полная версия
Борис Валерьевич Башутин
Стихи разных лет
«Сломанный нож…»
Сломанный нож
Кем-то брошен на скользкой дороге
Размышляю
Поднять или нет
«Арабской вязью ночь…»
Арабской вязью ночь
писала книгу
о самом сокровенном и святом
В одеждах из египетского шелка
она входила робко в отчий дом
У очага садилась
и молчала
о нас
о детях
и о Судном дне
Чертополох сухой
в руках держала
узоры рисовала на стекле,
А утром исчезала
в лунном свете,
оставив на пороге мягкий воск
и тень волос на глиняном кувшине
и на спине – следы от острых розг.
«Чуткие пальцы нащупали…»
Чуткие пальцы нащупали
узелки
на изношенных четках
Голос забытый, испуганный
лег незаметно и кротко
на почерневшие камешки
в мокром песке у моря
Сяду я тихо с краюшку
между молитвой и горем
Между любовью и радостью
сяду
На ручках – дитятко
Первенца укачаю
песнею ослепительной
И белоснежными нитями
вышью кресты на вороте
Детская распашоночка
вся в серебре да золоте.
Кашей сосновой вскормленный
теплым дождем напоенный
я полечу над водами
крепко и ладно скроенный
Волосы ветром спутаны
Роем пчелиным обласканы
Сердце из звезд и севера
снова согрето сказками.
Снится мне хлеб на паперти,
Небо раскрашено вереском
Охрою золотистою
Злой киноварью и семенем
Зелье разбавлено горькое —
ночью пригублено
выпито
Невод, разорванный радугой,
души укрыл от погибели.
«Рыбаки опьянели от крепкого ветра…»
Рыбаки опьянели от крепкого ветра
Сонные губы. Туман.
Пряный закат на соломенных крышах
Пепел касается ран
Мокрые сети из темного шелка
спят на холодном песке
Хрупкие тени ожили
в сине-зеленой воде.
«Уронили крапивное семя…»
Уронили крапивное семя
в землю почти непорочную
Выросли жгучие стебли
твердые, теплые, прочные
Жарким серпом их срезали
Размололи на каменной мельнице
Ночью смешали с клевером
Хлеб замесили бездельницы.
Солнце – блаженная старица
в тесто подлила горечи
Песни слагали вечные
Только работа не спорится
Лопнул кувшин от старости
Печь покосилась
Талые
Руки
Под лаской бережной
дети уснули малые
«Пальцы сорвали ягоды…»
Пальцы сорвали ягоды —
липкие, недозревшие
Бросили в воды мутные
в реку давно обмелевшую
Омуты пересохшие
словно безвестные странники
ждали дождя
Сквозь сумерки
звезды горели дальние
Слышали голос бережный
с детством и хлебом смешанный
Там, на крестьянской пасеке
птицы поют ослепшие…
«Свистульки необожженные…»
Свистульки необожженные
из бурой, рассерженной глины
подали мне руки сонные,
а дочь принесла калины
И сказки мне лес рассказывал
о том, что пока сокрыто
У песен слова из ладана
Их сердце в огне забыто
«Рабыня вещих снов и откровений…»
Рабыня вещих снов и откровений
Простая жизнь на медном языке
колоколов
Пугливые олени
вдыхали запах крови на песке
И солнце запрягало колесницы
И снова Бог купал своих коней
И я стоял у стен Иерихона
и был одним из тысяч трубачей
«Сон рухнул…»
Сон рухнул
Словно слезы Палестины
упали на оливковую ветвь…
«Смерть вещих птиц внезапна и легка…»
Смерть вещих птиц внезапна и легка
Как девочка, что вышивает розы
на полотне из голубого льна
Над раненым цветком кружатся осы
На кончике иглы – янтарный мед
Пыльца блестит на ярко-алых нитях
И жизнь течет из потемневших сот
сквозь череду безжалостных открытий
«Чернильница полна…»
Чернильница полна
Несут в кувшинах
густое, ароматное вино
Горячий чай на бронзовом подносе
Чуть приоткрыто пыльное окно
Рука устала
Колыбель
Ребенок
смеется беззащитно
Долгий день
пропитан потускневшими ветрами
Скользнула по стене скупая тень
Двух обнаженных тел
священный праздник
и молнии серебряная нить
вдруг превратилась в пепел
ежечасья
и то, что думал я уже не скрыть
Все стало явным
и податливо-упругим
живым и неизбежным
словно смерть
И спорынья
в моем апрельском хлебе
сладка,
но беспощадна
словно червь…
«Новорожденная листва…»
Новорожденная листва
горит в огне,
что на рассвете дом покинул ветхий
Умыла руки мать в холодной мгле
и вырвался мой стон
из узкой клетки
И плоть ранима
вечное клеймо —
след родовой
на липком покрывале
Сквозь чистоту промытого стекла
смеется дочь,
увитая цветами.
