Даниил Сергеевич Гарбушев
Нелюбимый
Майя сразу после ухода Олега пошла в комнату, где была Оксана, но не успела она дойди до её двери, как Оксана вышла к ней сама. «Что у тебя с глазами?», – спросила Майя, увидев на её лице потёкшую тушь. «Да ничего подруга, – как-то развязно ответила она, – понимаешь, хотела как лучше, а получилось как всегда, а если уж точнее сказать, то вообще ничего не получилось», – сказала она и пошла умываться в ванную, от души рассмеявшись.
Майя встала в ступор, никак не в состоянии даже пошевелиться, пока переваривала все, что сказала ей Оксана. «Погодите-ка, – возмутилась Майя, забежав к ней в ванную, – ты что, опять за старое?», – спросила она, схватив её за плечо. «Да, за старое, – развернувшись и оттолкнув от себя Майю, очень недовольно ответила Оксана, – а уж что сейчас было, то вообще наверно новое». «Вы что?..», – замерев на месте, вымолвила Майя, «Ничего, цел он и невредим, твой Олежа, ничего блин не было с этим психом, да и быть не может, тоже мне сдался, вишь какой правильный, сознательный», – выпалила с недовольством Оксана. «А с чего это вдруг мой?», – как-то растеряно спросила Майя, «Ну не твой, как хочешь, не знаю я, чей он, может Машки этой сдохшей, решайте сами, но уж, пожалуйста, без меня», – ответила Оксана и опять развернувшись к раковине, вновь принялась умываться тёплой водой. «Понятно», – уже спокойно ответила Майя и вышла в коридор.
Глава 5. «Послушай, что я тебе скажу»
Майя тут же пошла в зал, и попрощавшись со всеми, вышла на улицу, но Олега там уже конечно не было. Конечно же, он никого не собирался ждать. Майя решила, что после того что случилось с Олегом, тот не решится сразу идти домой, а сперва захочет прогуляться и подышать воздухом, а самым подходящим местом для прогулки был ближайший стадион. И в действительности, когда Майя пробралась через черный вход, что находился в густо заросшем деревьями заборе, то сразу увидела Олега. Он то и дело навёрстывал круги по асфальтированной беговой дорожке, огибающей засаженный травой стадион.
На стадионе к счастью никого не было. Олег просто шёл вперед, навёрстывая всё новые и новые круги. Он толи бежал, через время запинаясь на ровном месте и продолжал уже идти в пол шага, то иногда подпрыгивал на месте и вновь впускался в бег, и пробежав пару десятков метров вновь останавливался и шёл уже медленно.
Майя вышла на беговую дорожку, но Олег прошел мимо, почти совсем не заметив её присутствия. То есть он вроде теперь осознал, что на стадионе есть ещё кто-то, кроме его одного, но посчитал что это просто незнакомый прохожий. Майя пошла вслед за ним. Олег довольно быстро перебирал ногами, не останавливаясь ни на секунду. Майя тоже старалась поспевать за ним, идя также быстро, как и Олег, в такт его шагов.
Пройдя всего полкруга, Олег услышал, что кто-то идёт за ним мелкой поступью и тут же остановился. Остановилась и Майя, что тоже услышал Олег, и с ужасом обернулся назад. «Майя?», – удивился Олег, совсем не ожидая увидеть именно её. «Да, я», – кротко ответила она. «А ты, что ты?..», – так и не сумея сформулировать вопрос сказал Олег. «Тоже гуляю», – ответила Майя так же спокойно, стоя на своём месте и спрятав руки за спину. «А ты давно здесь?», – как-то растеряно спросил её Олег, на что Мая начала медленно подходить к нему, отвечая: «Недавно, а ты?», «А я, – в конец растерявшись, ответил Олег, – давно наверно, сам не помню», – сказал он когда Майя была уже в метре от него.
