Дарина Грот
Александра
Внезапно они оба оказались в родительской кровати коварно огромных размеров. Артем совсем ничего не понимал, что происходит вокруг него и с ним собственно. Он не мог оторваться от девушки ни физически, ни морально. Он почувствовал как тает в поцелуе. Во взрослом поцелуе, предвещающем столько всего прекрасного, необетованного и многообещающего. Его ладони, вцепившиеся невидимыми маленькими крючками в осиную талию девушки становились теплыми. Да! Ее тело однозначно становилось теплее, а потом и вовсе горячее. Блаженство интимной близости сносило ему голову, убивая по клеточке разум. Ему становилось все горячее. Капельки обильного пота проступили по всему телу.
– Мой огонь нужно кормить, – прошептала Саша в порыве немилосердной страсти, – покорми его! – она обхватила его бедра ногами, крепко прижимая к себе его разгорячившееся тело. Артем, без ума от наслаждения и небывалой отдачи девушки, не сразу понял, что его тело уже практически горело, настолько сильно ему было жарко. Он даже не мог осознать на самом ли деле такое ранее холодное и вроде бы бесчувственное тело Саши может давать столько жара.
Саша стояла в дверях в спальне родителей Артема и смотрела как парень, поглощённый чем-то, может кем-то невидимым, отдается своей страсти. Как невидимый огонь покрывает его кожу пузырями и волдырями, покраснениями. Тут же пузыри лопались, истекали кровью и жидкостью белого цвета. Вскоре на теле молодого человека не осталось ни одного целого куска кожи. Его многообещающие движения становились все тише, спокойнее, а затем и вовсе остановились. Глаза застыли в паническом экстазе. Зрачки медленно сужались, пока не замерли на мертвой точке на потолке.
Вечером Саша возвращалась в поселок, отрешенная и расстроенная. То, что она сделала, оставило отпечаток на сердце. Чувство вины? Что это? Позади девушки двигалась черная тень огромной собаки, невидимая миру.
Саша была задумчива, шла не обращая внимания ни на что. Мир вокруг словно прекратил свое существование, исчезнув за секунду и утащив с собой любую жизнь или даже намек на нее в неизвестное небытие.
– Эй ты! – раздался возглас чуть правее девушки. Саша молча шла дальше, ничего не слыша, изучая свое внутренне состояние и расцветший букет мыслей. – Слышишь! – не унимался голос. – Ведьма чертова!
Саша, наконец, услышав какой-то звук, остановилась и повернулась в сторону шума. По правой стороне дороги, по которой шла Саша, стоял парень. То был ее сосед. Их дома стояли через 4 друг от друга. Саша видела его много раз в компании друзей, шатающегося по ночному поселку, громко разговаривая, хохоча и распивая самогон, купленный у деда Толи. Не раз он пытался цеплять Сашу, едва стоило им пересечься на улице, но девушка редко слышала его. Она практически на постоянной основе пребывала в своем собственном мире, из которого реальности было сложно вытащить ее. Но в тот поздний вечер Саша услышала сторонний оклик и остановилась. Нахмурившись она пристально смотрела на молодого человека, буквально пожирая его своими черными бездонными глазами.
Саша не заметила, что сзади нее улица освещается ярким дальним светом, который вышвыривали из себя фары стоявшего за спиной автомобиля.
– Че так смотришь? – задирался парень, сделав пару шагов навстречу к девушке. Позади послышалась нарастающая музыка, раздающаяся из открывающихся двери машины.
– Серый, это ты про нее рассказывал? – громко спросил другой мужской голос. Саша никак не реагировала ни на соседа, ни на появившихся троих парней из машины, ни на фары освещающие ее ноги. Для нее мир все еще был где-то потерян, старательно пытаясь хоть на дюйм вынырнуть перед застывшими глазами девушки.
– Ага, – кивнул Сергей, уже практически стоя около Саши. – Че? – спросил он со злобной ухмылкой девушку. Саша ничего не отвечала.
– Она немая что ль? – раздался еще один мужской голос чуть ли не возле уха девушки. – Алле, гараж!
Саша медленно, с трудом оторвав невыносимо тяжёлый взгляд от Сережи, перевела его на парня, разговаривающегося с ней.
