Ашаи
Гнилая лощина
Переезд. ЧП. Переезд.
Услышав песнопение, на встречу к отряду бежал Повар, рассекая темноту лучом света, исходящим изо лба.
– Где вас носило?! Здесь творился беспредел! – с каждым словом его бешеные глаза старались заглянуть в чьё-нибудь лицо, но все отворачивались, зажмурившись.
– Да выключи уже фонарик! – не выдержал Бодрак. – Где наш дом??
– Они даже не предупредили! Подъехал экскаватор, и своим гигантским ковшом по очереди поднял каждую палатку, как игрушечную, и перенёс в сторону. Вон туда.
Выше по течению реки долина сужалась, превращаясь в лощину. Её ширины еле-еле хватало, чтобы уместить палатки в один ряд, практически вплотную к склону с одной стороны и к реке – с другой. Из-за близости реки воздух здесь насытился влагой – дышать стало тяжелее. Местность была местами заболочена. Палатки стояли на островках среди луж. На земле виднелись глубокие гусеничные следы экскаватора.
– Фу-фу-фу! – профырчал кто-то из отряда.
Тон с Бŷрой поспешили проверить свою палатку. Несмотря на всю бесцеремонность действий, нужно отметить, что их жильё переместили потрясающе аккуратно. Раскладушки, чемоданы, прочие вещи – всё стояло на своих местах. Лишь шампуни попадали с самодельных этажерок.
Тон стянул с ног сырые берцы и забросил их в самый дальний угол, за печку. Он поклялся самому себе, что отныне в маршруте будет носить только резиновые болотники.
Днём горное лето безжалостно жарило, но как только солнце скрывалось за вершинами, температура резко падала. Разница «день-ночь» могла достигать 25 градусов. Бŷра взялся растапливать печку. Делал он это безобразно. Обычно разгоревшиеся щепки распределяют равномерно по стальному дну буржуйки. Так большие поленья, будучи уложенными сверху щепок, прогревались по всей длине и схватывались быстрее. Вместо этого, желая втиснуть как можно больше дров, Бŷра заталкивал угли в конец печки, где они, естественно, затухали. Советов он не слушал, как будто хотел доказать всему миру, что его способ тоже работает, но каждый раз находилось что-нибудь, что мешало это сделать: то дрова сыроваты, то печка не так сделана.
Не дождавшись тепла, Тон просто заполз в спальник с головой. Пока он ворочался с одного бока на другой, было не разобрать: кости это скрипят или раскладушка. Самой удобной оказалась поза эмбриона. Тон уснул под убаюкивающие трели короедов.
После полуночи палатку посетил незваный гость. Мышь пробралась внутрь через щель между бревном и тканевой стенкой. Унюхав недоеденный арахис, оставшийся у Тона ещё с города, она заползла за ним по флагу России на верхнюю полку этажерки (флаг выполнял функцию шторы, спасающей от яркого излучения электронной книги Бŷры). Триколор был сшит крупными стежками, словно специально предназначенный для комфортного подъёма воров: цепкие лапы с ноготками легко проникали в пространство между нитями.
Своим шебуршанием мышь разбудила Тона. Он переложил открытую пачку арахиса в карман палатки, пришитый к стене. Воришка залезла и туда. Тогда Тон убрал арахис в чемодан. В третий раз Тон проснулся от того, что мышь прогуливалась сверху по его спальнику, как по Бродвею. Словно обидевшись на проигрыш в этой схватке за еду, она говорила всем своим видом: «Я не поем, а ты не поспишь». Но стоило Тону наполовину выползти из тёплого кокона, как воришка в страхе юркнула в щель.
К счастью, сон вернулся быстро, но, к сожалению, снился грохот, яркое пламя и крик о помощи. Тон открыл глаза и понял, что это был не сон. Он только-только по-настоящему согрелся и представлял, как тёплые струи воздуха циркулируют вокруг тела, мешая холоду добраться до него. С улицы доносились тревожные голоса. Уставший мозг говорил: «Забей! Там мерзко и некомфортно, полежи ещё в тепле. Без тебя разберутся».
Но нужно вставать. НУЖНО.
Нога заныла, как только он опёрся на неё. На лице ещё не сошли пролежни от спальника, а Тон уже накинул на плечи непросохшую энцефалитку и спешно заковылял на улицу. Между обгоревших трёх «П» уже суетились Бодрак, Бŷра и Повар. Они перетаскивали уцелевшие вещи в кухонный шатёр. Добавьте звук сирены, и можно было бы сказать, что в лагере введено ЧП.
Неподалёку, закутавшись в спальник, стояла Альфа. Такая беспомощная, одинокая и красивая. Тон подошёл и аккуратно обнял её за плечи. В ответ бархатные, чёрные волосы приземлились к нему на грудь. Рядом лежал толстый ствол сосны, придавивший печку. Вес дерева, обрушившийся с высоты, расплющил буржуйку чуть ли не до состояния 2D. Вокруг дымились разбросанные головёшки, ставшие причиной пожара.
