Борис Владимирович Попов
Болгарская неожиданность. Книга 5
Полярник выступал более толково – прямо в стиле хорошего профессионала.
– В руках или под рубахой ядовитую змею из лесу не притащишь, значит в мешке принесли. А перед этим ее еще поймать надо. Значит в доме должен быть кто-то, кто в глухой чащобе себя как дома чувствует. Опроси-ка братьев, они должны знать. Поодиночке могут и обмануть, и утаить чего, поэтому опрашивай вместе. Только поставь Веселина поодаль от Доблестина, чтобы он на него не влиял. Младший-то простодыр, все что знает вывалит, а старший похитрей, видал виды, может вилять начать.
И то дело!
Открыл дверь – пусто. Куда же вся эта мафия разбежалась? Рявкнул:
– Веселин! Доблестин! Быстро сюда!
Братья выскочили из соседней комнаты. Веселин, кланяясь, объяснялся:
– Прости, болярин, думали ты надолго думать присел.
– Он брату в мозги вколачивал, чтоб помалкивал, – заложил Веселина дед Банчо, прихромавший оттуда же с некоторым запозданием. – Велел ничего не говорить! Сказал, сам на все вопросы ответит.
От старика, видимо, не таились, свой вроде, а он вишь какой стукачок оказался!
Веселин аж взвизгнул.
– Что ты врешь, дед!
– Я не вру, – с достоинством ответил Банчо, – а излагаю, как ты правду хочешь от болярина Владимира спрятать. Честный человек так таиться не станет!
– Ладно, – сказал я, – не устроят меня ваши ответы, палач на дыбе признания быстро выбьет.
Братья побледнели хлеще отца.
– Встали поодаль друг от друга! На вопросы отвечать подробно, не таиться! Нужное я сам выберу.
Начали!
– Кто у вас в лес ходить любит?
Веселин развел руками.
– Все ходим…
– Да твоя Тодорка постоянно по лесу шастает! – торопливо заложил жену брата Доблестин. – Все, понимаешь, травки какие-то разыскивает, знахарка занюханная!
Невестку он, видимо терпеть не мог. А на Веселина жалко было глядеть: стукач в собственном доме! Хоть и брат…
Случай был ясен. Решение тоже: хватать Тодорку за мурло и вышибать признание!
Поделился этой мыслью с Полярником. Он ее не одобрил.
– Вдруг деваха упорной окажется, и не признается ни в чем? Упрется: я не я, и лошадь не моя? А змей я вообще боюсь! Вот и возьми ее за рупь двадцать!
– Пытать!
– Ты будешь или Ваньке прикажешь?
– Ну это нет…
– Деда Банчо попросишь или за стакан вина старика наймешь?
– И это вряд ли…
– Так что не выдумывай глупостей, а спроси братьев, каким человеком был их отец.
Отчаявшись не меньше Ватсона при Холмсе что-либо понять в извилистом мышлении инопланетянина, и узнать, какое отношение это имеет к убийству Абена, я, не умничая, просто спросил.
Первым, не задумываясь, выдал Доблестин.
– Отец великолепный человек был! Всегда все покажет, расскажет, где надо поможет!
Веселин был настроен более скептически.
– Отец чересчур придирчив был, к мелочам вязался, вечно всем недоволен был…
– А ты поменьше воруй! А то Абен только того и ждал, когда Доблестин подрастет и ему лавку можно будет передать, – съязвил дед Банчо.
Доблестин покивал – видно именно так дела и обстояли, и он тоже был в курсе вороватости брата.
– Вот оно и определилось, кто был заинтересован в смерти папаши, – подытожил Полярник. – Спроси, из богатой ли семьи Тодорка.
– Предполагаешь она свекра от бедности убила? – удивился я.
– Время не тяни! Спрашивай.
– А Тодорка из богатой семьи была? – поинтересовался я у мужа.
Веселин пожал плечами, мол кто их этих невест разберет, на что народ активно возмутился.
– Приданого вообще не дали! Отец обругался весь! – это Доблестин.
– Эта рвань из нашего села, отец с матерью нищета и оборванцы! – это Банчо. – Только и гоняют по лесу день и ночь!
– Провожай всех, – приказал Боб, – доказательства искать будем.
– Все вон! Мне опять подумать надо, – отдал я уже привычную команду.
Все удалились.
