Бэлла Шапиро
Русский всадник в парадигме власти

ГЛАВА 2. ВЕЩНЫЙ МИР МОСКОВСКОГО ВСАДНИКА: САКРАЛЬНОЕ/СВЕТСКОЕ

1.2.1. «ДВУГЛАВЫЙ ПОД КОРОНОЮ ОРЕЛ»: КОНСКОЕ УБРАНСТВО В СИСТЕМЕ АТРИБУТОВ ЦАРСКОЙ ВЛАСТИ

Убранство коня – одного из наиболее мифологизированных животных в русской культуре, активно формирующих сакральное пространство, – исторически имело глубоко символическую основу. Особое место в этой системе принадлежит коню царскому, парадное убранство которого составляло фон для восприятия образа государя¹⁸⁹.

Главными по смыслу были покровцы для покрывания седел заводных лошадей, идущих перед царской каретой¹⁹⁰. Покровцы лошадей, находившихся под царственными всадниками, несли перед ними или за ними¹⁹¹. Одним из самых ценных покровцов в царской Конюшенной казне считался «покровец с царствы» начала второй четверти XVII в.¹⁹², вышитый по лазоревому атласу «пряденым золотом, серебром и разноцветными шелками; в середине на красном фоне вышит герб Московского государства – двуглавый орел с Георгием Победоносцем на коне в центре; конь вынизан мелким жемчугом. В кайме покровца – десять кругов из белого атласа с вышитыми золотом, серебром, разноцветными шелками и жемчугом гербами областей Московского государства: Казанской, Сибирской, Новгородской, Тверской, Рязанской, Болгарской, Пермской, Вятской и Нижегородской; круги обведены рельефно вышитыми золотом и серебром обводками с жемчужным низаньем; жемчуг обильно украшает все шитье покровца. По краю – серебряная бахрома, подкладка – желтой камки»¹⁹³. В описи Бутурлина (описи Конюшенной казны, составленной стольником Ф. Бутурлиным в 1706–1707 гг.) этот покровец указан первым среди всех царских покровцов.

Как покровец был декоративным дополнением седла, так и расшитый рельефными золотными узорами конский плат был частью убранства русского арчака. При седловке седла и платы подбирались по принципу внешнего сходства, в том числе сходства орнаментации. Платы расшивались по бархату, по сукну, атласу¹⁹⁴ и по алтабасу: так, в царской казне имелся «плат алтабас серебрян; по нем травы шиты золотом волоченым, в травках вшит бархат червчат, да зелен; круживо плетеное с городы, золото с серебром»¹⁹⁵. В подобной трудоемкой, но эффектной технике украшались и другие парадные конские вещи, такие как седла, попоны и чепраки.

Золотосеребряное шитье дополнялось металлическим кружевом и жемчужными работами (низаньем и саженьем): эти техники были важнейшими для декорирования светских и культово-ритуальных предметов. На протяжении столетий именно жемчуг выступал основным украшением предметов царского наряда и обихода. Золотосеребряное кружево с включением жемчуга украшало церемониальные вещи (например, завесы к тронам царей Петра и Ивана¹⁹⁶), религиозные облачения, свадебные платы (ширинки) и парадное конское убранство (конские попоны, чалдары¹⁹⁷ и чепраки). Текстиль, украшенный жемчугом, традиционно служил наиболее эффектным дополнением золота; в русской культуре он ассоциировался с вещественным выражением высокого статуса.

До настоящего времени сохранилось не так много образцов русской жемчужной работы. Лучшие экземпляры в большинстве своем выполнены в Царицыной мастерской палате и других мастерских Московского Кремля (для сложных работ в технике низания привлекались мастера Серебряной палаты). В основном это вещи, издавна хранившиеся в составе царской казны и патриаршей ризницы¹⁹⁸. Большинство из них датируется второй половиной XVII в.: этот период стал временем расцвета русских работ с жемчугом; от прочих их отличает композиционное совершенство, сложность техники и разнообразие применяемых материалов.

