Дарина Грот
Александра
– Давай мы успокоимся, Зай! – чуть повысив голос, строго сказал Святослав, серьёзным, командным голосом, каким он привык пресекать слабые попытки пациентов и их родных учить его жизни или того хуже, хамить.
Марина неуверенно, но поспешно закивала головой. Она и сама понимала абсурдность своего страха, но заглушить его, скрыть или просто избавиться не могла.
– Я запомнил. Больше мы сюда ни ногой, – Слава стиснул ее руку, успокаивая легкую дрожь. – Но сейчас я не могу развернуться и уехать, – он пожал плечами, грустно посмотрев вперед. Конца туннеля действительно не было видно. Радио так и не работало. Становилось душно. Слава включил кондиционер. Машина зашумела, зашуршала и в лица подул прохладный воздух. Правый ряд тронулся, медленно продвигаясь вперед. Тошнотворно медленно. Лучше совсем не двигаться, чем двигаться так. Слава засмотрелся вдаль извилистого туннеля. Что-то темное неслось по черному потолку, как облако. Чья-то тень. Но чья? Слава медленно осмотрел туннель, но нигде не было видно двигающегося объекта, который мог бы отбросить подобную тень. Черное пятно двигалось, не сбавляя скорости и чем ближе оно было, тем больше напоминало тень парящей птицы огромных размеров. Слава вдалеке слышал голос Марины, но он не понимал, о чем она говорила. Его глаза следили за движением тени по туннелю. Чернота достигла места, где стояла машина Славы и замерла над ней, окунув в легкий мрак встревоженность на лице мужчины. Марина повысила голос, явно уже пытаясь докричаться до Славы. Он же, устремив взгляд к потолку, схватившись за руль, безмолвно таращился на жуткую тень, зависшую над ними на потолке. Девушка плакала, напуганная странным поведением друга, целиком погрузившись в воспоминания страшной аварии, где судьба принудила ее участвовать. Вспоминая то, как тогда водитель тоже отвлекся от дороги, стеклянными глазами смотрел в раскрывающуюся черную глотку туннеля.
Машины сигналили, требуя движения от парализованного серого цвета седана, пытаясь разбудить отвлекшегося водителя. Но Слава ни на что и ни на кого не обращал внимания, кроме зачаровавшей его тени на потолке.
И уже только когда сильный толчок обрушился на его плечо, Слава отвел глаза от тьмы и тут же его сознание приступило к анализу ситуации, в которой его хозяин находился уже энное количество времени.
– Что? Я… – Слава оглядывался, ничего не понимая, смотря на агрессивные лица водителей, гневно выкручивающих руль, чтобы объехать застопорившуюся машину. Смотрел как их губы открываются и без умения читать по губам, Слава понял, как страшные проклятия изрыгают эти губы. – Еж твою мать! – выругался он, снимая ногу с педали тормоза, перенеся ее на тонкую изящную педаль газа. И Слава, и Марина приготовились к резкому рывку машины, который наконец позволит рвануть в образовавшийся пустой ряд впереди, но рывка не последовало. Машина издала печальный и уставший звук и все электроника, светящаяся нежными, теплым цветом, просто отрубилась, заглушив в одну секунду машину.
– Ну это еще что такое? – возмутился Слава, тут же в голове перебирая возможные оправдания и причины поведения машины. Ничего адекватного и возможного на ум не приходило. ТО делал недавно, перед тем как продлевать страховку еще на год. Бензин заправлял, бак полный. Машине всего три года. Эксплуатировалась правильно. Марина заскулила и вой ее отчаяния действовал Славе на нервы. Он и сам понимал, что застрять в туннель – ситуация малоприятная. Сам мысленно метался между вариантами решения проблемы. И ему сейчас не нужны были сторонние причитания и окрепшая паника! Он перевел сумрачный взгляд на девушку. Она закрыла лицо ладонями, всхлипывала, не в силах смотреть на мрачный туннель. Страх, терзавший воспоминания и Марину, почувствовал свою не дюжую власть и буквально рвал нервные клетки на части, гогоча басом, подзвученным акустикой склепа. Девушку трясло, и Слава видел дрожь, колотившую девчонку. И как бы ему не хотелось крикнуть, чтобы Марина замолчала, прекратила свои душераздирающие подвывания, нервирующие еще больше, чем заглохнувшая машина, он не мог так сделать.
