Айрат Мударисович Сулейманов
Высокий свет. Стихи
Новоявленный Икар
Один подвыпивший чудак
Забрался как-то на чердак,
Поклялся с пылу-жара,
Что он соседям всем назло
Приладит за спиной крыло
И повторит Икара.
От плоскодонки два весла
Взял в руки, будто два крыла,
И сиганул в пространство.
Сломал в итоге три ребра,
Как записала медсестра:
«Сие увечие от пьянства».
Не знал завистливый чудак,
Что у него пустой чердак,
Где нет в помине зрелых зерен,
Что ловит звезды налету
И покоряет высоту
Лишь тот, кто смолоду упорен.
Не видал будущий Икар,
Что он давно и хил, и стар,
А вот амбиции – в излишке;
Не знал, что прежде чем лететь,
То надобно в башке иметь
Хотя бы чуточку мыслишки.
Иду на красный свет
В дороге есть крутой запрет
Идти на красный свет.
Но жизнь устроена не так,
В ней есть и грязь, и сор,
Кидаюсь я в огонь атак
Всему наперекор.
Упавшему – подать ладонь,
Обиженным – помочь,
Вот цель: зажечь в ночи огонь,
Чтоб отступила ночь.
Случалось ли, мой друг, с тобой,
Чтоб в полночь иль рассвет
Ты, как неистовый Герой,
Шагал на красный свет?
Хотя бы миг еще…
Объехав страны, встретив города,
Узнав всему положенные цены,
Все завершу, подумал, и тогда
Возможно уходить с широкой сцены.
Прошли года, жара на нет сошла,
И уходить уже
как будто можно,
А завершить насущные дела
Не хватит жизни, -
Это невозможно.
Всему есть край,
где наш последний крик
Молитвой безответною растает:
Ах, дайте день один,
хотя бы миг!..
Но этого на свете
не бывает.
Черное и белое
Пройдено все и пережито,
Скоро закат отгорит.
Острою памятью прежнего
Душу нещадно свербит.
Выдалось студное бремя мне:
Холод. Не видно ни зги.
Пеплом сгоревшего времени
Пудрит больные мозги.
И пронеслись несусветные
Годы, где был на коне.
Черные мысли со светлыми
Вечно боролись во мне.
Жалко, что поздно, лишь к старости
Мы прозреваем душой.
Через житейские заросли
Я возвратился домой.
Сам самого я помилую,
Выплачусь здесь до конца
Над материнской могилою
И над могилой отца.
Истинно «Все перемелется!» -
Верил, но не сознавал.
Ехал сюда исповедаться,
Да не судьба – опоздал.
Ветер мурлычет вполголоса:
«Друг мой, крути не крути,
Искры возвышенных помыслов
Пеплом осели в груди».
Нет, не горюю о бремени,
Нес его. В том ли печаль?
Горе в другом: не ко времени
Время сгорело… А жаль!
И бесшабашно, и ветрено,
Через завалы преград
Шел к золотому рассвету я,
А угодил на закат.
Не проклинаю, не сетую,
Что же поделаешь тут!
Черные мысли над светлыми
Верх, к сожаленью, берут.
II
Друг мой, на старость не сетуй уныло:
Есть в ней своя ипостась… Посмотри,
Все легковесное в бозе уплыло,
Зрелая мудрость осела внутри.
Белые гуси стремятся на запад,
Черные тучи ползут на восток.
Мне бы скорей возвратиться назад бы,
В свой родниковый далекий исток.
Все перепутала поздняя осень:
Дождик, туман, опадающий лист.
Зеленью брызжет взошедшая озимь,
Лес обнаженный уныло-сквозист.
Почки набухнут, проклюнутся зерна,
Годы очертят предписанный круг.
Не перепутать бы белое с черным,
Все остальное осилим, мой друг.
Осенью небо светлее… И выси
Нам проповедуют, как бы в укор:
«Надо выветривать черные мысли,
Чтобы для светлых
был больший простор».
Беда одна не ходит
Река стремится к морю,
Тропа спешит к дороге,
А вот людское горе
Застряло на пороге.
Беда одна не ходит,
Сидит и ждет кого-то,
Она всегда находит
Открытые ворота.
Ручей струится к речке,
Солдат идет к победам,
В синь неба – дым из печки,
А беды липнут к бедам.
Оспаривать не будем
Мы истину других:
Ведь чем беднее люди,
Тем больше бед у них.