– О, черт! – выругался он и от неожиданности даже сделал шаг назад, узрев невероятную черноту глаз девушки, ее фарфоровую, мертвенно-бледную кожу, нездоровую худобу лица, чуть скрытого за длинными черными волосами. – Ты не говорил, что она такая страшная.
– Да че ты на ее рожу смотришь! – возмутился Сережа, – смотри ниже. Эта сумасшедшая ни раз рассекала по улице голая! Уж поверь, сиськи у нее что надо! Да и задница тоже!
Парни злобно рассмеялись и Сашу окутал невозможный запах алкоголя и сигаретного табака. Но она даже не шевельнулась, изучая лицо друга Сергея.
– Эй, чокнутая, поехали с нами, покатаемся? – предложил он.
– Можешь не спрашивать ее, – Сергей тут же подал голос, крепко схватив Сашу за запястье. – Дерьмо! – тут же выругался он и чуть было не разжал пыльцы. – Холодная как трупчатина!
– Эй! – снова позвал ее молодой человек. – Ну как? Едешь с нами?
– Едет, – решил за нее Сережа.
– Может, ну ее на хрен? – спросил парень, стоявший чуть поодаль. – Проблем потом не оберемся из-за этой чокнутой суки.
– Зассал что ль, Тарас? – злобного усмехнулся Сергей, еще сильнее стиснув запястье девушки. – Садись за руль. Пошли. – Скомандовал он и потащил Сашу за руку к машине.
Все быстро уселись, проворно захлопнув за собой двери. Машина резко тронулась и помчалась вглубь поселка. Краем глаза Саша заметила как в доме, около которого она повстречала недружелюбную компанию, в окна смотрела бабка Нина, периодически крестилась. И едва Саша оказалась на заднем сиденье машины, прозрачная тюль задернулась, как будто глаза, скрытые за ней, ничего необычного не видели.
– Куда едем-то? – спросил Тарас, когда машина проехала практически весь поселок.
– Прямо. Там за последним домом будет дорога чуть левее. Держись ее.
– Куда она ведет? – спросил парень, сидящий от Саши справа.
– В лес. В густой, страшный, мать его, лес! – рассмеялся Сережа и хлопнул Сашу по колену, крепко сжав ее бедро. – Слышишь, сука, в лес! Ты же вечно шляешься по лесам голой. Сегодня нет желания пошляться?
Саша ничего не отвечала. Она сидела, зажатая между парнями с совершенной невозмутимостью и удивительным спокойствием, смотрела как костлявая рука, горячая и сильная, лапает ее ногу, сжимая мышцы до синяков на коже.
– Как тебя зовут? – спросил Тарас, бросив беглый взгляд в зеркало заднего вида. На секунду он даже вздрогнул. В отражение между Серегой и Лехой, сидело словно приведение.
– На светские беседы потянуло? – Леха спросил друга и приобнял Сашу, рассматривая ее застывший профиль. – Серый, она точно не немая?
– Да точно те говорю! – Сережа снова сжал бедро девушки с силой, дабы заставить ее издать хоть один звук. Но Саша молчала.
– Просто интересно, как девку-то зовут. – Буркнул Тарас и бросил косой взгляд на сидящего рядом Стаса. Из них из всех Стас был самым молчаливым. Он долгое время молча пялился на девушку на улице, а теперь смотрел как проселочная дорога превращается все в менее объезженную дорожку, скрываясь под машиной. Казалось, что ему вообще было плевать, что происходит в тот момент и так же ему было наплевать на то, что будет происходить и с кем. Он умеренными глотками пил самогон, запивая его соком. Затем передал бутылку Тарасу.
– Сука ее зовут. Сегодня к ней так будем обращаться! – Сергей наконец перестал сжимать ногу девушки, еще раз сильно хлопнув ее по колену.
Ночь укрыла природу. Лес спал, в то время как проснулись хищники. Ухали совы, бегали ежики. Сверчки стрекотали вовсю, словно старались перекричать друг друга. Листья на деверьях застыли, трава покрылась росой.
– Ты точно уверен? – спросил Тарас, глядя как Серега и Леха стаскивают кофту с Саши.
– Успокоишься ты, нет? – рыкнул на него Леха.
