Люблю я звонкий сенокос,
В нем есть лихой азарт отваги,
И шелест утренних стрекоз,
И треск кузнечиков в овраге.
Идет отец за кругом круг,
Я вслед за ним иду с косою,
И даль окрестная вокруг
Сверкает раннею росою.
Трава под острою косой
Ложится наземь ряд за рядом.
Я чувствую – следит за мной
Одна девчонка нежным взглядом.
Она, как ягодка в лесу;
Глаза, как вишенки на ветке.
Нарву цветов и поднесу
Букет взрослеющей соседке.
А поздно вечером она –
И впрямь как будто с неба манна –
Нальет нам в кружки не вина,
А леденящего айрана.
Усталость снимет, как рукой.
И, правда, напролет все лето
Готов я с девушкой такой,
Процеловаться до рассвета.
Ах, давний-давний сенокос!
Мой праздник юности давнишней!
Не слышно больше звона кос,
Не видно любопытных вишен.
Куда-то молодость ушла,
Уже листву роняет осень.
Моя усталая душа
Грустит о давнем сенокосе.
* * *
Всюду синь да синь.
Почки постреливают,
Набираясь сил.
Запрокину голову,
Даль вокруг звенит.
Устремились голуби
В голубой зенит.
Голубь за голубкою,
Хорошо-то как!
Небо глубко-глубкое
Над рекой Уршак.
Эх бы, как бы мне бы
В эту звень и цветь,
В голубое небо
С любушкой взлететь!
Ей слова заветные
Высказать спеша,
Что любовью светлою
Полнится душа.
Благодатный дождь души,
Мои слезы осуши,
Дай глазам моим напиться
Несравненной красотой,
Где когда-то шла девица
С коромыслом за водой.
За спиной коса змеилась,
Туго в ленту завита,
У нее в глазах дымилась
Неземная красота.
Я, горячий и мятежный,
Караулил у ворот
Ту божественную, нежную,
Что ко мне с водой идет.
Улыбнется мне знакомо,
Попрошу глоток воды.
Далеко еще до дома,
Недалеко до беды.
Пролилась вода из ведер,
Ну и черт с ней! Ну и пусть!
Хоть на Вислу, хоть на Одер
Повторим отцовский путь.
За удачей, за водою
Мы вернемся к роднику,
Чтобы силой молодою
Расплескать нам грусть-тоску,
Чтобы вволю целоваться,
Миловаться вновь и вновь,
Не сумеет расплескаться,
Как из ведер, свет-любовь…
…Жаль, что простучали годы
Звонким цокотом копыт
И мятежный дух свободы
Нами начисто забыт.
Хоть в лепешку расколоться,
В будний день иль выходной
Не пойдем с ведром к колодцу:
Есть на кухне кран с водой.
…Благодатный дождь души,
Мои слезы осуши,
Дай хотя б на миг вернуться
В те далекие края,
Вспомнить юность, улыбнуться:
– Здравствуй, молодость моя!
* * *
Наблюдаю я издалека,
Как снимает девушка купальник
В зарослях густого тальника.
Поступаю, может быть, безбожно,
Потому зеленая лоза
Укрывает виденье надежно,
Листьями слепит мои глаза.
Девушка купальник выжимает,
Капли по плечам ее бегут.
Ветви оголенную скрывают,
От людского сглаза стерегут,
Наседают на меня и даже
Бьют в лицо, теснят со всех сторон.
Знали бы, что я ее не сглажу,
Потому что в девушку влюблен.
Переправляясь на моторной лодке,
Какой-то дядька
С сумкой на боку,
Отрыгивая перегаром водки,
Цедил с особой злобой старику:
– Какие деньги? Я же твой начальник!
Ты что,
Не знаешь все
До сей поры?!
И кипятился дядька,
Словно чайник,
Кидающий из горлышка пары.
…Один толчок.
И лодку закачало.
Старик молчал
(Не надо бы молчать!),
Он знал одно:
Все люди
У причала
Обязаны билеты покупать.
А шишка та
На гладко-ровном месте
Сидела, тихо кашляя в кулак.
Я это написал не ради мести,
Но и, конечно же,
Не просто так!
Причесанный, начищенный
И яркий,
С прищуром затаенного врага,
Ты нужен нам,
Как мертвому припарка,
И как собаке пятая нога.