– Поищи-ка, может гадюка след где оставила.
Я поискал. Извилистый след отпечатался в пыли возле дыры в крысиную нору. Место было в углу за кроватью, и не двинув ее, след было не увидеть. Видно поэтому там и не мыли.
– И что теперь делать будем? Когда девку опять в чащу потянет, а мы выследим в лесу, как она змей мешками отлавливает? – уныло спросил я.
– В этом нет нужды. Мы мешок по запаху от постели Абена найдем. Вон к простыни темно-серая нитка прилипла – а по ней доберемся до места, где этот вонючий от трав сидор Тодорка прячет. Искать эту дрянь Марфу организуй, у нее нюх получше твоего будет.
– Да эта знахарка мешок уж выкинула давно! Кто ж такую улику дома оставляет!
– Девушки из бедных семей ничего не выкидывают. Вдобавок, никакого расследования она и не ждала. А если и припрятала, узнав по чью душу ты явился, так недалеко.
– А если далеко?
– Дождя нет, Марфа Тодорку где хочешь сыщет.
– И то верно! – воодушевился я. – Братьев с собой брать?
– Обязательно! Да еще и Банчо в понятые.
И мы погнали. Сначала прошлись по дому, Марфа след от нитки взяла уверенно. Пусто! Вышли на двор. Ванька старательно отгонял от себя какую-то любопытную бабешку:
– Махни се…, эх твою мать, отойди отсюда!
Тут Банчо поинтересовался:
– А чего ищем-то?
– Убийцу Абена – громко оповестил я. – Того, кто ядовитую змею в дом принес!
Братья ахнули! Болярин из пустой беседы сделал какие-то очень неожиданные выводы.
– Я на постели вашего отца серую нитку нашел, явно от мешка, в котором гадюку принесли, а потом Абену на грудь кинули. От укуса он и закричал.
– А ведь это Тодорка была…, – задумчиво сказал Доблестин. – Отец за ужином рассказывал, как он от воровства Веселина устал и обещал лавку мне отдать… Потом он ушел, а эти перемигнулись, и Тодорка следом за отцом выскочила. А через пару минут дикий крик!
– Молчи, дурак! – заорал, не помня себя Веселин.
– А чего ему молчать? – улыбнулся я. – Он скоро хозяином и дома, и лавки станет.
– С чего это? Старший сын обычно все наследует! – осмелился спорить со мной Веселин.
– Так я вас с женой рядом повешу. Или на кол желаешь? Враз помогу!
Веселин охнул и мешком плюхнулся на задницу. Да, слабоват на расправу старшой оказался, плохо удар держит, подумал я. А сам уже распоряжался дальше.
– Дед Банчо, нам сейчас быстрота нужна, а ты на хромой ноге нас задержишь. Оставайся тут, поспрашивай прислугу, не видел ли кто несколько дней назад Тодорку с двигающимся в руках мешком, больше пользы будет. Иван, кончай в болгарском языке тренироваться, – перешел я на русский, – убийцу надо ловить.
– Вот это дело! – обрадовался Ваня, – а то тут балакай невесть чего! Поскачем?
Я задумался.
– Бегом побежим, скорей выйдет. Кони по лесу все равно шагом пойдут. Доблестин, хватайте с моим бродником эту квашню под руки, – уже по-болгарски, – и побежали.
– Свяжет он нас хуже деда! – чуть не зарыдал младший, – бросим его тут, болярин.
– Сейчас последнее средство испробуем, и бросим. Подыхать бросим!
Я пнул сидящего и тяжело дышащего Веселина и зловеще пригрозил:
– Если сейчас не побежишь впереди нас, погань, прямо тут тебя и зарежу. Немедленно!
Это оказало неплохое тонизирующее воздействие, и погань достойно побежала. Мы понеслись вначале по дороге, потом по лесу. В кустах не вязли – Тодорка за эти месяцы окрестности уж исходила, а Марфа нас вела по ее следу. Бабенку догнали быстро, она-то не бежала, и в лесу чувствовала себя в полной безопасности.
Застукали Тодорку на краю поляны. В данный момент бережливая молодая жена пристраивала мешок в здоровенное дупло на высоте своего роста. С веток над ее головой возмущенно цокали две белки, надо думать изгнанные жильцы. Завидев нас, Тодорка прямо с мешком шмыгнула в чащу.