– Посмотри на нее, она даже не сопротивляется.
– Нам же лучше, геморроя меньше! – Серега с силой дернул за штаны, оторвав пуговицу.
– Ну она ж больная, пацаны! – Тарас пытался аргументировать свое нежелание надругаться над девушкой. – Это то же самое, что инвалида изнасиловать! А потом эта сука заявит на нас.
– Не заявит, – Серега схватил Сашу за волосы и посмотрел ей в глаза. – Ее весь поселок ненавидит. Все знают, что она ведьма! Что своими проклятьями убивает людей. Если мы ее тут трахнем, а потом еще и на лоскуты порежем, нам только спасибо скажут. Да, сучка? – Серега пялился в глаза девушки. Внезапно он замер, не в силах отвести взгляда от лица Саши. Она сама стянула с себя штаны, не прерывая зрительного контакта, прижалась к Сереге, холодными безжизненными руками стягивая с него штаны и трусы. Парень все еще держал ее за волосы, не в состоянии ни шевельнуться, ни сказать ни слова. Крепко обнимая его, Саша опустилась с ним на траву, в холодную росу и уселась сверху на парня, который единственное, что смог сделать, так это наконец разжать пальцы и отпустить волосы девушки. Ему стало так хорошо и тепло, что он терял контроль над своим телом, жадно впиваясь пальцами в нежную кожу девушки. Чем быстрее двигалась Саша, восседая на парне словно на императорском троне, тем быстрее учащался сердечный ритм Сергея. Чем глубже дышала Саша, тем поверхностнее становилось дыхание Сергея…
– Серег, ты че? – осторожно спросил Тарас друга, застывшего около девушки. Тот ничего не ответил, продолжая стоять как каменный идол, высеченный много веков назад.
– Эй, Серый! – Леха тоже заметил неладное. Саша же не обращала ни на что внимания, лишь пронзала застекляневшие глаза Сергея своими черными глазищами. На ее тонких фиолетово-синих губах растягивалась едва заметная улыбка. Позади девушки промелькнула тень какого-то животного. Но никто из парней не заметил ее, поскольку все были поглощены необъяснимым стопором Сергея.
– Серега! – снова позвал Леха и сделал шаг к своему другу. Он дотронулся до его плеча и Серега словно старая, кривая кукла на кривой подставке, не сгибаясь и не шевелясь упал на землю. Волосы Саши, как жуткие черные змеи скользнули сквозь его окаменевшие пальцы, словно они самостоятельно выбрались из западни, ударившись об обнаженное плечо девушки, рассыпались густым черным шелком вниз.
– Серый! Серый! – тут же подскочил Тарас к парню, пытаясь поднять его. Но он не мог. Казалось, что Сергей весит как пассажирский самолет до верху забитый людьми и багажом. К тому же он совсем не гнулся. Ни одну из его конечностей невозможно было согнуть. Даже пальцы и те застыли в том состоянии, словно все еще держали волосы Саши.
– Серега, вставай! Ты че?! – парни бегали вокруг замертво упавшего Сергея, пытаясь поднять его и один лишь Стас сидел на трухлявом пеньке и спешно попивал самогон, краем глаза наблюдая за тем, что творится вокруг.
– Ты что с ним сделала? – заорал Леха и схватил Сашу за плечи, сильно тряхнув ее. – Че сделала? А?!
– Ночью бродить по лесам, – тихо, медленно, как бы распевая, сказала Саша, – похоть животная и лжевластие велело вам. Тщеславие вы свое позабавить хотели, совершить самосуд вам идея пришла. Первый упал, захлебнувшись иллюзией в собственном теле. Двое других познали безумие до тла. И последний вошел в мрачный Стикс, доставив себя сам.
На последнем слове Леха услышал позади крик Стаса. Обернулся и тут же по горлу чиркнул острый канцелярский нож, забрызгав лицо Саши кровью. Тарас бросил попытки поднять Серегу и закричал не своим голосом, увидев, что пьяный в стельку Стас с окровавленным ножом идет к нему.