«Прости, не хочу обидеть, но ты и впрямь чем-то расстроен?», – спросила Майя, всё так же, не приближаясь к нему ближе, чем на метр. «Да, расстроен, и ты знаешь, знаешь почему, или же нет?», – как-то чуть ли не задыхаясь от вновь нахлынувших переживаний, произнёс Олег, на что Майя лишь немного поджала свои губы, будто о чём-то сожалеет, и кивнула ему. «Ты любил её?», – спросила она его совсем не навязчиво. «Что такое любовь? – сказал Олег, посмотрев на небо и встав к Майе в пол оборота, – "её нет", я не верил, не верил, когда мне сказали об этом, но теперь её точно нет и вам всем этого не понять, что я думаю об этом, чего хочу, что мне надо». Как только Олег договорил, Майя подошла к нему и залепила ему смачную пощечину, от чего раздался звонкий шлепок.
«Ты ничего не знаешь о любви, вот поэтому ты так и думаешь, ты что, любил когда-нибудь? Да любил, любил скажешь! А они тебя любили? Нет? Да ты даже не знаешь, ведь ты скрыл, что от одной, что от другой, свои истинные чувства. Рано? Поздно? Не важно, ты держал всё это в себе, вот то-то тебе и плохо. А если бы ты рассказал им? Может быть, они и отшили тебя, плевать! Но ты бы просто перестал проворачивать в своём сердце этот проклятый нож. А жизнь, работа, всем тяжело, всем плохо! Если хочешь сходить с ума, тебе никто не поможет, кроме тебя самого, ведь только от тебя всё зависит. Не смотри ты на прошлое, там больше ничего нет, там тьма, ты же сам знаешь, что это не конец. Ты хочешь просто умереть, убежать от всего этого, проявить слабость, но ты не такой, поэтому ты ещё пока и не сдался. И именно твои нюни убивают в тебе тягу бороться. А если бы все так же сдались, как почти сдался ты? А если бы все умерли в один день, в одну минуту, из нас не осталось бы никого! И во всём виноваты были бы все, каждый сам перед самим собой, и я вместе с тобой в том числе. В том, что нам тяжело виноваты многие, но в том, что мы не можем этого выдержать, выстоять, перенести, справиться с этим, виноваты только мы сами», – сказала она ему.
«Ты права, а я, я просто, как и раньше, а точнее в последнее время, просто ничего не знаю. Я не могу ничего знать об этом, это не свыше моих сил, это свыше моих слабостей», – ответил Майе Олег, на что та спросила: «Ну и что, ты просто так уйдешь?», «Ну а что мне ещё дураку остаётся делать, – сказал он, проковыляв в её сторону и положив правую руку ей на плечо, упёрся своим лбом в обратную сторону ладони, и добавил, – пока есть ноги и хоть что-то, что осталось от, от, от того что я ещё жив, я больше ничего не могу, ни черта». «И ты сдашься?», – спросила она его резко. «Нет, я не могу, если бы я только мог, но и это мне не под силу, сдаться, бросив всё, сдаться раз и навсегда. Но нет, есть что-то, на что мы также не имеем право, как имеем и обязанность – это жить», – сказал он это из последних сил, и встав прямо, убрав руку с плеча Майи, взглянул вдаль в сторону деревьев. «А теперь прости, я устал», – сказал Олег ей, отправившись на выход из стадиона.
А Майя все также стояла, смотря ему вслед с непонятным выражением лица. Оно выражало толи какое-то лёгкое недовольство, или наоборот сочувствие. Когда Олега уже не было на стадионе, Майя с такой же усталой походкой что была у Олега, подошла к скамье, и сев на неё, обхватила голову руками, усеяв лицо своими волосами.
Олег пришел домой довольно поздно. Родители видимо смотрели телевизор у себя в зале, поэтому проходя к своей комнате, Олег никого не встретил. Зайдя в свою комнату, он рухнул на кровать и тут же уснул. Уже почти совсем провалившись в сон, Олег расслышал, как закопошились вышедшие на кухню его родители. Он услышал, как Отец сказал о том, что Вася опять напился, из-за чего Анечке – его жене, пришлось уехать ночевать к своим родителям. Да, Олег знал о том, что в последнее время хоть и редко, зато явно, Вася выпивал, из-за чего психологически страдала его жена. Хоть Вася и был работягой, благодаря чему он мог обеспечить и себя и Аню, но все же с ним случались явные срывы в отношении выпивки, что случалось не часто, но явно очень плохо с его стороны, из-за чего Анечке пришлось жаловаться даже его родителям, которые совсем не одобряли такого поведение Васи.