Я видел их,
Они стояли
На грани будущих тревог.
Он трогал кисти алой шали,
А разговаривать не мог.
Пытался перед нею каяться,
Придумывая пышность фраз.
Но есть пословица: двух зайцев
Немыслимо поймать за раз.
Она не говорила тоже.
Здесь не поможет разговор:
Ее молчание похоже
На самый строгий приговор.
Не падала рабыней в ноги,
Усталая, но не в слезах,
Ушла по выбитой дороге
С его ребенком на руках.
И он совсем остался нищим,
Забытым, брошенным давно,
Как на ненужном пепелище
Недогоревшее бревно.
Вчера лесник соседа обманул, —
И ложь его была острей кинжала, —
Сказал, что утром вся земля дрожала,
Когда соседская корова за аул
Недоенной с его быком сбежала.
Мужик-простак поверил леснику,
Пошел искать сбежавшую корову,
Топтал траву, ломал лесную крону,
Кричал ее, ему в ответ: «Ку-ку…»
Да в перелеске дятел-дровосек
Отстукивал ритмические дроби,
Все силы в этих поисках угробив,
Вдруг вспомнил отрезвевший человек:
Корову-то свою давно он пропил.
Пошел назад, полез на лесника,
А он ему толкует:
– Эх, Емеля,
Не надо шляться по селу с похмелья,
Ведь у меня от века нет быка.
А где же здесь мораль?
Мораль одна:
Не похмеляйся и не пей до дна.
(шутка)
Сравню ли с сиреневой веткой,
Сравню ли с цветочным огнем,
Мне все же не легче с соседкой,
А все тяжелей с каждым днем.
Бросает в туманную нежность
И трогает до костей
Монгольская безмятежность
Разлета ее бровей,
Не громкий, не очень звенящий
Ее удивительный смех…
И скажет любой проходящий:
– В такую влюбиться не грех.
В глазах ее, пылких и смелых,
Сверкающий пламень огня.
Глаза – не глаза!
Это стрелы, летящие прямо в меня.
Но буду, товарищи, краток,
Как кратка и кротка она.
Единственный в ней недостаток:
В другого она влюблена.
* * *
В подушку оба глаза спрячу,
Свою последнюю удачу
Я этой ночью потерял.
Зачем, к чему ее корил,
И вспоминал со злом кого-то,
И столько глупых анекдотов
Ей впопыхах наговорил?
Напомнил сгоряча и зло
Ей конопатого соседа
И два наметившихся следа,
Идущих прямо за село.
Она глазами сверк да сверк…
«Когда мы встретимся?» – спросил я.
Зажгла улыбку через силу:
«Ах, после дождичка в четверг…»
Ревнуем, походя кричим…
Но не дозволено вовеки
Искать в любимом человеке
Причину, если нет причин.
Плакала кукушка за деревней,
Горемычно сидя на суку,
Слушали поникшие деревья
Древние стенания: ку-ку.
Убивалась, плакала устало,
Жаловалась, но в конце концов
По чужим гнездовьям раскидала
Свои яйца – будущих птенцов.
Раскидала на чужие ветви
На березе или на ольхе,
Испокон веков на белом свете
Люди знают о ее грехе.
Ладно, если греховодит птица,
Но ведь человек в коленках слаб:
Плохо, что такое же творится
Среди наших одиноких баб.
Плач летит над сумеречным лесом,
А вдали пророчат петухи:
Никаким достигнутым прогрессом
Не избыть кукушкины грехи.
Как блудили пташки, так и блудят,
Блуду нет законов и границ…
К сожаленью, было так и будет
На земле не только среди птиц.
* * *
Кто-то здорово врет обо мне:
– Он упал, перепуган до смерти.
И ему не подняться, поверьте.
Принимаю и этот вызов.
К бою, сердце!
Стучи смелей!
Все до тонкостей в жизни вызнав,
Мы становимся только сильней.
Не в такие впадал перепалки,
И не вешал ни разу нос.
Жизнь, бывало, шальные палки
Подставляла в спицы колес.
Мне туманил туман глаза,
Мне грозила не раз гроза,
Ноги в кровь бередил бурелом
И пророчил несчастия гром.
