Даниил Сергеевич Гарбушев
Девушка с короткой стрижкой. «Отражение»
***
Гости уже собрались, набившись в зал квартиры, рассевшись на диваны и стулья, подпирающие праздничный стол. Мама Сони зашла к ней в комнату, спросив:
– Ну что, ты скоро? Все уже пришли.
– Не знаю, – вяло ответила Соня.
– Ну что ты? – спросила её мама, сев рядом и приобняв, положила голову ей на плечо, – ты это из-за тёти Вали?
– Нет, – страдальчески ответила Соня.
– Хватит, это твой выбор, и мы все это понимаем, по крайней мере, в этом нет ничего плохого, – сказала мама, погладив её по макушке, и вышла к гостям.
Через пять минут в зале появилась и Соня. Родственники собрались по случаю рождения Ульяны, третьего ребёнка в семье, приходящейся теперь младшей сестрой Софьи и её младшего брата Глеба. Заметив появление Софьи, они очень обрадовались. Она была одета довольно просто. Обычная девчачья футболочка, и бирюзовые шортики. Но главное – это небольшая косынка на её голове, смастерённая из цветного платочка.
– О привет Соня! – сказал дядя Стёпа, сидевший ближе всех к выходу, – как выросла, небось, самая красивая у себя в классе?
– Наверное, – как то очень скромно, и опустив глаза, ответила она, лёгким движением руки сняв с себя косынку.
Все замерли. Нет, они не уставились на Софью, они смотрели друг на друга, как и до этого, ведь то, что они узрели, было видно и невооруженным глазом бокового зрения. Соня была коротко подстрижена. Этот факт довольно сильно заинтересовал, даже взбудоражил всех присутствующих родственников в тот вечер.
Мнения разделились. Половина гостей считала это плохой и не нужной затеей, половина считала такое решение вполне оригинальной и даже весьма уместной идеей. Собравшиеся разговаривали о многом в этот вечер. Но все же самой главной темой оставалась новая Софьина причёска. Все высказывались об этом довольно просто, совсем не стесняясь каких либо формулировок и предположений, при всём при этом, абсолютно не задумываясь о том, что среди них сидит сама Соня, и всё это слушает.
– Спасибо, – сказала она кротко, со звоном положив приборы в тарелку с недоеденным супом, – я накушалась, всем спасибо, всем пока.
В комнате повисла тишина, прерываемая лишь шагами пробирающейся к выходу Сони.
– Что это с ней? – спросила тётя Марина, когда Соня уже ушла.
– Обиделась, наверное, – сказала мама Сони.
– Но на что, Наташ? – спросила она её.
– На что спрашиваешь? – ответила она с досадой, – да на всё, девочка – подросток, решила в себе что-то поменять, и все вокруг, в школе, на улице и даже у меня на работе, сразу: «Зачем, почему, ты чё?». А вы себя поставьте на её место… Не поставите, потому что и вы туда же, а всё потому что все мы такие «Похожие», чуть что не так, даже в маленьком, безобидном смысле, уже глаза на выворот, либо восхищение, либо осуждение. Да что я вам говорю, сама такая, все мы такие, и ничего с этим не поделаешь. А если человек и решился на что-то подобное, бог ему в помощь, если есть на то его воля.
***
Вечерний закат пылал леденцовым лучезарьем, холодным ветром встречая ребят, идущий по осенней алее, раскрашенной в алый и желтый цвет пёстрыми листьями густо разросшихся деревьев.
Соня шла рядом с Толей, крепко держась за его руку, звонко стуча своими миниатюрными сапожками по плиточной дорожке. В свою очередь, этот паренёк шёл ещё медленней, тем самым заставляя Соню почти тащить его за собой.
– Присядем? – спросил Толя, остановившись возле изящной скамьи, засыпанной совсем недавно опавшими листьями.
– Давай, – легонько улыбнувшись, согласилась Соня, не отпуская его ни на секунду.
Семиклассники уселись, предварительно смахнув листья в сторону. Толя как-то невзначай высвободил свою руку из Сониной хватки, и сомкнув свои руки между собой, облокотился об спинку скамейки всем своим весом. Соня подсела поближе, прислонившись к нему, будто уже чувствуя какой-то подвох.
– Холодно? – как-то по чужому произнёс Анатолий.
– Да, прохладно, даже прохладнее чем вчера, – сказала Софья, с ужасом обнаружив, как тот смотрит совершенно в другую сторону, а не на её – что происходит Толь?
– Это я должен тебя об этом спросить, – взглянув ей прямо в глаза, недовольно сказал он.
– А что не так?
– А ты не догадываешься?
– Это связано с тем, как я подстриглась?
– Вовсе нет, а может быть и да, но если быть точнее, не совсем.
– Что ты имеешь ввиду?
– А то, дело в нас самих, – сказал он, глубоко вздохнув, скорее даже не от волнения, а от совести, мучащей его в этот момент, – короче говоря, нам пора расстаться.
– Как, почему, что не так? – спросила Соня, с нарастающим волнением, – за что?
– Да не за что! – резко встав, воскликнул Толя, – не за что, ты что думала, я с тобой навсегда?
– Да, а что в этом такого?
– Да ничего, в том то и дело, что ничего, оглянись вокруг, – сказал он, расставив руки в стороны, – щас никто так долго не встречается. Если честно подумать, какие сейчас у нас могут быть серьёзные отношения, в четырнадцать то лет? Мы с тобой уже год продружили, а многие на нашем месте уже по три раза разбежались.
– Но мы же не они, я ведь тебя… – заныла Софа, закрывая лицо руками, чуть ли не расплакавшись.
