bannerbannerbanner
полная версияВысокий свет. Стихи

Айрат Мударисович Сулейманов
Высокий свет. Стихи

Муж да жена

У женщин есть одна особенность

(Не помню, где ее подслушал я):

Коль муж певец – то будет Собиновым,

А коль поэт – не ниже Пушкина.

А если в технику ударился

И служит где-то инженером,

То расшибись, но стань ударником,

Хоть лоб разбей, но будь ты первым.

Натура, что ль, у них такая,

Такая, что ли, психология.

Конечно, женщин мы не хаем:

Быть Пушкиным, конечно, плохо ли?

Но что поделаешь, на свете

Вторые тоже существуют,

И существуют даже третьи,

И те, кто дома не ночуют,

И кто ночует, кто кочует,

Кто сваливает на собрание…

Ну, а жена всегда почует

Твое законное призвание.

И в самом деле, ведь не каждый

В житейских буднях

будет первым…

Вот, припозднившись, муж однажды,

Переступает через двери,

Отведовав глоток «Особой»,

Пытаясь запах скрыть, сказал:

– Ну, что поделать, я – особенный,

Я никогда не слушал Собинова,

А Пушкина читать – читал.

Жена, прибавив обороты,

Скомандовала грудью всей:

– Ну, черт с тобой, ну, будь

хоть кто ты,

Лишь приходи домой с работы

Да эту самую не пей.

Многодетная семья

Жил в деревне хлебороб,

Ел то щи, то полбу,

Жизнь его, бывало, в лоб,

Он ответно – по лбу.

Хлеб растил, пшеницу жал.

Было сил в излишек,

Худо-бедно настрогал

Дополна детишек.

Он построил новый дом

Родненьким малявкам,

Потому что в доме том –

Семеро по лавкам.

Каждый сыт, одет, обут,

Дело свое знает,

Утром их отец на труд

Всех определяет.

Старшему – трясти постель,

Кто-то носит воду,

А седьмому

все досель -

Через пень колоду.

Греет день-деньской бока,

Играется в бирюльки,

Потому что он пока

Маленький и в люльке.

И отец, суров на вид,

Сдвинув брови-дуги,

Залихватски говорит

Радостной супруге:

– Непорядок так-то жить,

Мать твою в печенки,

Надо нам сообразить

Штуки три девчонки.

Отвечает:

– Милый мой,

За тобою слово,

Я ж на умысел такой,

Хоть сейчас готова.

…Хорошо живет семья,

Справно, при копейке.

Все завидуют, и я,

Трудовой семейке.

Тетя Бибинур

День был пасмурен и хмур,

Все уныло было,

У соседки Бибинур

На душе постыло.

Пьян опять ее мужик,

Без присмотра дети.

Как она живет, так жить –

Хуже нет на свете.

Куры крутятся у ног,

Пропустила дойку,

Хулиганистый сынок

Заработал двойку.

Тяжело житье-бытье,

Хмурая, как туча.

Настроенье у нее –

Явно не из лучших.

День был пасмурен и хмур,

И без проволочек

Я соседке Бибинур

Преподнес цветочек.

Зацвели ее глаза,

И душа запела,

Как приречная лоза,

Вся помолодела.

Вы наплюйте на беду,

Мы ж рядом, слава Богу,

Я вам, тетя, приведу

Всю школу на подмогу.

У нее в руках цветы,

Улыбнулась, рада.

Как немного теплоты

Человеку надо!

Апрель

Унялись суматошные бури,

Лес весенний меняет наряд,

В голубой просветленной лазури

Гуси-лебеди с юга летят.

Вот и снова грачи прилетели,

Возвратились из странствий скворцы.

Ах, как томно и нежно в апреле

В поднебесье звенят бубенцы.

Стаи птиц, косяки, вереницы

Режут крыльями свод голубой.

Почему, нарушая границы,

Птицы рвутся на север весной?

Жизнь у нас тяжелей, чем на юге,

Посложнее любых заграниц,

Здесь – то холод, то ветер упругий.

Что же манит сюда этих птиц?

Здесь их родина, здесь их гнездовья,

Здесь Россия – моя колыбель.

Вот о ней с неизбывной любовью

Песнь поет звонкогласый апрель.

Серебрятся на взгорьях росинки,

Снег сошел, отгремел ледоход.

И, наверное, только в России

Так прекрасен весенний восход!