Одним из таких шедевров является жемчужный чепрак, изготовленный в Царицыной мастерской палате во второй половине XVII в. Это подседельный покров из червчатого бархата, закрывающий спину, бока, бедра и частично голени царской лошади¹⁹⁹. Он «бархатный, червчатый, низанный жемчугом, угловатым и круглым, в виде развода из цветов, с коймою и с обводкою вокруг узора из волоченого золота, в виде веревочки; у цветов в срединах, равно и по некоторым лепесткам вставки золотые, чеканные с припаянными гнездами, в которых посажены изумруды и красные яхонтики; с трех сторон чепрака, вместо бахромы, пришиты к золотой тесемочке так называемые ряски или ниточки жемчужные длиною примерно около полутора вершка с закрепами в виде русских пуговок из серебряной позолоченной проволоки. Подкладка под чепраком зеленая канвовая. На чепраке вставок в виде цветков сорок две. На середине репей, в котором посажен красный яхонт, граненый россыпью и кругом его на шести листках посажены через один три лалика и три изумрудца. Во всем же чепраке: яхонтов – 75, изумрудов – 65, жемчуга – 130 золотников»²⁰⁰. Декоративным оформлением служит сетка из золотого шнурка с включением жемчуга. По манере исполнения она схожа с декором, который в XVII столетии носил название „гривы“: с „гривой конской“, т. е. с „плетеной из пряденого золота или серебра сеткой, которою покрывали гриву лошади для украшения“²⁰¹, и с „гривой одеяльной“»²⁰².

Частью удивительного по красоте конского убранства были «персидские ковры, для лошадей, удивительно вытканные серебром и золотом»²⁰³; каждый из которых несли два человека, а также тигровые и леопардовые покровы, серебряные удила, повода из золотного шелка и красный штофный чепрак, украшенный финифтью и кованым золотом. Драгоценный ковер исполнял роль попоны для коня митрополита и в «шествии на осляти»²⁰⁴, символизировавшем Вход Господень в Иерусалим. Шествие было «особой церемонией: митрополит садится на коня, покрытого ковром, которого за повод ведет князь, и если не он, то его сын или самый знатный боярин, – вспоминал итальянец-иезуит П. Кампани. – В… сопровождении толпы народа они торжественно продвигаются к церкви, где совершается богослужение»²⁰⁵.

«Наметные барсы» – парадные конские попоны из шкур экзотических зверей, сделанные на красном текстиле, задействовались в самом роскошном убранстве, где они выступали заменой привычным текстильным покровам²⁰⁶. Выглядели они эффектно: «послам [шлезвиг-голштинского герцога Фридриха III] для въезда были подведены две большие белые лошади, покрытые вышитыми немецкими седлами и украшенные разными уборами… За лошадьми шли русские слуги и несли попоны, сделанные из барсовых шкур, парчи и красного сукна»²⁰⁷. Отмечает дюжину лошадей «в богатых чепраках и седлах, под дорогими покрывалами из мехов рысьих и барсовых» и свидетель торжественного въезда в Москву конного поезда Марины Мнишек²⁰⁸.

Также на седла накидывались шкуры рысей и леопардов, не сшитые в попоны²⁰⁹. «Для нашего въезда царь прислал нам 200 экипажей, запряженных каждый в одну лошадь, очень рослую, – писал персидский дипломат Орудж-бек, – кучера, экипажи и лошади были покрыты львиными и тигровыми шкурами, отчасти для большей пышности, отчасти для защиты от холода»²¹⁰. В описях царской казны такие покровы упоминаются как «барсы, бабры и ирбасы»²¹¹. Стоит добавить, что в «Расходных книгах товарам и вещам для царского обихода» также фигурирует «покровец попугайной желт», небольшой коврик, сшитый из шкурок полутысячи попугаев²¹².

