Дария Олеговна Тарасова
Пустошь 1 (1)
Щекотно-щекотно-щекотно, тающий лед булькнул в горле, ах, что это поднимается из живота такое щекотное-щекотное, ах, ах, ахахахахахахахахаха!
А потом Славеку удалось сесть. И даже завернуться руками-ногами как Айра и «остаться на плаву, а не утонуть как эти слабаки». «Эти слабаки» шевелили время от времен конечностями, будто и правда пытаясь выплыть.
И они долго смеялись. И жгли костер. И пили что-то теплое и колючее. И барханы менялись местами, и они менялись местами. Звезды собирались в созвездия и потрескивали о чем-то своем. А после резко срывались с места и уносились, оставляя тонкие белые полосы. Славек чувствовал, что его лицо тоже расплывается и глаза смотрят на что-то далекое.
Спустя два или три столетия Айра и Славек принялись за рыбалку. Они прицельно выбирали одного на их взгляд самого утонувшего, и закидывали воображаемую удочку. Славек даже чувствовал ее удобную рукоять в своих руках.
Веди-веди, подсекай, – подсказывала ему Айра, и они «вытаскивали на берег» то Половича, то Синего, то одного из тех неназванных в самом начале, например, Лисенка.
«Улов» разговорился. И Славек узнал, как Айра и Плахой дотащили его трясущееся пылающее тело до лагеря и сдали Половичу, который не без причины выполнял функции бригадного врача.
А потом Плахой сварил супчик.
Я когда переживаю, сильно есть хочу, – махал руками кулинар, как будто помогая словам формироваться из потока речи. – А тут твоя змея подвернулась. Я-то змей умею готовить. И плов могу, и рагу там какое – язык проглотишь.
Все согласно покивали, отражая лицом изумительный вкус этих блюд.
Ну это под настроение, – тут же заскромничал Плахой, – если день ясный, если пустота рядом…
… если очередной выход к девчонке хорошенькой вывел… – поддержали откуда-то из-за костра перечисление удачно сложившихся обстоятельств.
Руки Плахого продолжили выводить узор беседы, но слова уперлись в невидимую плотину и похоже начали скапливаться. Вскоре Плахой начал это замечать, но не понимать. Руки зашевелились быстрее, и уже порядочно слов накопилось внутри, напирая друг на друга. Бригада беспомощно переглядывалась. Языки двигались свободно, но в остальном бригада оставалась рыбой на берегу – можно было лишь слегка подрагивать хвостом.
Славек и Айра посмотрели друг на друга – те же рыбы, только вертикально. В горле появился вязкий ком.
Плахого начало колотить. Уже накопившиеся фразы уплотнялись новыми словами, короткими, но громкими и большими. Мелкие вибрации Плахого задевали струны пространства, струны колебались, колыхая воздух, посылая тревожные волны через того, другого, от третьего справа до коротконогого, от тебя до меня, через Айру к Славеку. Испуганные и безмолвные они продолжали накапливать крики и громкие вопросы внутри себя.
Эй, лентяи, отпускники, прохлаждаетесь? – шар невыносимого вакуума, затянувший и рыб и рыбаков в ловушку безмолвия, громоподобно лопнул прямо у Славека над головой. Показалось, что сейчас же все накопленные потоки слов, сломав плотину десятка губ, рванут наружу, заполнят чашку поляны до самой каемочки, вспучатся пузырем.
Но только «ппаа…» вырвалось у Славека, только «пффуу…» вырвалось у Айры. «Шшш», «сссс», «фффф», «ххаааа....», – зашуршало над лагерем. У границы света, отбрасываемого огнем костра, стояла мадам Клик.
После этих тоннелей так жрать охота, – широкорасставленные ноги, руки упираются в бока. – А у нашего повара какая-то лихорадка.
Бэстия, всего только несколько часов назад извлеченная из толщи земли, шатающаяся от собственного бессилия, обезумевшая от проникновения вглубь, теперь стояла на границе света будто только что народилась из пены. Рваная рубаха сменилась белоснежной майкой, способной своими длиной и шириной укрыть пару двуспальных кроватей. Шорты-хаки не скрывали колен, позволяя насладиться изучением их плавно изгибающихся ландшафтов. На ногах были пальцы. Они перебирали песок, будто пытались незаметно от хозяйки установить, куда же она их завела.