Ежевикой заросшей лес
На меня и кидался, и лез.
Едкой тиной ложился в рот
Перепрелый запах болот.
Но стучало сердце в груди:
«Победи! Победи! Победи!»
Я упрямо прищур ил глаза -
И пугливо ушла гроза,
И, наотмашь взмахнув топором,
Наповал повалил бурелом.
Я прошел, победил и узнал,
Что намного сильнее стал.
Как звезда на небосклоне,
Край наш светит и живет.
В Бузовьязовском районе
Замечательный народ.
Славен он в труде и песне
С незапамятных времен.
Расцветай еще чудесней,
Бузовьязовский район.
Воспевали так когда-то
Нас поэты и певцы,
Но стряслась однажды дата –
И район отдал концы.
Шито-крыто, карта бита,
До сих пор его мне жаль.
Это учудил Никита –
Генеральный секретарь.
Он усердно постарался
Учинить такой разбой,
Но народ-то там остался,
Как и был, самим собой.
Работящим, деловитым,
С устремленностью вперед.
Никаким, скажу, Никитам
Не унизить наш народ.
Усталый от забот,
От жизненных невзгод,
Я вышел без дорог
Туда, где нет тревог.
Гляжу, из-под камней
Берет исток ручей.
Затейливый родник
К моим ногам приник,
Побулькиваньем вод
Мне голос подает:
– Бери пример с меня,
Не я ль день ото дня
Рвусь из земных глубин
В раздолия долин,
Чтоб влагою своей
Насытить даль полей,
Чтоб там росли хлеба
И вечно у людей
Была светла судьба.
– Спасибо роднику! –
Я тихо изреку.
Как хорошо, что я
Услышал речь ручья.
Теперь я шел домой
С распахнутой душой
И был опять готов
Пролить хоть сто потов.
Усталость отошла,
И жаждала душа
Осилить на лету
Любую высоту.
Трудяга-ручеек
Сегодня мне помог;
Далекую звезду
Я все-таки найду.
Шумела за окнами вьюга.
Акации бились в стекло.
Но, чувствуя локоть друг друга,
Нам было, как летом, тепло.
От ламп с керосиновым светом
Ложилась дрожащая тень.
Редактором школьной газеты
Избрали меня в этот день.
…И после уроков, в субботу,
Я стал выпускать (не таю),
Как радость свою, как заботу,
Газету родную мою.
Я тщательно правил заметки,
Подыскивал темы для них
И к каждому празднику меткий,
Казалось, придумывал стих.
Зима прометелила… Силясь,
Укладывал борозды плуг.
Как девушки, принарядились
Веселые ветлы вокруг.
А в роще – приволие галкам,
Кричат… Их пугай – не пугай.
На смену апрелю шагал к нам
Черемухой вспененный май.
Весенними ветрами дуло.
Подснежник доверчивый цвел.
На мокром лугу за аулом
Ребята играли в футбол.
Меня потянуло к ребятам,
И я совершенно забыл,
Что завтра великая дата –
День смотра трудящихся сил.
В сиянье победного света
Шел праздник по нашей стране.
Но в школе не вышла газета
По лично
Моей
Вине.
…Хотелось в пахучие вербы
Быстрее из класса шагнуть.
Воспринял я выговор первый,
Как пулю, попавшую в грудь.
Года проходили… Клонило
К закату минувший рассвет.
А память моя сохранила
Ошибку мальчишеских лет.
Мне путь не из легких достался,
Но снова сказать я готов,
Что выговор первый остался
Последним на веки веков.
Не было ни ссоры и ни драки,
Но мальчишка слезы льет с утра:
На глазах бродячие собаки
Курицу загрызли у двора.
Плачет мальчик…
Тяжко лезут мысли,
Душу беспощадно бередя:
Ладно еще курицу загрызли,
А могли бы разорвать тебя.
Мальчик мой, крещеный жутким веком,
Верю я, коль будешь жив и цел,
Станешь ты хорошим человеком,
Если даже птицу пожалел.
Вот и все: отпелось, отмечталось,
Ветреные чувства улеглись,
На душе теперь одно осталось –
Бередить воспоминаньем мысль.
И не скрыться, никуда не деться
Мне теперь от ноющей тоски.
Что-то часто вспоминаю детство,
Память нежно трогает виски.