В церемониях с участием царских лошадей вышеописанные вещи были представлены с большей или меньшей полнотой, разной для верховой и упряжной лошади. Особой роскошью отличалось убранство «выводных» лошадей, сотенные ряды которых вели слуги, предваряя появление царской лошади или царской кареты. Так, в 1600 г. торжественно доставляли в Троице-Сергиев монастырь полиелейный колокол и драгоценную ризу на икону. «Сначала, в течение всего утра, выходили из города различные конные отряды и размещались для встречи царя при его выезде из городских ворот. Около полудня царь отправил вперед свою гвардию, которая была вся конная, числом в 500 человек… За гвардией двадцать человек вели двадцать прекрасных коней с двадцатью очень богатыми и искусно отделанными седлами, и еще десять для царского сына и наследника… За ними вели, таким же образом, двадцать прекрасных белых лошадей для царицыных карет; на этих лошадях были только красивые попоны, а на голове узда из красного бархата», – вспоминал англичанин В. Парри²¹³.

Следом за каретными лошадьми шествовали монахи и горожане, а «позади них вели царского коня <…> а также коня царевича; седло и прочая сбруя царского коня были в изобилии осыпаны драгоценными, прекраснейшими каменьями»²¹⁴. Далее следовали церковные иерархи, царь, ведший за руку сына, и царица в сопровождении придворных дам. Позади ехали три роскошные огромные кареты, запряженные, соответственно, десятью, восемью и шестью прекрасными лошадьми. За ними шли придворные, и уже затем везли ризу и колокол, сопровождение которых составляло в общей сложности 4 000 человек. Убранство коней, роскошь карет и парадных одежд участников процессии поражали воображение очевидцев.

Наиболее многочисленной группой среди всего парадного убранства царской лошади являются гербовые седла XVII в., включая «седло детское, луки и извести окованы золоченым, расчеканенным травами серебром; на передней луке вычеканены лев и единорог, на задней – двуглавый под короною орел»²¹⁵. Эти предметы изготавливались для церемониальных нужд двора – не только царской семьи, но ее телохранителей, военачальников и «сотенных людей» Государева полка²¹⁶. Гербовым декором седел и арчаков были следующие сюжеты: «на задней луке двуглавый орел»; «на задней луке двуглавый под короною орел»; «на задней луке двуглавый орел, лев и единорог; «на задней луке двуглавый под короною орел, между львом и единорогом»; «на передней луке в травах лев и гриф, на задней двуглавый, под тремя коронами, орел»; «луки и извести с… меж трав львом, единорогом и соколами»; «на задней луке и известях всадник, поражающий дракона, соколы в травах, единорог и лев»; «на задней луке двуглавый под тремя коронами орел, на передней единорог и Самсон, раздирающий пасть льва»; и особенный по богатству содержания «меж трав на передней и задней луках двуглавые орлы; на передней орел под короною со скипетром и державою; по сторонам орла: единорог, лев и крылатые грифы; ближе к известям, вооруженные саблями и копьями, всадники и пешие стрелки»²¹⁷.

Изображение герба на оправе обоих лук седла наиболее характерно для второй половины XVII в.²¹⁸ Самое раннее седло, украшенное текстилем с гербовым сюжетом, выполнено в Царицыной мастерской палате в годы правления Ивана IV; покрытое вишневым бархатом с вышитыми пряденым золотом и серебром двуглавыми орлами, травами и «инорогами», возможно, оно принадлежало лично царю²¹⁹.

Другие элементы седельного сбора украшались аналогично. Царские стремена имели гравировку в виде двуглавого орла, которая располагалась в центре круглого подножия²²⁰. Сохранились легкие дугообразные стремена из золоченого серебра, выполненные в мастерских московского Кремля для царя Алексея Михайловича: они имеют резное изображение двуглавого орла в картуше²²¹, расположенное традиционно, в центре круглого подножия.