– Стас! – прошептал он, пятясь назад. – Друг, успокойся! Все в порядке. Мы… – не успел Тарас договорить предложение, как нож сверкнул холодным блеском в свете восходящей луны и проворно резанул Тараса по горлу. Стас облил зарезанных друзей самогоном и поджог. За все время он ни разу не взглянул на Сашу. Ее словно не было в том лесу. Затем Стас уселся в машину и, нажав педаль газа в пол, умчался назад в поселок. Утром люди будут вылавливать белую иномарку из реки, сорвавшуюся с моста. Из нее спасатели будут доставать захлебнувшегося Стаса, распиливая железо, потому что все двери будут заблокированы.
Саша добралась до дома только под утро. Едва она вошла в дом, тут же наткнулась на выходящего из ее комнаты отца. Он остановился как вкопанный в начале из-за того, что дочь поймала его очевидно за тем, за чем он не хотел, чтобы его ловили. А потом внешний вид Саши напугал и встревожил его. На ней не было кофты. Девушка держала ее в руках. В ткани застряли сучки, сухие травинки и иголки то ли сосны, то ли ели. Из мест предполагаемых швов торчали нитки и местами зияли дырки. Штаны были на девушке, но расстегнуты, точнее пуговица была выдрана с мясом, а собачка молнии была сломана. Волосы спутаны и торчали в разные стороны, как сучки вороньего гнезда. На бледной, практически белой коже лица и груди бросились в глаза капли засохшей бордовой крови, словно чёрные родинки
Отец боялся дочь, старался пересекаться с ней как можно реже, но ее внешний вид огорошил его.
– Что случилось, Саш? – спросил он, не на шутку встревожившись, поспешно подошел к дочери. Саша испепеляла его дотошно внимательным взглядом.
– Что ты искал в моей комнате, пап? – спросила она холодным, глухим голосом, несвойственным ей. Отец сразу же остановился, пытаясь узнать голос своего ребенка. Может это ее голос? Может он не узнает его потому, что слишком редко общается с дочкой, проживая при этом под одной крышей? Когда он последний раз разговаривал с ней? А она с ним?
– Ничего, – смутившись, ответил он, – услышал какой-то шорох, пошел проверить, – тут же соврал он. – Что с тобой случилось? Ты ранена? На тебе кровь.
– Это не моя кровь. – Саша опустила глаза, но не потому, что ей было стыдно или неловко, а потому что ей не нравилось смотреть на вранье отца.
После ответа дочери ноги Николая Борисовича стали ватными, по спине пробежали мурашки, не те мурашки, которые бегают от наслаждения, а другие, которые покрывают тело человека, когда он сильно чего-то или кого-то боится.
– Чья это кровь? – ужаснувшись звука собственного голоса, звучавшего как скрип старой двери, которая совершает последнее в своей жизни движение, перед тем как ее петли сломаются, превратившись в пыль, а сама дверь упадет и развалиться.
– Зверей, – ответила Саша, – я могу пройти в свою комнату? Я немного устала.
– Да-да, конечно, – затараторил отец и пропустил дочь, прижавшись к стене.
Уже ближе к вечеру Саша проснулась, поела, и, налив большой стакан воды, вышла во двор.
В беседке сидел Славка и казалось смотрел в одну точку. Страшное пророчество Саши сбывалось. Зрение так и не вернулось к нему. Слава не просто ослеп. Он остался один в полной темноте: ни любимой девушки, ни любимой работы, ни друзей. Никого. У него не осталось никого и ничего. Вот так в одно мгновенье потерять всё. Рядом с ним на скамейке лежала черная палка, которой Слава ощупывал пространство перед собой, чтобы не споткнуться и не упасть, не сломать себе ничего в довесок.
Беззвучной походкой Саша подошла к нему и села рядом. Славка вздрогнул и тут же рукой пощупал пространство около себя.
– Бать, ты? – спросил он, в душе понимая, что это не отец. С отцом он разговаривал утром, когда тот уходил на работу. Это его сестра. Слава больше всего хотел, чтобы это был кто угодно, соседи, воры и убийцы, но только не сестра, потому что он до чертиков боялся Сашу и у него не было никаких сил скрывать свой страх.
– Нет, братик, – со скрытой насмешкой ответил голос сестры.
– Саша, – с долей ужаса произнес он, пытаясь нащупать свою трость, которую Саша убрала со скамейки. – Привет.