Говорят, что человеку надо
Дом построить, и детей родить,
И еще для красоты-услады
Дерево хотя бы посадить.
Не считаю я себя героем,
Хоть и приложил немало сил.
Сына вырастил и дом построил,
Целый лес деревьев посадил.
Видно, так устроен свет наш белый,
Бесконечен путь земных забот:
Кажется, что все уже ты сделал,
Но душа к высотам вновь зовет.
Было так и будет век от века,
Что покуда голова цела,
На родной земле для человека
Главное – его дела.
Благолепные грозди сирени,
Величавые ветви ив
Отразились в водах Узени,
Всю округу преобразив.
Опускаю в нее ладони,
Зоревую водицу пью,
Обращаюсь к ней, как к Мадонне,
Воскресила б любовь мою,
Возвратила бы отраженьем
На единый хотя бы миг
Вдруг воскресший в воображенье
Милый сердцу девичий лик.
Речка тихая в берег бьется,
Отходную суру поет:
«Все, что прожито, – не вернется,
Дай Бог памятью оживет»
Дорогая, мы прожили долго,
Я любил, ты любила меня.
Помнишь, как вечерами в двуколку
Запрягал я лихого коня?
Мы летели вперед, ликовали,
Торопил я жеребчику прыть,
Чтобы где-нибудь на сеновале
Нам ночную любовь разделить.
Обнимал твои белые плечи,
Сладость вишен я с губ обрывал,
Сеновал в тот таинственный вечер
Нас от мира всего укрывал.
Мне не думалось и не гадалось,
Что пробьет непредвиденный час
И ненужная дура – усталость
Обожжет неожиданно нас.
…Вот и все. Соловьи отдробили
Залихватские песни свои.
Я не верю, что мы отлюбили,
Ибо нету конца у любви.
Стал раздумчивым, чуть ли не мудрым,
Сам собой из груди рвется крик:
– Умереть бы не ночью, а утром,
В соловьиный и солнечный миг!
В час, когда этот мир добр и весел,
Чтобы даже в небесном раю
Вспоминать мне рассветные веси –
Дорогую отчизну мою,
Вспоминать твои нежные руки,
Красоту дорогого лица.
Но до этой суровой разлуки
Пусть дороге не будет конца.
Как и прежде, на раннем рассвете
Ты меня будешь снова будить…
Не забыть мне мгновения эти,
Невозвратные дни не забыть.
Где в лесу благоухал репейник,
В бурелом укрывшись от ветров,
Вдруг наткнулся я на муравейник –
Дом и государство муравьев.
Безобидный, за травой невидный,
Вечно копошащийся притом,
Пирамидой древнего Египта
Возвышался муравьиный дом.
Я следил, как в бурном созиданье,
Позабыв усталость, тут и там
Эти безобидные созданья
Торопились по своим делам.
Ниточкой-тропой бежали смело
Через камни и завал ветвей.
Знал свое намеченное дело
Каждый безобидный муравей.
Есть кормильцы, есть охрана-стража,
Есть одна на всех царица-мать,
Не геройство труд для них и даже
Не повинность, нет, а благодать.
Все рассчитано, все без промашек,
Каждый сыт, как говорят, обут.
Сотни тысяч маленьких букашек
По законам божеским живут.
В травостое, под высокой вербой
Муравейник жил, и думал я:
Хорошо бы брать пример бы людям
В трудолюбье вечном с муравья.
И маленькие в зале, и большие,
И негде падать яблоку окрест.
Раскатисто и чуточку фальшивя,
Рокочет школьный духовой оркестр.
Уймись, труба!
Тромбоны, замолчите!
Утихомирься, громкий барабан:
Сейчас уйдет на пенсию учитель,
Как с палубы уходит капитан.
Уходит не в большую перемену,
Не просто до звонка на пять минут:
Другая жизнь пророчит перемену
Шумливых буден
В тихонький уют.
«А все ли сделал, – думает, – учел ли?..» -
И в первый раз туманятся очки.
Опять шумят задумчиво, как пчелы,
Трудолюбивые его ученики.
Ему директор руку пожимает,
Целует завуч ласково его.
Учителя на отдых провожают,
Желают счастья,
Лучшего всего.
Уймись, труба!
Тромбоны, замолчите!