В седельный сбор входили пистолетные ольстры²²², оформление которых в парадном убранстве было очень эффектным: «бархатные, шитые травами, золотой канителью, и блестками, с двумя жемчужными двуглавыми орлами на отворотах, украшенными местами изумрудами и красными яхонтами… У орлов: головы, шеи, туловища, и часть крыльев из мелкого жемчуга; вместо глаз две яхонтовые искры, а на срединах туловищ, где обыкновенно бывает Московский герб, по одному треугольному изумруду, в золотых гнездах. В коронах над орлами двадцать четыре яхонта. Три короны, крышки над патронами, обнизь вокруг бархата, подле герба, равно каймы по краю отворотов и средины в шестидесяти четырех травах вышитых на самых ольстрах, низаны по местам одинаковым с орлами жемчугом, местами с обводкой золотым трунцалом и канителью»²²³.

Гербовыми изображениями украшались и прочие детали конского убранства. Под седло подкладывали покровы различных типов – чалдар, чепрак, попону – которые в парадном варианте также имели символический декор²²⁴. Сверху седло покрывалось роскошными, пышно декорированными наметами, покровцами и платами. Обыкновенно все части седельно-сбруйного комплекта представляли комплекс, выдержанный в едином художественном стиле. В едином стиле выдерживалось убранство не только верховых, но и упряжных лошадей, участвующих в парадных церемониях. Так, в число деталей убранства, украшенного гербовыми сюжетами, входили и шорные кровли (часть упряжи на цуг)²²⁵.

Одними из наиболее необычных и эффектных украшений царской лошади были цепи (чепи) «из серебра, или вызолоченные, [которые] разделялись на поводные и гремячие; первые были из колец, и висели от удил до передней седельной луки, в виде поводьев, а вторые из нескольких, скрепленных между собою, дутых погремушек, прицеплялись у той же луки и висели иногда ниже живота лошади»²²⁶. Цепи входили в число символов царской власти, являясь главной деталью так называемого Большого конского наряда²²⁷. Современники отмечают, что эта деталь очень украшала лошадей, производя много «странного шума и сильного звона»²²⁸.

Очевидцы вспоминали, как, по случаю пасхальных торжеств, «царь сидел на большом красивом сером коне, увешанном большими цепями из тяжелых золотых или позолоченных серебряных звеньев. Между звеньями кое-где висели прикованные к ним образы орла и святого Георгия»²²⁹. Символическим декором цепей были львы, одноглавые орлы с распущенными крыльями, двуглавые орлы и двуглавые орлы «у коих крылья распущены, а в когтях каждого по скипетру и державе», расположенные на восьмиугольных золоченых прорезных звездах²³⁰.

Ноги коней также богато украшались: наколенками и подковами «тоже производившими звук от привешенных к ним серебряных цепочек»²³¹, и особыми украшениями у копыт под названием «остроги, в виде шпор, с бубенцами»²³². Размещались гербовые символы и на оголови, в том числе на решмах и на «плащах» из набора наузольников²³³.

Сюжеты декора имели вполне конкретно понимаемую современниками символическую основу. Традиционными для украшения парадного убранства царской лошади были не только изображения ездеца, но и фигуры четырех гербовых животных – грифона, орла, единорога и льва. Система государственной символики с их участием оформляется с 3 февраля 1561 г., когда «царь и великий князь печать старую меньшую… переменил, а учинил печать новую складную: орел двоеглавной, а середи его человек на коне, а на другой стороне орел же двоеглавной, а середи его инърог»²³⁴. Реформа царской печати и государственной символики была напрямую связана с новым царским статусом Московского государя. С принятием Иваном IV царского титула, вероятно, следует связывать появление на голове ездеца короны²³⁵.

Единорог вошел в систему российских государственных символов с февраля 1561 г.; в течение следующего столетия он периодически из нее выходил и вновь возвращался. Семантика ездеца и единорога в этот период была равнозначна. Часто единорог изображался в паре со львом; сочетание имеет древние корни, но в русской геральдике эта парная эмблема получает наибольшее распространение со времен правления первых Романовых²³⁶. В конском церемониальном убранстве чаще всего встречались две композиции: первая – из противостоящих льва и единорога, а другая – из таких же фигур, расположенных по сторонам от орла. Чеканными накладками с одиночными изображениями львов были украшены бархатные тебеньки седла царя Михаила Федоровича. Это седло, входившее в полный наряд царской лошади, было выполнено в 1637–1638 гг. в мастерских Московского Кремля теми же мастерами, которые чуть ранее изготовили царские регалии: венец, державу, скипетр и саадак²³⁷.

