. С.» раздавались какие-то крики. Кричал не ББ (его голос Ника узнала бы из тысячи), кричала какая-то женщина.
Ника открыла дверь и вошла в свой кабинет. Мизансцена и правда была угрожающей для Макса, любителя спокойствия и тишины. На приставном стуле перед его рабочим столом сидела заплаканная молодая девушка, а по кабинету фурией носилась женщина лет пятидесяти пяти, беспрестанно крича.
Расшифровав вопли женщины, Ника поняла, что у нее пропал сын, а молодая стерва-невестка и полиция в ус не дуют, и что она это так не оставит.
В какой-то момент женщина наткнулась на Нику и крайне надменно поинтересовалась у нее:
– А вы вообще кто?
– Я могу задать вам встречный вопрос. Разрешите мне пройти на мое рабочее место, – предельно вежливо попросила Ника.
Она уже поняла, что в отдел нагрянула она – Крайне Проблемная Заявительница. И сулила она всем бедами большими: криками громкими, жалобами длинными да приемами у генерала личными.
– Вы – следователь? Так чего встали, проходите! – приказала Нике заявительница.
– Спасибо, что разрешили, – не удержалась от шпильки Ника.
– Ника Станиславовна, помоги, пожалуйста! Мне шеф отписал заявление по факту безвестного исчезновения гражданина Сосновского. А тут его супруга и мама, гражданка Сосновская, между собой ругаются. Опроси, пожалуйста, супругу в другом кабинете, – жалобно протянул Преображенский.
– Да без проблем. – Ника кивнула заплаканной девушке. – Пойдемте со мной в архив.
В архиве супруга пропавшего гражданина Сосновского присмотрелась к Нике и спросила:
– А это вы у нас в Глухарево перед Новым годом обыск делали? Мы с Петей были понятыми.
– Так это вы – жена учителя? Точно, я помню и вас, и вашего супруга, – сказала Ника. – Напомните, как вас зовут?
– Меня зовут Полина. Ника Станиславовна, с Петей точно что-то случилось. Два дня назад он сказал мне, что поедет на ночь к своей маме. По его словам, Наталье Евгеньевне срочно понадобилась его помощь. Но наутро Петя не пришел, а Наталья Евгеньевна сказала, что Петя к ней не приходил и не собирался приходить.
– Я так понимаю, что у вас долгая история и сложные отношения с Натальей Евгеньевной. Расскажите все подробно с самого начала, – ободряюще улыбнулась Полине Ника.
По сравнению с хабалистой гражданкой Сосновской Полина вела себя вполне достойно, и Ника была очень рада, что как настоящий джентльмен Преображенский принял бремя общения с крайне проблемной заявительницей на себя.
Рассказ Полины оказался немудреным. Со своим любимым Петей она познакомилась в школе, когда училась в десятом классе. Юный Петр Иванович Сосновский, щеголь, только после университета, пришел к ним преподавать русский язык и литературу. На почве любви к русской словесности Петр и Полина сошлись, Петр читал ей стихи собственного сочинения, Полина влюбленно внимала им, и все это привело к незапланированной беременности и большому скандалу.
– Моя мать, как узнала, отходила меня ремнем и выгнала из дома. Петю заставили уволиться из городской школы. Его мать устроила ему выволочку из-за меня, кричала, что не даст ему жениться на малолетней шлюшке. Это она про меня так говорила, – рассказывала Полина свою невеселую историю. – Но Петя от меня не отказался, он сказал, что не даст своему ребенку жить в нищете и убожестве. Мы поженились, ведь мне уже было шестнадцать. Петя нашел работу в деревенской школе, так мы оказались в Глухарево. Тут и родился наш Митенька. А два дня назад Петя мне сказал, что ему срочно нужно поехать к своей матери в Энск, что она снова его вызывает.
– В смысле – «снова вызывает»? Вы же говорили, что ваш муж с матерью не общался? – сразу задала уточняющий вопрос Ника.