– Зай, – он взял ее за руку, пытаясь увидеть ее лицо, спрятанное за растопыренными пальцами. – Иди сюда, – вздохнул он и обнял дрожащее, горячее тело, едва не бьющееся в панических конвульсиях, честно говоря, опасаясь, что девчонку сейчас долбанет гипертонический криз или паническая атака. – Послушай меня, – попросил он, взглянув в ее заплаканные глаза, перехватывая сосредоточенное на туннеле и собственном страхе внимание. – Все в порядке. Слышишь? Я не сплю и не пьян. Я контролирую ситуацию. Не так хотелось бы мне, – чуть улыбнулся он, – но я понимаю, что происходит. Зай, все под контролем, – он поцеловал ее в лоб, – больше ты не окажешься в подобной ситуации, которой ты так боишься. Я обещаю, – шептал Слава, пока его глаза, лишившиеся привычного голубого цвета, захваченные расширенными зрачками, снова навязчиво изучали мерзкую тень на потолке над заставшей машиной. Слава мысленно спрашивал себя только один вопрос: что или кто может отбрасывать такую широкую, странной формы тень в туннеле?
Девушка ничего не отвечала ему, разве что только тихим, смирившимся посапыванием, а Славка не решался отпустить ее из объятий, усиленно решал, что делать дальше и единственное, к чему он склонялся уже со 100% уверенностью, так это вызвать эвакуатор, отправить машину в сервис и там уже, без рыдающей девчонки на плече, разобраться с приколом, который отчебучила любимая, холеная машина. Среди чувств смятения и понимая происходящего, Слава сам ощущал нарастающий страх. Зависшая над головой тень вызывала неприятные чувства, ассоциации и понимание, что она не просто так зависла именно над его машиной. На ум лезли мысли, от которых Слава всегда открещивался и уничтожал в себе любое намерение обдумать их. Он знал и не раз слышал россказни о Лефортовском туннеле и мистике, связанной с ним. Здесь практически каждый без причин день бьются машины. Они просто едут, а потом внезапно разбиваются. Говорят, что все это проделкам призраков, что на многочисленные аварии влияет аномальная зона, где построен туннель. И все эти байки вызывали у Славы сардоническую ухмылку в моменты, когда он не был в туннеле. Но теперь, находившись в заглохнувшей машине, 30 метров под землей, в бетонной трубе, где не видно ни ее начала, ни конца, Слава почувствовал необъяснимый страх. Да еще девчонка и ее паника критически влияли на трезвость суждений парня.
Неожиданно черная тень словно раскрыла еще шире свои черные невидимые крылья и устремилась вниз, на машину Славы. Мужчина зажмурился, крепко стиснув в объятиях девушку, умоляя себя только не кричать, чтобы не прибить Марину своей паникой. Тень ударилась о крышу автомобиля и рассыпалась на множество черных пиксельных квадратиков, которые тут же сползлись к машине, скрывшись под ее днищем. Вокруг тут же посветлело, машина сама завелась и включила мягкий свет, осветив панель приборов.
– Ух, – Слава улыбнулся, незаметно стирая пот со лба, – видишь! Все в порядке! Поехали.
Не помня себя от страха, вцепившись в руль с такой силой, что пальцы побелели, а на руках образовались временные вмятины, Слава стремился скорее выехать из туннеля, сотню раз уже пообещав себе, что больше он ни ногой в это адское место…
– Саш! – окликнул Артём девушку, вернувшись на место, где оставил Сашу минут десять назад. Набродившись по холодному парку бесцельно, Артем решил вернуться на Нахимовский проспект, решив, что Саша уже ушла. Он был удивлен, когда, возвращаясь по аллее, увидел стоявшей силуэт девушки на том же месте, где они расстались. Парень изумился до глубины души, глядя на девственно свежий снег вокруг застывших ног девушки, успевший выпасть за время его отсутствия, понимая, что Саша даже не шевельнулась за все это время, пока он бродил по окрестностям парка, промерзнув до костей.
Девушка вздрогнула и перевела недоумевающий взгляд на парня, словно впервые видела.