В моем саду
В моем саду вечерняя прохлада,
Вишневый сад цветением сорит.
Цветут цветы… И ничего не надо,
Когда вокруг спокойствие царит.
Кружатся пчелы шумные над вишней,
Прощаясь нехотя с прошедшим днем.
Наивным, романтическим мальчишкой
Я чувствую себя в саду моем.
И незаметно наступает вечер,
Темнеют краски, сумерки близки.
Увядшие ложатся мне на плечи
Слетающие с веток лепестки.
В природе все расчетливо и мудро,
В саду спокойно, никаких забот.
Я отдыхаю вечером, но утром
Меня опять куда-то повлечет.
И так вся жизнь в полоску: с перебором,
То темен день, то ночь светлым-светла.
В саду спокойно, жизнь-то за забором,
Там бури, ветер и всегда дела!
* * *
Вдвоем мы на лодке, в густом камыше
Картавит залетная птица.
Спокойно на озере, а на душе
Тревога туманно гнездится.
Луну отражает озерная гладь,
Вдвоем мы: лишь я да русалка.
И эта божественная благодать
С рассветом исчезнет, а жалко…
На озере тихо, как в темном логу,
Нет места ни молньям, ни грому,
А там, на суровом крутом берегу
Все будет совсем по-другому.
Житейские дрязги, и грязь в том числе,
Владычествуют между нами.
И там, к сожаленью, на грешной земле,
Туманы владеют умами.
Актрисе
Я Вам принес последние цветы,
Подарок затухающего лета,
В них столько нежности, и доброты,
И переливов утреннего света.
В графин воды нальете не спеша,
Поставите букет на подоконник,
Моя ожесточенная душа
Секрет откроет,
Что я Ваш поклонник.
Царица сцены,
Ваш талант велик,
Он блещет, смех и слезы вызывая,
Возвышенный, неповторимый миг
Совместно с Вами я переживаю.
Я к Вам пришел…
Поклон примите мой,
Просты цветы в букете и не броски,
Зато они не куплены в киоске,
А собраны с поляны луговой.
И, может быть, напомнит Вам букет
О том, что жив еще на белом свете
Наивный, очарованный поэт,
Осенним днем мечтающий о лете.
Ромашка
Светел день…
Рубашка – нараспашку,
В тальнике бунтует соловей.
Приспособлю белую ромашку
К белоснежной кофточке твоей.
Белый цвет – любовь, оно понятно,
На земле он праведен и свят,
Но бывают и на солнце пятна,
Почему-то люди говорят.
Веет горьким запахом полыни.
Тяжкая печаль сшибает с ног:
На ромашке, в самой середине,
Вижу – светит желтый огонек.
Не поверю дедовской примете,
Наберу ромашковый букет.
Кажется, на целом белом свете
Нам с тобою черных красок нет.
Опыты
Ничего уже не радует.
Под ненастный стылый свист
Невесомо с ветки падает
Одинокий желтый лист.
Ручеек звенеть устал, никак,
Не щебечет, не поет.
С поржавевшего кустарника
Ветер ржавчину дерет.
Сколько горького и грустного
В обнаженности земли.
Под ногами ветка хрустнула.
Птица вскрикнула вдали.
Что-то, что-то занеможилось,
Что-то ночью не спалось.
Все, что было, подытожилось,
Но не все еще сбылось.
До усталости, до старости
Далеко, черт побери!
Ну, давай, давай с кустарника,
Ветер, ржавчину дери.
Прощальный костер
Солнце скрылось за ленточку гор,
За цепочку задумчивых ив.
Ярко вспыхнул последний костер,
Темень вечера вновь озарив.
Сколько пройдено троп и дорог,
Сколько собрано ягод в лесу!
Все, что в сердце впитал и сберег,
Я с собою домой унесу.
Гаснет лето, как этот костер…
Завтра утром росистой тропой
Через клевер, пырей и костер
Мне опять возвращаться домой.
Все затихнет в лесу. На бугре
Лишь останется золистый наст,
Но прощальный костер, догорев,
Свой огонь в мои песни отдаст.
Ржаное поле
То ли поле это, то ли гусли,
То ли рожь… А может, у межи
Сел гусляр, заговорив о грусти
Струнами задумавшейся ржи.
Только тронет ветер эти струны, -
Дзинь! – раздастся нежно и легко.
Песня удивительная, юная
Улетает с поля далеко.