– Да, они где-то год не общались, а примерно полгода назад Петя раз в две-три недели стал ездить на ночь к матери в Энск. Говорил мне, что ей тяжело жить одной, что надо ее навещать. Я несколько раз предлагала Пете поехать вместе с ним, но Петя наотрез отказывался меня брать, говорил, что мать меня так и не простила и видеть меня не хочет. Так вот, два дня назад Петя уехал на своей машине, старенькая иномарка у него, его мать ему на окончание университета подарила. Сказал, что поехал ночевать к Наталье Евгеньевне. Но утром он домой не вернулся, на телефонные звонки не отвечал. Я заволновалась, позвонила Наталье Евгеньевне. Она сразу трубку не взяла, я ей стала писать сообщения, что Петя пропал. А потом она мне перезвонила, стала кричать, что Петю из-за меня уже два года не видит и что он к ней не приезжал. И вообще с момента переезда в Глухарево ни разу у нее не был. А потом она сама приехала, и мы пошли в полицию.
– У вас нет никаких догадок по поводу того, куда мог уезжать ваш Петя на ночь? – поинтересовалась Ника.
– Нет, вообще никаких, – помотала головой Полина. – Единственное, две недели назад он мне дал крупную сумму, которую ему точно не в школе выплатили, – сто тысяч рублей. Я спросила, откуда у него эти деньги, он сказал, что Наталья Евгеньевна дала. А сейчас выяснилось, что она ничего ему не давала. Вот думаю, что, может, он продал свою книгу или стихи?..
– А ваш муж пишет?
– Да, он прекрасно сочиняет стихи и пишет прозу, только никак не может пробиться. Как Петя говорит, народу нужны дешевые детективы и пошлая порнография, а истинное творчество никому не нужно. А Петя же очень талантливый. – Глаза Полины повлажнели, и она отвернулась от Ники.
Ника же задумчиво перечитывала текст объяснения Полины Сосновской и понимала, что обстоятельства исчезновения школьного учителя ей ой как не нравятся. У него явно была вторая жизнь, в которую он Полину посвящать не стал. А там могла быть и другая женщина, и какой-нибудь криминал. И лучше бы Петр Иванович просто сбежал от жены, ребенка и истеричной матери, а не лежал бы хладным трупом где-то в безвестности, присыпанный снегом до самой весны.
Отпустив Полину, Ника вернулась в кабинет, где Макс все еще мучился с Натальей Евгеньевной. Гражданка Сосновская увещевала Макса, говорила, что ему срочно надо арестовать малолетнюю распутницу Полину, которая укокошила ее сына и закопала его в огороде. Потом Наталья Евгеньевна начала рыдать, размазывая по лицу сопли, остатки туши и алой помады, и говорила, что жизнь ее святого Петечки пошла под откос именно из-за этой дряни Полины. Преображенский клятвенно пообещал заявительнице во всем разобраться, отправить Полину на полиграф и провести розыскные мероприятия в огороде бабы Лизы – хозяйки дома, где жили учитель с женой. После этого Наталья Евгеньевна наконец-то покинула их кабинет, и соседи вздохнули с облегчением.
– Господи, как она меня утомила! – Макс на всякий случай проводил мать пропавшего учителя прямо до дверей отдела, вернулся в кабинет и, дабы обезопасить себя и Нику от внезапного возвращения заявительницы, закрыл дверь изнутри на замок.
– Слушай, а ситуация с этим Петром Ивановичем непростая, – задумалась Ника.
– Да, поди, свалил из своего курятника, – махнул рукой Макс. – Нашел себе даму без заморочек и ушел к ней под покровом ночи. А с женой побоялся объясняться.
– Думаешь? – Нике стало обидно за приятную во всех отношениях юную Полину. – Неужели от таких уходят? Умная, красивая, молоденькая, на мужа своего разве что не молится.
– Да достала она его своей любовью. Вот он и свалил от нее к той, которую любит сам, – начал философствовать Макс. – Надо будет, конечно, на всякий случай сделать у него дома осмотр. Ты, случайно, в Глухарево в ближайшее время не собираешься? А то бы сделала за меня осмотр их дома, – жалобно посмотрел на Нику Макс.
– Нет, не собираюсь. Отрабатывай своего безвестника сам, – улыбнулась Ника. – Мне от тебя хватило трупа из теплотрассы. Я увязла в нем, как в болоте. С ним бы разобраться и начать жить по-человечески.
– С нашей работой по-человечески мы жить никогда не будем. Только когда уволимся, – хмыкнул Макс, включая чайник. – У нас никакого печенья не завалялось? – поинтересовался он, наполовину исчезнув в шкафу.
