полная версия

Августа Волхен
Мышка

Полная версия

– А ты будешь приходить? – с надеждой спросила Катя.

– Буду.

– Тогда я постараюсь, – пообещала она.

Пичай

Он прочитал ей две сказки прежде, чем её дыхание выровнялось, а хватка ладошки, вцепившейся в его указательный палец, ослабла. Пичай и забыл, насколько привязчивы маленькие дети. Вспомнился ему Нуятка, совсем ещё малыш: в их первую встречу он сразу пошёл на руки и улыбался, играя с оберегами, висящими у Пичая на груди. И мама Нуятки, Виринея, вспомнилась, конечно. Глаза синие, что небо весеннее, большие, глубокие точно омут бездонный. Овдовела она рано, в семнадцать лет, одна с годовалым ребёнком осталась. Пичай всю жизнь Пурьгинепазу¹ благодарность шептал за ту грозу, что мужа Виринеи сгубила. Самому Пичаю тогда пятнадцать было, он собирался жениться на девушке, которую нашли ему родители. Но как увидел Виринею, вернувшуюся после смерти мужа из соседнего села к родителям, так и обмер. Поженились они с Виринеей спустя два месяца после их первой встречи и душа в душу прожили тридцать два года, Нуяту воспитали и ещё двух деток нажили. Виринея была единственная, кто не испугался Пичая, когда он в шестнадцать лет впервые обернулся. Единственная, кто не испытывал благоговейного трепета перед его медвежьей ипостасью. Для Виринеи Пичай с того дня стал «овтыне» – медвежонком. А когда за Пичаем пришли из Школы и пригласили пройти обучение в Медной горе, именно Виринея уговорила его согласиться и, взяв Нуятку, поехала вслед за мужем на Урал, жила рядом со Школой, пока Пичай обучался ипостасью управлять. А потом вернулись они вместе в родное село. Когда Виринея умерла, дети уже все взрослые были, своими семьями успели обзавестись. Только Школа и спасла Пичая от тоски – он стал наставником для юных оборотней и обрёл новый смысл жизни. Вспомнил Пичай, как умирала его Виринея – точно свеча догорала, неведомый недуг сгубил её всего за несколько дней. И последние слова её запомнил, голос её как сейчас в голове прозвучал: «Мон тонь вечктян, монь овтыне²…» – прошептала Виринея напоследок, улыбнулась и умерла.

Катя зашевелилась во сне, проговорила что-то неразборчивое, точно жалуясь. Пичай осторожно высвободил свою руку из её ослабевшей хватки и погладил по светлым волосам.

– Паро ве тенк, Чеирька³, – проговорил он и встал с её постели.

Нишкепаз⁴ не наградил его дочкой, но теперь вот Катю послал – может, неспроста.

Через несколько дней Пичай сам повёз Катю в школу и ждал её, пока уроки не закончились – вдруг она обернётся, нужно быть рядом, чтобы не испугалась. Предупредил директрису, что Катя – оборотень. Директриса, проработавшая в школе по соседству с Медной Горой больше тридцати лет повидала немало оборотней, так что лично поговорила с учителями, преподававшими Кате, чтобы они были готовы.

После уроков Пичай ждал Катю в школьном холле, она как увидела его, заплакала даже, бросилась обнимать.

Когда они вышли из школы, Катя крепко вцепилась в руку Пичая точно боялась, что он исчезнет.

– Ты сегодня была умницей, – сказал Пичай. – Какую хочешь награду?

– Апельсин!! – не задумываясь, выпалила Катя.

Спустя некоторое время они вышли из магазина с апельсинами.

– Дядюшка Пичай, – доев первый апельсин, произнесла счастливая Катя, – а в каких ещё зверей ты умеешь превращаться? – она взглянула на Пичая снизу вверх, и солнце блеснуло в её голубых глазах.

– Во многих, – ответил Пичай.

– В слона можешь?

– Нет, в слона не умею.

– Жаль, – вздохнула она. – Мы сегодня слона на английском проходили. «Элефант» по-ихнему. – Она помолчала. – А в кого можешь?

– Тебе всех перечислить?

– Всех! – глаза Кати загорелись восторгом. – И показать всех!

– Тогда давай сначала домой вернёмся, а после обеда покажу.

Пичай редко пользовался всеми ипостасями – чаще всего оборачивался медведем, потому что медвежий облик навевал воспоминания о жене, и порой Пичаю казалось, будто он ощущает её ласковые руки на своей шкуре. Любил ястребом оборачиваться – так быстрее всего было добраться до лесной избушки. Перед студентами чаще всего демонстрировал превращение в жужелицу или крестовика – оборот в насекомое или паукообразное был одним из самых сложных.