Перед грозой

В степи задумчивой с рассвета

Ковыль серебряный дремал.

Молчали птицы.

Только где-то

Уныло перепел рыдал.

Голубизна плыла над кручей,

Плескались щуки на реке.

Но вот раскидистые тучи

Спокойно всплыли вдалеке.

Голубизну как ветром сдуло…

А за нахмуренным бугром

Зловеще молния сверкнула

И отдаленно треснул гром.

Косые струи низом, низом

Рванулись на седой тугай.

Прижались воробьи к карнизам,

Хохлатки кинулись в сарай.

И редко-редко дождь закапал,

А мне не различить никак –

То ль это перепел заплакал,

То ль дождик вышел на большак.

Иду дорогами крутыми

Когда тяжелый пепел седины

Переплетался с сединой войны,

Когда земля была в огне атак,

Я сделал по земле свой первый шаг.

С тех пор прошел я много бед и гроз,

Не падая и не роняя слез;

Не сетовал, когда была крута

Моя тропа до горного хребта.

В моем краю все горы на подбор –

Круты дороги на вершины гор,

Иду по ним, крутым, чтоб в свете дня

Яснее видеть мир вокруг меня.

Осенняя лирика

Если скошены нивы и озимь

Сединой серебрится вокруг,

Это осень, мой друг, это осень

Продолжает извечный свой круг.

Если пыл твой нежданно потушит

Позабывшая бури любовь,

Значит, осень в остывшую душу

Стылым ветром нагрянула вновь.

Если взор молодецкий померкнет,

Потускнеет сияние глаз,

Значит, на вековую поверку

Кличет время осеннее нас.

Но не надо печалиться, брат мой,

Выше голову,

видишь: мой клен

Не тоскует о дне безвозвратном,

А к зиме приготовился он!

Хлеб да соль

Как промокшая ворона,

В самый проливень дождя.

– Хлеб да соль, – сказал я скромно,

Тихо в дверь твою входя.

С горьким привкусом печали

Мне ответила она:

– Хлеб мы вместе растеряли,

Соль проплакала одна.

Здесь, смотрю, меня не ждали,

А хотелось мне к теплу.

Капли дождика стучали

По холодному стеклу.

У нее глаза влажнеют:

– Жить полегче бы вдвоем.

– Хлеб да соль! – всего важнее,

Остальное наживем.

– Не серчай, не бей посуду,

Уговор у нас такой:

Хлеб тебе я раздобуду,

Соль придет сама собой.

В больнице

Вдруг приболел… температурю,

Таблетки пью, какой-то гель,

Я ожидал крутую бурю,

А оказалось – лег в постель.

Беспечен я… тепло и тихо,

Лежу в больнице недвижим,

Оптимистически врачиха

В постельный загнала режим.

А мне ль сегодня до постели,

Когда меня туда влечет,

Где шалобродствуют метели

И жизнь безудержно течет.

Невмоготу душе в больнице,

Ей мнятся всполохи огня.

Шепчу просительно:

– Сестрица, Скорее вылечи меня.

Мне надо на простор, на воздух,

Работать, действовать, дышать,

Не только хапать с неба звезды,

Но и уметь их зажигать.

Уж лучше молнии и бури,

Родные всполохи зарниц.

Мне при любой температуре

Невыносим покой больниц.

И так хотелось, чтоб от века

Людей не трогала беда

И чтоб над каждым человеком

Светилась добрая звезда.

На Канарах

Вышколен, в рубашке беж,

Шляпа с перебором,

Уезжаю за рубеж

Отдохнуть с фурором.

На Канарских островах

Весело и круто,

Здесь разбита в пух и прах

Каждая минута.

Вот бегом бегу на пляж,

Напрямик, без крюка.

Здесь такая всюду блажь

И такая скука.

Два мороженых купил…

Взяв ее под локоть,

Я красотку угостил

Черную, как деготь.

И такие же глаза

Сумеречней ночи,

А сама, как стрекоза,

Как лоза, короче.

Шум прибоя, пляж, уют…

Хороши Канары!

Вдоль по берегу идут

Страждущие пары.

Что-то, думаю, не то, -

Думаю невольно.

Цирк, арена, шапито,

А не отдых вольный.

То ли дело Агидель,

Чермасан с Уршаком,

Я от их чудес теперь

Не сделаю ни шага.

Вдоль по бережку идут,

Все, как шоколадки,

Свои прелести трясут

Креолки и мулатки.