Чего расшикались? Совсем запесочились, ребятки, засиделись.
Сил отвечать не находилось. Лопнувший шар примял чувствительность и реакцию. Все затаились, созерцая.
Вспомнили древний обряд поклонения тишине?
Бэстию совершенно не смущало молчание, она не замечала ничего гнетущего, не обращала внимания на примятость своей команды. Наверное, с тех вершин, где зарождались ее мысли, все выглядело слишком мелким.
А вы знаете… – начала Бэстия задушевным голосом сказочника и переступила через Славека – шнурки на короткой штанине чиркнули по лицу, – …а вы знаете, что об этих местах ходит одна легенда… – Бэстия осторожно переступала через тела, двигаясь вокруг костра и что-то высматривая.
Застывшая Бригада застыла еще сильнее от интереса и жутковатости.
…о том, что если ночью в Пустоши… – Бэстия приостановила свой медленный обход около Плахого – …сесть вокруг костра и долго молчать… – тут Бэстия сама присела и, вытянув руку, что-то ловко ухватила из-под совершенно округлившеглазого Плахого.
Степенно выпрямившись, она понюхала находку и приговаривая «ах ты кулинар мой ненаглядный, знала, что можно рассчитывать, не зря брала» и прочие легкохвалимые слова, в несколько глотков выпила из котелка, казавшегося в ее руке пиалой, остатки «змеиного» супа, недоеденного Бригадой.
Мало, а сытно, – удовлетворенно констатировала Бэстия.
Сполоснув пустой котелок кипятком из чайника, деловито попила из носика.
Лады, ребятки, не раскисаем, мы близки к цели, а вы устроили тут похоронщину. Соберитесь, может быть, это главная Пустота в вашей жизни. Ух, да мы на такую жилу нарвались, сами сегодня почувствовали как раскачало. Завтра за нее и возьмемся, – Бэстия приблизилась к границе света костра и шагнула за нее в тень подкравшегося бархана. И уже оттуда спросила, – вопросы есть?
Славек поднял руку, расправил ладонь и направил в сторону Бэстии как антенну:
А что будет если сесть вокруг костра и молчать?
В камень превратишься! – захохотала из темноты великанша-руководитель и, потешаясь, понеслась прочь.
Что же произошло? Они застыли, испуганные Бэстией. Онемели руки и языки, только электричество в голове освещало работу мысли.
И тогда Славек встал. Все с удивлением посмотрели на его ноги, ибо забыли, для чего на самом деле служат эти два мерно шевелящихся отростка. Многим захотелось испытать подобное, и отряд прямостоящих пополнился. Они не знали, для чего встали, некоторые даже сели или легли на прежние места. Айра сама предприняла две или три неудачных попытки. Непросто было распутаться из приобретенной за полночи формы.
И тогда Славек явил им следующее чудо – он протянул Айре руку, и тут обнаружилось, что он не единственный обладатель этих смешных подвижных крючков.
Плоскость восприятия расширилась, сверху в поле зрения попало множество всего интересного. И захотелось посмотреть поближе. Вот там такое большое темное колышется это что? Да оно не одно! Друг за другом, ты за меня, я за Лисенка, Лисенок за Половичем, Полович за Синим, Синий за Плахим, что это что это что что что?
Что-что, это – палатка, это – стол, это – повар, давайте поговорим с ним завтра. Они объясняли друг другу окружающее, передавали объяснение отстающим, отстающие передавали обратно удивление и жажду познания, толкая объясняющих к дальнейшим исследованиям рейсшин, лестниц, кубов-анализаторов, мирно спящих шестиместных шатров и загадочных мелких искр, рассекающих ночь при резких поворотах головы. Непознанное ждало опознания.
Лагерь спал.
Сегодня он должен проникнуть. Только шаг из-за бархана, и он снова на их территории. Но уже не как тайный лазутчик, этой ночью он – вершитель.
