Даниил Сергеевич Гарбушев
Девушка с короткой стрижкой. «Отражение»
Миша тем временем попытался встать, но поскользнувшись, упал вновь. Все вокруг расхохотались от увиденного ещё сильней. Но видимо не смог он осознать всего своего поражения, так как в следующую же секунду вскочив с пола, и схватив свой учебник, лежавший на подоконнике, попытался запустить его в Соню, что вот-вот должна была скрыться за горизонтом коридорного угла. Но и этого Мише не удалось, так как он тут же получил в поддых от рядом стоящего студента, выронив книгу из рук.
Хорошенько прокашлявшись после удара, опозоренный и осмеянный, уже слегка неуклюжий в движениях, и с недоумевающей обидой на лице, Михаил выбежал из института, получив по дороге ещё пару пинков под зад.
***
Лето вновь пахало на славу, как и всегда за последнее время, особенно в приморье. Неделя предстояла быть насыщенной. Ведь именно в эти столь волнующие семь дней должны были состояться сходки местных блогеров в административном центре края, в котором жила уже двадцатилетняя София.
Неделя была расписана поровну на сходки к определённому блогеру в определённый день и в определённое время. Было понятным простое обстоятельство, почему с организаторов мероприятия и с самих блогеров не взималась плата – само уже посещение столь многочисленных фанатов приносило торговому центру небывалую прибыль и рекламу.
София приехала за неделю пораньше, и уже, как всегда обзавелась новыми друзьями и знакомствами из числа коллег. Но самым интересным молодым человеком во всей этой компании ей приглянулся некий Леонид – начинающий художник, уже несколько раз выставляющий свои работы в «Краснодарском краевом выставочном зале изобразительных искусств», что по его рассказам удалось ему с титаническим трудом и упорством.
Знакомство их, на первый день прибытия Сони в город, было довольно сухим и быстротечным, так как они оба куда-то торопились. Но уже на второй день Лёня был в относительной близости от неё. Ходил с её компанией на прогулки, и практически всё время их рисовал. В самых разных стилях, и жанрах. К примеру, он нарисовал картину о том, как Соня проливает сок на Зульфию, или о том, как Жорик ехал на велосипеде, и пытаясь не сбить Софью, нажал передний тормоз, вылетев вперёд, минуя руль, и всё же повалил её с ног, уже самим собой. За всё то время, что они провели вместе, таких подобных забавных картин вышло немало. Последняя картина повествовала о том, как вся эта безбашенная компания, из нескольких ребят и девчат, решили выстроиться в акробатическую фигуру «Пирамиды», но в самый последний момент что-то пошло не так, и все попадали на мягкую траву газона.
– Давно рисуешь? – спросила Соня Лёню, в тот самый момент, когда они оба совершенно случайно отстали от всех остальных, идущих уже далеко впереди.
– Недавно начал. Как-то в детстве учился в художке, но тогда что-то меня это не торкнуло.
– А что изменилось?
– В смысле?
– Ну, что сейчас тебя подтолкнуло к тому, чтобы вновь начать рисовать?
– Жизнь, – легко выдохнув, ответил Лёня.
– Это не ответ.
– Я знаю, что нет. Дело не в жизни, а в её реальности. Я создаю картины для тех, кто не знает всей жизни, скрывающейся за бетонными и деревянными стенами квартир и частных домов.
– Твои картины о любви? – немного покраснев, спросила Соня.
– Нет, о ненависти и домашнем насилии.
– Но зачем…
– А затем, – перебил её Лёня, – люди должны знать, чтобы не повторять, а в каких-то случаях даже не допускать этого!
– А ты сам-то как это понял, что эта твоя тема? Своей жизнью?
– Нет! В том то и дело, что нет! У меня в семье всё было хорошо, даже отлично, и именно для таких тепличных детей как я, я и творю. Да что я тебе рассказываю, ты ведь тоже создаёшь социальные ролики, конечно же на другие немаловажные темы, но ведь ты же их делаешь тоже не для «просто так», или для хайпа. Ты вкладываешь в это душу, пытаешься сделать мир лучше, чище, хотя бы на чуть-чуть, хотя бы на каплю крови чьего-то искреннего сердца. Хотя бы одна душа спасётся благодаря моему и твоему творчеству. А если эта душа будет той, что спасёт ещё тысячи…
– Да, – протянула она, – я вижу ты очень интересный человек, тоже возможно отчасти понявший меня.
– Ты о чём?
– О том, что я «не просто так» это делаю. Однажды я уже встречала подобного человека, он тоже это понял, да только интерпретировал по-своему, используя всё это также для поставленной нами с тобой цели.
– Ты так заумно говоришь, ты случайно не про Пономарёва?
– Как ты узнал?
– Ну, он же на основе тебя рассказы пишет, подчёркивая, какая ты удивительная, открытая, но одновременно изо всех сил загадочная девушка.
– Вот это то меня слегка и смущает, пооткрывал половину того о чём я и сама сообщила вскользь, а душу мою так и не разгадал наверно, а может и разгадал, он и сам не знает точно.
– Ну, это его дело, как не как, он нам коллега в зоне просвещения. Главное что ты свои позиции не сдаешь, материшься только иногда…
– Ну а это то тут причём?