– Гуляешь? – спросил он, подойдя к ней и поёжившись от холода, глядя на расстегнутый пуховик девушки и озябшие, покрытые синеватым оттенком пальцы, вцепившиеся в черный шарф, свисающий с ее полуголой шеи.
– Я замерзла, – ответила Саша, очень быстро моргнув несколько раз подряд, словно скидывая с себя невидимую пелену задумчивости и растерянности.
– Может, тебе застегнуться надо? – Артем кивнул на расстегнутую молнию. Саша проследила за его взглядом и удивлённо уставилась на расстёгнутое пальто, явно не понимая, как так вышло, что она стоит посреди парка, с неба сыпется снег, а на ней нет перчаток и пальто нараспашку. Она шевельнула пальцами, держащие шарф и на этом все движения прекратились, словно пальцы примерзли к ткани и оторвать их сейчас не представляется возможным, в противном случае, замерзшая кожа останется клоками висеть на шарфе. – Помочь? – спросил Артем, без задней мысли сделал еще шаг к ней. Именно в тот момент он не ощущал никаких привычных негативных эмоций и подсознательных страхов, стоя так близко к этой девушке.
Саша кивнула и чуть улыбнулась, медленно поворачиваясь к парню. Артем стянул зубами перчатку и проворно застегнул молнию, чувствуя себя героем рыцарского романа. Девушка смотрела на него, словно на книгу, читая строки, абзацы и главы на его лице. Неверное, впервые ее взгляд был мягким и не обременённым суровостью.
– Перчатки есть? – Артем посмотрел на ее руку, пальцы, все еще сжимающие шарф.
– В кармане. В левом. – Саша чуть повернулась боком к Артему. Ни секунды не мешкая Артем нырнул рукой в широкий карман черного пальто, стараясь поскорее нащупать теплые перчатки. Исследуя глубокий карман, пальцы его ненароком коснулись плавной линии фигуры, которую должен был бы созерцать Микеланджело и Боттичелли, рисуя серафимов и римских, греческих богинь на сводах старинных соборов, окутывая женский стан удивительной красотой, грациозностью и изяществом. Артём почувствовал прикосновение к девушке так, словно дотронулся до чего-то божественного, чего-то, что до этого момента не существовало ни в его сознании, ни в воображении, ни в приобретенном опыте. Прикосновение к изгибу, переходящему с тонкой талии к округлым бедрам вызвало в нем множество положительных эмоций, которые он не знал, как описать, даже для себя самого, чтобы лучше понять, что он действительно почувствовал. Но тут же вступивши в жестокий поединок с совестью и детским мальчишеским смущением, Артем отдернул руку, резко вытащив перчатки из кармана.
– На! Держи! – протянул он ей вещицы, умоляя взглядом, чтобы она поскорее взяла свои перчатки, чтобы он больше не прикасался ни к ней, ни к ее вещам, чтобы не ощущал дурацкого чувства, будто бы он трогает линию воды, омывающую под натиском лёгкого прилива мягкий песочный берег, шурша песчинками, укутывая их в густую чистую пену.
Саша всего лишь улыбчивым взглядом ответила парню, но остекленевшие от лютого холода пальцы все еще крепко держали шарф, свисающий в бесполезном хаотичном бардаке с ее открытой морозу шеи.
Артём вздохнул, воспринимая монументальное обездвиживание девушки как безмолвную, скоромную мольбу помочь ей избавиться от холода, потому что самостоятельно она была уже не в состоянии сделать это. Он, с невиданной ранее нежностью, насмешливой и дикой для себя, с ее, в принципе, слишком ранним появлением в его сердце, дотронулся до руки девушки, отцепляя пальцы от ткани и поднося к губам ее руку, обдавая кожу горячим, пронзительным дыханием, даря свое тепло, тут же спешащее согреть измученную холодом кожу.
Едва ее пальцы изобразили, попытались изобразить хоть какое-то движение, хотя бы тусклое его подобие, Артем испытал прилив настоящей радости. И в то же время, он был преисполнен теми чувствами, о которых редко он знавал, да и не испытывал прежде в том объёме, в который погрузился здесь, стоя в парке, скованный последним дыханием зимы. Все эти чувства были впервые и диковинные, он не понимал, как относиться к ним. Сохранить их? Проглотить и забыть? Запомнить, что бывает радость, отличающаяся от усмешки и издевки? Запомнить, как прикасаться его пальцы легко могли к девушке? Или забыть? Не выглядит ли он хлюпким посмешищем в глазах этой девушки?