Оттого ль, что далеко до осени,
Жарким летом в солнечные дни
То поют задумчиво колосья,
То звенят затейливо они?..
А порой, как колокольчик звонкий, -
Тилинь-тинь, тринь! – весело звенят,
Иногда, как скромные девчонки,
Полушепотом о чем-то говорят.
А порою покажется, что где-то
За рекой, в разбуженной дали, -
Кур-лур-лур! – до самого рассвета
Разговаривают нежно журавли.
Бессонница
Когда я остаюсь наедине,
Видения являются ко мне.
Они за дверью топают ногами
И непонятно угрожают мне:
То пулей в неожиданном нагане,
То каплей яда в праздничном вине.
Ложусь в постель
холодный весь и липкий,
Под одеяло прячусь, как налим.
Перебирая в памяти ошибки
И беды, причиненные другим.
Вот девушка передо мною встала
Безвинная, как тонкая лоза,
Алмазами хрустального бокала
Искрились лучезарные глаза.
Она исчезла облаком тумана,
И скрылась в бесконечности земной.
Любили мы друг друга, как ни странно,
Та девушка не стала мне женой.
Вот нищенка
в заплатанной фуфайке
Ладони протянула…
Стыд и срам:
Я не подал ей, а сказал:
– Сыграй-ка
На балалайке,
вот тогда подам.
Вот старичок согбенный
на коляске
Перевести беднягу попросил…
Я торопился…
в этом шуме-лязге
Не перевез его, не пособил.
Казалось, беды безобидны были,
Однако же и в яви, и во сне
Они грустили облаками пыли,
Глаза слезят и душу ранят мне.
…Прочь одеяло, открываю веки,
Срываю дверь в полуночный июль,
Но ни в одной классической аптеке
Мне нет успокоительных пилюль.
* * *
Над рекой, над нивой спелой ржи
Мечутся испуганно стрижи.
В эту несусветную жару
Ловят всяких мух и мошкару.
У народа есть одна примета:
Если птицы низко, значит это
Близко-близко, рядом
Дождь и ливень,
да к тому же с градом.
Если ж птицы вьются высоко,
Значит непогода далеко.
А вот в жизни у меня с тобою,
Все не так,
и сердцу нет покоя:
Если ты не рядом…
значит эта
Не для нас придумана примета.
Я готов летать не высоко,
а низко, -
Лишь бы ты была со мною близко.
На рассвете
Вот и опять наступает рассвет,
Тьма опустилась в овраги,
И зарождается розовый свет
В этом густом полумраке.
Инеем выбелен утренний путь,
А небо еще, как деготь.
Хочется руку в зарю окунуть
И краски ее потрогать.
Хочется птицей рассветной уплыть
В это просторное небо,
Кажется, что на земле не избыть
Радости, песен и хлеба.
Свадебное время
Был я молод, ты светлым-светла,
Лучше время то не вспоминать бы,
Ах, какой веселою была
Наша незадачливая свадьба.
Вот и дети огласили дом
Радостным, неповторимым криком.
Чувства наши не пошли на слом,
Стали единением великим.
Отцвела черемуха в саду,
Яблоньки понарядились чинно.
На свидание к тебе я не пойду,
Потому что нет на то причины.
Время безвозвратно утекло.
Мы с тобой – две равных половинки,
Падают на стылое стекло
Редкие осенние слезинки.
О прошедшем времени скорбя,
Я сижу, и ты сидишь под боком,
Странно, в этом доме одиноком
Одиноким чувствовать себя.
Чтобы на судьбу не уповать
И нести доставшееся бремя,
Надо бы почаще вспоминать
Свадебное зоревое время.
Татьянин день
В Татьянин день Татьяне
Я говорю:
– Взгляни-ка,
На ягодной поляне
Поспела земляника.
Давай возьмем лукошко
И сходим на поляну…
– Ты погляди в окошко, -
Ответила Татьяна,
– Там вьюга, сваха-сводня,
Ведет морозно трели,
Кроме того, сегодня –
Не первое апреля.
Поземка шаль вязала,
От чувства нет отбою,
– Татьянин день, – сказал я,
– Как раз для нас с тобою.
Закаты и рассветы
Погаснут, вспыхнут снова,
Про ягоды и лето
Я вспомнил просто к слову.
Кто ходит полупьяным,
Кто не совсем, а я вот –
Дарю тебе поляну
Душистых спелых ягод.