– Марфа, взять! Ваня, приведи эту паскуду и мешок тащи.
Марфуша понеслась в заросли, Иван уже пошел неторопливо – волкодав махом догонит, бабенке не уйти, а Доблестин увязался за ним. Скоро из чащобы донесся пронзительный женский визг. От собаки, голубушка, не уйдешь, она перегонит даже чемпиона мира по бегу. Я, пока суть да дело, присел на пенек.
Скоро лесную бегунью привели. Доблестин восхищался Марфой.
– Как она ловко эту тварь за горло ухватила и к дереву прижала! Вот такую бы собаку иметь!
– Эта порода даже волков душит, – втолковывал ему Ваня, который нес серый мешок – ее даже особо учить ничему не надо, с рождения уже все умеет.
– Охотничья?
– Большие стада овец пасет. Потому и с волками частенько в одиночку бьется – пастухи иной раз добежать до другого края стада не успевают. Мастер, отловили мы девку! Мешок она пыталась отбросить, мы подобрали.
Была во всем этом какая-то неправильность. Господи, Иван же ведь по-русски говорит! А Доблестин его между тем отлично понимает.
– Доблестин, а ты что, по-русски понимаешь?
– И по-сербски тоже – отец обучил. У нас способности к языкам, за короткое время осваиваем. А отца помотало по разным странам, видал всякие виды. Я с детства в лавке при папе торчал. Торговля то есть, то нету, свободного времени у него много было, он меня кое-чему и выучил.
– А про вампиров отец тебе говорил?
– Это для него была очень болезненная тема, и говорить об этом он не любил. Один раз только расчувствовался на меня глядя, я уж очень на маму похож уродился, а он ее сильно любил и тосковал по ней ужасно, и говорит:
Только тебе одному, Доблик, скажу: перешел я дорогу вампирам, и они теперь всем своим поганым племенем за мной охотятся. Потому и из села стараюсь не высовываться – мне еще тебя вырастить надо. Ты будь настороже: если вдруг умру внезапно, проверь, нет ли на шее следов укуса. Если есть, без моего кинжала из дома не выходи!
Поэтому, как только он умер, я первым делом его шею осмотрел – ничего! Ну и успокоился. А руки-то и не поглядел, молодой щенок, не догадался. Другое дело ты, болярин, правильно тебя Ваня мастером зовет, вот уж голова так голова! Посидел, подумал, все, что надо увидел и убийц сходу нашел! Вот потому ты и болярин, а я просто лавочник.
– Мне высшие силы помогли, – потупился я, понимая, что без инопланетного разума тоже бы далеко не ушел. Чтобы скрыть смущение, спросил:
– А на кого Веселин похож?
– Да черт его знает! Ни на мать, ни на отца он внешне, а может и внутренне, никогда не походил. Папа говорил о нем – ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца. А как-то, пьяненький, сболтнул: ну весь в того жулика выкатил! Кого он имел в виду, я понятия не имею. Трезвый он отказался от своих слов – мало ли чего по пьянке сболтнешь, но как говорят: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. А родился Веселин через три месяца после их с мамой свадьбы…
Ладно, хватит болтать, пора и делом заняться.
– Расскажи-ка мне, Тодорка, как ты змею ловила и для чего.
– Не знаю я ни про какую змею!
Я вздохнул – действительно девица ушла в несознанку, как Полярник и предупреждал. Видимо, явка с повинной в средние века популярной не была. Что ж, попробуем иначе.
– Забавно будет послушать, как ты под пытками запоешь и про виды змей в здешних местах, и как ты ловила особо ядовитую особь для убийства свекра, и как ты местный народ своими травками моришь, и многое, многое другое, о чем никто никогда не знал и не ведал.
Заранее тебе расскажу, какие пытки у болярина Асена применяются, чтобы ты заранее оценила, долго ли твое крепкое тело вытерпит, а твой боевой дух продержится.
И я начал живописное изложение того, как рвут ногти, долго жгут каленым железом особо нежные места, плющат в тисках пальцы и прочее, прочее, прочее. Особо яркие описания я дополнял показом в лицах в своем исполнении. Когда-то я читал все эти вещи, и они насмерть врезались в мою память.
Боевой дух продержался недолго, и через пять минут преступница рыдала в три ручья. Но говорить, точнее кричать, первым начал Веселин.