«В коробочке маковой…»
В коробочке маковой
братья и сестры
испугались конского топота
Земля съежилась, стала крошечной
почти невидимой
Братья и сестры
в своей комнате узкой и темной
свечи зажгли, а лампады затеплить забыли
сидели неслышно,
иногда перешептывались
словно весенние звезды
свежестью неба дышали,
а когда кони ржали
жарко и близко
и били копытами травы,
кричали как дети,
которые в мокром поле пропали —
потерялись в сумерках синих,
плакали жалобно, горько
и так безутешно.
Братья и сестры
сундук открывали,
(медные скобы позеленели от влаги)
доставали тяжелые ткани
цвета орлиной крови
Пыль на руках оседала —
серая пыль с изумрудным отливом
Сестры головы покрывали
Братья серпы точили —
Ждали знака на небе —
месяц багряно-алый
Звезды росой умывались
Райских птиц
побелевшие тени
на зеленый бутон ложились
И слышали братья шепот —
тайнопись губ
нетронутых, нежных
своих сестер одиноких
шепот
о чистом мире,
о самом неутаённом
«Она…»
Она
словно потаенная птица
радости и сокрушения
свила гнездо
в корнях твоих древних
у бездонной реки
безымянной и чистой
уронило перо
И в глазах ее
рыбы блестят чешуею
камни становятся солнечным светом
Зеркала из бронзы и меди
в ладонях мягких и теплых
зажаты навеки.
Она врастает в мои
от счастья уставшие веки
в сердце сажает пшеничные зерна
и ждет наступления жатвы
и ждет прихода рассвета
Листья сливы ее утешают
Она смеется
доставши до солнца
Она – сокровенное пламя
в излучине спящего лета
«Ожидание добрых вестей…»
Ожидание добрых вестей
словно радость носящей во чреве
Тана вербу несет
У полночных гостей
голос
цвета отчаянной боли
Дети спят
Азиатское небо в тоске
Под орлиными крыльями – звезды
Лес как пальцы Господней руки
И деревья как братья и сестры…
«Не рукоплещет чернь…»
Не рукоплещет чернь
На площади жонглеры
ломают на куски прокисший хлеб
бросают в воздух
Цепкие как совы
глаза убийц в растерянной толпе
Неутолима жажда откровений
и жизни бесконечной и святой
Мой ироничный друг —
весенний ветер
крадется за потерянной звездой
Слепые колдуны клянут шаманов
Под Водолеем – битое стекло
гнилых зеркал и почерневших окон
А у царей в руках – веретено
Нить размотали пьяные вассалы
Шакалы спят у брошенных дорог
Не рукоплещет чернь
И всюду флаги
И змеи вьются между стройных ног
«Суровые словно камни…»
Суровые словно камни
молча стоят на коленях
Темных птенцов в рукавах
и за пазухой держат,
согревают в холодные ночи
Когда выпекают просфоры
шепчут молитвы
По жару в печи
узнают запах леса
и твердость руки лесоруба
Дети простые —
наивные губы
слова из березовых листьев
и песни из горького солнца
От взглядов неблагодарных и алчных
от рук ненасытных
Кто вас защитит?