– Не надо, не надо, пожалуйста, – перебил он её, встав рядом с ней на корточки, ухватившись за её локоть, – я же тебе не враг, мы просто не сошлись характерами.
– Да какими ещё характерами, мы ещё даже не знаем друг друга как следует.
– Вот именно, поэтому и незачем продолжать, пока не поздно. Так что извини, извини, и не плачь, пожалуйста, не плачь, всё будет хорошо, – сказал он, вновь сев с ней рядом, взяв её за руки, – всё будет хорошо, обещаю, давай не плачь, и я тебя провожу.
По дороге домой Соня смахнула свои чуть проступившие слёзы, немного успокоившись и перестав плакать. Но как бы то ни было, она просто не верила в это, что всё это происходит именно с ней. В дали забрезжил подъезд её дома. В этот самый момент у неё закружилась голова, и ощущение самой жизни в ней было подобно нахождению в самом сердце глубин небытия.
Ей казалось будто, что Толя, теперь уже её бывший парень, провожающий её к дому, был одет в форму офицера вражеской армии времён второй мировой войны. А она в полосатую униформу заключенного концлагеря, и сей подъезд впереди, теперь был некой газовой камерой, с непроглядной тьмой внутри себя, пугающей, но и не отпускающей, чей либо взгляд, направленный в её глубины.
Толя довёл Соню до самого дома, и взяв ключ из её трясущихся рук, открыл дверь, после чего медленно завёл Софью внутрь, и обнял её в последний раз.
– Не глупи, всё будет хорошо? – последнее, что сказал он, погладив её по чёлке.
Через несколько секунд подтягиваемая пружиной дверь захлопнулась, и Соня оказалась в полнейшей тьме, ещё немного разбавленной звуком сработавшего дверного магнита.
Дойдя до конца первого лестничного пролёта, она неожиданно пришла в себя.
– Да как же так, что всё это значит, этого не может быть, – закричала она, побежав по лестнице обратно, с надеждой, что всё ещё можно вернуть.
Наступив на последнюю ступеньку, и вновь оказавшись в полной тьме, Соня случайно споткнулась, и потеряв равновесие, повалилась на корточки, больно впечатавшись лбом в железную дверь подъезда. Не в силах даже сказать и слова, она лишь прижалась к холодной двери, услышав за ней чей-то голос.
– Ну что Толь, ты всё же решился на это? – спросил посторонний голос.
– Да, чё я не мужик что ли? – ответил Толя.
– Как, это всё ещё Толя, здесь за дверью, – тихим шепотом, почти про себя сказала Соня, пытаясь нащупать кнопку открытия двери.
А разговор тем временем продолжался.
– А ты чё её, совсем бросил? – спросил третий голос.
– Ой, ты её видел? – с упрёком спросил того Толя.
– Ну видел, вроде не дура, и далеко не уродина.
– А волосы? – спросил второй голос.
– Чё волосы? – удивленно спросил в ответ третий.
– Ну ты вообще даёшь, – сказал Толя, – она же под парня подстриглась! Ты чё не в курсе?
– В курсе, и что теперь, из-за этого её бросать?
– А то! Как я буду пацанам в глаза смотреть, когда моя тёлка даже не с Каре, а лохматая чушка какая-та.
– Ну ты даёшь, – поражаясь, произнёс все тот же третий голос, – это небось тебя на это пацаны настроили. Если так, то вы ребят вообще какие-то ненормальные. Сколько актрис ходят с короткими волосами, сколько моделей. Это ведь ничего не значит, и если уж она постриглась коротко, это ещё не значит, что она…
– Знаешь что? – заорал Толя, схватив его за грудки, швырнув об дверь, – если ты такой умный, так иди и встречайся с ней, слабо, да?
– У меня уже есть…
– Ха, все так говорят, – перебил его второй, – даже те, у кого нет!
– Глупый ты, ой глупый, – сказал третий в ответ, пытаясь освободится от Толиной хватки, что так и держал его за молнию куртки, – сколько тебе говорили, не слушай ты их, они все друг друга по очереди в могилу сведут, и тебя следом. А она, твоя Соня, хотя уже не твоя, то единственное, что было в твоей жизни самым светлым лучом надежды…
– Да пошёл ты, – перебил его Толя, хорошенько тряханув, и вновь ударив того затылком об дверь подъезда, от чего та вся затряслась, передав вибрацию на внутреннюю сторону, что даже Соня её почувствовала.
– Пошли, – как-то совсем безразлично к третьему, сказал второй, после чего вдали послышались их затихающие шаги.
– Эх, – кое-как отходя от удара, сползая на асфальт, скользя по двери спиной, простонал третий, сказав, – и все-таки хорошо, хорошо, что ты рассталась с эти козлом, Соня, будь счастлива, и своё пожнёшь однажды.
Соня чётко услышала эти слова, и в следующую же секунду воспрянула духом, и радостно хлопнув по двери ладошкой, медленно, но уже с новыми силами поднялась по лестнице в свою квартиру. Третий, услышав этот стук, удивлённо обернулся в сторону двери, но увидев, что никто не выходит, встал с земли, и тоже побрёл к себе домой.
***
Календарный лист сменился на следующий. Софии исполнилось восемнадцать. Рассвет самой юности. Фигура её, как и всегда, была стройной, но всё же слегка худощавой. «И всё же, лучше так, и не как иначе», – говорила она сама себе, смотрясь в большое зеркало, установленное в её комнате. Новый чёрный купальник шёл ей так же, как и тот, что она купила в семнадцать, в основном купаясь до того времени в шортах и топике.