И наши герои ушли на чайную паузу.
На следующее утро Ника нервно допечатывала обвинительное заключение, когда на ее рабочий телефон кто-то позвонил. Ответив на звонок, Ника несколько минут не могла понять, кто именно ей звонит и что именно звонивший хочет ей сообщить, потому что трубка мужским басом несколько раз сказала ей только одно: «Рыжие волосы, длинные рыжие волосы».
– Не поняла вас, извините, – переспросила Ника.
– У той бабы в пуховике на трассе были длинные рыжие волосы, я вспомнил.
Тут следователь Речиц поняла, что ей звонит один из фермеров, допрошенных ею в «Тракхаусе». Тот самый, что видел на дороге загадочную незнакомку.
– Спасибо за информацию, – пробормотала она и судорожно начала прикидывать, кто из потенциальных фигуранток может похвастаться длинной рыжей шевелюрой. Светка Чеботкова – блондинка, фельдшер из ФАП – шатенка… Стоп!
Тут у Ники в голове стал складываться простой и понятный паззл.
Рыжая Катерина Медкова. Ее светловолосый высокий муж в камуфляжном костюме. Старенькая «Нива», припаркованная в их дворе, мимо которой они вчера шли. Финансовые проблемы Семена Медкова.
Да вот же идеальные кандидаты на роль криминальной парочки! И, главное, любовный интерес первого потерпевшего Алексея Шевкопляса к Катерине Медковой.
Ника дрожащими руками начала перелистывать запрошенную ею детализацию телефонных соединений Шевкопляса. Вот телефонный номер, по которому он звонил ранним утром в последний день своей жизни. Данные о принадлежности этого номера еще не пришли, но Ника была готова дать голову на отсечение, что это номер Катерины Медковой.
Забыв про обвинительное заключение, Ника быстро оделась и помчалась в геномную лабораторию. Стрелой долетев из Бродска в Энск, она практически бросилась в ноги заведующей лаборатории, попросив ту как можно быстрее проверить один из образцов – тот, что был получен ею в коттедже с флюгером-петушком.
Заручившись согласием экспертов сделать это исследование как можно быстрее, Ника вернулась в отдел. В их с Максом кабинете она застала удивительного гостя – Павла Петровича Потешкина собственной персоной. Потешкин работал хирургом в районной больнице, с ним у Ники намечалось что-то вроде легкого романа, сошедшего на нет из-за триумфального возвращения в ее жизнь Сергея Погорельцева.
– Паша, привет! Какими судьбами?! – улыбнулась ему Ника.
Потешкин при виде Ники тоже расцвел и подскочил со стула.
– Да вот, пришел к Максиму Николаевичу на допрос по поводу пациента с дробью в голове. Да и остался, чтобы тебя повидать.
– Понятно. Пошли тогда пить кофе и сплетничать! – подмигнула ему Ника. Она бросила дежурную папку на стол, подхватила Потешкина под руку и увлекла его на выход из отдела. – Пошли в кофейню в соседний дом, я заодно пообедаю, – уточнила их маршрут Ника.
– Если ты пообедаешь в пять часов, во сколько же ты поужинаешь? – спросил синеглазый хирург.
– Так далеко я не загадываю, – ответила Ника, заходя в кофейню.
Немного погодя, устроившись в углу с кофе и тарелкой супа для Ники, они продолжили беседу.
– Ну, рассказывай, как у тебя дела? – Ника искренне была рада встрече.
Общение с Потешкиным обладало удивительным психотерапевтическим эффектом. Ему достаточно было улыбнуться, сказать несколько слов и посмотреть на собеседника своими удивительно добрыми глазами, что даже нервные и буйные успокаивались и полностью доверялись ему. Следователь Речиц несколько раз видела, как хирург общается со своими пациентами, они сразу понимали, что попали в надежные руки.
– Похвастаюсь немного: меня приглашают в Энск, в областную больницу. Вот думаю.
– А что тут думать? Надо соглашаться. Из-за чего сомневаешься, если не секрет?
– Не хочется резко менять свою жизнь. Я же местный, здесь родился и вырос. В Энске я жил, только когда в меде учился. Энск для меня слишком большой, слишком громкий. Такой вот я провинциал, – заключил Потешкин. – Ты за своего Сергея еще замуж не вышла?