– Привет, брат, привет, – девушка смотрела в небо, на солнце, клонящееся к закату. – Давно здесь сидишь?
– Не знаю, – пожал он плечами.
– Ох, – вздохнула Саша и посмотрела на брата, – я никак не привыкну к твоему недугу. До сих пор не могу поверить в то, что ты даже не можешь сказать сколько времени.
– Да, – согласился Слава, всем своим видом показывая, что ему некомфортно быть наедине с сестрой, но Саша упорно делала вид, что не замечает никакой неприязни со стороны брата.
– Говорят, – Саша замолчала на секунду-другую, – что ко всему привыкаешь.
– Отец рассказал, что ты неважно выглядела сегодня утром, – Слава решил сменить тему.
– Правда, – девушка посмотрела на брата, в его раскрытые глаза, покрытые мутной пленкой и с улыбкой на лице поводила рукой у него перед носом. – У меня и вечер был неважным.
– Что случилось?
– Случилось то, что собиралась случиться долгое время, – Саша улыбнулась и сделала глоток воды. – Хочешь пить?
– Нет, – испуганно ответил Слава, еле разлепив сухие губы от жажды.
– Аблебин! Открывай! – раздался громкий, злой крик за забором, а затем и глухой удар чем-то тяжелым в дверь.
– Что это такое? – встревожился Слава, еще интенсивнее приступил к поискам своей трости, безрезультатно щупая воздух, лавку и все, что попадалось ему под руку.
– Посиди тут, – Саша смотрела на тщетные попытки брата найти трость, которую она так издевательски крутила в руках, – я пойду посмотрю, что там такое.
Девушка открыла дверь. Перед домом собралась большая часть жителей поселка. Женщины, мужчины, старики и бабки. Их лица искажали гнев, злость, обида и самый настоящий страх. Они все что-то кричали, каждый на свой лад. Услышать и понять каждого было невозможно из-за чудовищного громкого гула, который они вместе создавали. Но общую суть собрания Саша без особого труда уловила. Все эти люди пришли обвинять ее в колдовстве. Постоянно были слышны крики, выскакивающие от тех, то от других «ведьма», «колдунья», «дьяволица». Саша отчетливо услышала и несколько предложений о том, что все эти люди хотели сделать с девушкой. Кто-то предлагал четвертовать, кто-то пошел по старинке, крича об инквизиции и о том, что Сашу надо просто сжечь. Кто-то оказался милосерднее и предлагал изгнать девушку и ее семью из поселка.
– Вы пришли в мой дом даже не подготовив и не согласовав все свои идеи? – удивилась девушка. Она говорила тихо, и толпа замолкла, чтобы услышать ее.
– Мы пришли высказать свое недовольство! – крикнул один из толпы.
– Вы пришли ко мне сами не зная с чем, – Саша впилась в говорящего глазами.
– Не смотри ей в глаза, Толик. Не смотри, говорю! – зашептала рядом с ним стоящая женщина, – эта ведьма околдует тебя!
– Скоро к тебе придет полиция! – крикнул другой мужик, – в лесу нашли трупы троих и один из них, Серега, сын Ильи Ивановича, подполковника! Четвертого выловили в реке! А баба Нина видела, как ты садилась к ним в машину. Ты убила их всех!!! – кричал он, а толпа подхватывала каждое сказанное слово.
– Где же ваши вилы? – прошептала Саша, осматриваясь и запоминая каждое лицо в толпе. – Ну что ж, – сказала она чуть громче, – пусть приходит!
– И ты единственная, кто выжил! Ведьма! – крикнула женщина. – У тебя больше не получится ускользать от правосудия. Если полиция бессильна, мы сами с тобой разберёмся! Ты больше не будешь жить в нашем поселке! Убирайся отсюда, исчадье ада!
Саша улыбнулась, глядя женщине прямо в глаза, и кивнула, словно в знак согласия. Затем она медленно развернулась и закрыла дверь перед толпой. За забором снова послышались угрозы и крики, но девушка больше не слушала их. А толпа перепуганных и озлобленных людей, занятая порицаниями, обвинениями и угрозами, не заметила, как позади них рысцой бегала тень большой собаки или волка.