Напугавшись собственных переживаний, Артем поспешил отдернуть руку, практически силком впихивая перчатки Саше в руки.
– Надевай скорее, – как можно безразличнее сказал он, нервно оглядываясь по сторонам. Саша, дрожащими руками, послушно натянула перчатки, не сводя глаз с парня. Они словно спрашивали его: «что происходит?», ища ответа в скользящих одна за другой эмоциях, претерпевающих полярные изменения в мимике. – Не хочешь прогуляться? – Переборов стену сомнений и смущений, боязнь умереть от холода, спросил Артем. Хорошо, что зима могла взять на себя ответственность за внезапно вспыхнувшие красным огнем щеки, ни капельки не похожим на цвет, проявляющийся под мазками зимы. Но Артем, как и большинство людей, был дилетантом в красках, называя красный и все его оттенки красным, лишая столь многогранный цвет изысканности и возможностей, оскудняя его, делая примитивным красным кружком, изображенным в детской обучающей книжонке. Зато Саша, которой не было чуждо многообразие палитры человеческих цветов и природы, конечно, заметила румянец на щеках Артема и тут же поняла, что зима и ее злющий мороз совершенно ни при чем здесь.
– Прогуляться? – переспросила она, склонив голову на бок, изобразив понимающую улыбку на губах, но сохранив свое тотемное безразличье во взгляде.
– Да, – смутившись, но не подавая виду, ответил Артём, с ужасом в сердце ожидая насмешливого отказа. Девушка окинула его изучающим взглядом и затем устремила бездонную черноту своих глаз в его. – Ты еле держишься на ногах, друг мой сердечный, – Саша сняла перчатку и дотронулась до его щеки. Артём тут же вздрогнул: ее ручка, 5 минут назад ледяная как свежесломанная сосулька с крыши, теперь была горячая, словно у девушки было лихорадка, несовместимая с жизнью. Ее пальцы буквально обжигали его обмерзшую кожу, заставив шагнуть в сторону, чтобы поскорее избавиться от болезненного прикосновения.
– Не надо, – прошептала Саша и крепко схватила его за запястье, стиснув с такой силой, которой не бывает у девушек, да и у людей, в принципе. Артём вовсе опешил, жалея, что не прошел мимо второй раз.
– Не может быть, – отчаянно буркнул Артем, чувствуя, что словно вокруг его запястья были надеты горящие ярким пламенем кольца. – Какого черта? – крикнул он и рывком выдернул руку.
– Ты пришел говорить о своем друге, – Саша внимательно посмотрела на парня. Смутившись от такого утверждения, Артем запнулся, слова смешались, буквы поменялись местами и конкретных слов он так и не смог сказать.
– Как ты… – промямлил он, – я не… ты знаешь, – Артем пытался что-то сказать, но ничего не получалось, что несомненно веселило девушку. Она разглядывала смятение на его лице, робкую, вздрагивающую улыбку, которая ничего не означала.
– Ты можешь быть со мной откровенным, – Саша взяла его за руку, и парень тотчас почувствовал неясного происхождения успокоение.
– Ты очень странный человек, – почему-то сказал он. Артём не хотел говорить этого, это была просто мысль, почему-то выскочившая из его рта в итоге.
– Почему? – удивилась Саша. Ее удивление было искренним. Много людей, с кем она разговаривала, многие из них улыбались ей в глаза, многие кивали в такт ее словам, кто-то избегал общения с ней, кто-то наоборот, напрашивался на сакраментальный диалог, но никто никогда не говорил ей, что она – странная. Почему? Почему Артём сказал о ее странности? Что такого она сделала? Что вообще может означать странный по отношению к людям? Странный человек – этот тот человек, чье поведение не вписывается в рамки стандартов и банальностей? Или тот человек, чье поведение, наоборот, кощунственно вырывается за любые рамки, стирая границы дозволенного? Что люди имеют в виду, говоря, что этот или тот человек – странный? Воспринимать ли это как оскорбление или как комплимент? Смутиться и покраснеть в ответ или наоборот, обидеться и больше никогда в жизни не говорить с этим человеком? Что делать? Саша растерянная, молчаливо смотрела на Артема, пытаясь понять глубину, если таковая была, его эпитета.