Четвертым символом был грифон, или, как его называли на Руси, гриф. Его изображения также служили для обозначения наиболее статусных вещей. Так, в царской Конюшенной казне имелся «покровец изорбатной золотной; по нем травы разных шолков. В средине четыре грифа, кругом бахрома золотная. Подложен тафтою зеленою»²³⁸. Особое значение покровца подчеркивается материалом, выбранным для его изготовления. Это изорбаф (изорбат, зарбаф) – золотный иранский шелк, одна из наиболее статусных тканей, чье название в буквальном переводе означало «золотая ткань»²³⁹.

Эти четыре фигуры (грифон, единорог, орел, лев) в сочетании с ездецом следует рассматривать в качестве единой российской государственной символической системы²⁴⁰, чья аллегорическая образность превращала узкоприкладное²⁴¹ в ритуально значимое.

Очевидно, что парадное конское убранство, искусно выполненное из драгоценных материалов, какими были золото, золотные ткани, драгоценные камни и жемчуг, представляло не только часть художественно-эстетической и материальной культуры, характеризующей уровень развития общества. Отмеченное государственной символикой, парадное убранство царской лошади приобретало особый статус. Со временем изменяясь в деталях, такое убранство неизменно составляло фон, подчеркивающий значение фигуры правителя. Великолепие церемонии усиливало величие царского образа, а символические сюжеты церемониального убранства, насыщенные гербовыми и геральдическими фигурами, наполняли его новым смыслом.

1.2.2. ЦАРСКИЙ «ЗЛАТ СТРЕМЕНЬ». ОБУВЬ, ШПОРЫ И ЭЛЕМЕНТЫ СЕДЕЛЬНОГО СБОРА

И вступает государь в браное стремя, и всходит на конь, и по скору поиде к полку своему ко граду²⁴².

Среди предметного ряда, характерного для вещного мира всадника, традиционно выделяются, как имеющие первостепенное значение, вещи из связки обувь – шпоры – стремена²⁴³. Значимость этого ряда, от которого зависела не только манера верховой езды, а в военных условиях – зачастую и жизнь конного воина, подчеркивалась исследователями многократно.

Обувью русского всадника были прежде всего сапоги²⁴⁴, которые в XVI–XVII вв. бытовали двух типов – с мягкой и жесткой подошвой, в прямой зависимости от чего находилась и форма стремянной подножки – прямой или дугообразной. Более древние сапоги с мягкой подошвой из нескольких слоев тонкой кожи (также известные как ичеготы и чедыги²⁴⁵) были широко распространены до первой половины XIV в.²⁴⁶, встречались до XVII в. включительно. С XIV в. появляется толстая воловья кожа – она послужила для производства обуви с жесткой подошвой²⁴⁷; с ее распространением прекращается изготовление обуви без разделения для правой и левой ноги.

Износостойкость подошвы повышалась набивкой на подметочную часть выпуклых гвоздиков (со второй половины XIV в.), а на пяточную область – подковок²⁴⁸. Подковки набивались и на каблук (не ранее XVI в.), если он предусматривался конструкцией. Подковки, или скобы, крепились двумя способами. Более ранний – врезной способ (крепление на шипах), он использовался в XVI в.; к концу XVII в. появляются набивные подковки (крепление гвоздями); на протяжении почти всего XVII в. оба типа сосуществуют. Практиковался и комбинированный способ крепления; у таких подковок в центре находилось отверстие для гвоздя, а по краям – шипы. Для повседневной обуви гвоздики и подковки были железными, но серебряными – для обуви парадной²⁴⁹.