Лагерь спал. И он проник. Ногу в колене, руку в локте, голову в плечи. Выпрямить, повторить. Пустить слезы, помотать языком. Будущему правителю человечества нельзя упускать ни одного…
Свист резко упал, успев все же сложиться в позу невидимости. В спящем лагере в воздухе летали искры. Темнота – всполох – темнота. Всполох! Темнота…
Первое впечатление самое верное. Бэстия, Огненное порождение апокалипсиса! Да он просто сгорит, только приступив к выполнению плана! Подумать, надо подумать. Семь, пятнадцать, тридцать восемь. Чернея в горящем кусте Жаркой пещеры, что кричала его бабка припадающему в беге на больное колено Моряку?
Водаааа!
Но обоженный ей Моряк предпочел бег, а не поиски и спасение. Бабка кричала «вода», это значит вода должна победить огонь.
Нужна вода. В Пустоши ничего, кроме озера, не состояло из воды. Ночь сегодня длинная, он успеет.
Надежно обклеенный изнутри от посягательств чужих мыслей колпак прекрасно работал и в другую сторону. Проклятья спутанных мыслей не проникали внутрь, а вода не проникала наружу. Лучший выбор головного убора! Свист оценил объем – придется тушить экономно. Стоит поторопиться – порождение преисподней могло сгореть раньше времени.
Поторопиться следовало прямо сейчас, но Свист медлил. Во-первых, Пустошь ночью – не самое светлое место, хотя под парочкой барханов притаился еще вчерашний полдень, который, впрочем, вчера и освещал. Во-вторых, озеро любило пошутить, исчезая и возникая в песках без закономерностей и правил.
На удачу озеру нравился лагерь, и оно кружило вокруг по небольшому радиусу. Не ослабевая глазного внимания, Свист пятился боком и прислушивался к плеску. С пятки на носок, с пятки на носок, бедро, плечо, такая последовательность расколет любого подкравшегося черта.
Пятка на ступню, бедро в живот, плечом прямо в нос. Черт как и положено зашипел, защелкал, завалился под натиском ученых знаний, зашарил лапищами, захрустел суставами.
Но, видимо, и чертей готовили к встрече со Свистом. Из-под сведенных за ушами локтей Свист расслышал жуткие заклинания. Он знал, что ни в коем случае нельзя прислушиваться, разбирать на предложения, предложения на слова, определять деепричастные обороты, оценивать художественную насыщенность и сочность метафор. Но это были не заклинания, а отборная брань, поносившая его самого, его предков и даже тех, кто только раз случайно встретился с ним глазами между двумя моргающими взмахами.
Древняя брань! Такую, пожалуй, он видел только в бабкином сборнике, да слышал от самой бабки в случае особо испорченных экспериментов. Но книга не может говорить, а бабка сгорела. Да, кажется, не только «водаа!» кричала бабка вслед внезапно проворному…
… Моряку! Свист опустил локти и, поддавшись пришедшим из глубины эмоциям, хорошенько пнул старую развалину. Нога ушла куда-то в мягкое, и Свист отдернул ее, побоявшись завязнуть. Тщательно составляя списки людей, которых стоило брать в новый постапокалиптический мир, на Моряке Свист колебался. Рука зависала то над левым, то над правым столбиком, и ни на что не решившись, заносила в отдельную, третью колонку. Моряк пережил предыдущий апокалипсис, возможно, его инстинкты могли помочь и в этот раз. Но недаром большинство калиток подпиралось, а воздух в поселении морщился при шаркающе-скрипящих звуках его появления. Это не были личные обиды, ведь чтобы обидеться, надо иметь хотя бы слабую коммуникацию. Она же была на нуле. Многие поселенцы даже не знали, что он есть. Пока пятнадцать лет назад он снова не появился. А с ним и внезапное желание запереться и сузить свое внимание.
Бабка Свиста ради развлечения изучала это феномен, и кажется, поплатилась именно за свое любопытство. Может, ей также следовало держаться от него подальше.