Глава 6. «Прознание»
«Ну могло быть и хуже, – подумал Олег, чуть проснувшись на следующее утро, – какой смысл в том первом утешении, если в нём совсем нет утешения, нет самой составляющей любви и сострадания, психологического удовлетворения».
Встав с кровати, Олег пошел завтракать. Родители были дома, но почти не разговаривали с ним в это утро. Отец вновь огласил свой вопрос: «Ты когда зарабатывать будешь? Я же тебе говорил, что от этого твоего агентства ты ничего не получишь». «Я же вам уже сказал, что ничего не знаю!», – вскочив со своего места, воскликнул вновь Олег и пошел на улицу.
Настроение вновь было отвратительным, совсем ни с кем не хотелось разговаривать, пока Олег не оказался возле открытых ворот Васиной мастерской. «Привет Олежа», – сказал, увидев его брат, «Привет», – заходя в ворота, ответил Олег. «Привет», – сказал Васин друг, раскручивающий гайку на колесе какой-то иномарки.
«Ты чё такой грустный?», – спросил Вася, встав на проходе в воротах, рядом с Олегом, потирая в руках какую-то деталь белой тряпкой. «Да так, ничего, – ответил Олег, облокотившись об косяк двери, – опять ссорюсь», «С кем?», – спросил Вася, жмурясь от солнца, «С родителями», – равнодушно ответил Олег. «Почему, чем ты им опять не угодил?», – спросил Вася вновь. «Не зарабатываю», – всё также равнодушно ответил Олег.
«Да, эта работа сложная, на дядю работать, бегаешь, суетишься, а получишь шиш, а бывает, что и шиш тебе не достанется, – сказал Вася Олегу и добавил, посмотрев на него, – а я тебе говорил, нет, даже не об этом, о другом, о них, они тебя растили до двадцати лет, все, теперь твоя очередь себя содержать. И да, они в какой-то степени правы, негоже нам здоровым лбам, заниматься ерундой и жить на родительских харчах. Это вот я могу тебе, если что помочь как-то, если уж совсем жизнь загнёт, тёща моя Зоя Ивановна, тётя Лена с дядей Гришей, но они, папа с мамой, уже нет. Они ведь тебе ничего не дадут однажды, не потому что у них нет, а потому что они уже дали тебе все, что от них причиталось, и они так считают, ну и я так считаю. Все мы так считаем, и ты ведь тоже». «Да я тоже, просто работа… – сказал Олег сев на корточки, облокотившись спиной к косяку, – не задалась, а ведь такая интересная была в начале, такая разнообразная, и главное одновременно обучающая, но при всём при этом такая не постоянная. Да, вот так вот, как то самое высказывание: "То самое чувство, когда понял, что детство закончилось, и я вырос", да, жизнь тяжёлая штука, но не такая тяжелая, как её описывают нам в детстве, и как всегда одно и то же – жизнь других людей всегда почему-то кажется легче твоей, своей собственной».
«В какой цвет диски красим?», – донесся голос Васиного друга из мастерской, «Щас, иду, – ответил ему Вася, и сказал Олегу на прощанье, – ладно пойду я, а ты с ними не ссорься лучше, говори им просто, что постараешься сделать все, так как надо, и делай все, что от тебя зависит, а дальше видно будет». «Да, конечно, ты как всегда, правильно всё говоришь», – сказал ему Олег и обняв брата на прощанье, направился домой.
К вечеру пока ещё было светло, в городе собрался сильный ливень. Вода крупной струёй текла по желобам, выливаясь из водосточной трубы прямо на зацементированную дорожку возле дома, расплёскиваясь в разные стороны.
Примерно через две недели друзья Олега поехали за город, пригласив его с собой. По прогнозу ожидалась сильная жара – более тридцати градусов, но обусловленное место для отдыха как раз в первую половину дня оттенялось берёзовой рощей, благодаря чему там было довольно прохладно и не было комаров.
Ребята приехали рано утром, ещё не было даже и шести часов утра. Восходящее солнце проблёскивало сквозь деревья, в некоторых местах заливая своим светом сочную траву. Между поляной, выбранной для отдыха, что была на берегу реки и просёлочной дорогой, находился довольно крутой склон. Каждый из друзей стал переносить из машины доверенные ему вещи. Предпоследним был Олег. Миша вручил ему в руки складной столик, и получив положенную ношу, Олег побрёл к реке.