Каблуки на обуви появляются на Руси в XIV в.; обнаруженные археологами подковки указывают на многообразие их формы²⁵⁰. Рост высоты каблука начинается с первых годов XVII в., повышение отмечается до 6–7 см. Каблуки для сапог всадников были двух типов: наборные (появились не ранее второй половины – конца XVI в.) и низкие, так называемые внутренние, из нескольких кососрезанных подкладок. В конце XVII в. возникает новый тип каблука в виде деревянной формы, обтянутой кожей²⁵¹.

Материалом для изготовления обуви была самая разнообразная кожа: телячья и конская, юфть, коровий опоек, замша (ирха или ровдуга)²⁵². Наиболее дорогой и престижной была козловая кожа особой выделки – сафьян (хоз). При Алексее Михайловиче была предпринята попытка наладить отечественное сафьянное производство под руководством иранских мастеров (1666)²⁵³. Знали на Руси и китайские сапоги²⁵⁴.

Высококачественные кожи ввозились с Ближнего Востока; современники отмечали, что «персидские [сафьяны] не так хороши, как турецкие; они бывают цвета красного, пурпурового, зеленого, голубого и черного и привозятся в большом количестве в Россию»²⁵⁵. Наиболее дорогими были белые кожи, чуть менее стоили зеленые и пурпуровые, а самыми дешевыми были голубые, красные и желтые. Сравнение цены частично объясняет известный факт, что наибольшей популярностью пользовалась обувь желтого и красного цвета²⁵⁶. «Сапоги они носят красные», – пишет С. Герберштейн²⁵⁷; преобладание красных сапог отмечают путешественник М. Груневег (1585), красных и черных – дипломат Дж. Флетчер (1557–1558) и первый посол Англии в России А. Дженкинсон (1586–1589)²⁵⁸. Изредка встречались вишневые, оранжевые, лазоревые и кирпичные²⁵⁹. В качестве подкладки (поднаряда) для холодной обуви использовалась холстина либо атлас. Теплая обувь подбивалась бобровым мехом²⁶⁰.

Для украшения применялись следующие технологии и приемы (по отдельности и в комбинациях): линование, тиснение, вышивка цветными и золото-серебряными нитями, продержка кожаным ремешком, декоративные вырезы в верхней части голенищ, декоративные кожаные или металлические накладки задника и каблука и декоративная набивка гвоздиками в виде узора²⁶¹. Украшались все детали: головки, голенища, каблук, который выделялся не только декором, но и цветом. Парадные сапоги имели каблуки, обложенные серебром или обвитые пряденым золотом; их поверхность щедро расшивалась золотом и жемчугом²⁶².

Фасоны менялись согласно моде: в первой трети XVII в. носки головок заостряются и приподнимаются кверху (такая обувь носила название «кривой», именно она была самой престижной и богато украшенной²⁶³), а для XVI в. характерны прямые, более округлые формы. Высота голенища в XVI–XVII вв. находилась в пределах 25–30 см, в отдельных случаях достигала 40 см²⁶⁴; в любом случае, сапоги не доходили до колен. Срез голенища мог быть ровным, косым (спереди сапог был выше, чем сзади) или фигурным.

Среди экипировки всадника также могли быть короткие мягкие полусапожки²⁶⁵ и чоботы²⁶⁶, которые различались высотой голенища или его отсутствием. Короткую обувь носили с ноговицами – чулками из сафьяна или ткани. Ноговицы были «полные», высотой до колен – их подвязывали под коленом ремнем или тесьмой, и «полуполные» – несколько короче²⁶⁷.

Для верховой езды к обуви прикреплялись шпоры, которые на Руси имели название «остроги» или «острожки». В XVI–XVII вв. этот элемент снаряжения использовали весьма умеренно, в основном в полках иноземного строя²⁶⁸. «Хотя все они обуты в сапоги, но во всей стране ты не увидишь пары шпор», – писал о русских всадниках поэт Дж. Турбервилль, бывший в составе английского посольства в России в 1568–1569 гг.²⁶⁹ «Вместо шпор по большей части употребляют кнут», – утверждал посол Священной Римской империи Д. Бухов²⁷⁰, побывавший в Москве в 1576 г. «Плетью пользуются почти все, шпорами же весьма немногие», – вторил ему участник Ливонской войны А. Гваньини²⁷¹.