Кто укроет?
«Слегка влажную…»
Слегка влажную
чистую простынь
к лицу прижимаешь
затихаешь,
запах вдыхая
холодный и свежий
Утром
еще не проснувшись,
в полудреме и неге
прижимаешь меня
к своей теплой и сладкой груди,
как ребенка ласкаешь
Я чувствую —
крошечный мальчик
во чреве шевелится
бьется
И лето все ближе…
«Ветер тебя обнимает под платьем…»
Ветер тебя обнимает под платьем
нащупал колени,
но руки отдернул – обжегся
Тело твое как горящие угли
Как звезды в пустыне —
путеводные звезды.
Ветер укрылся в колодце
черпает прохладу,
Чтобы утешить раны
и плачет не в силах к тебе прикоснуться,
не в силах сказать хоть слово
«Жизнь накануне любви…»
Жизнь накануне любви
Горячие краски и тени
Июньские травы в огне —
В огне изумрудном и синем…
Дети приходят из моря,
из липких, волнующих дней
В одеждах янтарных и тонких
седлают небесных коней
Кормилица
Мать всех несчастных
им вышивает узор
из дикой осоки и света
Дает им перо и топор.
Их солнце забыто в камне
И тень горяча
У снов
такие нелепые руки
и губы почти без слов
Поклоны
I. Каменные гнёзда
«Пробудившись…»
Пробудившись
Однажды утром
Уже не бояться смерти
Не бояться цепей
И семян ядовитых,
Брошенных в землю плача
Ожидая цветения зла
И порока
Не искать утешенья
Не бояться…
Руки связав с землею
Стать нескончаемым корнем,
Неуловимым потоком
Под твердой корою.
Эхом,
Исчезнувшим эхом
Вернуться в разрушенный город
На мраморе и граните
Остаться цветочной пыльцою
Пробудившись
Однажды утром
Встать с прохладной постели
Окна открыть
И воздух
Впустить в неподвижные реки,
Застывшие в самом сердце
Бессильных людей
И счастливых…
«Последний твой хлеб…»
Последний твой хлеб
Заклинатель воды
Гремучие змеи
Скормили птенцам
На высохшем дне
Почерневшей реки
Остались руины
Исчезнувших стран
Остались следы
Неизведанных рыб
Следы пеликанов и трав
Вода ускользнула
Барвинок и хвощ
Растут на могильных крестах
«В лесной сердцевине…»
В лесной сердцевине
Лишь крики без эха
И молнии прячутся
В терпком вине
Пугливых цветов
Просветленное лето
Уснуло в холодной воде
Пустило венки по серебряной глади
Венки из крапивы и роз
И в утреннем небе из тонкой бумаги —
Мерцание пепельных гроз
«Безгласен и слеп…»
Безгласен и слеп
Мой каменный лев
Среди потускневшего льда
На древних морщинах
Задумчивый снег
Остыл в ожидание зла
Горячие веки ушедших ночей
Крошатся
Как сломанный мел
Мой каменный лев —
Неземная печаль
Огонь умирающих тел
«Чтобы время в слова погрузить…»
Чтобы время в слова погрузить
Я буду всегда невесом
Неприметен
Неуловим
Будто солнечный ветер
Ослепительно светел
И тих
Чтобы колокол сердца
Скрепить
С очерствевшей рукою
Я буду всегда
Простодушной росою
Я буду мостом и рекою
Я буду печали родник…
«Ночь обнаженных ночей…»
Ночь обнаженных ночей.
Землю приемлет холод.
