Борис Константинович Тебиев
…И в просвещении стать с веком наравне. Том I

ISBN 978-5-0051-5340-1 (т. 1)

ISBN 978-5-0051-5341-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

…И в просвещении стать с веком наравне:
Педагогические искания и школа пушкинской эпохи

Введение

Всякий раз, вспоминая Александра Сергеевича Пушкина, говоря о его величайшем влиянии на русскую культуру, мы вольно или невольно обращаемся и к взрастившей его эпохе. Эпохе, которую знаем, казалось бы, до мелочей и которая еще таит в себе немало неразгаданных тайн. И главная из них – тайна рождения пушкинского гения.

Пушкинской эпохе, педагогическим исканиям и школе той поры посвящена эта книга. Ее название – строка из поэтического послания «Чаадаеву», написанного в апреле 1821 г. и впервые опубликованного три года спустя в журнале «Сын Отечества». Из многих пушкинских творений давайте остановимся на этом потому, что именно в нем содержится счастливое для нас сочетание ключевых понятий – «гений» и «просвещение»:

Оставя шумный круг безумцев молодых,
В изгнании моем я не жалел об них;
Вздохнув, оставил я другие заблужденья,
Врагов моих предал проклятию забвенья,
И, сети разорвав, где бился я в плену,
Для сердца новую вкушаю тишину.
В уединении мой своенравный гений
Познал и тихий труд, и жажду размышлений.
Владею днем моим; с порядком дружен ум;
Учусь удерживать вниманье долгих дум;
Ищу вознаградить в объятиях свободы
Мятежной младостью утраченные годы
И в просвещении стать с веком наравне…

Блистательный современник поэта, так же, как и он, активно стремившийся «стать с веком наравне», математик и педагог Н. И. Лобачевский, размышляя о феномене гениальности, писал: «…Гением быть нельзя, кто не родился. В этом—то искусство воспитателей: открыть гений, обогатить его познанием…». Именно воспитание, считал ученый, «соглашает» «все способности ума, все дарования, все страсти… в одно стройное целое, и человек, как бы снова родившись, является творением в совершенстве».

Природа гениев – «творений в совершенстве» – до сих пор проблематична, несмотря на обилие исследований, посвященных данному явлению. Она представляет собой сложную совокупность взаимодополняющих факторов: внутренних и внешних, врожденных и приобретенных, закономерных и случайных. Это и генетически обусловленная наследственная одаренность, и способность к нестандартному восприятию окружающего мира, и готовность индивида работать над собой. (Именно о такой работе над собой и говорит Пушкин в послании «Чаадаеву»). Это и его ближайшее окружение, способное выявить, оценить дарование, взлелеять талант, и, конечно же, это – общественная среда, эпоха, в которой социализируется гениальная личность.

Вопрос о природе гениальности, путях ее формирования, средствах поиска и открытия, соотношении различных факторов, их взаимосвязи и взаимообусловленности волнует науку очень давно. В течение многих лет над решением этого вопроса бьются философы и антропологи, психологи и генетики. Но особенно близок он педагогам. В силу своей специфики педагогика стоит у истоков формирования личности. Вопрос о том, почему одни становятся гениями, двигающими прогресс человечества, а другие вырастают бездарями и посредственностями, является для педагогики далеко не риторическим.

Это вопрос ее престижа, вопрос ключевой, принципиальный. Ведь именно на долю педагогики, науки универсальной и интегративной в системе наук о человеке, в конечном счете, выпадает задача разрушить многовековые представления о мистической ауре гениальности как явлении сверхестественном и непостижимом в своей сути.

Нельзя не согласиться с уже укоренившимся мнением о том, что каждая эпоха с биологической точки зрения порождает определенное, приблизительно равное количество разнообразно даровитых людей. Вряд ли оспоримо и то, что привилегированная дворянская среда, к которой поэт принадлежал от рождения, дала ему массу счастливых привилегий, в том числе и возможность учиться в одном из лучших учебных заведений всех времен и народов – Царскосельском лицее.