– Нет, еще не вышла, – снова улыбнулась Ника, хотя, по правде говоря, где-то в глубине души уже ждала или предложение руки и сердца от Погорельцева, или хотя бы серьезного разговора о планах пожениться.
– Значит, у меня еще есть шансы, – просиял Потешкин.
Ника внимательно посмотрела на него и поняла, что тот не шутит. Она сразу почувствовала себя очень неудобно, будто этим совместным походом в кофейню дает своему визави ложную надежду и сознательно морочит ему голову.
Паша моментально считал перемену в настроении Ники и сменил тему:
– Как у тебя дела на работе? Закончила то дело, по которому я тебя в деревню возил?
– О да, перед Новым годом в суд направили.
– Она признала вину?
– Ой, там сложная история, типичная для многих наших жуликов: то было, то не было, тут помню, тут не помню…
Ника и Потешкин проболтали больше часа. На улице стемнело. Кофе уже был допит, и Павел вызвался проводить ее до отдела. И они уже готовы были распрощаться на самой приятной дружеской ноте, как вдруг, перед самым входом в отдел, Потешкин нервно дернул плечами, схватил Нику за руки и развернул ее к себе. Свет фонаря над крыльцом падал на его серьезное и печальное лицо, казалось, что он знает про Нику какую-то нерадостную тайну.
– Ника, послушай меня внимательно. Я желаю тебе только счастья. Не скрою, не радуют меня твои отношения с этим твоим Сергеем, я помню, что у вас уже один раз все не заладилось и привело к расставанию. Помолчи и послушай! – прервал он Нику, пытавшуюся было что-то возразить. – С кем ты найдешь свое счастье – решать не мне. Ты просто помни, что если он тебя снова обидит или тебе будет нужна помощь, ты всегда сможешь ко мне обратиться. Ты поняла меня? – И, не дожидаясь ответа, Потешкин коснулся ее губ своими губами в каком-то мимолетном поцелуе, а потом отпустил Нику, резко повернулся и скрылся в зимних сумерках.
Ошарашенная таким внезапным напором, Ника осталась стоять на крыльце отдела. Надежда на то, что Потешкин может остаться для нее прекрасным другом, развеялась на глазах.
Задумчивая Ника не стала сразу подниматься к себе на второй этаж и заглянула в кабинет Леси Лазаревой. Леся осматривала вещественные доказательства, раскидав кучу окровавленный тряпок, какие-то палки и ножи по всему полу. Но, судя по хитрому выражению лица, последние пять минут Леся смотрела не только на эти предметы, похоже, что она многое увидела в окно, выходящее на крыльцо.
– Я вижу, что у тебя появился еще один поклонник? Это же тот хирург из больницы, который на лошадку похож?
Высокий, мосластый и суровый на вид Потешкин действительно чем-то напоминал коня.
– Ага, это именно он. Видишь, как у меня весело: то густо, то пусто.
– И что, ты с ним теперь будешь встречаться? А как же твой Погорельцев? – сыпала вопросами Леся.
– Да не буду я с ним встречаться. Я надеялась, что мы сможем стать отличными друзьями, но, похоже, он меня как друга не воспринимает. Какое тут общение? Тем более что я практически без пяти минут замужем.
– Так-то оно так, только замуж тебя еще не позвали, – пробормотала под нос Леся.
Она не жаловала Погорельцева. Она ни разу не сказала про него ничего плохого, но Ника все равно чувствовала с ее стороны сильное отторжение к Сергею. Леся очень хорошо помнила, в каком состоянии Ника вернулась в отдел после размолвки с Погорельцевым и как сильно она страдала.
– Буду рада, если у тебя с твоим Сергеем все сложится, но нет у меня к нему доверия, – наморщила лоб Леся, пристраивая дырявые трико на листы белой бумаги.
В этот момент в кабинет Леси заглянул Преображенский с кружкой в руке. Увидев засыпанный вещдоками пол, загруженную работой Лесю и печальную Нику, он присвистнул.
– О, а я думал, что ты со своим хирургом загуляла, пришел к Лесе чаю попить. А где твой хирург? – поинтересовался у Ники Макс.
