Борис Алексеев
Былички старого егеря. Особинка 1-ая: Русальная неделя
Дядька Ермолай надолго затих. Молчал и я, не зная, как можно утешить, возможно ли это и нужны ли ему слова утешения от чужого человека.
Тишину прервал закипевший чайник. Дядька Ермолай встрепенулся, но с места своего не встал:
– Ты это, кулёк в шалашике возьми. Прям у входа, в кружке. И её тоже бери.
Найти названное труда не составило, поскольку под навесом никаких других вещей не было, только белая обливная кружка и засунутая в неё газета.
Дядька Ермолай следил вполоборота за моими действиями.
– Нашёл, гляжу? Прям в чайник сыпь. Во-от. Да отодвинь малясь, чтобы не бурлило.
Воздух наполнился ароматом с тонким мятным оттенком.
Дядька Ермолай снова отвернулся к воде.
– Понял я тогда, что её Речной Хозяин в русалки забрал. Вот с тех пор, чуть теплеть начнёт, я на берегу и ночую. Всё надеюсь её увидеть, прощения попросить. А она, вишь ты, боялась, стало быть, хоть и знала, что я рядом. Умеют они это: и глаза, и слух отвести. Рядом будешь, а не увидишь и не услышишь.
– Дядька Ермолай, а как же Вы меня услышали?
– Так ты меня по имени позвал. То совсем другое. Имя – оно ключ ко многому даёт. От веку каждый своё имя берег и по людям не трепал. Это сейчас на прозвище обижаются. Потому как уклад не блюдут. А прозвище – оно первый оберег. Ты это запомни, парень.
– Хорошо, запомню. А почему Вы к костру не идёте? От реки сыростью тянет.
– Я привыкший. Столько лет на перевозе. Да и от огня глаза слепнут. Отвернёшься от него, и вроде как темнота гуще, не видно, что на реке делается.
– Это да, – согласился я.
– Привык я ночами на реку смотреть. Всё её ждал. Дочку. Теперь вот уж и не надо. А я всё смотрю.
– А почему сейчас не надо?
– Так свиделись мы с ней. Спасибо тебе, свиделись.
– Мне-то за что? Я ничего не сделал.
– Вот за то и спасибо. Что перед чарами устоял и на красоту не соблазнился. Что пороку не поддался и сироту не обидел. Она же не тебя первого в соблазн вводила. Сколько парней да мужиков в этой речке за похоть свою поплатилось – у-у. Посчитай, кажный год кто-нибудь да топнет. А ты устоял, не поддался, значит. И её тем от зла освободил. А что меня позвал, то отдельная тебе благодарность. Простила она меня. И у меня прощения попросила. Ушла она. А стало быть и мне тут боле дела нет.
Мы опять помолчали.
Я постепенно отходил от пережитого, переваривал в голове услышанное и пытался принять то, с чем столкнулся.
– Значит, на пенсию пойдёте? А как же перевоз? – я пододвинул бревно поближе к костру и снова уселся, поплотнее укутавшись. – Что-то никак я не согреюсь.
– Ты это… парень… наливай из чайника-то, наливай. Да пей. Настоялся уже, – забеспокоился дядька Ермолай.
Я так и сделал. Настой оказался горьким и совершенно невкусным. И я, обхватив руками горячую кружку, просто дышал его ароматом. Дядька Ермолай это сразу заметил:
– Нет-нет, ты пей. Выпить непременно надо. Ты ж с того света вернулся, за Кромку заглянул. Тебя тамошним холодом обдало, а это без следа не проходит. Корень девясила он не тело, душу греет. Потому, парень, пей, чтобы душа не простыла. Ты его теперь под рукой держи. Я тебя потом научу, как правильно корень из земли взять, чтобы в нём сила была. Тебя ведь теперь там знают. А стало быть эта встреча не последняя.
– В смысле не последняя? Мне теперь к воде подходить нельзя?
– Да нет, к воде-то как раз можно. От воды тебе никакого вреда теперь не будет. Вода с сегодняшнего дня твоя защитница, но про подарки для русалок ты всё же не забывай.
– Погодите, а там и другие русалки есть?
– Есть, как не быть. Штук двадцать, а может, и поболе. Тут же испокон веку люди жили. Уж набралось горемык. Но вредить они тебе теперь не будут, раз ты их сестрице такую услугу оказал. И помогут – зарок дали. Но подарочек лишним не будет. Понял ли?
– Вроде понял, а вроде и нет. А в чём они мне помогать будут?
– Когда помощь понадобится, сам поймёшь. Ты, главное, не скупись и про русальную неделю помни.
– И ты помни. – это уже Василь-Матвев ко мне обратился. Он заглушил двигатель и подытожил:
– Такая вот, брат-егерь, особинка. Всё. Приехали.
Он дал финальный аккорд, хлопнув ладонями по рулю, и уже вознамерился покинуть кабину, но я остановил:
– То есть как “всё”?! Чем закончилось-то?
– Что закончилось? – Василь-Матвев посмотрел на меня с недоумением.
– История с дядькой Ермолаем. Вы с ним ещё виделись? И про машину недосказали, и про корень, как его из земли брать? И про других этих… – я неопределённо покрутил в воздухе рукой. Называть их нечистью я постеснялся, вдруг Василь-Матвев обидится, а как по-другому сказать, не знал. – Лешего, кикимору, кого Вы ещё видели?