И Свист почувствовал это накатившее удушение, эти занывшие мизинцы, гирю в поджелудочной и сложил локти за ушами, ступая с пятки на носок. Теперь, кажется, каждая морщинка этой раковины отпечаталась на его боку. А Свист здесь сегодня, чтобы покорять. Бэстию морщинами навряд ли покоришь.
Пока Свист размышлял, хруст суставов замолк. Может быть, проблема с третьей колонкой решилась сама собой? Свист прислушался к себе – удушение не прошло, значит, жизнь еще поддерживает форму Моряка.
– Ты чего здесь околачиваешься?
Моряк захрипел, как бы разгоняя свой речевой аппарат, забитый пылью и залетевшей мошкарой.
Х-х-х-х, грруэ, ткхот-ткхот…
Свист понял, что это подготовка к новой порции брани. Ладно, он послушает еще разок, всколыхнет омут сентиментальной памяти. А после пошлет этот реликт рыскать в другом месте, его план не должен сорваться.
Кхо… они не пришла, она не пришла, моя нежная водная лилия… я ждал, но озеро только сушит меня, Мари обжигает…
Озеро? Ты оттуда? Оно где? – невозможно, но кажется, он не зря врезался в этот недопрах.
Но Моряк только бормотал бессвязно, растеряв с разумом всю язвительность.
… только сушит, а она не пришла… она должна быть здесь, и я пришел… я ее найду, моя капля росы…
Пара несложных фактов сложилась в голове Свиста. Да этот вековой влюбленный сейчас, через десяток шагов, начнет рушить весь четкий план спасения. Попробуй проникнуть незамеченным после такого хрипяще-сопящего вторжения. Да он весь лагерь своим «кгхааа!» поднимет.
Кто там у него цветочек-лепесточек? Кого он ищет? Только один бутон заставил его притащиться в поселение спустя пару жизненных циклов. Мари, конечно, Мари. Полоумный старикан.
Ее нет здесь, иди в поселение! – а чтобы ускорить исчезновение, добавил, – она ждет тебя там.
Каждая мурашка встала колом на коже Свиста от эмоций Моряка и опадала постепенно по мере удаления источника.
Моя грозовая тучка.... мой кубик льда… – невразумительная речь затихала в темноте.
Наконец, источник удалился. Зачем он только приполз сюда, дряхлый развратник. Отчего апокалипсисы так щадили его? Все-таки стоит занести его в список недостойных, вдруг он сохранит свой разум (если он у него еще остался) и начнет претендовать на место спасителя? Тьфу-тьфу на такие мысли и притоп, и резкий прыжок вправо, резкий прыжок влево. Шлеп!
Шелковые гамаши полностью промокли в разыскиваемой воде. Озеро само нашло Свиста и незаметно подползло. И теперь мелко рябилось, словно радуясь то ли встрече, то ли удачной шутке.
Пррроделки. Ладонь на колено, ступню на локоть, уже второй раз за полчаса что-то незаметно подползает к нему. Где его внимательность и расчет? Возможно, он уже проклят и все пропало? И даже эти мысли – тоже часть проклятия, чтобы он разуверился в себе и все бросил? Ни за что! Баам! Кулаком прямо в ухо! Бааам! Во второе! Он вооружен знаниями и интуицией. Он знает как защититься от порчи духа и чувствует, когда это необходимо. Уши звенели – это была мощная защита, такую не просто разрушить.
Свист зачерпнул колпаком воду и шагнул за бархан к всполохам.
Из дыры в песке поднимался плотный лиловый поток. Бэстия отчетливо его видела. Она всегда знала, что этот поток есть, но увидела его только сейчас. Также она знала, что в туннеле он темнел, становясь сначала светло-фиолетовым, после черничным, и практически чернел у своего истока. Память мельтешела в голове, сливаясь в сплошной белый шум, создавая ровный фон для восприятия лилового потока.
Бэстия обходила его уже сотый раз, на каждом витке приближаясь на крохотный миллиметр. Ровный фон памяти состоял из мысли, что она не должна этого делать, вернее должна, именно к этому потоку она и приближалась все годы и все туннели, но не сейчас и не так.