И все-таки Пушкину повезло не только в этом. Рождение пушкинского гения стало ярким ответом на вызов эпохи, обнаружившей острую потребность в людях с развитыми способностями. «Безумное и мудрое» «осьмнадцатое столетие» с его вольтерьянским просвещением, промышленным переворотом в Англии и Нидерландах, возвестившим о начале индустриальной эры человечества, Великой французской революцией, на знамени которой сияли лозунги свободы, равенства и братства людей, американской «Декларацией о независимости», положившей начало крушению рабства в планетарном масштабе, взбудоражило полусонную Россию, заставило ее душой и сердцем прикоснуться к идеям и ценностям общественного прогресса.

Предшествовавшее появлению пушкинского художественного гения культурное развитие обеспечило ему высокий и прочный «культурный пьедестал», поставило «созревающего Пушкина», как писал А. В. Луначарский, «на довольно высокую ступень ранее пройденной лестницы». У подножия этой лестницы и на ее ступенях стояли великое лирико-эпическое наследие русского народа, русская литературная классика ХVIII в., оригинальная философия самобытных русских мыслителей, интеллектуальное богатство Европы.

В те годы, когда формировался и креп пушкинский гений, понятия о человеке как творце и цели общественного прогресса еще не оформились в целостную систему. Вопрос «Что такое человек?» был только сформулирован И. Кантом как основной вопрос философии. Тем не менее лучшие умы Нового времени уже отчетливо сознавали, что именно человек является главным источником всех богатств и субъектом духовной деятельности, создающим мир культуры. Вот почему тенденции защиты прав каждой личности, в том числе и на всестороннее гармоничное развитие, идеи воспитания человека, формирования его способностей и дарований становятся необычайно актуальными, перемещаются в центр общественного внимания.

Суммируя исторический опыт воспитания, К. Маркс справедливо отмечал, что «возможность индивида вроде Рафаэля развить свой талант зависит от спроса, который в свою очередь зависит от разделения труда и порожденных им условий просвещения людей». ХVIII в. подверг эти условия основательной ревизии, передав эстафету веку ХIХ, на стартовой черте которого и началось пушкинское восхождение к гениальности.

Цель настоящей работы – реконструировать, насколько это возможно, непростой и противоречивый в силу различных обстоятельств педагогический фон пушкинской эпохи, хотя бы частично воссоздать ее неповторимый колорит, выяснить, как развивались отечественная школа и педагогика на этом сравнительно небольшом, но весьма ответственном отрезке исторического пути, пройденного Россией.

При этом автор исходит из убеждения, что педагогический фон эпохи благоприятствовал формированию пушкинской гениальности. Важность такой оценки обусловлена двумя обстоятельствами. Во-первых, тем, что в литературе нет-нет, да и проскальзывают сомнительные суждения о том, что процесс социализации личности может успешно протекать и без активного участия институализированной системы образования. А, во-вторых, тем, что школа и педагогика пушкинской эпохи до сих пор далеко не однозначно оцениваются исследователями. Все это напрямую связано и с дискуссиями относительно того, нужны ли для формирования гения какие-либо исключительные условия, особая локальная питательная среда или нет.

История отечественной школы и педагогики – важнейшая составная часть нашей интеллектуальной истории. Ее познание проливает свет как на процесс развития духовных сил всей нации, так и на процесс личностного роста отдельных ее представителей, и в первую очередь тех, кто своим трудом и своей гениальностью умножил ее славу. Имя Пушкина, выдающегося реформатора русского слова, всегда будет стоять в первых рядах имен наших соотечественников как живое олицетворение России, ее величия и славы. Его значение для русской культуры и русского народа неисчерпаемо. Однако в лучах пушкинской славы не должны померкнуть и имена тех, кто, посвятив свою жизнь воспитанию подрастающих поколений, раскрытию юных талантов, скромно и честно выполнял свой патриотический и гражданский долг на ниве служения прекрасному, доброму и вечному.