– Болярин, ее нельзя пытать! Она под сердцем ребенка моего носит! Со мной что хошь делай, а ее не трожь!
Я поглядел в низ живота Тодорки своим магическим зрением волхва и убедился – Веселин не врет. Маленький красный огонечек бойко сиял в нужном месте. Это меняло дело. Старший брат женился на бедной, видимо, по сильной любви и теперь готов принести любые жертвы, лишь бы явно виноватую, но такую любимую жену не трогали.
Да и пугать беременную женщину нельзя – вдруг у нее от этих моих неловких действий выкидыш случится. А я всегда стоял и буду стоять за охрану материнства и детства! И очень деток люблю…
В общем, идут они, эти доморощенные сельские убийцы, оба лесом, не стану я их трогать: ее из-за беременности, а его за любовь и проявленное мужество.
Я опять вздохнул, и только хотел объявить амнистию, как девушку пробило, и полились речи, прерываемые только частым всхлипыванием.
– Я… гадюку ловила… чтобы яду взять…, а не… для убийства. Яд обычной…, сильно жжет…, люди жалуются, так я решила носатую… взять, она менее ядовитая, подумала, что лучше в мазь пойдет, помягче будет. Подождала, пока из норы не змей, а змеюка выползет – у нее яду побольше, ухватила ее, и в мешок.
Тодорка увлеклась, рассказывая о любимом деле, и вслипывания быстро сошли на нет.
– А муж велел ее отцу на грудь кинуть. Стала объяснять ему, что укус носатой не смертелен, а он сказал: старик змей боится, с перепугу помрет. Я отказывалась два дня, а тут свекор за ужином этот разговор и затеял. Он и до этого частенько говорил, что лавку с товаром и дом Доблестину завещает, а тут чего-то так обозлил, что прямо мочи нет!
Гормональные приливы и приступы необузданной, а главное не очень мотивированной злобы у беременных бывают, подумалось мне. Старик, по сути, сам нарвался. А Веселин, сын неизвестного молодца, видимо, официального родителя за отца и не считал, и не любил. Вот из всего этого варева и родилось убийство в чинном и зажиточном семействе болгарской глубинки. Однако я отвлекся, а ведь женщина все это время говорит.
– Он, как услыхал эти речи, – о муже видно толкует, понял я, – на меня выразительно так взглянул, мол, видала? – и я больше противиться не могла. Вышла, уже ни о чем не думая, вслед за Абеном, дошла к нам в комнату, взяла мешок, развязала его. Змея шипит, наружу рвется, злобы и яда, видать, накопила немало, я ее и понесла.
Зашла и вытряхнула гадюку прямо на грудь старику, а он и испугался. Змея бы уползла, или я ее назад сунула – успела уже раскаяться в своем поступке, но Абен рукой ее схватил, чтобы на пол скинуть, тут-то она его и укусила. В этот момент он и закричал диким голосом. Вот и все. Теперь можешь убивать нас обоих, только не пытай.
Вот оно что! Оказывается, Веселин только делает вид, что он тут ни при чем, а сам и есть главный организатор убийства отца. На всякий случай перевел эти речи на русский для Ивана.
– Тут дело ясное, – постановил Ванька, – девку в тягости гнать взашей, а этого ухаря немедленно повесить. Или, если возиться неохота, да и веревки-то у нас никакой нету, я его прямо счас зарублю!
– Беременных тоже не убиваю, – согласился я. – А негодяя этого накажем.
И продолжил уже по-болгарски:
– Случай ваш ясный, тебя я точно наказывать не буду, какой с женщины в тягости спрос? Вечно они чудят ни на похожую, это Бог так устроил, а не люди. Ты лучше расскажи, что ты из змеиного яда делаешь?
– Мазь от болей, как наша семья всю жизнь делает.
– А что в нее кладешь кроме яда?
– Да больше ничего.
– А на чем замешиваешь?
– На любом растительном масле. А что это ты меня, как лекарь спрашиваешь? Ты же болярин, зачем тебе это?
– Да я и полечил в своей жизни немало, так уж сложилось.
– Раны?