– Я не знаю, – Артем улыбнулся, отвел глаза, стесняясь самого себя. – Просто ты не такая как все, – искренность, с которой говорил Артем, поражала и обнажала его. Он чувствовал себя голым, стоя среди галдящей толпы, тыкающей в него пальцами, смеющейся над его несуразной наготой. Зачем она обнажила его? Как она обнажила его? Почему он испытывал именно эти чувства? Чувства радости и снохождения с последующим облегчением? Ни на один из томительных вопросов у него не было ответов и, откровенно говоря, он и не старался найти их. Иногда такое случается, что вопросы беспричинно рвутся оккупировать разум и в итоге оккупируют, но они такие никчемные, безжизненные и безынициативные. Они просто есть, и они не хотят, чтобы на них нашли ответы. Они просто есть, чтобы на них обратили внимание. И Артем, обратив внимание на целый список таких никчемных вопросов в неглиже, тут же плюнул и вернулся к изучению удивительных черт лица девушки. И что же он думал по этому поводу? Черные глаза, не знающие, что такое конец, окончание, завершение в конце концов, испытывающие смотрели на него. Нравились ли ему ее глаза, чья глубина измеряется неведомыми доселе мерами? Да! безусловно! Ему нравился их насыщенный цвет, который словно обволакивал его густой, призрачной пеленой, тут же слипающейся так крепко, что ничто в мире не смогло бы разомкнуть эту сцепку. Ресницы, закрученные кверху, наивно пытающиеся дотянуться до тонкой линии бровей, хлопали, помогая векам увлажнять глаза, так живо и рьяно любующиеся миром вокруг. Нижнее веко казалось подведенным едва заметной черной тонкой линей, но это линия только казалась. Только в тот странный момент, стоя так близко к девушке, Артем сумел разглядеть, что то не была лёгкая линия, а густо растущие ресницы, формирующие удивительную тонкую полосочку.
Нравился ли ему ее нос? Да! определенно! У девушки был тонкий, прямой нос, маленькие узкие ноздри, настолько узкие, что порой казалось, что она испытывала недостаток кислорода, вдыхая через них воздух. Может, поэтому она была такой бледной? Но нос, как отдельная черта ее лица не вызывала у Артема чувства отвращения.
А что насчет ее губ? Чуть пухлая верхняя губа едва касалось нижней. Окрашенные природным недостатком гемоглобина в чуть синевато-фиолетовый цвет по краям. В середине все-таки смешно и неуклюже преобладал погано бледно-розовый цвет увядающей розы, но по каким-то причинам привлекающий внимание, притягивающий его как будто сильнейший магнит. Рельеф губ вызывал у Артема двоякое ощущение. С одной стороны очертания были слишком правильными, до блевоты правильными и ровными. Кругом идеальная блажь. А с другой, уникальная правильность поражала его восприятие. Как часто человек встречает совершенство в лицах других? Бывает такое, согласитесь! Но насколько совершенство является совершенством? Спрашивают ли себя люди, что такое совершенство в момент утверждения, что эти губы и только эти совершены? Не спрашивают. Совершенство, свое личное, индивидуальное, живет в сознание каждого человека. Мы часто сталкиваемся с ситуациями, когда звучание одной и той же песни для одного является звучанием арф, а для другого очередной повод почувствовать неприятные, толкающиеся комки в горле, порождающие и провоцирующие опустошение желудка не совсем привычным путем. И так во всем, что окружает нас, будь то музыка или кино, или очертания губ девушки напротив. Но Артем погряз именно между двумя противоречивыми чувствами обожания и ненависти.
Зубы. Кривые. Верхние чуть выпирают, нависают над нижними, чуть удлиненные клыки, напрашиваются на прием к ортодонту и в то же время на комплимент японской «мимимишности».
– Не такая как все? – переспросила Саша, – это ты так пытаешься спрятать «ненормальная»?