– Ушел, – ответила Ника. – Как думаешь, возможна ли дружба между мужчиной и женщиной?
– Хе-хе, нашла, что спросить. Ну, мы же с тобой дружим, значит, возможна, – не стал погружаться в философию Преображенский.
– Мы с тобой не дружим, мы с тобой в одном кабинете сидим. А это сильнее, чем дружба, больше, чем любовь, – парировала Ника.
– Вот это ты загнула! – восхитились Макс и Леся.
После вечернего чаепития Ника поднялась в свой кабинет. До позднего вечера она просидела как на иголках, ожидая звонка из ДНК-лаборатории. К счастью, эксперт позвонила ей сразу же, как был получен результат.
Результат отрицательный. Женский геном, обнаруженный на барсетке Шевкопляса и в кабине автомобиля Кротова, не принадлежал Катерине Медковой.
Ника была разбита и обескуражена.
– Как же так, – шептала она. – Все же так складно получалось. Рыжая женщина с явной связью с первым потерпевшим. Могла присматривать будущих жертв в своих «Горячих беляшиках», они сто процентов все там бывали. Что же теперь делать?
В этот момент в дверь кабинета постучали. Ника вздохнула и крикнула:
– Войдите!
В кабинет заглянул Коля Ткачук.
– Что-то у меня опять с нашими фермерами не складывается, – пожаловалась ему Ника и поделилась неутешительными итогами своей утренней дедукции.
Коля присел на место Преображенского, уже ушедшего домой, почесал затылок и внезапно спросил:
– Слушай, все забываю у тебя узнать, а что в итоге показали экспертизы по ножу из фуры Шевкопляса?
В кабинете воцарилось молчание.
– По какому ножу из фуры Шевкопляса? – спросила Ника. – Там в остатках рефрижератора только барсетка была.
– Нет, Ника, ты чего, там был нож. Я же раньше всех на место приехал вместе с Перегудиным. Можешь у него спросить, там вместе с барсеткой лежал обгоревший нож. У меня даже фото осталось, вот.
Коля полез в карман, достал из него телефон, покопался в миллионе фотографий трупов, документов и всякой неведомой ерунды, которой полны телефоны оперов и следователей. И, наконец, продемонстрировал Нике снимок, где крупным планом была запечатлена уже известная Нике барсетка, а рядом – обгоревший нож.
– Что за фигня? – от волнения у Ники стал заплетаться язык. – Кто украл нож с места происшествия?
– Ты хочешь сказать, что, когда ты полезла в кузов, там ножа не было? – Удивленный, Коля вскочил со стула и стал бегать по кабинету в стиле незабвенной заявительницы Сосновской-старшей.
– Да, его там не было. – Ника села за стол и вцепилась руками в волосы, стараясь прийти в себя и понять, что же делать дальше. – И теперь нам с тобой надо понять, кто же украл нож из рефрижератора: ты, я, Новенький, Перегудин или товарищ Турусов?
Коля мрачно усмехнулся:
– Тебя и меня, я думаю, можно вычеркнуть. А с остальными тремя нам придется разбираться.
– Да, похоже, что в ваших дружных милицейских рядах оказалась большая жирная крыса со званием не ниже майорского. Опытная и прожженная милицейская крыса.
Посовещавшись, Коля и Ника решили пока сохранять факт загадочного исчезновения ножа с места происшествия в тайне. Ника тщательно расспросила Ткачука про то, как развивались события на месте обнаружения грузовика Шевкопляса до ее прибытия, и пришла к выводу, что возможность стащить нож была и у Турусова, и у Перегудина, и у эксперта Новенького. Все трое залезали в сгоревший рефрижератор, ходили вокруг него, и до приезда следователя Речиц у них было примерно полчаса.
Коля решил «прощупать» каждого из подозреваемых своими оперативными методами, но для начала необходимо было выяснить, что же такого примечательного было в этом ноже, что заставило кого-то из оперативной группы утащить его с места происшествия. Ткачук и Речиц рассмотрели фотографию ножа повнимательнее, но, кроме того что рукоятка и лезвие были покрыты копотью, ничего приметного не обнаружили.
– Давай перекинем фото ножа с твоего телефона мне на ноутбук и попробуем увеличить изображение, – предложила Ника.
– Лупу принести? – пошутил Коля.