– Вначале раны, а потом взялся и за все остальные болезни. Я в ту пору путешествовал по Руси, и быстро стал лучшим лекарем одного из самых крупных русских городов – Великого Новгорода. В последнее время лечил уже только боляр. Так вот как русские лекари делают мазь из змеиного яда, – тут я окончательно вспомнил рецепт такой мази 20 века и хотел уж было рассказывать, как меня поразила мысль – а ведь девице сейчас явно не до того, у нее судьба решается! – и я решил сворачивать свои несвоевременные истории, – впрочем, тебе сейчас явно не до того.
– До того! Еще как до того! – закричала Тодорка. – Мы много лет бьемся, а масло, если мало яда положим, не действует, а чуть больше – уже жжет. И всасывается слишком быстро. Хотела вот носатую гадюку взять, может ее яд лучше подойдет, да тут Веселин с этим убийством привязался. А мое дело лечить, а не убивать! Удели мне еще чуть-чуть своего драгоценного времени, болярин, расскажи, что и куда на Руси кладут.
– Яд берем от обычной гадюки, никаких носатых искать не надо. Вместо масла, – начал я свою короткую лекцию, – за основу берут вазелин, и получается мазь. Вот она всасывается дольше любого масла. У вас никакого вазелина нету и искать его бесполезно. Поэтому возьми нутряной свиной жир, и сделай мазь на нем. Этого нету, этого тоже, – бормотал я, вспоминая ингредиенты, – а скипидар у вас есть?
– Да как не быть, всегда отыщется.
– Еще его добавь, он тоже лечит, да еще и греет хорошо. Со змеиным ядом замечательно сочетается, и ох как усиливает действие мази.
– А сколько класть?
– У вас таких маленьких весов все равно нет, поэтому просто добавь в жир, размешай хорошенько, и пробуй на себе. Намазала, подождала некоторое время, не греет – еще добавь. Кладут его, конечно, побольше, чем яда, но немного.
И запомни – ни по каким гнойникам, сыпи, болячкам мазать ни в коем случае нельзя! Думаю, наловчишься. Поработать есть резон – мазь очень эффективная.
– Да мне не верит народ, молода слишком, а им опытную старуху подавай…
– А ты не глупи. Сбывать твои изделия надо прямо в вашей лавке.
– Как это?
– Создать там свой отдел. У вас же какие-нибудь хомуты с гвоздями, или чашки да ложки с дегтем в одной куче не лежат? Вместе не перемешаны?
– Нет конечно! – активно вмешался Доблестин. – У каждого вида товаров свой участок.
– Вот и для разных лечебных мазей, трав и капель надо такой участок выделить. И не рассказывать, что это Тодорка делала. Завезли, мол, из дальних краев, от опытнейших бабок-целительниц, да и оценить недешево. А на каждой позиции или в особой книге записать, чего от какой боли или болезни помогает.
Сначала покупатели выламываться будут, а как распробуют, больше, чем за другими товарами ходить станут.
– Ладно за изделия, – продолжил спорить Доблестин, – а чего за местную траву-то ломить? Пошел в лес да сам и собрал.
– Конечно, мил-друг, беги скорее. Ах нет уже этой травы? И липовый цвет трудно собрать в январе месяце? Ах-ах-ах! И запасу у тебя нету? Надо же какая незадача с тобой приключилась! В общем, или плати или езжай за всем этим в дальнее село к лекарке и плати там за то же самое три цены. Никто тебя не держит. Только запас у меня ограниченный, думаю другие покупатели его быстро расхватают. В другой раз придешь, а травы-муравы уже нету, аконит закончился, а чтобы мазь на основе яда сделать, боли тебя, вишь, замучили, ступай в лес гадюк ловить. Желаю удачи!
Особо бойким, которые будут горячиться, да я, мол, и сам сделаю, расскажи такую историю. На половине пути к Хасково, или еще куда, без разницы, есть деревушка или село Братово, Варовник, Деветинцы, – я бойко перечислил названия болгарских населенных пунктов, которые узнал при изучении нашего маршрута, – без особой разницы, и на разных лекарствах названия поселений изменяй…
– Брат поездил, он их много знает!
…можешь и просто выдумать, – продолжил я, – так там мужик все сам сделал и выпил. Или намазался, или паром надышался, да через день и помер. И ты иди попробуй, может тебе повезет больше! Или не повезет, так на кладбище места много…
– Га-га-га!
– Ладно, по мази все?