– А при том, что тебя дети смотрят, а коль ты танцуешь, говоришь под фонограмму в тик токе, да ещё и создаёшь социальные ролики, то уж поосторожнее со сквернословием.
– Ладно, я подумаю, – согласилась она, фирменно поджав свои губки как котёнок из известного мема, – а ты где выставляешься?
– В местном краевом выставочном зале.
– Понятно, сводишь меня туда?
– Свожу, если хочешь, можем в четверг, сразу после твоей сходки.
– А я вижу, ты уже знаешь, когда у меня сходка будет, – хитро улыбнувшись, заметила Соня.
– Конечно, я у организаторов уже всё расспросил. Я же рисовать тебя буду.
– Ну и отлично, рисуй. Только знаешь, мне столько моих портретом присылают, за что я конечно безмерно благодарна их авторам, но я ещё никогда не ждала ни чей рисунок так, как твой.
– Это всё потому что они тебе присылают неожиданно, ты их не просишь, а они присылают. А что я, поданный раб искусства, всего лишь.
– Ну посмотрим, – загадочно улыбнувшись, сказала София, взяв его за руку, быстро потянув за собой, чтобы догнать ребят, что ушли уже довольно далеко.
Настал четверг, настала и сходка. Все как и всегда тепло обнимали Соню, брали у неё автографы, и фотографировались с ней. Когда пришло время вопросов и ответов, Соня оглядела зал, пытаясь увидеть Лёню. Тот сидел на небольшой возвышенности с рядом стоящим мольбертом. Наконец увидев его, она заметила, как и он внимательно смотрит в её сторону. В следующий же момент Лёня показал ей жестом руки «Ок», тем самым предав ей уверенности.
По окончанию мероприятия, что никак не хотелось завершаться, так как к Софье приехало довольно много людей, и намного больше, чем к другим блогерам, она, наконец, пробралась через толпу к Лёне, что уже складывал свои принадлежности.
– Ты что, ничего не нарисовал? – спросила она обеспокоенно, увидев на мольберте чистый лист акварельной бумаги.
– Нет, нарисовал, просто я уже сложил твой портрет незадолго до того, как ты сюда подошла, иначе его просто бы разорвали на сувениры. Потом выйдем, я тебе его преподнесу.
День клонился к глубокому вечеру. Уже почти все разошлись. Соня, уставшая и измотанная таким насыщенным днём, направилась к выходу, где её уже ждал Лёня.
– Ну что, вот… – сказал он, вынимая из большой папки обещанный рисунок.
– Нет, сначала выставка, – объявила София так энергично, будто к ней вновь вернулись силы.
– Хорошо-хорошо, поехали, может ещё успеем, – согласился Лёня, взглянув на часы.
Когда они вошли в выставочный зал, что вот-вот должен был закрыться, Соня ахнула от удивления. Картины в Лёнином отделении так и пестрили всеми, что ни на есть, мерзостями домашнего насилия. Сюжеты были просты и понятны. Но насколько красиво в своей мере это было написано, и совсем не гротескно, хоть и символично.
К примеру, самая центральная композиция представляла собою следующую картину: слегка располневшая беременная женщина, замахнувшаяся ножом на растерянного худощавого мужа, стоящая с ним на кухне, в разрезе спины которой сидит младенец, смотрящий в перископ соединенный с её глазами, и шлифующий небольшой тесак на точильном станке, расположенном на его коленях.
– Ну как, понравилась выставка, – спросил Леня Софью, когда они уже вышли из здания, вздыхая вечернюю свежесть отдыхающего города.
– Да, конечно, – ответила она, немного промолчав, – ты замечательный человек, хоть и знаю я тебя немного, но всё же ты понимаешь меня, насколько важно поднимать такие острые вопросы.
– Ну что, держи свой портрет, – сказал Лёня, вновь потянувшись к папке.
– Давай проводишь меня, там и отдашь, – устало предложила Соня, на что Лёня охотно согласился.
Съёмная квартира Софы находилась довольно недалеко, и уже через полчаса они были на месте, стоя под фонарями её двора, облюбованными сверчками, что так и переговаривались, пересвистываясь друг с другом, нарушая почти уже ночную тишину.
– Я так устала, зайдёшь? – спросила Соня, зацепившись мизинчиком за ручку Лёниной папки.
– Ну если так устала, что листок бумаги уже поднять не можешь, так и быть, – сказал он искренне просто, ни на что ни намекая.
Когда они зашли в квартиру, и дверь за ними закрылась ровно на два оборота, Соня вдруг вновь ожила, будто только что проспала десять часов.
– Ты проходи, я сейчас только чайник поставлю, – прошмыгнув на кухню, прозвенела она своим голоском.
– Хорошо-хорошо, – согласился Леонид, пройдя на кухню, наконец достав своё творенье из папки, поставив портрет на барную стойку.
– Ничего себе, вот это да, – очумела Соня от увиденного, вернувшись из туалета.
На матовом листе, акварелью была изображена София в окружении самых разных людей. Причём они не были на сцене. Это было что-то вроде речного порога, на котором располагался зелёный остров, обрамлённый молочной струёй тёплой воды, отражающий в себе яркое солнце. Идеальные румяна и завсегдатые веснушки нежно и приятно смотрелись на радостном лице Софии, изображённой с всё той же стильной короткой стрижкой, пышущей неотразимым лоском её волос.