– Думаю, что справимся без нее, – улыбнулась Ника.
И вот изображение ножа появилось на экране ноутбука, пара нажатий кнопкой мышки, и нашим героям стала видна полустертая надпись на клинке ножа – «Табулга-2007».
– Как мило – гравировка на память. Теперь осталось разобраться, что же связывает кого-то из наших фигурантов с Табулгой.
В ту ночь Нике приснился кошмарный сон. Ей снилось, что она шахматная фигура, что само по себе было удивительно: Ника не играла в шахматы и не могла запомнить правила, по которым ходят фигуры. Вся в чем-то черном и блестящем, похожем на костюм из латекса, она ходила по клеткам, пытаясь победить белых сияющих коней, офицеров и пешек. Но в какой-то момент откуда-то сбоку с гиканьем и воем выскочил черный конь и укусил Нику за задницу.
Проснувшись, Ника включила свет в комнате и села на диване. Укушенное во сне мягкое место почему-то болело наяву. Пошевелившись, Ника поняла, что сидит на своих же наручных часах, и посмотрела на циферблат. Кошмар приснился ей под утро, досыпать осталось всего ничего.
Что ж, для того, чтобы истолковать этот сон, ей не нужен сонник. Как порой сложно бывает найти преступника, как непросто бывает общаться с этими худшими представителями рода человеческого, но самыми мерзкими, по мнению Ники, были удары в спину от тех, кто по долгу службы должен играть в твоей команде. Всякое уже бывало в жизни Ники. И уже обманывали ее полицейские и по-крупному, и в мелочах, пытаясь выгородить своих знакомых, родственников, агентов или самих себя. Но чтобы сотрудник полиции утащил с места происшествия по темному убийству нож – это было просто за пределами добра и зла. И если для ответа на вопрос, кто это сделал, надо будет самой забраться за эти пределы, то она готова туда пойти.
Задумчивая Ника приехала на работу. Возле входа в отдел курила Леся Лазарева.
– Привет, ты чего в такую рань приехала? – удивилась она.
– А ты чего так рано? – ответила вопросом на вопрос Ника.
– А я дежурку жду. Поеду в психоневрологический интернат. Там жулик без ножек зарезал потерпевшего без ручек.
– Душераздирающая история, – вздохнула Ника. – А я доработалась до того, что мне ночью стали сниться кони, кусающие меня за задницу.
– Какие у тебя сны интересные! А мне уже давно ничего не снится. Интересно, к чему кони снятся? – оживилась Леся. – Может быть, они снятся к тому, что надо получше присмотреться к хирургу, похожему на лошадку?
– Да хрен с ними, с конями. Ты представляешь, у меня с места происшествия кто-то из ментов нож спер! – решила поделиться с коллегой своими печалями Ника.
– Да ты что?! – Леся от удивления чуть не выронила сигарету. – А кто?
– А вот это большой вопрос. Сама знаешь, что на месте происшествия по убийствам часто трется половина отдела полиции. И нож прибрали еще до моего приезда.
– Жесть, – выдохнула Леся. – Помню, как у меня пару раз эксперт-криминалист до моего приезда додумался вещественные доказательства упаковать, типа, чтобы время сэкономить. Но вроде они уже давно так не чудили. Но чтобы нож стащили, я такого и не припомню.
– Вот-вот, проблема, что сейчас с этим делать. Я пока для себя решила, что буду расследовать дело дальше так, как будто и не было этого ножа. Есть у меня предчувствие, что мы его уже не догоним.
– Да нет, хотелось бы узнать, кто из наших бравых полицейских способен на такие подвиги, – нахмурилась Леся. – Ты хотя бы намекни, кто у нас в списке подозреваемых?
Но тут к отделу подъехала дежурка, и Леся, подхватив следственный чемодан, скрылась на заднем сиденье уазика. Ника помахала ей вслед и поплелась в свой кабинет. От дурацких снов с конями, раннего пробуждения, исчезнувшего ножа и странной сцены с Потешкиным почему-то было тошно. И разогнать тоску и печаль Ника решила старым проверенным способом. Работой.
В кабинете от нерадостных размышлений о том, кто же является крысой на корабле межмуниципального отдела МВД России «Бродский», Нику отвлек звонок полковника Турусова.