– Нет, – Артем тут же затряс головой, – ни в коем случае. Нет, – он говорил искренне и сам не понимал, почему. Ведь неоднократно он мысленно называл девчонку именно ненормальной. Неоднократно, находясь в компании друзей, он высмеивал ее, употребляя более жесткие слова в отношении нее. Но в тот момент, он словно забыл о своем настоящем чувстве и мыслях о Саше.
– А как тогда? – девушка улыбнулась и, наконец, отпустила его руку, позволив испугавшемуся кровотоку рвануть в сжавшиеся русло.
– Необычная, – парень улыбнулся и опустил голову. – Ну так что? Пройдемся?
– Давай, – Саша пожала плечами, безразлично кивнув в сторону аллеи.
Они прошагали по кругу в парке около двух часов, разговаривая обо всем. Совершенно обо всем. Для Саши, что несказанно удивляло Артема, не существовало тем, в которых она не была бы достаточно осведомлена. Учеба? Пожалуйста! Саша рассказывала интереснейшие факты из медицины, о которых ни рискнул бы заикнуться ни один из преподавателей на 2-м курсе. Техника? Пожалуйста! Оказывается, Саша прекрасно была осведомлена не только в вопросах функционирования человеческого организма, но и механического. Она проводила сравнения между живым и неживым, закладывая один и тот же смысл: и то, и другое жаждет жить, но одно пройдет по своему близкому, затоптав, искалечив и плюнув, но выживет, а другое молча умрет, проржавев, переломав горемычные шестерёнки. Конечно, дело не в том, что механика куда более благороднее, нежели человек. Нисколечко! Дело в том, что механика лишена души и сознательного разума и только поэтому молчаливо и так благородно принимает смерть под прессом. Одарите железный механизм разумом, поселите в нем душу и вы получите безжалостного убийцу, стремящегося уничтожить, искоренить любое живое и неживое, что представляет хоть малейшую угрозу. А так, эти двое, груда железа, снабженная или нет электричеством и человек слишком похожи. У обоих есть органы, которые могут болеть и обоим нужен врач, который может их вылечить.
Философия? Пожалуйста! Казалось, у Саши на любую ситуацию была припасена фразочка, взятая из тех или иных трудов того или иного философа и Артёма удивляло, что то была не просто фразочка, брошенная в удачном благозвучии, коррелируется с разговором, а то, что Саша открывала фразы, описывая и легко сравнивая вложенные знания и смысл с тем, о чем говорилось. Но так как Артем не чувствовал себя сильным в философских изречениях и суждениях, и уж тем более в понимании их, он старался поскорее сменить тему.
Психология? Пожалуйста! Дружба, любовь, ненависть, все что может испытывать человек не смущало Сашу, но смущало Артёма, поэтому и здесь он, как ему казалось, ловко увиливал от прямых ответов.
Но за все время разносторонней беседы Артем так и не рискнул спросить Сашу о том, что происходит с Кириллом и имеет ли она к этому какое-нибудь отношение. Его терзала несвойственная скромность и смущение. К тому же почему-то именно в глазах Саши он не хотел выглядеть дурачком.
Общаясь со странной девушкой, идя рядом с ней, периодически как бы невзначай дотрагиваясь до ее руки, Артем все чаще и чаще ловился себя на мысли, что Саша – неординарная и интересная личность и то, что он чувствует, есть ни что иное, как симпатия. Простая, человеческая симпатия, которая иногда может и возникает между мужчиной и женщиной. И это вовсе не та симпатия, когда у парня в штанах кровь начинает циркулировать быстрее, уплотняя инстинктивное желание, а у женщины становится горячо и сводит ниже живота! Та, человеческая симпатия. ЧЕ-ЛО-ВЕ-ЧЕ-СКА-Я, а не животная! Если еще помнится, что значит «человеческая».
Артем переживал растущий интерес к жизни, к сознанию, к чувствам и эмоциям девушки. Ему вдруг стало интересно все, что она делает, что делается с ней. Ему захотелось защитить ее потому, что в тот момент она казалась такой беззащитной, насквозь пропитанной своей утонченной странностью, ежесекундно обрекающей ее под удар общественного негатива и давления. Артем мог покляться, что сейчас он никогда бы не струсил! Он чувствовал себя сыном Зевса и Алкмены, ничем и никем несокрушимый, лишь бы дать защиту этому нежному созданию, чьи мысли и душа были столь тонки, что малейшее движение воздуха могло разорвать их в ультратонкие нити.