– Что там такое, Саш? – обеспокоенно спросил Слава. – О каких трупах они говорят и почему пришли сюда?
– Просто о трупах, – Саша зевнула, – и пришли они сюда за возмездием. Они получат его.
– Саша, – дрожащим голосом сказал Слава, дальше перейдя на шепот, – ты не можешь перебить весь поселок.
– Я не могу, – Саша подсунула под руку брата трость, – а возмездие может. Не обращай внимания. Людская молва всегда считалась и до сих пор считается чуть ли не гласом господним. Самая сильная, живучая и самая беспочвенная молва – это людская. И люди прям смакуют ее, облизывая жирные пальцы, вытирая жир с губ и подбородков, передают друг другу надкусанные слова, объеденные на половину предложения, теряя и искажая смысл. Мне надо в Москву. – Саша пошла в дом.
Хорошо, что Слава не мог видеть ту небывалую, невозможную злость на лице сестры. Какие-либо эмоции вообще редко посещали девушку, особенно в плане мимических изменений. Слава бы точно удивился, глядя на то, как изменились ее глаза, как поджались и без того тонкие губы, как брови опустились грозными линиями над глазами, как носик демонстративно пропускал через себя воздух, злобно и нервно вдыхая и выдыхая. Слава бы удивился от того, с какой силой сжаты ее тонки хрупкие пальцы, как выпирают кости фаланг, как кожа практически трещит на них от натяжения.
Николай Анатольевич сидел в полуразвалившемся кресле, уже изрядно выпивший, когда услышал короткий, но резкий звонок в дверь.
– Кого черт притащил? – буркнул он, встав с кресла, пытаясь найти тапок, но так и не найдя, отправился в коридор открыть дверь.
– Аблебина! Ты что тут делаешь? – удивился преподаватель, на какое-то мгновение слега даже отрезвев. И даже это мгновение показалось ему просто галлюцинацией.
– Здравствуйте, Николай Анатольевич, – Саша улыбнулась, – я была недалеко, знаю, что Вы тут живете, вот решила зайти. – Девушка демонстративно повертела в руках бутылку 0,5 хорошего коньяка. Николай Анатольевич тут же уставился на бутылку. Несмотря на то, что он был алкоголиком и порой сам осознавал этот факт, в хорошем алкоголе он разбирался. То, что Саша держала в руках, было хорошим алкоголем.
– Заходи, – кивнул он и сделал шаг в сторону, пропуская девушку в коридор. Саша вошла в квартиру. Николай Анатольевич окинул взглядом лестничную клетку и закрыл дверь. – Что ты здесь делаешь? – прошипел он, схватив девушку за плечо. – Меня уволят к черту, если узнают, что ко мне шляются студентки с коньяком!
– А как они узнают? – улыбнулась девушка, протягивая коньяк преподавателю.
– Как-как… – передразнил он ее, – одно твое слово в курилке…
– Я не курю.
– Значит в столовой! – прикрикнул он.
– Со мной никто не общается, Вы же знаете. – Саша посмотрела ему в глаза. Тут Николай Анатольевич замолчал и замер. Этот взгляд! Сколько сотен раз он ловил на себе этот взгляд на лекциях? На семинарах! И каждый раз он не знал, куда от него деться. К счастью в классе он всегда находил, куда себя деть, скрываясь от этих чернющих глаз, но сейчас, стоя в своем тесном, скудно обставленном, практически пустом, с дранными обоями коридоре, Николай Анатольевич не знал, куда посмотреть, чтобы больше не чувствовать на себе этот взгляд, отвлечь себя от него.
– Чай? Кофе? – вздохнув, спросил он, кивая на обувь, намекая на то, что девушка может раздеться.
– Коньяка, – Саша быстро скинула кеды и снова уставилась на мужчину.
– Ты точно подставить меня хочешь, – прошептал он и пошел на кухню, – пошли! – крикнул он Саше. Она улыбнулась и неспешно последовала за преподавателем.
Николай Анатольевич достал две чистые стопки, звучно поставил их на стол, чуть ли не рывком снес крышку бутылки и налил темно-коричневый жидкости.