Приход любви почуя,
К тебе лечу крылато,
В Татьянин день хочу я
Быть женихом и сватом.
Горе
Где-то за Азовом
Небо бирюзово,
День передгрозовый
Пасмурен и сер.
Автомат бандита
Рявкнул аппетитно –
И у нас убитый
Юный офицер.
…Освещает небо
Полбуханки хлеба,
Ах, поймать бы мне бы
Месяц золотой.
Тихий синий вечер
Мне упал на плечи,
Я иду на встречу
С молодой вдовой.
Что сказать ей, бедной,
Плачущей и бледной?
Путь прошел победный
Муж ее, супруг,
Стал он в жизни этой
Песней недопетой,
А мечтал поэтом
Стать погибший друг.
Я сказал ей:
– Ната,
Не горюй, не надо,
Буду я за брата
Навсегда тебе.
Злу не поддаваться,
Горю не сдаваться,
Даже улыбаться,
Супротив судьбе.
* * *
Тихо хлопнул дверью о косяк
И ушел, не улыбнулся мило,
Неужели на такой пустяк
Ты тогда вниманье обратила?
Утром, на работу уходя,
Не поцеловал тебя, родная,
Вся подушка, как после дождя,
Вечером уже была сырая.
Повторяю правду вновь и вновь,
Пусть мои слова услышит небо:
На земле высокая любовь
Никогда не станет выше хлеба.
Никуда не денусь и приду,
Все, что не додумал, наверстаю,
Как и ты,
и я за ерунду
Нежность между нами
не считаю.
Не надо…
Падают первые хлопья
Крупного мягкого снега
Белым узбекским хлопком,
Теплым шарфом печенега.
Ластится ласковый лепет,
Шум ребятни оголтелый:
Снежную бабу лепят –
Белое снежное тело.
Жизнь в нее, снежную, вдуют,
Губы прорежут и очи.
Но быстро ее, молодую,
Зимние ветры источат.
Быстро подкосятся ноги,
Вытают брови слинявшие,
И упадет у дороги,
Даже весны не дождавшись.
Холодности – не надо,
Ветрености – не надо,
Есть у любви награда,
Ты раздари ее, лада.
Милые недотроги,
Будьте не бабами снежными,
Будьте, коль надо, нестрогими
И до скончания – нежными.
Сиртаки
Свет абажура мягко падал,
Почти до полночи не гас,
Сиртаки – музыка Эллады –
Звучала именно для нас.
С прически выбивался локон,
Касался губ моих чуть-чуть,
Луна в зашторенные окна
Пыталась оком заглянуть.
И полусвет, и полутени,
И лунный отблеск на окне
Тревожили воображение
И разжигали страсть во мне.
Мы танцевали под сиртаки,
Душевной страсти не тая.
О том, что было в полумраке,
Мы знали двое – ты да я.
Ягода-малина
Собирал я с девушкой малину
В нашем бузовьязовском лесу.
Солнышко июльское палило
И сгоняло свежую росу.
Губки у девчонки слаще этой
Ягоды-малины…
Я, пострел
До сих пор, до нынешнего лета
К ним и прикоснуться не посмел.
Мы собрали цельное лукошко,
Ягоды сочатся – не стерпеть.
Сладкую попробую немножко,
Хочется всю сразу одолеть.
Ты прости меня за эту строчку:
Несмышлен я был в любви и глуп,
Поцелую в розовую щечку –
Хочется дотронуться до губ.
Ягода-малина, молодая,
Нежная… Но я несмелым был:
До сих пор жалею,
что тогда я
Той девчонке сердца не открыл.
Время
Речка – быстротечка
через плес и броды
Все бежит торопко,
в вечность устремясь,
Утекают годы,
будто эти воды,
Пролетает время,
прошлым становясь.
В прошлом мое время…
Там, за горизонтом,
Молодость и юность
бесшабашных лет,
Там отец, пришедший,
слава Богу, с фронта,
Там и моя мама -
солнышко и свет.
Промелькнула лодка,
воду расплескала,
Окатила берег
бельскою волной.
Что-то мне, ребята,
беспокойно стало,
Что-то сотворилось,
видимо, со мной.
В камыше стрекозы
извелись в печали,
Ласточки щебечут,
надо мной летят.
Так же мимолетно
годы отстучали.
Мне уже полвека,
то есть – пятьдесят.
Наступает вечер,
отыгрались грозы,
Горизонт окрашен
в синь-аквамарин.