Попугав разлегшуюся Бригаду самовыдуманными легендами и подкрепившись супчиком, Бэстия рассчитывала поработать над планами новых туннелей у себя в шатре, а после все же вызвать к себе Нэл на замену пропавшего Марселя. Она знала свои потребности, для хорошего самочувствия ей требовалось регулярное расслабление. И речь не только о массаже. В конце концов, она всегда рассматривала Нэл как запасной крайний вариант.
Первыми начали пальцы ног. Они поднимались, опускались, гуляли из стороны в сторону, мешая сосредоточится. Потом к ним присоединились колени, дрожа своей чашечкой. Бедра напрягались, каменели, застывали на секунду-другую и превращались в мятное желе, чтобы снова закаменеть. Когда все в тазу ниже пупка превратилось в жидкий суп, а в четырнадцатом позвонке начала разгораться ярко-синяя звезда, Бэстия расшвыряла все бумаги и избавилась от ботинок и носков. Подошвы ног немедленно запросили песок. Теплый, шелестящий.
Песок в изобилии покрывал Пустошь, но совершенно отсутствовал в шатре. Обыскав пляшущие стены, Бэстия нашла выход и выпустила ступни на волю. Одиночные мысли складывались в ровный фон. Что-то балагурило на границе сознания, и Бэстия старалась держаться на этой границе, обходя балагурящих. Ей казалось, что ее могут испугаться.
Внутри дрожал прозрачный студень. Ей нужно спуститься в туннель. Прямо сейчас. Но каждый встреченный темный проем отталкивал – не сюда. Она подходила к самому краю, раскачивалась, прислушиваясь, и продолжала поиски. Стоять на одном месте ей не удавалось.
И снова в путь, от проема, к проему, здесь она уже была? Пустоты звали ее, они были буквально у нее под ногами, они были и дальше, под песками Пустоши скрывались шикарные пустоты, не заполненные ничем, кроме своего звучания.
В средний палец на левой руке ударила холодная маленькая искорка, ниточкой потянулась по предплечью, плечу, ближе к сердцу. Где это было, когда это было, с кем это было? Кажется, со мной, кажется несколько дней назад, кажется в самом дальнем туннеле, в том, на входе которого она собственноручно поставила заранее подготовленную табличку с предостерегающим черепом. Никаких разработок в том направлении. Потому что это самый наикратчайший путь. Парадный вход. Невидимой волной прямо в лоб. А после тебя уже нет. Есть только волна и звучание волны, в которое добавились новая нотка уже не твоей жизни.
Бригада не знала, но они всегда искали самый длинный, самый обходной туннель, чтобы зайти со спины, встать у истока. Знала только Бэстия, не раз жестко отказывая даже самым талантливым работникам в разработке маршрута. Не раз наказывала Синего грязными хозяйственными работами, чтобы отбить привычку бросать кирку и в упоении закапываться в землю в стремлении быть поглощенным пустотой. Не для того она набирала Бригаду, не для того двенадцать лет двигалась к Пустоши.
В средний палец на левой руке ударила холодная маленькая искорка, потянулась по предплечью, плечу, ближе к сердцу. Холодная маленькая лиловая искорка.
Бэстия сужала круги.
Очертания лагеря, наконец, стали ясны. Это палатка, это стол, это повар – мы поговорим с ним завтра. Это мелкие искры в глазах при резких поворотах головы. Они выяснили, что искры появляются только до определенной скорости и в зависимости от нее даже меняют свой цвет. Некоторое время все развлекались, мотали головой из стороны в сторону и закручивались на месте, пытаясь добиться новых невероятных оттенков. Они уже здорово научились держаться на ногах, не запинаясь и не путаясь в собственных конечностях. Они даже перестали поддерживать друг друга и осмелились разжать крепкую хватку рук. Все и так чувствовали неразрывную связь.
Только Славек не отпускал руку Айры. Ему казалось, что без этого теплого крепкого рукопожатия, его унесет в далекое небо Пустоши, где он затеряется среди пропадающих со светом звезд. Его и так уносило, Славек опускал глаза, чтобы проверить, держит ли его еще Айра.