Каблучки вокруг стучат,

Всюду люди-тучи,

Ну, а коль насчет девчат,

То в Бузовьязах лучше.

Здесь зеркальная вода,

В поле – море хлеба,

И хрустальная звезда

Освещает небо.

В нашем крае благодать

Молодым и старым…

…Не поеду отдыхать

Даже на Канары.

***

Вечер чиркнул морозом по стеклам,

Тихо песню вдали завязал,

Написать бы о добром и теплом,

Чтобы душу мороз не терзал.

Растрепалась кудлатая грива,

Растерялись в попойках гроши,

Я отрезал свою половину

От изнывшейся в болях души.

Ни советы напутствий, ни втыки,

Мне другая опора нужна:

Грех мой горький простят забулдыги,

Ну, а лучше б – простила жена.

Нету хуже и нет окаянней,

Чем глухое страданье мое,

Я смотрю, что мое покаянье

Потревожило сердце ее.

Ночью в окна, открытые настежь,

Вдруг Луна заглянула ко мне,

Я приму за истинное счастье –

Воздух одиночества во тьме.

Хорошо, что не бунтует ветер,

Ставнями не лупит по окну,

Хорошо, что я сегодня встретил

 

В комнату вошедшую Луну.

И Луна, бесстыжая такая.

Села обнаженно на окне,

Стала, чем-то темным потакая,

Сплетничать занудно обо мне:

– Был и есть ты истинный гуляка,

Падкий и охочий до вина…

В общем-целом, я плохой, однако

Не сказала главного она.

Протестую,

Где бы ни был – рядом и вдали,

Я искал такую же святую

Вечную попутчицу Земли.

Пролетал я по Земле, как ветер,

Брал за перевалом перевал,

Потому что я на белом свете

Совесть потерявшую искал.

* * *

После утреннего клева,

Свежим воздухом дыша,

Хорошо-то как и клево

Посидеть у камыша.

В небе тучка золотая

Не понять куда плывет,

Речка, камешки катая,

Нежно песенку поет.

По тропинке луговой

Вышел я за Бузовьязы,

Над моею головой

Ветерок завел рассказы.

Суматошная листва

Шелестела, трепетала,

Эх, прожить бы лет до ста,

Да и то, пожалуй, мало!

Клев хорош был…

В час рассветный

Лодку к берегу гребу.

Хватит с лихом рыбы этой

На хорошую щербу.

Музыка леса

Живу непутево, неверно,

Греховную ношу несу,

Очиститься надо от скверны

В каком-нибудь дальнем лесу.

Уйду разнотравием диким

В убежище рыжих опят,

В колючих сетях ежевики

Запутаюсь с плеч и до пят.

Забьюсь в вековые трущобы,

Чтоб там на рогульках ветвей

Листва шелестела, и чтобы

Звенел надо мной соловей.

Вдали от людского прогресса,

От буден сурового дня

Великою музыкой леса,

Как в церкви, окатит меня.

– Пора приниматься за дело, -

Заботливо щелкнул щегол,

– Очистил ты душу и тело

И топай, откуда пришел.

…Несем мы нелегкое бремя,

Толь радость в нем,

то ли беда:

Нам отдых дается на время,

А уйма работ – навсегда.

Детство души

Прошедший путь бежит назад,

Считай, отмерено полвека,

Вдруг ощутил, что пятьдесят –

Совсем пустяк для человека.

Года летят, бегут, спеша,

И время безвозвратно льется,

Но эта странная душа

В далеком детстве остается.

Ни летний зной, ни холода

Ее не трогают судьбою,

Стремглав летящие года

Ее обходят стороною.

Иду тропой… Встает рассвет,

И ощущаю на заре я:

Согласно наступивших лет,

Душа становится мудрее.

Пусть нелегко вперед шагать,

Нести прошедшего наследство,

Нам не пристало забывать,

Что вырастаем мы из детства.

В начале дня

Над зеркальностью волны

И прямо по болоту

Медный ковшичек луны

Пролил позолоту.

Шелестит листвою куст

Весело и пьяно,

Свежий воздух чист и густ,

Ну точь-в-точь – сметана.

Если есть такая блажь

Или есть потреба,

Хоть бери его и мажь

На кусочек хлеба.

Запевает соловей;

Спеть так, право-слово,

Не сумеет, хоть убей,

Даже Пугачева.

Счастье – встретить впереди

Новые дороги,

Есть еще запал в груди,

И на месте ноги.