– Давай! – он схватился за стопку и кивнул девушке на вторую. Саша приподняла уголок губ и поднесла стопку ко рту. Николай Анатольевич не стал говорить никаких тостов, залпом опустошил стопку. Чуть поморщился и уставился в окно, чувствуя, как горячий напиток разливается по горлу, стремительно бежит вниз, в желудок. Он был рад вкусному напитку, но присутствие студентки в его квартире один-на-один с ним, ему совсем не нравилось.
– Ну? – вопросительно посмотрел он на девушку, как только она осушила свой стакан, – все? Пойдешь? – ему не терпелось, чтобы Саша скорее ушла, дабы не накликать на него беду. Сколько уже историй он знает о том, чем заканчивались подобные отношения между студентками и преподавателями. Ничем хорошим. А ему, в его возрасте, не хватало только работу потерять без права восстановления. А что он умеет в этой жизни? Ничего! Он может только преподавать будущим медикам.
– Но, – Саша пожала плечами и осмотрелась, – я никуда не спешу.
– Что ж такое! – обреченно вздохнул анатом и налил коньяк в пустые стопки.
– Вы можете быть спокойны, – девушка улыбнулась и близко-близко подошла к мужчине, – никто ничего не узнает. Я Вам обещаю.
– Что ты хочешь от меня? – он вновь смотрел в ее глаза, не в силах противостоять самому себе.
– Я хочу… – Саша замолчала и чуть улыбнулась, сделав еще один маленький шаг к мужичине, – я хочу Вас, – томно прошептала она, положив ладонь на его грудь.
– Ты что с ума сошла?! – изумился Николай Анатольевич, быстро убирая ее руки от себя, бегло посматривая в окно. Хоть он и жил на 7 этаже, ему все равно казалось, что сейчас за ним сейчас наблюдает весь мир, что все знают о студентке в его квартире и о том, что она несет.
– И Вы хотите меня, – Саша осторожно дотронулась до его рук. – Я знаю это. Вы знаете это.
– Тебе сверстников мало? – Николай Анатольевич пытался собрать в себе всю строгость и притвориться чрезвычайно серьезным, чтобы спугнуть девушку.
– Выпейте, – Саша кивнула на наполненные стопки.
– Что? – удивленно переспросил мужчина.
– Ну выпейте же! – Саша показала на коньяк. Мужчина безоговорочно схватил стопку и залпом осушил ее. – Мне не нужны сверстники, – Саша улыбнулась, сделав маленький глоток, – я предпочитаю мужчин постарше и с богатым опытом.
– И тебе не стыдно такое говорить? – еще больше изумился преподаватель.
– Нет, ведь Вам известно, о чем я говорю.
– Мне противно это слушать! – Николай Анатольевич все еще старался держать строгость на лице.
– Неправда, – девушка вновь дотронулась до него. В этот раз он не стал отталкивать ее руки, лишь безропотно наблюдал как ее худые, костлявые пальцы небрежено скребутся по его груди, расстегивая пуговицы домашней рубашки, покрытой пятнами не то алкогольными, не то жирными. Мужчина лишь молча задернул штору, пряча свое окно и происходящее за ним от каких-либо любопытных глаз.
– Как давно у Вас не было женщины? – шепотом спросила девушка, скинув с мужчины рубашку, прикасаясь губами к его груди. Он вздрогнул. Ее губы были такими холодными! К его телу словно льдом прикасались. Мурашки пробежались по рукам и ногам, застыв на некоторое время.
– Что? – переспросил он, не зная зачем.
– Вы же еще помните, что такое женщина и как с ней надо обращаться? – Саша стянула с себя кофту, оставшись в одном бюстгалтере и пока еще в штанах. – Вы преподаватель анатомии и уж точно помните и знаете, как устроена репродуктивная система, не так ли? – она прикоснулась губами к его губам и мужчина содрогаясь от холода, исходящего от девушки, обхватил ее талию руками, крепко прижимая к себе. Он не мог не сделать этого, глядя на невозможно притягательную фигуру молоденькой девушки. Он и не догадывался, насколько хорошо девушка, постоянно видя ее в одежде, скрываясь за партой…
– Пап, это ты? – встревоженным голосом спросил Слава, услышав как захлопнулась входная дверь.
– Да, – устало ответил Николай Борисович, – ты кого-то еще ждешь?
– Нет, тебя только.