– Вот, Ника Станиславовна, вы все жалуетесь, что мы ничего не делаем, – вкрадчиво начал полковник. – А мы, между прочим, вчера получили явки с повинной по убийствам наших фермеров.
– От кого? – удивленно спросила Ника.
– Как от кого, от Чеботкова, конечно. Вчера мои ребята побывали у него в следственном изоляторе, он все им рассказал, как этих фермеров убивал. Сегодня к вам приедет опер Чурилов, привезет явки.
– Странно, Ткачук заходил ко мне вчера вечером, ничего про эти явки не говорил.
– Ну, у Ткачука своей работы много, я лично взялся за это дело, и вот результат, – важно ответил Турусов. – Надо будет вам съездить к Чеботкову, закрепиться.
– Всенепременно съезжу, – ответила Ника.
Она задумчиво встала и прошлась по кабинету. Ехать к Чеботкову действительно надо поскорее: надо понять, что именно заставило его покаяться, при условии что в течение месяца он упорно отрицал свою причастность к убийствам. Мнительной Нике показалось очень странным, что явки с повинной в деле всплыли почти сразу после появления информации о пропавшем с места происшествия ноже.
В следственном изоляторе печальный Чеботков сообщил Нике и адвокату Толстоброву, что действительно посидел, подумал, все осознал и решил покаяться в своих прегрешениях. Что все обстоятельства совершенных им преступлений он изложил в своих явках с повинной, что эти обстоятельства он полностью подтверждает.
– Убивали вы их зачем? – спросила Ника.
– Чтобы деньги у них забрать, у меня были финансовые проблемы.
– Какие именно?
– Долги, – угрюмо ответил ей бородач.
– Кому вы были должны?
– Я не помню.
– Как это вы не помните?
– Не хочу говорить об этом.
– Хорошо, – не стала настаивать Ника. – Завтра мы поедем на места происшествий, и вы все нам покажете, как, кого и где вы убивали.
– Это обязательно? – Чеботков покосился на своего адвоката.
– Вы вправе отказаться, воспользовавшись статьей пятьдесят первой Конституции, но, для того чтобы следствие восприняло ваши явки с повинной всерьез, нам желательно выехать на место. Дело в том, что… – Ника брезгливо помахала листами явок Чеботкова, держа их двумя пальцами, словно ядовитую змею, – ваша с операми писанина пока даже меня особо не убеждает.
– Вы считаете, что я вру, что ли? – обиделся Чеботков. – Да я вам чистую правду написал.
– Покажете все на месте, может, я вам и поверю.
– Да я вам все покажу! Это я их убил! – закричал Чеботков, подскочив со стула.
– Хорошо, завтра покажете, договорились, – кивнула Ника.
Она закончила допрос, попрощалась с Чеботковым и его защитником и решила заглянуть в спецчасть следственного изолятора. Нику очень интересовал один вопрос, кто же навещал Чеботкова накануне написания им явок с повинной.
Получив эту информацию, Ника очень удивилась и крепко призадумалась. Похоже, что человек, забравший нож из сгоревшей фуры, не побрезговал посетить следственный изолятор. Загадка была в том, ради кого он так расстарался.
Ника вернулась в отдел. Войдя в кабинет, она споткнулась о кучу коробок, которые Преображенский всячески старался распихать по комнате.
– Это что еще такое? – поинтересовалась Ника.
– Это архив пропавшего учителя, – пропыхтел из-под своего стола Макс. Он как раз пытался пристроить под стол хотя бы пару коробок. – Он же, оказывается, типа писатель. Дневники, какие-то романы. Непризнанный гений, блин. Его мамаша мне уже раз десять звонила, вопила, что надо срочно забрать у жены эту писанину, пока она ее не издала под своим именем. Я тебе под стол тоже две коробки поставил.
– О боже, – только и смогла сказать Ника. – А огород-то ты осмотрел?
– Да что его смотреть? Весь покрытый снегом, абсолютно весь. Вряд ли жена его кокнула и там закопала. Мне, кстати, их квартирная хозяйка сказала, что учитель действительно часто пропадал где-то по ночам. Жене говорил, что едет к матери, а сам куда-то сваливал. Хозяйка подозревала, что у него баба где-то есть, потому что уж сильно он прихорашивался, когда к матери с ночевкой собирался.