Зададимся при этом вопросом: можно ли реконструировать историю отечественной педагогики и школы конца ХVIII – начала ХIХ в. не прибегая к Пушкину, выводя его, пусть даже условно, за рамки эпохи? Ответ напрашивается однозначный: «Нет!». Пушкин есть в этом времени повсюду. Идет ли речь о сближении России с просвещенной Европой или о рождении русского детского театра, о реформах школьного и университетского образования или о репертуаре детского чтения, о новых дидактических приемах или о совершенствовании грамматического строя русского языка. Такова беспокойная природа гениальности.

Диалог с прошлым, который нам предстоит, сближает историю отечественного просвещения с пушкиноведением, делая эту историю более яркой и впечатляющей, насыщенной живыми мыслями и образами поэта, его современников, наставников и друзей, его духовных предшественников и ближайших последователей. Прислушаемся повнимательнее к голосам пушкинского времени: быть может, они донесут до нас то, что с пользой применимо в нашей сегодняшней жизни, что послужит выявлению и развитию новых гениев и талантов, так необходимых нам на нынешней трудной дороге духовного и нравственного обновления.

Глава первая
«Вещали книжники, тревожились цари»

Россия и европейское Просвещение: от схоластики к педагогике гуманизма. Во благо общества гражданского.

Матери, отцы и книги. Под властью любви. Детская журналистика и детский театр. Форпосты отечественной учености

Эпоха, которую мы по праву называем «пушкинской», была сложной, противоречивой и духовно возвышенной. «Эпохой надежд и духовной юности» называл ее А. И. Герцен. Это было время утверждения русских национальных ценностей и подъема национальной культуры, нескончаемых попыток россиян уяснить ход и смысл своего прошлого, настоящего и будущего. Пушкинская эпоха внесла в русскую жизнь новый порядок чувств и мыслей. На рубеже ХVIII-ХIХ ст. с убедительной силой сформировались русский национальный характер, национальное самосознание русских людей, их новая ментальность. В поэзии и прозе, трудах философских и исторических были выявлены и запечатлены многие характерные черты русской нации. Точно и емко сказал о них Гаврила Романович Державин, творчество которого являлось голосом русской славы:

…О Росс! О добльственный народ,
Единственный, великодушный,
Великий, сильный, славой звучный,
Изящностью своих доброт!
По мышцам ты неутомимый,
По духу ты непобедимый,
По сердцу прост, по чувству добр,
Ты в счастье тих, в несчастье бодр [1]…

Параллельно шел активный процесс приобщения российской публики, в том числе жителей страны детства, к передовым общеевропейским достижениям, формировался культ энергии, активного действия. Завоевав новые земли, укрепив свои границы, Россия уверенно входила в состав просвещенной Европы. Многое черпая из европейского культурного запаса для своего культурного развития, она училась понимать и ассимилировать западноевропейскую культуру. В России переводилась и издавалась европейская классика, сюда охотно заезжали иностранные учителя и гувернеры. Не будем говорить пока о качестве предлагавшихся ими услуг, заметив попутно, что далеко не всегда оно было негодным. Многие просвещенные россияне для усовершенствования в науках и искусствах по заведенной Петром Великим традиции выезжали в европейские страны. Известно, что в 1761 г. русские студенты занимали скамьи в университете Глазго, где учился и преподавал Адам Смит, другие европейские знаменитости. Именно здесь, например, получил образование, защитил магистерскую и докторскую диссертации первый русский профессор права, академик Семен Ефимович Десницкий (ок. 1740—1789). Русских студентов и стажеров можно было встретить в Кембридже, Оксфорде, Эдинбурге. «Прорицатель вольности» А. Н. Радищев получил образование в Германии, в Лейпцигском университете, куда был направлен в 1766 г. после успешного окончания Пажеского корпуса в составе группы из двенадцати молодых дворян. Среди россиян, учившихся за границей, были не только представители привилегированного дворянства, но и разночинная молодежь: дети священников, ремесленников, купцов и даже хлебопашцев.