Учителю сегодня нелегко,
Но не уйдет на пенсию учитель –
Останется в сердцах учеников.
Он среди них останется навеки,
Как среди тех,
Которые ушли
Перекрывать стремительные реки
И строить явь необжитой земли.
Он нефть качает и заводы строит
Рукою своего ученика.
Он жив в сердцах,
Как память о герое
Среди солдат гвардейского полка.
На пенсию учитель не уходит,
Он остается надолго в строю,
Невидимо присутствует в походе
И держит знамя Родины в бою.
Звонок последний отзвенит, веселый,
Но каждый ученик до склона дней
В любых дорогах
Будет помнить школу
И добрый взгляд своих учителей.
Осень снова трогает аккорды
Струнами летящих журавлей,
Слышен голос плачущий и скорбный
Над сквозною роздымью полей.
Убран хлеб… Леса и рощи голы.
Воздух свеж над пажитью земли,
Рыжей шапкой древнего монгола
Плещутся по склонам ковыли.
Мама тесто месит на опаре,
Чтобы в печь поставить каравай.
Хорошо, когда лежит в амбаре
Убранный до стужи урожай.
Я рублю хрустящую капусту,
Прошлым летом отдает она.
В огороде пасмурно и пусто,
Лишь душа надеждою полна.
Осень зимнюю сулит погоду,
Ветер куролесит по стерне,
Но спокойно в это время года
С хлебом и народу, и стране.
Вставал рассвет… Я вышел из дому
На зоревом зачатье дня,
Звезда далекая неистово
За горизонт звала меня.
Сползала вниз луна двурогая,
Сгорали звезды на лету,
И вышел в дальнюю дорогу я
Торить победную тропу.
Я шел в мороз, в дожди обвальные,
Дойдя до цели, вдруг гляжу:
Мне вновь сулит дорога дальняя
Маршрут к другому рубежу.
Я сам – в седле, а ноги – в стремени,
Мне все преграды по плечу.
Навстречу будущему времени
С надеждой новою лечу.
* * *
Плач их грустен до душевной боли,
Над деревней сделав плавный круг,
Приземлились на прощанье в поле.
Отдохнут и на заре, чуть свет,
Улетят в чужие заграницы;
Но прекраснее России нет.
Это понимают даже птицы.
И тогда над роздымью полей
По весне, лишь отойдут морозы,
Встретят возвращенцев-журавлей
Белые российские березы.
В Африке тепло…
В конце концов,
Нет зимы и сроду лето в силе,
Но, однако, выводить птенцов
Птицы возвращаются в Россию.
…Вот и я, полно пройдя дорог,
Весь до плеч и с головы до ног
Тяжкими заботами повязан,
Возвращаюсь на родной порог
В материнский дом свой,
в Бузовьязы.
* * *
Черные грачи.
В перелеске строго
Ручеек журчит.
У окошка липы
Тычутся в стекло.
Солнце с неба сыпет
Радость и тепло.
Травка средь проталин
Колется иглой,
Птицы засвистали
Песни за рекой.
Веет от деревьев
Свежестью лесной…
Хорошо в деревне,
Радостно весной.
Тополя да вязы,
Синева и ширь…
Край мой Бузовьязовский,
Край мой – богатырь!
В сине море уплывают каравеллы,
К дальним звездам улетают корабли.
И грустят земные королевы,
Те, которых любят короли.
Королевы – это наши жены,
Королевы ясно сознают,
Что зовут нас снова горизонты,
Звезды недоступные зовут.
…За столом, как водится, затихли, -
На дорогу поднимая тост,
Нам желают жены,
Чтоб достигли
Самых дальних,
Вроде Марса, звезд.
Верим мы в удачу каравеллы,
Верим мы в космический побег,
Потому что ждут нас королевы –
Верные помощницы побед.
Снова вечер. В сторону салазки.
Сидя у печурки на дровах,
Слушаются бабушкины сказки
С хитрою усмешкой на губах.
Про ковер про самолет завяжет,
Тихо, затаенно…
А малыш
Улыбнется и с усмешкой скажет:
– Далеко на нем не улетишь…
А уснет,
До самого рассвета
Будет видеть мальчик, до утра
Яркий блеск космической ракеты,
А не роспись старого ковра.