Цветущая песня огня
Твой утолила голод
Жажду твою унесла
В перьях стрижей
Землистых
Молча тоску расплела
На простынях
Душистых
«Никогда не боялись дети…»
Никогда не боялись дети
Материнской утробы
Любили её глубины
Её чистые воды
Каждый вечер встречали Эдипа —
Царя в пурпурных одеждах
Царя,
Ослепленного страстью
Приглашали
В свои владенья
Он прятал глазницы пустые,
Прикрывал дрожащей рукою,
Говорил полушепотом,
В страхе
Вспоминал о тяжком убийстве
Звал волков и лисиц
Прирученных
Хлебом кормил с ладоней
Гладил по бурой шерсти
Поил прохладным нектаром
И звери у ног ложились
На серые плиты базальта
Грелись в лучах закатных
Под мрамором арок дремали…
Дети внимали Эдипу —
Смотрели в пустые глазницы
Настороженно слушали речи,
Пропитанные отчаяньем
Слова,
Потерявшие злобу
«Крестит детей перед сном…»
Крестит детей перед сном
Кропит святою водою
Ветер стучится в дом
Холод приносит с собою
Ветер приносит тень
Сумрак убитых воинов
В небе горит постель
Сломаны крылья
Больно…
«Нелепый хоровод…»
Нелепый хоровод
Размеренных дождей
Мы укрощали боль
И затихали реки
Мы – близнецы с тобой
Под мантией тугой
Хрустальное стекло
В смертельной неге
«Ты – сама неподвижность…»
Ты – сама неподвижность
В излюбленном царстве
Цветов и пророков
Простота в ожерелье
Из пламенных сот
Опустевшая гавань,
Залитая солнечным светом
Словно влажные губы
Просящий и трепетный рот
«иеродиакону Марку…»
иеродиакону Марку
Теперь твое художество иное —
Веселия огонь
Благоуханный свет
Ни суета разбуженного роя
Ни горькая тоска
Прожитых лет
Не потревожат
Скромного убранства
Простых и бережных
Иисусовых молитв
Теперь лишь послушанья постоянство
В твоих глубинах
Чистоту хранит
«Ведьмы всегда умирают…»
Ведьмы всегда умирают
С разорванным сердцем
Молот Господень
Пронзает гнилые тела
В мутных зрачках
Когти демонов
Тени
В пене синеющих губ
Два зловонных крыла
Остекленевшие руки
На простыне белой —
Ветви сухие,
Что пахнут могильной травой
Ведьмы всегда умирают
Омытые серой
Души распилены
Ржавой
Кривою пилой
«Там, под навесом…»
Там, под навесом
Давят виноград
Три женщины
С горячими губами
Полунагие
Потные тела,
Прикрытые солеными власами
Бежит мускат
По грубым желобам,
Чтоб стать вином
Янтарным и веселым
Приходят корабли
Из дальних стран
И трюмы наполняют
Легким звоном
И день грядет
С отточенным серпом
Внезапный
Быстрокрылый
Ангел света,
Несущий сталь
Под золотым листом
День тлеет
На ладонях злого лета
И грубый холст,
Испачканный травой
И шаль пурпурная
Наброшены на плечи
Слепой лозы
Журчащий полдень
Зной
Пьянеет
От своей тягучей речи
И сотни рук
Приносят виноград
Корзины
Липкий сок
Усталые движенья
В давильне солнце
Сбросило наряд
Зажав в коленях дрожь
От нетерпенья
«Зима…»
Зима
Как испуганный странник
Таится в бесшумной груди
Твоя кровь
Драгоценна во мне
И чиста
Твоя кровь —
Колокольчик на ветвях луны
Наперекор нищете и слезам
На ясных гранях
Бурлящей воды
Проворная кровь
Бежит между скал
Алмазы сжимает в горсти
А зима
Чеканит на солнце круги
Под крышей чужих домов
Как приёмная дочь
Сидит за столом —
Боится взглянуть за порог
Боится внезапного стука в дверь
На погасших дождях ноября
Зима
Оставляет
Свой снежный обед
Свой хлеб
Из хрустящего льда
«Глаза…»
Глаза
Две хрустальных струи
Танец змей
На горячих камнях,
Белым голубем
Старцы глядят с высоты
Медный обруч