– А что сподвигло тебя на прогулку со мной? – внезапно спросила Саша, даже не скрывая улыбки, кричащей о том, что девушка знает о первопричине.
– Что? – Артем в одну секунду растерял всю свою браваду, а смущение и растерянность вернулись.
– Ты шел за мной от самого колледжа. Не стоит отрицать, хорошо?
– Да, это так, – Артем изучал засыпанные снегом деревья, словно просил у них помощи, – я просто… Я не знаю. Мне хотелось пообщаться с тобой. Мы все-таки учимся в одной группе, а кроме привет-пока наше общение дальше не заходило.
– Странно, – Саша пошла вперед, рассуждая сама с собой, – я была уверена, что ты здесь из-за Кирилла.
– Не совсем. Я знаю, что у Кирилла проблемы, о которых я не хотел бы сейчас распространяться, – Артем решил сыграть в открытую, – но, рассказывая мне о них, он упомянул о тебе. Я просто хотел спросить, что произошло между вами?
– Между нами? – Саша рассмеялась. – Ничего из того, чего хотел бы твой друг. Знаешь, я не люблю злых людей. Не люблю, когда они проявляют свою злость в отношении более слабых. Я хочу, чтобы такие людей страдали и так как они считают себя сильными, соответственно, страдать они должны сильно. Без каких-либо поблажек, – девушка вперла в Артема черные глаза самого черного бархата и Артему снова стало не по себе. Он словно от сна очнулся, испугался, заметался, прячась от пронзительного взгляда.
– Кирилл не злой, – Артем попробовал улыбнуться, сгладить углы, вырисовывающиеся из острого разговора.
– Правда? – Саша усмехнулась.
– Да, я никогда не видел и не слышал, чтобы он делал кому-то плохо.
– Почему ты оправдываешь его?
– Потом что я знаю его…
– Нет, не знаешь, – Саша перебила парня и подошла к нему, не отрывая взгляда, – зачем ты здесь?
– Кирилл считает, что ты прокляла его, – как на духу выпалил Артем, не понимая зачем и самое главное, что сподвигло его сказать то, что он обещал хранить в секрете.
– А ты выступаешь как кто? – девушка приблизила к нему свое лицо, которое в тот момент уже не казалось Артему столь милым и привлекательным. – Его адвокат или прокурор?
– Я его друг, – пожал он плечами.
– Друг? – удивленно, с некой раздраженностью спросила Саша.
– Да.
– Ваша дружба – тлен, как и дружба многих других. Выгодные взаимоотношения, скорее даже в одностороннем порядке не могут быть названы дружбой. Это тлен. Всего лишь слова, когда-то сильные и весомые.
Артем молчал. Он боялся что-либо говорить, чтобы не потерять единственную нить, связывающего его и ее.
– Знаешь, – продолжила Саша, даже не обратив внимания на то, что Артем побледнел и проглотил капсулу молчания, – я уже много раз встречалась с дружбой и ее последствиями. Как правило, они плачевные для одной из сторон, – Саша взглянула на парня, – а иногда и для обеих.
– Да брось! – отмахнулся Артем, стараясь снизить уровень возникшей напряженности, – ты просто не тех людей выбирала в друзья.
– А друзей не выбирают, – Саша взглянула на него, – а если выбирают, значит это уже не дружба, а меркантильность. Как, в общем-то, и все остальное, с чем соприкасается человек.
– Ты случайно не святая? –выпалил Артем, не подумав.
– Нет, – улыбнулась девушка, – но я не от мира сего, помнишь?
Они оба улыбнулись и продолжили свой путь, уходя уже на сто пятый круг в парке. Холод то ли сжалился над гуляющими и отступил, то ли был покорен их настойчивостью находиться на улице и просто сдался и их тела перестали содрогаться от холода. Расслабились. И уже никто не спешил домой, подчинившись странному стечению обстоятельств, ведущих двоих сквозь зимний пустой парк.