Айра держала. То отходя присмотреться к особо интересному предмету, то прижимаясь от впечатления после увиденного. И Славек то уменьшался до крохотной бесполезной песчинки, то вырастал до значительного бархана. Чем дальше, тем меньше, чем ближе, тем больше. Теперь он никогда не покинет Бригаду и будет держать Айру за руку. И ему больше ничего не нужно. Славек торжествующе забалаболил в воздух. Бригада радостно вторила ему. АйЯбАлабАлайЯаппу!
И захотелось куда-то бежать, подпрыгивая на ходу, и сделать что-нибудь такое, отчего все станут еще счастливее и ближе. И попрощаться с Пустошью, ведь теперь он часть Бригады, скоро они пойдут в дальние земли, и возможно, он сюда никогда больше не вернется.
Славек заметил на песке темные следы. Притянув к себе Айру, он присел и потрогал их. Следы были мокрые. Айра присела рядом. Глаза у нее загорелись. Она первая сообразила, что все это значит.
Славечек, кто-то пришел в лагерь прямо из озера!
Сработала неведомая логика, и они поняли, что озеро свободно, и раз кто-то пришел в лагерь из озера, то почему бы им не пойти из лагеря на озеро, раз там никого нет.
Слово «озеро» прозвучало торжественным гимном. Какие еще ощущения подарит им его многообещающие глубины и легкая рябь поверхности? Бригада выстроилась по парам за прочным соединением Славек-Айра, и покинула лагерь по мокрым следам в поисках блуждающей воды.
Свист крался. В лагере завывало, гомонило, вспыхивало. Предвестники апокалипсиса совершали один из своих жутких обрядов. Зато они были заняты и не мешались под ногами. Да и обряды ему не страшны, от такой ерунды он давно защитился скрещенными пальцами ног и языком трубочкой. Он знал, куда идет.
Наверное, обряд был из рядовых, повседневных, так как предвестники гомонили сами по себе, без своей предводительницы-великанши. Вот что значит четко разработанный план, когда ему подчиняешься не только ты, но и окружающая тебя реальность. План диктовал встречу тет-а-тет, приемчики из бабкиной книги не работали на аудиторию.
Наилучший вариант – застать ее в шатре, отходящей ко сну. Стоило для верности записать это в альбом планов, чтобы заматериализовать. Но и его кристальная память ничуть не хуже хрустких листов в твердой бархатной обложке.
Застыв у стенки шатра, Свист осознал, что составить план и исполнить его представляют собой достаточно полярные вещи. В первом случае лучше сидеть и думать, а во втором совершать движения и вступать в коммуникацию. Он мог объяснить это себе, но не мог представить.
Четкий план поплыл куда-то. Между позвоночником и кадыком рос пузырь. Не растерять ценные крупицы последовательности, что за чем? «Убежать со всех ног», нет, этим пунктом нельзя начинать, иначе все последующие теряют смысл. «Привести себя в соблазнительный вид». Да-да, кажется, похоже на начало.
Свист снял мантию, расстегнул и снял жесткий воротничок. Остался в трико и подсыхающих гамашах. Живот его чуть подокруглился от принятой пищи. Что ж, это неплохо, это признак хорошей жизни, признак знатока удовольствий.
Свист причесал брови, сформировал лицо. Складочка высших мыслей на лбу, выступающий подбородок волевых усилий. Его упражнения по бабкиной книги на валуне и подушках не пройдут даром.
Огорчен беспокоить Вас в столь поздний час… – Свист приоткрыл полог шатра и обнаружил, что огорчать некого. Зажженная лампа освещала разлетевшиеся бумаги и громадные башмаки. Легкий фланелевый носок, который при желании Свист смог бы использовать как шапочку, указывал на выход. Бэстия ушла отсюда, и настроение ее было не из ровных. Либо большая радость, либо большой гнев стал причиной этого бардака.
Складочка разгладилась, подбородок вдвинулся обратно. Производить впечатление на башмаки не требовалось. Производить впечатление требовалось на хозяйку башмаков, которая пребывала вне их. И вне шатра. И возможно, вне лагеря. И, судя по разрушительному беспорядку, вне себя.