Встречу новую зарю

Перед делом трудным,

Как прекрасно, говорю,

Просыпаться утром.

Еще не вечер

Поутру в прибрежном краснотале

В камышовой чаще, на реке

Мы когда-то время коротали

С тальниковой удочкой в руке.

Там, на мелководье, на излуке,

Где в тумане не видать ни зги,

Попадались окуни и щуки,

Не считая всякой мелюзги.

В понизовие дымок клубится,

Утренние травы в серебре.

Хороша душистая ушица,

Сваренная прямо на костре.

Неуемный детский дух свободы,

Он в природе всюду на виду,

В те незабываемые годы

По тропинкам памяти иду.

Я иду, ступая через годы,

Весь с природой воедино слит,

И воскресший детский дух свободы

Пятки жжет и мысли теребит.

Митингуют шумные сороки,

Попусту кузнечики скрепят,

И дубы, как истые пророки,

Болтовню их слушать не хотят.

Рыбу ловят рано на рассвете,

Уток бьют в осенний перелет,

А меня затягивают сети

Постоянно, то есть круглый год.

Я иду судьбе своей навстречу,

По пути бывает нелегко,

Но, как говорят, еще не вечер,

До заката ой как далеко.

Лопух у дороги

Лопоухий лопух у дороги

Необузданным соком набух,

Лезет, глупый, козлом тонкорогим

Под колеса…

И правда – лопух.

Ребятня деревенская топчет,

Мнут колеса, копыта коней,

Глядь, наутро опять он полощет

Широченные чаши ушей.

Выжил все-таки и оперился,

Превратился в колючий репей,

Ни на сколечко он не смирился

С неудачливой долей своей.

На угрюмого черта похожий,

Хуже дьявольского Сатаны,

Злобно стал непутевых прохожих,

Как зубами, хватать за штаны.

Козлик мимо шагал, ел колючки,

И репейник совсем не со зла,

А в отместку за прошлые штучки

Укусил молодого козла.

Это он, греховодник бодливый,

Опустив крутолобую вниз

И мотая козлиною гривой,

Его листья прожорливо грыз.

И в хвостах лошадей угнездился,

И в штанах у людей затвердел,

Он на них за грехи не сердился,

О добре он напомнить хотел.

Напоит сам себя и накормит,

А позднее, к началу зимы,

Он укроет окрепшие корни

Сам собой, чтоб увидели мы,

Как на зло погубителям этой

Первозданной земной красоты,

К удивлению Белого света,

Светлым цветом распустит цветы.

Изойдется томительным соком,

Горделивою статью своей…

О красивом, о чем-то высоком

Мне напомнил обычный репей.

Бег времени

Время летит ослепительно быстро,

Посвистом ветра, галопом коня.

Мы на земле – мимолетные искры,

Но не сгораем до судного дня.

Черпаем светлость в пришедшем рассвете,

И не считаем ни бед и ни лет.

Каждый стремится оставить на свете

Доброе дело и значимый след.

Было и есть с сотворения века,

И остается до нынешних лет

Веха в полвека для человека –

Время успеха и время побед.

Мамина молитва

Мама испечет пирог,

На столе его разрежет

И немного за порог

Кинет птичкам крошек свежих.

Клюй, заморыш воробей,

Клюйте, бедные синички,

За страдания людей

Помолитесь Богу, птички.

Птицы певчие поют

Да за пищей рвутся к битве,

Все они съедят, склюют,

Не подумав о молитве.

Грешны мы… И день ко дню

Люди грех вершат, наверно,

Высоко теперь ценю

Мамину святую веру.

Есть икона, стол неплох,

Хлеб не чаем запиваю,

А вот кинуть птичкам крох

Очень часто забываю.

За забывчивость мою

Надо б маме помолиться,

Но давно уже в раю

Мама – ангельская птица.

О погоде

Прогнозы погоды ошибочно-лживы,

Метеорологи, как доктора,

Нам напророчили лето дождливое,

Вышло: все лето палила жара.

Солнце само до предела устало

Огненной лавой палить и сиять,

И никакими земными уставами

Жуткой стихии жары не унять.

А ведь зимой мы мечтали о лете,

Чтобы морозы ушли со двора.

Так повелось, человеку на свете

Холод противен и в тягость жара.