На свежих хлебах
Завороженный шепот
Тибетских снегов
На бумажных иконах —
Мосты
Уносящие сердце
В бездонный поток
Тихой радости
И чистоты
На бумажных иконах —
Святая роса
Мягким светом
И желтым огнем
Обжигающий пепел
Покрыл небеса
Млечный путь
Стал багряным листом…
Тибет
Змеиные
Пестрые ленты —
Лоскутки на тонких шестах
Реют в порывах холодного ветра
Смеются в непальских камнях
Бьются о воздух
Извилистым телом
Поют о великой земле
Лоскутки
Непрестанные мантры
Барабаны
В растерянной мгле
«Между полной луной…»
Между полной луной
И сладостью сентября —
Голоса удивительных птиц
Напряжение нового дня
Рождение звезд
Песок
На руинах моих городов,
Пожирающих славу и верность
Сбирающий тяжкий оброк…
Шахта. Посёлок
Тень саранчи
На яблоневом поле
Гиены вой
Как хохот колдунов
И дикий свет зрачков
Несущий горе
Для путников заблудших
И сынов —
Сынов забытых шахт
Безводных русел
Холмов
Уставших от слепых небес
Гиены бродят по стеклянной глине
На полосатой шкуре —
Мелкий бес
Дорога смыта
Желтыми дождями,
Сосут младенцы грудь,
А в молоке —
Хрустящий уголь
И дробленый камень,
И пыль черна
Остыла на стекле
Чудовища – чугунные машины
Погибшие от долгого труда
Лежат в траве
Бессмысленно
Недвижно
Их отражение уносит прочь река
Река
Как полумертвая старуха —
Завшивленные волосы
И рот —
Гнилой провал,
Глаза гноятся,
Десны —
Разрушенный
Внезапной бурей свод…
И пламя от костров,
В котором дети
В холодный полдень
Плавят свой свинец,
Не отпугнет гиен,
Песчаный ветер
Сеть натянул
Среди дырявых стен…
«Непокоренный и славный…»
Непокоренный и славный
В хитоне из алого шелка
Погружается в мягкую землю,
Стирая священные грани
Затихнув в лесной полутени
Глядит на затмение солнца
Надежные, теплые ветви
Ласково гладит руками
Сквозь тело его прорастают
Янтарные, буйные злаки,
Под тяжестью птиц
Сгибаясь
Деревья пускают корни,
Цветы полевые
И травы
Ложатся венками на плечи,
Пронзают виски золотые
Мраморный лоб украшают
Торжество потаенного мира
Буйство природных красок.
Непокоренный,
Ты создан
Из плодоносного света
Подобный
Рвущейся боли
Родовых, беспощадных схваток
Имя твое безгранично
На каждом вздохе Вселенной
Начертано звездной пылью
Начертано многократно…
Время твое – многолико
Быстрых ресниц движенье,
Бег леопарда и лани,
Полет зловещего грифа…
Непокоренный,
Ты властен
Над нашим замерзшим сердцем
Над радостью и печалью
Над плачем
Над тихим криком…
«Он ждет в перевернутой лодке…»
Он ждет в перевернутой лодке
Ребенок песка и прибоя
Цветы собирает
И в полночь
Стоит над прохладной рекою
Сгорают и падают звезды
На перьях стремительной птицы
Их пепел блестит словно камни —
Сокровища властной царицы
Он ловит колючую рыбу
В густом камыше у протоки
Он пьет травянистую влагу
Вкушает древесные соки
И тлеет искрящийся уголь
На береге влажном и дымном
Он спит между жаждой
И страстью
Ребенок смешливый
Невинный
«Разбуженный пламенем…»
Разбуженный пламенем
Дом
Стоящий на гладком зерне
Вздрогнул от страха
Обнял
Призрак своей наготы
«Сквозь прозрачную воду…»
Сквозь прозрачную воду
На липкое дно
Падают тени листьев
«Мальчик…»
Мальчик,
Рожденный для нового века
В водной стране
Отыскал
Чистый, доверчивый воздух
Звуки прилива
В расщелинах скал
Зеркало в солнечных каплях
Соль на шершавых камнях
Легкость и свежесть деревьев
На изумрудных волнах…
«Будешь ты…»
для Т. Л.