Четкий план тотально провалился. Спасение невозможно. Будущее жизни поселения предрешено.
Сегодня Бригада вытащила ее. Выдернули руки из стенки туннеля, вынули ком земли изо рта. А ведь кончики пальцев и языка, преобразившись в капли лилового дыма, уже втягивались в общий лиловый поток.
Видимо, они напрасно старались. Бэстия приоткрыла рот. Только один поцелуй, одно объятие, она не может больше сопротивляться. Копать, но не выкапывать, останавливаться за мгновение до, слышать зов волны, но не становится ей. Вся ее воля превратилась в каплю дыма, кисти рук проникли в извергающийся поток, исчезли…
Шипение и брызги! Вместо полного растворения, Бэстия почувствовала материальность своего тела. Особенно лица и груди, которые внезапно остыли на фоне других пылающих частей. Пальцы тоже были на месте, и она отерла лицо от воды.
Огорчен беспокоить Вас в столь поздний час, – услышала Бэстия позади.
Свист был очень доволен, что колпак воды все же пригодился. Он так и знал, что это Огненное порождение может сгореть раньше времени. Строгая цепочка плана выстроилась перед мысленным взором. Лицо приведено в нужные пропорции, мантия отброшена. Пока Бэстия понимала, куда делось почти затянувшее ее лиловое звучание пустот, Свист пытался дотянуться до ее талии, чтобы властно положить на нее ладонь.
Встав на цыпочки, Свист нащупал колено.
Если быть сексуальной – преступление, то ты однозначно виновна!
Чтоо? – как обычно в первые минуты после обрыва связи, Бэстия не чувствовала благодарности к спасителю.
Вы красивы как звезда! Только звезды красивы ночью, а Вы прекрасны и днем.
Бэстия, наконец, различила в темноте, кто является источников словесного бреда. Это был тот крошечный малахольный из местных, который зачем-то напрашивался к ней в работники, а после сгинул.
Свист перебирал в уме заученные фразы и шарил по коленке.
Что имеет 142 зуба и еле сдерживает…
Бесконечная рука протянулась к нему из темного поднебесья и обволокла затылок.
«Сработало», – подумал Свист, – «сработала чертова бабулина магия!». Теперь, не убирая подбородок, нужно смягчить линию губ, деля напополам волю и соглашающуюся слабость.
Рука начала возвращаться в поднебесье. С поднятых в воздух пяток посыпался налипший песок. Не смотреть в глаза, не смотреть в глаза.
Он… послал… тебя… за мной? – мятное дыхание окутало облаком. Бэстия складывала слова в смыслы.
На лбу горел отпечаток перстня чернобородого Царя Апокалипсиса. Кажется, поцелуя не будет. Свист потер горящий след.
Веди… меня, – Бэстия встряхнула жалкое тельце, – веди… меня… к нему.
Кажется, поцелуя не будет. И объятий, если не считать сжимание головы за объятие. И всего остального, того, о чем картинки в запретной книжке. План стремился к цели своего создания без участия создателя!
Если, конечно, у него не треснет голова. Колпак внутри был еще мокроват, зато приятно охлаждал. Свист натянул его поглубже, чтобы скрыть оставленный знак, который вводил Бэстию в транс не хуже пропавшего лилового потока.
Привычное звякание бубенцов укрепляло силу духа почти как прыжки, недоступные сейчас ввиду болтания в воздухе.
Пойдем, тут не далеко.
Мантия переброшена через плечо (некогда, некогда отвлекаться), босоногая женщина рядом (главная предвестница у него в психологическом плену), раны следов мгновенно затягивались равнодушным песком, барханы росли вокруг лагеря в неспешном порядке, озеро снова отправилось в путь, тепло и ветер перемешивались в столбы плотного воздуха, Пустошь не следила за происходящим.
Глава 189.
Надвигается. Пространство сморщилось. Песчинка жмется к песчинке, ломая твердые грани кристалических решеток. Видно: песчинка посередине – это длинная желтая палочка, справа сдавленная осколком бледно-лиловой раковины, слева подпертая белым матовым шариком с выбоинкой от прошлых встреч.