В России шпоры имели то же культовое значение, что и в Западной Европе, обозначая право и обязанность аристократии воевать в седле²⁷², но культ шпор был несколько менее выражен²⁷³. Так, летом 1490 г. великий князь Иван III пожаловал послу императора Максимилиана Юрию Делатору в знак рыцарского достоинства «цепь золоту со крестом, да шубу атлас с золотом, на горностаях, да остроги серебряны золочены»²⁷⁴.

В качестве символа всаднической и воинской доблести умершего шпоры (иногда только одна шпора) обнаруживаются в славянских могильных захоронениях уже с первых веков нашей эры. У русских шпоры находятся среди погребального инвентаря княжеских захоронений с середины X в.²⁷⁵ Такое захоронение могло включать, например, «дротик, два меча, два копья, шашку или саблю, два ножа, кольчугу, шпору и стремена»²⁷⁶. Наиболее активное использование шпор московскими всадниками связывают со Смутным временем или с периодом, предшествующим ему²⁷⁷.

По конструкции шпоры разделялись на два структурных класса: это шпоры колесиковые (колесцовые) с подвижным зубчатым колесиком на держателе (шейке) и жалообразные (репейковые), с утолщением в виде шипа (репейка) разных форм, в том числе и с ограничителем²⁷⁸. Для шпор обоих классов деление на правую и левую сторону пока не практиковалось.

При классификации шпор XVI–XVII вв. по типу крепления к обуви они также разделялись на два больших класса. Шпоры первого класса имели проушины, с помощью которых они крепились подшпорным и надшпорным ремешками (круглого или плоского сечения; ремни могли быть заменены на цепочки) к обуви. Вторые – «прибойные» – прибивались гвоздиками или привинчивались к заднику обуви²⁷⁹, для чего тот укреплялся металлической пяточной пластиной, иногда сложноорнаментированной. Сложность крепления прибойных шпор оправдывала их применение только для латного всадника²⁸⁰, а винтовая нарезка до середины XVIII в. была достаточно сложной в работе, что обусловило гораздо более редкое использование шпор второго класса в целом.

В позднесредневековой России шпоры входили в комплект так называемых полных, или кирасных, лат (полный комплект составляли собственно латы, кирасные шапки, нарамки, наколенники, рукавицы и сапоги со шпорами), «каковы носят конные люди»²⁸¹. Таких комплектов в царской казне имелось всего десять, включая полный доспех (здесь доспех – обобщающее название для корпусной брони), который прислал царю Федору Иоанновичу польский король Стефан Баторий в 1584 г.²⁸², два доспеха, принадлежавшие князю и И. А. Воротынскому, доспех Н. И. Романова и доспех, принадлежавший детям царя Алексея Михайловича²⁸³.

В таком варианте прибойные шпоры крепились к железным «сапогам», т. е. к поножам. Такие «сапоги полного доспеха XVI в. состоят из поножи о двух половинках, соединенных петлей и двумя шпеньками, проходящими сквозь две скважины, на верхнем обрезе передней части поножей укреплены по два шпенька, на нижнем краю по два гвоздя, далее три чешуйки; плюсна состоит из одной большой и двух малых чешуек, ступня состоит из пяти чешуек, к задним частям поножей прикреплены три чешуйки и пятка, на пятках шпоры, которые судя по работе, должно быть прикреплены были в позднейшее время, пятка соединяется с плюсной петлями и скрепляется шпеньками, проходящими сквозь скважины, на сапогах заметны следы резного узора, расположенного по краям сапогов каймой и широкой, полоской, проходившей сверху до низу, и делившей каждую половину поножи на две равных части… Весу в сапогах двенадцать фунтов, семьдесят шесть золотников»²⁸⁴. Шпоры к таким сапогам также были тяжелыми и массивными.