Центром духовного притяжения для всей мыслящей Европы становилась в те годы предреволюционная Франция, лучшие умы которой, по образному выражению В. О. Ключевского, обрушили раскаленную лаву новых идей на гнилые развалины старого порядка. Они беспощадно и яростно опровергали устоявшиеся представления о мире, религии, обществе, государственном устройстве, ценностях культуры, провозглашая начало царства разума, справедливости и вечной истины. Г. Гегель писал, что это было время, когда мир был поставлен на голову, сначала в том смысле, что человеческая голова и те положения, которые она отражала посредством своего мышления, выступили с требованием, чтобы их признали основой всех человеческих действий и общественных отношений, а затем и в том более широком смысле, что действительность, противоречившая этим положениям, была фактически перевернута сверху донизу.

В переводах и подлинниках сочинения европейских просветителей проникают в дворянскую и разночинную среду, способствуя становлению и развитию в России светского стиля культуры, утверждению свободы мысли в самых разнообразных ее проявлениях – от вольтерианства и просветительского гуманизма до масонства, в благих своих намерениях стремившегося достичь на земле всеобщей гармонии и братства.

В эти годы в России появляются и ширятся различные книгоиздательские сообщества и объединения просветителей. Одним из первых в Москве в 1768 г. создается полуофициальное литературно-издательское «Собрание, старающееся о переводе иностранных книг на российский язык». Во главе его стоял директор Академии наук В. Г. Орлов. Все дела вел секретарь Екатерины II Г. В. Козицкий. В трудах «Собрания» принимали активное участие крупные российские литераторы и ученые – И. Ф. Богданович, Я. Б. Княжнин, Я. П. Козельский, А. Н. Радищев, С. Я. Разумовский, другие деятели русской культуры. На «Собрание» усердно трудились более ста переводчиков. («Почтовые лошади просвещения» – с почтением говорил о переводчиках Пушкин.) За 15 лет своей деятельности «Собрание» подготовило 112 книг. Переводы выполнялись с эллино-греческого, латинского, французского, немецкого, английского, итальянского и даже китайского языков. Наряду с произведениями древних классиков и античных писателей особое место занимали философские, морально-этические и политические трактаты европейских просветителей.

Масштабной была издательская деятельность Московского университета, некоторых других научных и учебных центров страны, а также «вольных типографов», и в первую очередь выдающегося русского просветителя Н. И. Новикова, выпустившего 448 названий книг. Из переводных работ особенно велик был интерес к французским книгам. С 1725 по 1800 г. на их долю приходилась 1/6 часть всех вышедших в стране изданий. Ни с чем не сравнимой на протяжении многих десятилетий была в России популярность и слава самого бесстрашного «единоборца с суевериями» – Вольтера. До 1898 г. было выпущено 72 отдельных издания его сочинений. Многие известные политики и ученые России, в том числе и сама императрица Екатерина II, водили личное знакомство с «фернейским затворником», вели с ним оживленную переписку.

В числе новых интеллектуальных веяний заметное место занимали веяния педагогические. Во многом благодаря французским просветителям европейский «культурный слой» второй половины ХVIII в. был буквально пропитан философской антропологией и гуманистической педагогикой. Особой популярностью пользовались сочинения блистательного и несравненного Жана – Жака Руссо, педагогическая система которого была пронизана искренней верой в человека, его способности и творческие силы, категоричного Клода Адриана Гельвеция, утверждавшего, что воспитание «может все», задиристого Дени Дидро, стремившегося проникнуть в глубь изучаемых явлений и рассматривавшего растущую личность как феномен сложный, противоречивый и достойный всестороннего изучения.

Их усилиями был достигнут окончательный разрыв со средневековой схоластикой, ветхозаветными представлениями о воспитании и обучении, утверждавшими, что человек по своей природе склонен к дурному и делает хорошее только по принуждению, что масса людей расположена вести порочную жизнь, совершать всяческие неблаговидные поступки и преступления и что единственным основанием общественного порядка должно быть угнетение, а самым надежным средством воспитания – розги.