– Ну, это я, – отец улыбнулся со слезами на глазах, глядя на сына, на его покрытые мутной пленкой глаза.
– Бать, поговорить надо, – Слава щупал стол, ища кружку с чаем.
– Держи! – отец протянул ему кружку. – Это срочно? До завтра не ждет? Я устал сегодня как собака.
– Нет, пап, не ждет, – Слава засуетился, что-то ища.
– В чем дело? – Николай Борисович уселся за стол, внимательно смотря на сына. Это был первый серьезный разговор со Славой с того момента, как он потерял зрение. Отец все еще никак не мог смириться с мыслью, что его сына в рассвете сил постиг такой злой рок, напасть, с которой никак не получалось справиться. Медицина, в которую Николай Борисович так верил, считал достоянием современности, шагающим скачками далеко вперёд, не замирая ни на секунду, вдруг отказала ему в помощи, отвернулась от него, стыдливо спрятав лицо, выставив спину, надеясь, что удара в нее не последует. С каждой попыткой уничтожить болезнь сына, Николай Борисович в глубине души сам отрицая себе, чувствовал разочарование. С каждым провалом где-то глубоко в недрах себя он слышал шепот внутреннего голоса. Такой страшный, шипящий, утробный. Он шептал, что медицина бессильна потому, что это не болезнь и не зараза, недуг этот не вызван отказом физиологии или ее повреждением. Горе это пришло из-за каких-то мистических сил, си которые ничто и никто не в состоянии объяснить и понять, и порой даже принять. Уж Николай Борисович точно не мог. Его скептицизм, давший трещину, из последних сил отрицал какое-либо сверхъестественное вмешательство. Но каждый раз, когда отец смотрел на свою дочь тайно наблюдая за ней, видел, как движутся ее губы в беззвучном шепоте, как замирает ее взгляд на чем-то невидимом, а может и на ком-то, на ее ненормальные для общества выходки, все больше и больше понимал, что в ней что-то есть не от мира сего. И даже не от бога.
– Сегодня вечером люди приходили, – прошептал Слава, проведя глазами о комнате, словно чего-то опасаясь. – Она дома? – уже чуть дрожащим голосом спросил он.
– Нет, – с долей облегчения ответил отец. – Какие люди?
– С поселка. Много приходило. – В голосе Славы проскочил заметный испуг.
– Зачем? Ты с ними говорил? – удивился Николай Борисович.
– Нет. Они кричали, что она – ведьма. Чтобы она убиралась из поселка. Кричали, что хотят убить ее. И убьют, если она не покинет поселок. Пап! – Слава протер лицо, – мне страшно.
– Ты уверен насчет всего этого? – сопротивляясь реальности, спросил Николай Борисович, – может тебе показалось?
– Пап, – укоризненно буркнул Слава, – я слепой, но не тупой, и уж точно не глухой. Они угрожали сжечь всё, вместе с ней! Вместе с нами! Они не думают о том, что здесь еще мы! Они считают ее колдуньей, от которой надо избавиться.
– Идиоты! – шикнул Николай Борисович, согласившись, наконец, сам с собой, что колдунья – это слишком и в это он все-таки не готов поверить. Хочет, но не может, XXI век на дворе, а они пришли девку жечь, потому что она чуть отличается от них!
– Они напуганы, – Слава уже не мог столь категорично отрицать сверхъестественное, как его отец. – Боятся ее. А ты прекрасно знаешь, что испуганный человек не контролирует себя и свои действия. Он может выкинуть все, что угодно. А напуганная толпа – это взрывное устройство со сломанным таймером. Оно может рвануть в любую секунду.
– Повторюсь, они – идиоты, – настойчиво шипел Николай Борисович, – ведьм не существует, – продолжил он, но уже не так уверено.
– Она не ведьма, – Слава перешел на едва слышный шепот. – Не ведьма.
Николай Борисович посмотрел на сына и в одну секунду осознал, что в данный момент Слава ничего не может видеть. Что он не может видеть, как широко раскрыты глаза его отца от страха, как подрагивают его губы и руки, как бледнеет его лицо, как страх, вылезающий из недр, цепляется за края ямы, появляется на лице. Николай Борисович был так рад, что сын не видит всего этого.