– Рискованно это как-то…
– Рискнешь медной монетой, а получишь золотой! Тебе тут по сути дела, и тратиться-то почти не надо – Тодорка все, что от растений взять надо, именно в нужный сезон сама соберет, всех, кто потребуется – переловит, яд из них выжмет, да такого намесит, что аж ахнешь. Вот и считай: ты сборщикам всяких трав, ягод, цветков и кореньев не платил, смелого змеелова щедрой оплатой не ублажал, за сушку сырья денег не отдавал, изготовителя всяких мазей и капель вперед не озолотил, черте откуда все это не вез – сплошная прибыль кругом!
– Вот оно как, – задумчиво протянул Доблестин, почесывая подбородок, – а вдруг эти больные чего-нибудь дорогостоящего захотят?
– А вот пусть Тодорка тебе еще дополнительный список напишет, что она может сделать, но из-за дороговизны не делает – просто не решается, и бери под эти изделия деньги вперед – мол, это пойдет под заказ. Заодно укажите в перечне и примерный срок изготовления. Даешь деньгу? Послезавтра будет. Не даешь? Пошел вон отсюда! То есть – езжай к знахарке.
– А есть капли, что долго не лежат! – торопливо пискнула Тодорка.
– Вот-вот! И их обязательно включи.
– А действительно похоже золотое дно! – загорелся Доблестин.
– Только за него надо правильно взяться. У тебя потомственный лекарь-травник в руках, а ты ее – знахарка занюханная!
– Да я…, я ничего…
– Вот то-то же. А когда дело раскрутится и начнут к вам люди за целебными настоями из других деревень и сел ездить, можно будет и опытных родителей Тодорки привлечь. Сколько тебе лет в этом году исполнилось?
– Уже семнадцать, – засмущалась девица.
– Молода ишшо, как бы дед Банчо сказал. Огрехов, поди, в твоих работах еще полно, ошибок немало делаешь. А родители уж не ошибутся! Ну все на этом.
– Можно я еще слово скажу? – неожиданно оживился Веселин.
– Последнее слово перед казнью? Конечно говори. Только больше не ври – не люблю.
– Пусть и последнее, а все равно скажу! Сколько я раз отцу говорил, что надо что-то новое попробовать сделать, а он: ничего менять не будем, поторгуем, как наши деды торговали. А ты, Доблестин, только кивал, и со всем, что он утверждал, соглашался!
– Да я…
Что-то у нас суд над убийцами незаметно перешел в суд над Доблестином, недовольно подумал я.
– Все, все! Об убийстве надо говорить, а не о торговле! С Веселином надо разбираться – он тут главный виноватый и убийца.
Доблестин, что ты для брата выберешь, какое наказание? Либо казним прямо тут, без лишних раздумий, либо простим на твоих условиях. С собой в темницу я его не потащу, и так там места нет. Выбирай!
Паренек немножко подумал и сказал:
– Убить его я не могу, он все-таки мой брат и я его люблю. Пусть у нас отцы и разные, а мать-то одна. Всю мою жизнь Веселин рядом был, и пока отец занят был, учил меня рыбу ловить, в разные игры играть, махать кулаками в драке, и никого не бояться. Он защищал меня от других ребятишек, а когда один из них привел старшего брата, известного бойца и хулигана, здоровенного лба, не струсил и отучил всякую шпану ко мне привязываться. Потом мы сидели вместе на берегу реки, и я прикладывал к его синякам тряпку с холодной водой. Чтобы он не сделал, на какое бы преступление не пошел, он мой брат и всегда им останется.
Поэтому простим. А насчет условий я ничего выдумать не могу.
– Тогда спрошу я. Вы братья, и вам в наследство достались дом и лавка. Как вы их будете делить? По закону все достается Веселину, по воле отца Доблестину. Окончательное решение приму я, но хотелось бы выслушать и ваше мнение. Отойдите в сторонку и посоветуйтесь. Можете не торопиться, я подожду. Вопрос очень важный, и спешка тут ни к чему. Доблестин!
– Да!
– Не торопись, и на поводу у брата не иди! Сейчас твоя судьба решается – быть тебе богатым или нищим. Твое детство уже прошло, и ваши с братом жизни разделились. У него теперь своя семья, скоро появится ребенок, да и у тебя это не за горами. И придет такой момент, когда ты поймешь: брат любит жену и детей гораздо больше тебя, да и ты обожаешь своих домашних больше всего на этом свете. И ты сейчас стоишь на развилке, решаешь свою и их судьбу.