Нашей прекрасной и доброй природе

Трудно желаньям людей угодить,

Мы при любой благодатной погоде

Ждем перемен…

Начинаем хулить

То затяжные дожди, то ненастье,

То утомительно-длительный зной,

Не сознавая, что истина счастья

В каждом мгновении жизни земной.

Мне не страшны никакие угрозы

Лютой погоды…

Кричу я:

– Держись!

Чередованье жары и мороза –

Это и есть настоящая жизнь.

Дуэт

Утром птичий хор поет…

а соловей-то

Заливается вовсю на все края,

И никто из них не ведает, что флейта

Или скрипка

Посерьезней соловья.

Было, есть и будет так от века,

Ничего здесь удивительного нет:

Рукотворное творенье человека

И природа вся

Слились в один дуэт.

Стало бы вольготней

нашим рекам,

Грудью всей вздохнул бы

белый свет,

Если бы природа с человеком

Навсегда слились в один дуэт.

Абстракционистам

Целый воз неумелых абстракций

Виснет в зале на грустной стене,

Кучей старых, пустых облигаций

Этот мусор представился мне.

Крылья режут, возвышенность тушат,

Объявляют реальности бой

И еще неокрепшие души

Губят мерзкой никчемной мазней.

Созерцателям скажем банально,

Посмотрите Ван Гога, Дали…

Их абстракции все же реальны,

От небес они и от земли.

О глазах голубого апреля,

О любви, уносящей в зенит,

Гениальная кисть Рафаэля

Удивленной толпе говорит.

О широких полянах росистых,

О природе…

намедни и днесь

Высоко живописцы России

Нам поют лучезарную песнь.

…Ну, а те, -

без нужды и без просьбы,

Пишут-мажут стилом по воде.

Для абстракции место нашлось бы,

Надо знать:

что, когда,

да и где.

Пурга

Воет вьюга, хоть в сугроб ложись,

С головы до пят – мороз по коже,

Думаю невольно:

наша жизнь

На пургу зловещую похожа.

Весь вконец продрог и сбился с ног,

В рыхлом снеге вязну по колено,

Вижу рядом прошлогодний стог,

Подошел к нему, зарылся в сено.

Здесь, в степи, ни друга, ни врага,

Только снег беснуется и кружит.

Я готов хоть к черту на рога,

Но пурга метелит и утюжит.

Выполз из-под стога в снеговей,

На дорогах пасмурно и колко,

В океане человеческих страстей

Я и правда – как в стогу иголка.

Жуткий ветер колошматит в грудь,

Все вокруг незнамо, незнакомо,

Еле-еле одолел я путь

От развилки до родного дома.

Не желал бы тем, кто вышел в путь,

Ни пурги такой, ни злостных буден,

Где призывы к помощи отнюдь,

Никого не тронут, не разбудят.

Вдаль идущим силы не избыть,

Только с оговоркой и обмолвкой:

Не дай Бог в стог сена угодить

Несуразной, маленькой иголкой.

* * *

Я даю себе зарок

Родину любить и славить.

Среди множества дорог

Хорошо б свою оставить.

Чтобы шла она вперед

Не во тьму, а только к свету.

Глядя в синий небосвод,

Я торю дорогу эту.

Знаю я, когда-нибудь

Годы отстучат, и, может,

Проторенный мною путь

Вслед идущему поможет.

О книгах

Потерял я старенькую книжку.

Обвинили – будто бы украл,

И меня, совсем еще мальчишку,

Наш библиотекарь отругал.

Я заплакал… Заменил потерю

Книжками другими, и с тех лет

К ним я отношусь, по крайней мере,

Как к святыням,

нам несущим свет.

Часто было: прочитаю разом,

А позднее возвращаюсь к ней.

Понимаю, в них накоплен разум

Самых выдающихся людей.

С книгами с тех пор живу в соседстве,

К выводу бесспорному пришел:

Потерял я книгу в давнем детстве,

Но зато любовь к ней приобрел.

Муму

Работой, трудностями быта

Судьба испытывает нас.

Вдруг вспомнил я почти забытый

Один прочитанный рассказ.

Мир удивительно прекрасен…

Тогда зачем и почему

Немой тургеневский Герасим

Бездушно утопил Муму?

Немому вроде дела мало,

Он слова вымолвить не мог.

Собачка та не понимала,

Как мир безжалостно жесток.

Герасим плакал и с упорством

Гнал лодку к берегу…

А там

Извечное противоборство

Добра и зла напополам.

Рейтинг@Mail.ru