Глаза, искавшие истину, находили ее в трудах европейских просветителей, которые сформулировали новые представления о назначении и сути человека, возвестили о рождении новых идеалов воспитания и обучения подрастающих поколений, призванных быть определяющими в выборе способов педагогического мышления и педагогической деятельности. Предвещая наступление новой эры, вечного «царства разума», они были преисполнены светлой верой в творческие созидательные силы человека. Воспитание к жизни, утверждали они, должно осуществляться на примерах и опыте самой жизни. При переходе от варварства к цивилизации человек, поставленный лицом к лицу с природой, от фактов и опыта поднимается к идеям и законам. Такой же путь, который прошли народы для своего просвещения, должен пройти с ребенком и его воспитатель. Человек должен быть воспитан к свободе, он должен быть инициативным, самостоятельно мыслящим. Воспитание нового человека способно перестроить современный мир, сделать его лучше, чище, гуманнее. Именно путем просвещения должны быть уничтожены на земле ложь, предрассудки, невежество прошлого и открыта дорога в светлое будущее. Задачу школы они видели в том, чтобы сделать человека мыслящим, деятельным и счастливым.

Идеи просветителей вошли в мировоззрение и в социальную программу коренных преобразований времен Великой французской революции, стали основой реорганизации школьного дела во Франции и некоторых других европейских государствах. Революция вплотную подвела французское общество к идее всеобщего, обязательного и бесплатного образования на всех его ступенях, нейтрализации религиозного влияния в школе, воспитания «сильного, трудолюбивого, дисциплинированного, честного поколения» [2].

Успехи европейской педагогики, становясь достоянием россиян, заставляли отцов и матерей семейств по-новому смотреть на проблемы детства, глубже вникать во внутренний мир своих детей, педагогически грамотно направлять их развитие. То, что увидел в семейном воспитании тех лет Денис Иванович Фонвизин, было лишь карикатурным отражением новых веяний, точнее – борьбы тенденций, проявившихся в реальной жизни: европейской тенденции к непременному научному образованию дворянских недорослей и отечественной тенденции обучать плохо, непедагогично, без должного индивидуального подхода к формирующейся личности.

Образование и воспитание стали знаменем екатерининской поры – поры расцвета просвещенного абсолютизма. Если петровские образовательные реформы затронули лишь незначительный общественный пласт, то реформы екатерининского времени оказались гораздо шире и глубже. Этого требовала жизнь, практика хозяйственного, социально-политического и культурного развития России. Речь уже шла не о подготовке отдельных, крайне необходимых для укрепления армии и развития мануфактурного производства кадров, а о практике образования более или менее массового, вовлекающего в свою орбиту различные слои российских обывателей. Более того, образование стало рассматриваться в екатерининскую эпоху как важнейшее средство национального самоутверждения.

«Воспитание юношества, – говорилось в высочайше утвержденном в 1786 г. Екатериной II «Уставе народным училищам в Российской империи», – было у всех просвещенных народов толико уважаемо, что почитали оное единым средством утвердить благо общества гражданского… Воспитание, просвещая разум человека различными другими познаниями, украшает его душу; склоняя же волю к деланию добра, руководствует в жизни добродетельной и наполняет, наконец, человека такими понятиями, которые ему в общежитии необходимо нужны…». Повелевая открыть главные и малые народные училища во всех губерниях и наместничествах Российской империи, императрица надеялась, что плоды просвещения начнут размножаться по всей стране, принося пользу как государству, так и его подданным.

С этого времени количество народных училищ в стране начинает быстро расти. Если в 1787 г. насчитывалось 218 народных училищ, в которых обучались 11968 мальчиков и девочек, то к 1800 г. их количество увеличилось до 315 с 19915 учащимися и 790 учителями [3]. Из пятисот российских городов училища имелись в 254. Большинство учащихся принадлежали к средним городским слоям: мещанству, купечеству, разночинцам.

Обучение в главных народных училищах, открывавшихся в губернских городах, продолжалось пять лет. Каждое училище состояло из четырех разрядов, или классов. В первом классе учащиеся изучали Священную историю и краткий катехизис, чтение, письмо, устную и письменную нумерацию. Во втором классе шло изучение пространного катехизиса, арифметики, русской грамматики, чистописания, рисования, читалась книга «О должностях человека и гражданина». В третьем классе учащиеся читали Евангелие, повторяли катехизис, проходили вторую часть арифметики, всеобщую историю, введение в географию Европы и России, русскую грамматику, рисование. В первых трех классах обучение проходило по году, в четвертом классе оно шло на протяжении двух лет. Здесь изучались всеобщая география, геометрия, механика, физика, естественная история и даже архитектура.