Раньше вами командовал отец, и ты ходил у него в любимчиках, а теперь ты сам по себе, и никто тебя не защитит. Все мы любим родителей и братьев, но у каждого рано или поздно приходит в жизни такой момент, когда ты понимаешь: именно ты прав, и надо пойти против воли старших и без этого нельзя.
Немножко постой, подумай не торопясь над моими словами, не спеши – а то потом локти кусать будешь, захочется изменить свое решение, да будет поздно, и только потом иди принимать свое решение. Только твое и никак иначе!
Ты, Веселин, сильно проштрафился. Но мы огласки этой истории постараемся избежать – дурная слава ни вашей семье, ни торговому делу ни к чему. Брат тебя простил, и ты с этой минуты в полных правах. Для других, но не для меня. Начнешь нахальничать и давить на Доблестина, я ведь могу и передумать. Так что не увлекайся.
Все. Думайте оба.
Минуты три братья думали. Потом отошли в сторону и посовещались. Обнялись. Что ж, послушаем их решение.
Может оно и будет абсолютно законным, но обобрать пятнадцатилетнего Доблестина, ничего в этой жизни не понимающего, я не позволю!
Братья подошли ко мне и дружно поклонились.
– Говорите.
– Мы решили, болярин, – начал Доблестин, – чтобы все у нас пока было общее. Я еще в закупке товара, чего и сколько брать, что можно в запас положить, а от чего лучше сейчас, пусть и в полцены, избавиться, ничего не понимаю. Поторговать в лавке могу, это я и при отце делал, народ ко мне, стоящему за прилавком, уже привык, считаю хорошо, а вот всему остальному мне еще учиться и учиться, тут торопливость ни к чему.
Поделимся, когда я в полный ум войду, и все нужные знания приобрету. Или женюсь. А сейчас я вполне могу рискнуть лишнего, закупить ненужного товара или полезть в какое другое рисковое дело, и в результате разориться.
Поэтому пока за широкой спиной Веселина посижу, успею за жизнь еще и сам похозяйствовать. Это мое, и только мое решение. Брат не давил и не настаивал. Он мне сразу сказал: если я тебе лишний, уеду в город, буду там жизнь обустраивать.
– Ладно! Я пока подумаю, а вы подождите.
Братья отошли. Что ж, Доблестин, пожалуй, и прав – в самостоятельное плавание его отпускать еще рановато, пусть вначале в полный ум войдет, обтешется маленько. Значит так тому и быть. Только перед тем, как объявить мое решение, нужно решить и свой, ох какой свой! – шкурный вопрос.
Я встал с пня, отряхнулся, и начал свои речи с борьбы за мою жизнь, висящую на волоске.
– Вот что, братья. Решение я почти уже принял, но, чтобы его окончательно утвердить, мне нужно знать ваше мнение еще по одному вопросу.
Заинтригованные братья молчали. Продолжим!
– Мне очень нужен серебряный кинжал, а у вас он есть. Продайте!
Веселин от решения устранился сразу.
– Я к этому кинжалу никогда даже не прикасался, это отцова и Доблестинова игрушка. Вот он пусть и решает, как хочет – клинок теперь его.
Доблестин надолго задумался, глядя в землю. Ох, боюсь цену обдумывает, жадюга! Сейчас такую сумму заломит, что аж ахнешь! Ну на край можно будет еще заводных коней продать, наши кольчуги…
– Болярин, а зачем тебе именно этот кинжал? Я не просто так спрашиваю, ответь честно!
Честно, так честно, обдирай русака!
– За мной вампир охотится, из Валахии пришел, звать Мирча – у нас с ним свои счеты.
– Не шутишь?
– Такими вещами не шутят. Не веришь мне, вон у Вани спроси – он болгарского языка не знает, и о чем мы тут толкуем, не понимает.
– И спрошу! А ты не вмешивайся!
– Спроси, спроси.
Ваня, устав слушать речи на непонятном языке, сидел в сторонке на поваленном дереве и строгал какую-то веточку. Сути наших переговоров он решительно не понимал. Иван был прост, как правда, и прям, как штык. Поймал убийцу? Так чего с ним сусолить? Хватай и вешай на березе! Не нравится решение? Вешай на сосне! Сосны близко нет? Волоки к дубу! А разговаривать нечего.