Кате Пичай решил показать все ипостаси одну за другой – так, как приручал их. Приготовил большой таз с водой, усадил Катю на кровать, попросил ничего не бояться, потом разулся. Медвежья ипостась откликнулась скоро, легко, радостно. Катя захлопала в ладоши от восторга. Затем медведь превратился в лося – Катя даже рот приоткрыла от удивления. Лось сжался до ястреба, взмахнул крыльями, сел на спинку кровати рядом с Катей. А, спикировав на пол, обернулся знакомым Кате чёрным волком. Волк наступил лапами в таз с водой, уменьшился и стал квакшей, поплавал перед восхищённо склонившейся над тазом Катей и превратился в карася. А карась стал синицей – стряхнув с пёрышек капельки воды, синица сделала по комнате круг, села Кате на ладошку и превратилась в жужелицу. Жужелица полетела вниз и нырнула в воду большой щукой, а из щуки стала пауком крестовиком, который пополз по стенке таза вверх и спустился на паутинке на пол. Катя не испугалась паука. Не испугалась она, когда паук превратился в большого длинного тигрового ужа. Из ужа Пичай превратился в грифона и, дав рассмотреть львиное тело с головой, когтями и крыльями орла, вернулся в человеческую ипостась.

Катя была в восторге. Она до самого вечера просила повторить наименования животных и снова обернуться в некоторых из них и не успокоилась, пока не запомнила все названия. Вечером, после того, как Пичай прочитал ей сказку, она лежала в постели и шептала: «Медведь, лось, ястреб, волк, квакша, карасик, синица, жужелица, щука, паук-крестовик, тигровый уж, грифон…» И начинала повторять этот список снова и снова, пока не уснула.

Следующие несколько дней Катю забирала со школы Маша, потому что Пичай не мог отлучиться с лекций. А по вечерам началось Катино обучение: Пичай объяснял ей, как звать вторую сущность и оборачиваться по желанию, как не выскальзывать из одежды, а погружать её вместе с первой ипостасью внутрь второй, как запоминать то, что происходило с другим воплощением, пока было активно первое. Катя оказалась смышлёной ученицей, и теперь с ней справился бы и рядовой тренер, но Пичай понимал, что уже не может передать её в чужие руки: она расценит это как предательство.

В один из дней Пичай решил познакомить Катю с Марукой. Мантикора не любила чужих и всегда пряталась в лесу, стоило ей увидеть кого-то, кроме Пичая или Норбекова. Но Катя, кажется, понравилась своенравной кошке. Марука выгнула серо-бежевое тело рыси, сложила крылья и опустила скорпионий хвост. Пичай разложил перед мантикорой кусочки мяса, ещё кусочек подала ей Катя. Марука обнюхала дары и принялась трапезничать. С каждым годом мантикора всё сильнее становилась похожей на дикое, хоть и прикрученное животное – человеческий разум почти умер в ней. Норбеков, привёзший Маруку из Приволжья восемь лет назад, чего только не перепробовал, чтобы достучаться до человеческого сознания мантикоры, но Марука или не хотела, или не могла вернуться в человеческий разум. Такое порой случалось с оборотнями, если они переживали сильный стресс. Видимо когда-то Марука была высшим оборотнем, потому что пройти инициацию и вернуться с воплощением мифологического животного другим было не под силу.

Пичай в тот вечер не сказал Кате, что Марука – тоже оборотень и когда-то была такой же девочкой, как и она. Но сам думал об этом полночи, не в силах уснуть.

Кате всё было живо интересно, она задавала десятки вопросов и слушала ответы, приоткрыв рот. Пичай и сам не замечал, как начинал увлекаться.

– А сколько тебе было, когда пришла береста? – спросила однажды за ужином Катя, сидя в просторной кухне за столом напротив Пичая.

– Шестнадцать. Только береста мне не приходила. Я ведь не умел читать. За мной пришёл один из старших оборотней..

– Как – не умел?! – всплеснула руками Катя.

– Я родился в начале девятнадцатого века в глухом эрзянском селе среди леса, – ответил Пичай. – У нас умел читать и писать один только старейшина, но, когда стали приходить берёсты из Школы, он помер. Поэтому Хозяйка отправила за мной своего помощника, и он предложил обучение в Школе. Ты ешь давай, – кивнул Кате Пичай на тарелку с едва тронутым ярко-красным наваристым борщом. – Всё доешь – я ещё расскажу, – и тоже взялся за ложку, показывая пример.

Катя с энтузиазмом взялась за еду – вечно голодная, худая как тростинка, жадная до всего: до еды, до знаний, до эмоций.