Будешь ты
Ноября воплощенье
На оливковых водорослях света,
Обретающих вечный приют
На незрячем песке,
Обожженном в кострах
Ускользнувшего, долгого лета
Замерзающих губ
Пламенеющий гнев
На разбрызганных красках рассвета
Будешь ты
Тяжелее
Молчанья затопленных барж
Легче
Снежного платья,
В которое
Зимнее море одето…
«В немой прохладе горного покоя…»
В немой прохладе горного покоя
На нитях радуги,
Окрашенной дождем
Сверкает день —
Архангельские крылья
Окроплены рубиновым вином
Лев одинокий
(Солнце над пустыней)
Свернулся кротко
Возле пирамид
И стон земли
Под лепестками лилий
Подобен звукам
Отшумевших битв
«В перьях разбуженных птиц…»
В перьях разбуженных птиц
Спрятала ночь свою книгу
Но ветер буквы смешал
Луне в подол кинул
Луна размолола буквы
На жернове звездном
И вдруг
Уронила муку
На травы
Цветы
И сосны…
«Кровоточат иконы…»
Кровоточат иконы
Осень. Схима. Свеченье.
Сотни крошечных молний
Пронзают оклад
Богородицы лик все светлее
И чище
Обряжаются краски
В свой яркий наряд
Скоро век окунется
В безудержный хохот
Сатаны
В скользкий холод
Драконьих хвостов
Грубо кости раскрошит
Разнузданный молот
Лжи и страха
В руках вечно пьяных шутов
Кровоточат ладони.
Осень словно игрушка
Позабыта детьми
Горько плачет в углу
Безутешное время
Чудес и пророчеств
Обхватило руками
Гнездо на ветру
Обхватило и держит
Трех птенцов
Невесомых
Согревает теплом
Сокровенных сердец
Кровоточат иконы.
В белом кружеве снега
Я стою —
Одряхлевший чернец…
«Полунагая мать…»
Полунагая мать
Склоняется к ребенку
У колыбели сыпет освященный мак
Круг чертят маковые зерна,
И отступает прочь
Холодный мрак
И ночь похожа на слепую пряху
Ткет полотно из шорохов реки
Струится дождь на каменную плаху
Смывает пыль с заржавленной сохи
Кропит углы
Мать кровью петушиной
И дочери тревожный, хрупкий сон
Сливается с песочными часами
И тает на губах прозрачных волн
Полынь висит у изголовья
Влага
Сквозь щели в стенах
Проникает в дом
Мать засыпает медленно
Без страха
Вдыхая воздух
Потемневшим ртом…
«Змеиное яйцо…»
Змеиное яйцо
Мне обжигает пальцы
Головки пробивают скорлупу
И обвивают бронзовые пяльцы
Детеныши, сосущие росу
Росу, застывшую
Душистою смолою
На маковых цветах
И листьях роз
Скользят,
Свивая маленькие кольца
Змеёныши
Как отблеск синих гроз
(Как грозовые тучи,
Вспышки света
В угрюмой темноте
Без ярких звезд)
Скользят
Сквозь заросли серебряного веха
Сквозь звуки эха
В гнездах черных ос
«По лезвию тончайшему…»
По лезвию тончайшему
Ножа
Ползет улитка
Сталь под тенью спит
В зенит стремится солнце
И вода
На ягодах терновника дрожит
И мир
Такой отчетливо прямой
В неуловимый
Тающий прилив
Одежды сбросил
Стройный и нагой
Он неожиданно спокоен
И красив…
«Вдоль длинной насыпи…»
Вдоль длинной насыпи
Где мы охвачены тоскою
Под крыльями грифонов и химер
Нет ничего
Лишь время колдовское
Качается на маятнике тел
«Я – ключ от всех замков…»