Ффырр – разлетелись в стороны, сменились следующими персонажами. Вовсе невиданная зеленоватая загогулина обнимает темно-коричневый, почти черный прямоугольник. Ффырр, ффырр, ффырр – бури дыхания преображали калейдоскоп песка перед лицом.
Почему перед моим лицом песок? Почему лицо мое перед песком? А где кровать и почему так радостно? Будто перед сном получил большой подарок и теперь весь сегодняшний день с самого утра будет этому подарку посвящен. И дальше еще много дней, но этот – первый.
Хорошо, что в Пустоши тепло, а то бы мы все замерзли.
А кто мы?
Ааа, мы – это все те, кто бродил остаток ночи между гуляющих барханов в поисках блуждающего озера. Кто строил догадки одна верней другой об устройстве вселенной и о том, почему на ноге спереди носок, а сзади пятка. Те, кто изрыл все вокруг себя неглубокими ямками, прислушиваясь к эху пустот. И те, чьи последние силы отняло совершенство рассвета прямо на берегу ласково подкатывающей воды.
Пузырьки скопились в районе макушки и потянули всю крепящуюся к ним конструкцию вверх. Айра села и попыталась привычно сложить ноги. Мгновенно пузырьки ринулись в кончики пальцев, будоража припоминания. Нет-нет-нет. Можно просто полежать на животе, подпирая заинтересованную голову кулаками.
Повторяя круг озера, с опущенными в воду ступнями, подпирали руками диагональ тела ее закадычные сослуживцы. Квадратный Синий, треугольный Полович, усеченный конус Плахого. Неопределившаяся геометрия Славека вписывалась в общие грани. Славек щедро делился своими мыслями, показывая то на озеро, то себе на лоб. Искатели пустот добродушно кивали.
Айра тоже добродушно покивала, хотя не слышала разговор. Мгновенно Славек оказался перед ней.
Айра, ребята сказали, что вы возьмете меня в Бригаду. Что они научат меня слушать пустоты. А я возьму у мамы семян, буду петрушку выращивать, я умею, нужно только немного земли, песка, металлическое ведро и иногда вода…
Девушка все еще лежала на животе. Славек стоял перед ней на получетвереньках, заглядывая в глаза. Вся Бригада сказала «да», но Славек ждал, что скажет Айра.
Лышть эстоты…, – первые слова после сна бываю трудноразличимы из-за недостаточной громкости и четкости.
Славек совсем припал к песку. Что?
Айра пошевелила челюстью, пожевала язык.
СлЫшать пустоты, мы научим тебя слЫшать пустоты, – и она потянула Славека за ухо.
Она там, куда он идет. Кажется, каждый шаг последний. Но последний будет лишь у ее ног, у подножия ее красоты. У самого источника ее свежести. Все трещинки на его оболочке, на его оболочках телесной и душевной затянутся от одной капли ее взгляда, от одного прикосновения прохладных ладоней на ранах его памяти. Он хотел сгореть от пламени, но теперь он хочет только утонуть. Пусть ее поток смоет его.
Моряк, мечтая о ливне, не замечал полуденной жары. В конце дороги виднелось поселение.
Рыба была почти готова. Она лежала в соли и травах как подводная принцесса в день помолвки. Только без кишок.
При правильной засолке, озерный омуль может храниться несколько дней. Безбилетник Джонни любил похвастать своими знаниями о дирижабле.
Буфета там нет. Сто плихватил, то и зуй. Взял сталый сухаль – зуй сталый сухаль, взял свиную нозку – сама понимаес.
Изабелль решила взять соленного омуля, маринованные клубни и кувшин холодного чая. Славек любил омуля, и недолюбливал клубни, всегда оставляя больше половины на тарелке. Изабелль представляла, как он будет отрезать себе кусочки, машинально засовывать в рот и завороженно глядеть вниз и по сторонам. И смешно отнекиваться от клубней, а Изабелль будет убеждать его в их питательной ценности для организма в его возрасте. А потом они начнут отпивать прямо из кувшина, потому что Изабелль забыла взять стаканы, и радостно тормошить друг друга и указывать пальцами – «посмотри, вот там такое!»