Медленно спускаясь по годами протоптанной тропинке, Олег вдруг слегка поскользнулся об свежий мох, разросшийся по краям тропы, и упал на спину. Никто и не заметил этого, так как Олега теперь окружала высокая трава, росшая по обе стороны тропы. У Олега невольно вырвался тихий смешок, после чего он также тихо расхохотался, лежа на земле. Немного успокоившись, Олег улёгся поудобнее, положив столик куда-то рядом в траву. Теперь он просто лежал, рассматривая всё вокруг, небо, кроны деревьев, упиравшиеся ввысь, траву, незаметно колышущуюся рядом, в общем, все, что только было явно его взору.
«Ты чё разлёгся?», – спросил Миша, проходя рядом, спустя где-то пять минут со времени его падения. «Упал», – очень спокойно, даже как-то слишком счастливо ответил Олег, всё также взирая ввысь. «Ну ладно, как отдохнёшь, приходи», – по-дружески сказал ему Миша, аккуратно обойдя его, захватив по дороге столик. Минут через десять Олег пришел на поляну. Ребята уже расположились. Девчата играли в бадминтон, а Олег медленно подойдя, сел на краешек расстеленной на траве скатерти.
Через время ребята начали собираться вокруг стола. Майя подсела к Олегу, что явно о чём-то задумался, глядя на реку. «Да, чудесное место», – сказала она ему, «Да, чудесное, я здесь не в первые», – ответил он ей, не отрывая взгляд от речной глади. «Лето такая чудесная пора, надо куда-то да выбираться, и если удаётся выбраться, да ещё и в хорошее место, как это, то это вообще отлично», – сказала ему ненавязчиво Майя. «Да, отлично», – сказал ей Олег вновь как-то без чувств, и встав со скатерти пошел умыться к реке.
За обедом, когда все уже были у стола, вдруг появились комары. «Ай, – произнёс Саша, хлопая комара на своей руке, – взять даже насекомых, они в частности намного умнее, чем мы, но только лишь одно неверное движение и через мгновение одного из них уже нет. И что же это получается, мы люди, не такие же ли мы комары по сравнению с бесконечной вселенной. Да, вот только комара не станет, и нас тоже когда-нибудь не станет, а вот нас не станет, а вселенная останется». «Ну придут другие!», – сказал кто-то из ребят, на что Саша продолжил свою мысль: «Да, всё также как и с комарами, как и им без разницы на бесполезное исчезновение своего сородича, также и людям, "Надо жить дальше", – говорят они, и эта потеря остро чувствуется, только если это твой современник, и тем более близкий человек, следующему поколению будет без разницы, им будет наплевать на смерть этого человека, даже если он теперь знаменит на века, а всё потому что они не знают его лично, в лицо. И ещё можно сказать об одном, многие люди выдвигали теорию о том что вселенная это своего рода организм, в котором мы лишь бактерии, и судя по всему этой вселенной совершенно без разницы, комар ты или человек, точно так же как и нам с вами без разницы какая сейчас рядом с нами пролетает молекула, одного размера или в половину меньше».
«А я считаю, мы всё-таки важны, – сказал кто-то из девчат, – вселенная не испытывает чувств, она предоставляет такую возможность нам, можно сказать свободу творческой мысли, ведь каждый испытывает те или иные чувства совершенно по разному, и каждый по своему. Будь то любовь, ненависть, радость, грусть, мы даже полностью понять того кто грустит не можем, даже если мы сами испытывали грусть в своей жизни, тот человек все ровно чувствует своё, индивидуальное, что нам никак не понять. Вот тем то мы и отличаемся от тех же насекомых и звёзд. Они все на одно лицо, хоть тоже индивидуальны, они мыслят одинаково, не инстинктивно, а по заложенной в них системе, у них нет свободы в этом отношении. И в этом то и есть счастье осознания того, что именно мы вершина материального мира, мы можем мыслить, мы не выбираем, как нам жить, мы выбираем, как нам мыслить».