Для желавших продолжить образование в гимназии дополнительно преподавались латинский и один из новых языков, «какой по соседству каждого наместничества, где главное народное училище находится, быть может полезнее по употреблению его в общежитии». В соответствии с этим в южных губерниях империи – Киевской, Новороссийской, Азовской рекомендовалось изучение греческого языка, в восточных областях – арабского, в Иркутской губернии и Колыванской области – китайского. Таким образом, воспитанники главных народных училищ выходили в жизнь довольно образованными для своего времени людьми, способными активно участвовать в предпринимательстве, многих других сферах хозяйственной и административной деятельности.

Примечательно, что при каждом главном народном училище обязательно должна была состоять библиотека. Кроме того, каждое главное училище должно было иметь кабинет (музей) учебных и наглядных пособий – «собрание естественных вещей изо всех трех царств природы, потребных к изъяснению и очевидному познанию естественной истории, особливо же всех домашних естественных той губернии произведений, в коей главное народное училище находится», а также собрание геометрических тел, математических и физических орудий, чертежей и моделей или образцов для изъяснения архитектуры и механики.

Курс малых народных училищ соответствовал первому и второму классам главного училища. Здесь преподавались те же предметы, за исключением иностранных языков. Причем курс арифметики здесь заканчивался полностью. Это был вполне самостоятельный концентр элементарного образования, соответствовавший по своим параметрам австрийским тривиальным школам. Именно по аналогии с австрийским образцом, в те годы одним из лучших в Европе, и осуществлялось строительство русской народной школы, с одной, правда, существенной оговоркой. Австрийская образовательная модель предусматривала создание элементарных (тривиальных) школ, как в городской, так и в сельской местности. Российский же аналог сельскую местность, в которой проживало абсолютное большинство россиян, фактически не затрагивал. Образовательные потребности сельского населения России были еще крайне незначительными. Они удовлетворялись в основном местными грамотеями или «странствующими учителями».

Как в главных, так и в малых народных училищах обучение было бесплатным, осуществлявшимся за счет местных средств. Хозяйственное заведование училищами поручалось при этом местным приказам общественного призрения. Учебная часть находилась в ведении губернского директора народных училищ. Непосредственное наблюдение за организацией и деятельностью народных училищ на местах поручалось генерал-губернаторам. Общее руководство училищами осуществлялось Главным училищным правительством, находившимся в Петербурге.

В те годы была проведена масштабная работа по созданию учебников и учебных пособий для народных училищ. Получив лично в подарок от австрийского императора Иосифа II комплект учебников, употреблявшихся в австрийской школе, Екатерина II распорядилась воспользоваться главнейшими из них и для русской школы. Отдельные учебники были переведены на русский язык и переработаны в соответствии с нуждами русской школы, а некоторые были взяты за образец при разработке отечественных учебных книг.

Существенный вклад в это дело внес талантливый педагог, методист и организатор народной школы, последователь Я. А. Коменского Федор Иванович Янкович де-Мириево (1741—1814), серб по национальности, приглашенный в 1782 г. Екатериной II в Россию из Австрии, где он возглавлял дирекцию школ в одном из славянских наместничеств. Екатерина II, умевшая окружать себя талантливыми единомышленниками, поручила Янковичу практическую реализацию образовательной реформы. Им были составлены и напечатаны «Российский букварь», «Руководство к российскому чистописанию», «Руководство к арифметике», сокращенный и пространный катехизис, «Священная история», «Описание Российского государства» – всего более 20 учебных и методических книг. Именно Янковичу российские школяры были обязаны знакомству с учебными географическими картами, а также с глобусом, который в те годы впервые появился с русскими названиями.