Наличие шпор позволяло относительно свободно передвигаться не только конному, но и спешившемуся воину. Сказанное справедливо для большинства типов шпор, исключая произведенные в конце XV в. – первой половине XVI в. образцы с длинной, сильно изогнутой вниз шейкой и колесцом, увеличенным до 15 см и более. К XVII в. шейка приобретает более резкий изгиб, а колесцо уменьшается в размерах в два раза. Появляется новый вид колесиковой шпоры «со звоном»²⁸⁵; согласно другим данным, этот предмет возрождается из древности²⁸⁶.

Шпоры XVII в. испытывают влияние европейских традиций²⁸⁷. Как особенность именно московского снаряжения XVII в. отмечаются шпоры с двумя или тремя колесцами²⁸⁸. Форма колесца менялась согласно моде и могла представлять собой розу (колесцо французского типа) или звездочку (колесцо испанского типа). Периодически в моду входили немецкие или польские шпоры с фантазийным колесцом, лепестки которого образовывали сложный узор²⁸⁹; они появились в XIV в. и были популярны минимум четыре столетия.

Художественное оформление шпоры соответствовало пышным одеждам русского позднесредневекового двора. Парадные шпоры покрывались серебрением, позолотой и эмалью, орнаментировались гравировкой, набивной (поверхностной) таушировкой²⁹⁰, инкрустацией (врезной таушировкой). Шейки, репейки и колесцы фигурно отковывались²⁹¹. Иногда шпоры для статусных потребителей изготавливались из чистого серебра²⁹².

Представляют особый интерес шпоры, интегрированные в стремя, что было характерно для восточных культур²⁹³. На сегодня свидетельств об их бытовании в Московии XVI–XVII вв. нет. Возможно, именно такими были стремена из Бутурлинской описи «серебряные белые, на них по четыре репейка золоченых»²⁹⁴, однако стоит учесть, что в исследуемое время репейками назывались не только шиповидные шпоры, но и прочие шипы, и зубчатые касты для драгоценных камней, и даже узоры с зубчиками²⁹⁵. И все же можно предположить, что русские стремена, по турецкой традиции, служили частичной заменой шпорам, для чего всадник давил на бока лошади боковыми ступицами стремени.

Стремена находились во взаимосвязи с типом обуви. Различались стремена для мягкой обуви со скругленным подножием и для обуви с жесткой подошвой с прямым подножием²⁹⁶. К XVI–XVII вв. в царском кругу отмечается преобладание стремян для жесткой обуви восточного, западноевропейского и отечественного производства. Стремена «на русское дело» были двух основных форм: первые, с узкой дужкой и круглой подножной пластиной, и вторые, в виде неширокой арки, суживающейся кверху, на прямоугольном основании. Изготавливались они из серебра, меди или железа²⁹⁷. И боковые дужки, и подножия парадных стремян покрывались золоченым серебром и декорировались золотой и серебряной таушировкой «нарезными травами»²⁹⁸, чернью, финифтью, сканью, канфарением, чеканным и прорезным орнаментом²⁹⁹. Простые стремена могли быть гладкими без декора, но характерная для русских изделий форма сохранялась. Царские стремена имели гравировку в виде двуглавого орла, которая располагалась в центре круглого подножия³⁰⁰. Немногочисленными цветовыми акцентами были драгоценные камни в запонах и кастах.

При сборе седла стремились соблюдать эстетическую цельность, выбирая стремена «одного дела с оправою на луках»³⁰¹, художественная отделка которых соответствовала отделке седла, но случалось и так, что к русскому седлу привешивались турецкие стремена³⁰². Бытовала практика копирования русскими мастерами элементов восточного конского убранства («на турское дело», «на кизылбашское дело» и т. п.). В таких работах восточные традиции не повторялись буквально, а перерабатывались согласно местному пониманию прекрасного.

Зарубежное снаряжение поступало ко двору как свидетельства дипломатических и торговых отношений с иностранными государствами. Имелись такие привозные вещи и у ближайшего царского окружения³⁰³.