Доблестин подошел к Ване и спросил:
– Иван, а твой болярин давно оружие собирает?
Ваня от удивления аж рот открыл.
– Какое такое оружие?
– Мечи, сабли, кинжалы. Всякое старинное, необычное, редкое.
– А на что ему все это?
– Да всякие есть любители…
– Не, он не из таких.
– А ты его давно знаешь?
– Почитай с лета. Мы с ним друзья, с самого Новгорода сюда пришли.
– А ты у него дома бывал когда-нибудь?
– Последнее время я там жил. Он такой славный дом отгрохал, аж завидки берут!
– И по стенам ничего не развешано?
– Это нет. А вот кровати он поставил широкие, лежи – не хочу! – добрая улыбка озарила Ванино лицо. – Только мастер не лежит никогда, вечно по делам крутится.
– Вы бились вместе с ним хоть с кем-то?
– Еще как! Вдвоем сильного черного волхва Невзора в бою одолели.
– Магией взяли?
– Какие с нас маги! Мастер только когда лечит чуть-чуть колдовства применяет, очень слаб по этой части, больше умом берет, а я вообще простой человек. Руками убили, выстрелом из арбалета.
– А что ты про вампиров знаешь?
Иван посуровел.
– Это вурдалаки которые?
– Они.
– Да всю жизнь ничего и не знал. Думал просто так болтает народ, деток пугает. А тут вдруг навязался этот аспид на нашу голову! Я сегодня и поехал с мастером вместе для защиты – вдруг навалится на друга этот Мирча, в две сабли может и отмашемся.
– А если нет?
– Значит рядом ляжем. Я друга в беде не брошу!
Доблестин удовлетворился этими ответами и вернулся к нам. Отвел меня в сторонку.
– Теперь вижу – не обманываешь ты меня. Бери! Бейся! Отомсти за моего отца! Он всю жизнь из-за этих кровососов из села высунуться боялся, а так путешествовать любил! Сильно без этого тосковал. Ваня говорит, что ты тоже из добрых кудесников, найдешь клинку после того, как убьешь вампира и другое применение. Любую нечисть кинжал тоже должен хорошо убивать. А то чего такое полезное для людей оружие будет у меня в сундуке без дела пылиться. Кстати: только этим заговоренным лезвием можно любой силы колдуна убить, невзирая на его магическую защиту.
– Да мощный колдун тебя так скует, что ни рукой, ни ногой двинуть нельзя, – вспомнил я нашу схватку с Невзором.
– Когда у хозяина в руках этот кинжал, никакие чары на него не действуют.
– Сколько денег возьмешь?
– Да ничего я с тебя не возьму, это мой тебе подарок. Отец Аль-Тан хотел мне оставить, да только нет в наших краях вампиров, не развелись почему-то. Чтобы кинжал тебя хозяином признал, скажи заветное слово – Шаха. Иначе в его ударе особой силы не будет, вампир может и выжить.
– А когда говорить? В момент удара?
– Ты просто можешь не успеть. Там не до разговоров будет. Поэтому заветное слово лучше сказать, когда Аль-Тан первый раз в руки берешь.
– А как понять, признал он меня или нет? Может я, по его понятиям, не такой, как надо?
– Отец сказал, что сам увидишь. А что увидишь, не знаю.
Богуслав мне про заветное слово ничего не говорил, не знал? Тогда откуда же Абен его узнал? Кинжал-то вроде краденый. Или воры тоже сильные колдуны были? Зачем тогда такую вещь простому человеку сбывать? Что-то не вяжется одно с другим…
– А как твой отец заветное слово узнал?
– Ему продавец сказал.
– А он откуда знал?
– Арабский маг Ваддах сделал три таких кинжала. Два передал для истребления всякой нечисти добрым кудесникам, а третий перед смертью подарил верному слуге Мусе, сказал заветное слово, и велел бежать подальше от Магриба – иначе схватят злые колдуны, клинок отнимут, и будут долго пытать, желая выяснить – не знает ли он, кроме заветного слова, еще каких-нибудь тайн. Продавец был внуком того Мусы, ничего кроме слова не знал, и бояться ему было особенно нечего. Хозяином кинжала он не становился, просто хранил, как дорогую вещь. Понадобились деньги – продал.