Скрылась где-то лодка,
спрятались стрекозы,
Ласточки замолкли,
я грущу один.
Пятьдесят, полвека,
разве это много!
«Мелочь, – я подумал, -
это же пустяк».
И повелевает
дальняя дорога
В новые полвека
делать новый шаг.
* * *
За окнами шел дождь…
По мутным стеклам
Стекали капли дождевой воды,
Достукались, однако, до беды,
Хотя и думали о чем-то теплом.
Какая молния блеснула между нами?!
Поссорились – и в разные углы
Мы расползлись,
друг другу не милы.
Дождь за окном,
А на душе – цунами.
Мелеют реки, оседают горы,
Стучат года подковами копыт…
Со временем нас заедает быт,
Но это ли причина для раздора?
На хмурую погоду невзирая,
Я улыбнусь,
ты улыбнись в ответ.
Улыбка – это благодатный свет,
Шалаш влюбленных,
где тепло без рая.
Песня в походе
Побелели пилотки от соли,
Гимнастерки прилипли к спине…
Эта степь, это гладкое поле
Бесконечными кажутся мне.
Но солдаты идут, не сгибаясь,
Ни на миг не сбиваясь с ноги.
Я в душе и сержусь, и ругаюсь,
Что небрежно надел сапоги,
Тяжело подгибаются ноги,
А привал еще очень далек…
Не встречалось труднее дороги
Из исхоженных мною дорог.
До прохлады речной, до привала
Я не выдержу, видно, в строю.
Только вдруг затянул запевала
Соловьиную песню свою.
Сразу легче и радостней стало,
С запевалой вся рота поет.
И смело как рукою усталость,
Словно не было вовсе ее.
Прощание
Занимается заря,
Золотятся якоря,
Я стою угрюмо на причале,
И все дальше корабли
Уплывают от земли,
Увозя с собой мои печали.
Был я грустен, одинок,
Боль буравила висок,
Собирались облака над морем,
Разве думалось тогда,
Что на долгие года
Породнюсь с неотвратимым горем.
Мы бежали по песку,
Разгоняя грусть-тоску,
Ни в какое горе я не верил.
Но уже в пространстве вод
Крался к пирсу пароход,
На котором ты покинешь берег.
И не думалось тогда,
Что прольются, как вода,
И прервутся мигом наши встречи.
Был всего какой-то миг,
Скор и короток, как крик,
Он тяжелой ношей лег на плечи.
…О дорожные столбы
Расшибают ночью лбы
Мимо пролетающие птицы.
От судьбы и от сумы
Не сумеем скрыться мы,
Мы от них не в силе откреститься.
Никуда не годные стихи
Мы работаем, как черти,
Набиваясь в этажи,
Проецируем и чертим,
Но не новые Кижи,
А рабочие поселки
Для заснеженной тайги,
Где когда-нибудь геологи
Отпечатают шаги.
Жизнь у нас сплошная драка
С вечным натиском стихий,
Но позднее – встанет драга
И напишутся стихи;
Но позднее встанет город
И построится завод.
А тайга призывным горлом
В дали дальние зовет.
Не пойдем, мы не геологи,
Мы копируем Кижи,
Достаем с давнишних полок
Мы чужие чертежи.
* * *
Есть у народа истина седая:
Злопамятным, в ней сказано, не будь.
Зло тяжело на сердце оседает
И не растворяется, как ртуть.
Злопамятный, открой глаза и веки,
Тебе ответят, каждого спроси,
Что не злопамятны от века и до века
И есть, и будут люди на Руси.
А зло – есть зло! Коварное, оно
В могилу раньше времени уложит.
Не прорастет злопамятства зерно,
А червь его
по справедливости изгложет.
* * *
Научился рифмовать я
И, по воле темных сил,
Поистратил литров пять я
Синтетических чернил.
Жил с обидой… И в отместку
За житейский беспредел,
За невзгоды жизнь-железку
Побольней кольнуть хотел.
Призадумался однажды,
Осмотрелся и узнал:
Не единожды, не дважды –
Много раз я жизнь ругал.
Вот же, по своей юдоли
Жизнь торит себе маршрут,
Независимо от воли
Человеческих причуд.
Вот же радуются пчелы,
Светел день, цветет ветла…
Видно, сглупа не учел я,
Что повсюду жизнь светла.
Улыбнусь тепло и мило,
Больше впредь не согрешу:
Пожалею я чернила –
Черных слов не напишу.