Существенные изменения происходили в методах преподавания различных учебных предметов и общих дидактических принципах обучения. Этапным событием в истории отечественной дидактики стал выход в свет в 1783 г. «Руководства учителям первого и второго класса народных училищ». Оно явилось плодом коллективных усилий Янковича и российских дидактов, учеников и последователей М. В. Ломоносова. В «Руководстве» особо подчеркивалось, что учитель должен стараться «более о образовании и изощрении разума, нежели о наполнении памяти учащихся». Признавалось, что лучше, если ученики будут «ответствовать своими словами, нежели теми самыми, какие находятся в книге, ибо из того можно видеть, что они дело понимают».

Это знаменовало начало качественно нового подхода к обучению в народной школе. В ХVIII в. даже весьма просвещенные русские люди, деятели культуры и науки, понимали образование весьма узко, только как накопление определенной суммы знаний, не осознавая еще, что это лишь путь, который необходимо пройти, чтобы достигнуть настоящей образованности. Вопрос о развитии мыслительных способностей учащихся, их сообразительности, умения самостоятельно разбираться в явлениях окружающей жизни практически не ставился и, естественно, не решался отечественной педагогикой. От учителей требовалось лишь одно: как можно больше насыщать память своих воспитанников самыми разнообразными сведениями в пределах имевшихся в их распоряжении учебных книг. Упор делался на заучивании учащимися определенного объема сведений наизусть. Каких-либо толкований, объяснений или дополнений к учебнику учителями не делалось, и учащимся даже не позволялось об этом просить. Более того, как вспоминал граф Н. Н. Мордвинов, «объяснения могли последовать линейкой по рукам». Не менее вреда образованию приносило и отсутствие четких критериев отбора учебного материала. Этот недостаток к концу века также стал постепенно исправляться, благодаря чему содержание школьного образования стало более конкретным, отвечавшим уровню современных научных знаний.

Важное значение для упорядочения содержания отечественного образования имела классификация наук, проведенная крупнейшим представителем русского философского просвещения Яковом Павловичем Козельским (ок.1728-ок.1794). В отличие от своих предшественников – Ф. Бэкона, в основу классификации которого были положены «способности души», В. Н. Татищева («общественная польза»), М. В. Ломоносова («степень теоретического обобщения»), Козельский кладет в основу своей классификации наук объект познания. Все современные науки ученый делит на естественные и общественные. Естественные науки в свою очередь подразделяются в зависимости от состояния тел или стихий (земля, вода, воздух и огонь) на четыре разряда: 1. Химия, анатомия, медицина, статика, механика и др. изучают твердые тела; 2. Гидростатика и гидравлика – жидкие тела; 3. Аэрометрия – газообразованные; 4. Оптика, химия и др. – состояние огня и света. К области общественных наук относятся история, право, политика, этика и т. п. Из системы наук Козельский исключает все, что не относится непосредственно к изучению природы, человека и общества, облегчая тем самым педагогическую переработку научных данных для учебных курсов.

Важный вклад вносит Козельский и в разработку теории познания. В работе «Философские предложения» (1768) он отмечает, что «все познание человеческое начинается от чувств», чувства представляют собой «окна» и «двери», через которые впечатления от «наружных» вещей проникают в душу. Человек не может ничего вообразить, чего бы он прежде ни чувствовал. Чувственное знание ученый называет «нижней» ступенью, так как оно приводит к познанию лишь единичных вещей и не схватывает общего и закономерного. «Нижнее» знание свойственно в одинаковой степени как человеку, так и животным, которые также обладают способностями чувства, воображения и памяти. «Высшей» ступенью познания является логическое мышление, составляющее исключительную способность человека. Именно разум, опираясь на чувственные данные, дает знание общего [4].

В процессе реформирования системы народного образования было окончательно определено, что изучение русской грамматики следует начинать не с богослужебных и библейских книг церковнославянской печати, как это повелось исстари, а «всегда с печати гражданской», так как она «имеет пред печатью церковною то преимущество, что она как в чтении и складах легче, так и в азбуке простее и короче».

следующий лист >>