Я – ключ от всех замков
Я – побережье страха
Задумчивая тень
На тонких плитах мрака
Ничтожнейшая пыль
На сапогах солдатских
И горькая полынь,
Что спит в могилах братских
Я – волк среди волхвов
Я – солнечная осень
Я в гриве вороной
Серебряная проседь…
«Твои груди полны молока…»
Твои груди полны молока
И небесного света
На осеннем песке
Оставляя свой крохотный след
Ты в потоке речном
Уплываешь с осколками
Грустного лета
На затерянный остров
Расплавленных слез и любви
«Там, где снег на высоком холме…»
Там, где снег на высоком холме
Звуки арфы сладчайшей и лиры
Ночь лежит на холодной земле
На запястьях сверкают сапфиры
Недоступных светил
Из далеких миров
Изумруды – на трепетной шее
Там, где падают звезды
В глубины веков
Ночь хрустальные молнии сеет
Ждет желанные всходы
Горячих семян
Тростника грозовые побеги
Незаметно касаются призрачных ран
В пальцах ветра текущие реки
Языки говорливого пламени
Сон (многоликий близнец мирозданья)
Собирают полуночный ужин на стол
Приближается время свиданья
Ночь встречает гостей
У открытой двери
Шелк струится по бархатной коже
Гости —
В синих плащах
В тайной комнате сна
Им готово прохладное ложе
Шелест крыльев испуганных бабочек
Смерть
Притаилась в измятой постели
Гости
Медленно входят
В разбуженный дом
Цепь звенит на измученном теле…
Грузия. Монастырь Святого Креста
Их только двое здесь
Простых монахов
В замерзшем храме
На пустой горе
Бесцельный звон
Волнующий и строгий,
«Святой и волк» —
Икона в алтаре
Три грубых фрески —
Красный и лиловый
Густые краски
Вековая пыль
Читают службу
Громко и надрывно
Листает ветер
Ветхую псалтирь
И лунный свет
Ползет по голым стенам
Вот, он поблек —
Туман стекает с гор
И у дверей
Своей печальной кельи
Я с темнотой затеял разговор
«Цветов гниющих…»
Цветов гниющих
Сладковатый запах
Коснулся лепестков
Дрожащих роз —
Колючие, изогнутые стебли
Манили свежестью
Лесных
Блестящих ос
Пробились стебли
Сквозь гранит и мрамор
Могильных плит,
Сквозь золото имен
Покой сочится маслянистой влагой
Деревьев – созерцателей времен
Прозрачных и унылых расстояний
Забыто бремя
Тихий блеск икон
В простой часовне
На исходе лета
Перед Владычицей
Спасительный поклон
И сонный дух рассеян панихидой
Наполнен воздух веселящею смолой
И над землей нелепые обиды
Смывает дождь
Прохладною волной
«На солнечной скрижали…»
На солнечной скрижали
Отчий перст
Выводит Слово
И увенчана короной
Пречистая Звезда
Превышшая небес,
Архангелы
Ткут молнии
И снова
Миро стекает из разбуженных сердец
Врачует раны
Страхи
И сомненья,
Три девственные лилии растут
На древних ложах
Как благословенье,
Эфир сверкает
Благость Божьих рук
Ложится на священные растенья,
Перебирает четки
Странный друг
Хранитель мой
И неземное пенье
Благоговейно вознеслось к Творцу
Разорван круг иллюзий и желаний
И озарение сломало тяжесть мук
Испепелило ложь
Пустых страданий…