– Я проснулась от сильного хлопка, – делилась Альфа. – Дерево смяло половину палатки. Потолок сильно прогнулся. Моя первая мысль была: «Почему я в пещере?» В дальнем углу загорелся огонь, и я поползла к выходу. Было очень тепло и даже приятно. Когда я протискивалась через щель на улицу, полыхало уже над головой. Потом подбежал Бодрак с двумя вёдрами воды.
– Топила всю ночь? – Тон зашёл в разговор не с самого удачного вопроса.
– Звучит как обвинение, но я отвечу. Да, не могу спать в холоде.
– Хорошо, что я затупил, когда устанавливал твою палатку. Я вырезал в потолке второе отверстие под печную трубу, не заметив, что уже есть одно, стандартное. Если бы печь поставили под стандартное отверстие, для твоей раскладушки оставался бы только один свободный угол. Вот этот, – Тон указал на пространство под сосной.
– Спасибо, – Альфа внимательно смотрела в его лицо, осмысливая информацию. – Ты спас меня!
В этот момент Альфа определила для себя, в чью палатку будет подселяться. «Ну, а куда ещё? – молча рассуждала она. – Бодрак женат, Повар хамит странными вопросами. В других палатках нет свободных мест».
Пока устраняли (а дольше обсуждали) последствия пожара, на улице рассвело. Гремя металлической посудой, цепочка из людей потянулась в обеденный шатёр. Сапоги шлёпали по тёмно-зелёным лужам. Вход в столовую был по паролю «Чистые руки». Каждый предъявлял вымытые ладони. Повар гордился установленным правилом по двум причинам. Во-первых, он чувствовал ответственность за здоровье кормящихся. Во-вторых, судя по скорости расхода мыла в умывальнике, правило работало.
Все расселись за длинным столом. Тон, протирая сонные глаза, рассказывал про страну скользких камней на горе Голой.
– В общем, это тот редкий случай, когда слово «голая» не сильно возбуждает. – заключил он.
Коллеги подхватили «сказочный» стиль повествования и наперебой делились историями первых маршрутов:
– А мы наткнулись на орден поваленной сосны-булавы. Вот, посмотри, от торчащих сучьев резиновые сапоги дырявые в решето! Нужно новые заказывать.
– А толку? Также порвутся. Мы через долину лиан пробирались. Представьте себе гигантскую паутину из верёвок – вот это оно!
– Минуточку внимания! – громко объявил Бодрак, сидящий на центральном месте, – Сегодня на повестке дня вопрос: «Куда переедет Альфа после пожара?»
– Я бы хотела к ребятам, к Тону и Бŷре. Если они не против.
Тон невероятно быстро ответил «За!» за двоих. Бŷра аж поперхнулся кашей от такого подарка. Альфа и вправду была украшением экспедиции. Плюс ко всему, женщина, как правило, любое помещение превращает в уютное. Вокруг началось непристойное шушуканье. Повар в белом кителе и колпаке, слегка расстроенный, что выбрали не его, заигрывая, обратился к Альфе:
– Хочешь, я угадаю в какой маршрут ты вчера ходила?
– Ну давай.
– На север. Я видел твои следы на тропинке. Такие миниатюрненькие, сразу понятно, кто ходил.
Альфа взглянула на него выразительными глазами, потом бросила ложку в почти полную тарелку с едой и вышла из-за стола, бросив напоследок:
– Спасибо, очень вкусно!
Кто-то из геологов заметил:
– Похоже, рост – это её больная тема.
– Правда?. А я ещё хотел спросить про её родину: томный ли город Томск?
– Лучше не надо.
После завтрака Бодрак направился в вагончик лесозаготовителей. На пол пути его остановил студент-геолог и сообщил, что ему всё это не нравится, что он не тащит такие нагрузки и что с ближайшим лесовозом уедет в город. Бодрак хотел было его отговорить, сказав что-то вроде: «Да брось давай, мужик. Понимаю, трудно. Но всем трудно! И от этого ещё никто не умирал». Но когда он всмотрелся в мученическое лицо студента, передумал. Клуб нытиков в другой стороне. Окей, минус один, значит, минус один.
Внутри вагончика сидел Бородач и за чашкой кофе изучал какие-то документы. Бодрак заговорил с порога без приветствия:
– Так дела не делаются: без предупреждения трогать чужое имущество! Можно было по-хорошему договориться. Обсудить всё сначала.
– А я не собираюсь тут ни с кем договариваться! У меня есть государственная бумага, на законодательном уровне определяющая приоритет организаций в регионе. Ознакомьтесь.
Бодрак взял листок, но даже не взглянул в него: накануне то же самое сообщило ему руководство по спутниковой связи. Бородач продолжал:
– Так вот. Согласно документу, подрядные организации, то есть вы, должны заранее согласовывать, цитирую, «координаты постоянного местопребывания с арендателем земли», то есть с нами. Ты пойми. Мы приезжих тут не жалуем, потому что они не считаются с местными правилами. Делают всё по-своему, как привыкли, а потом обижаются. Хотя есть чёткий алгоритм взаимодействий. Прямая дорожка. Шаг влево, шаг вправо – и ты вне правового поля.
Бодрак знал, что у каждого своя правда. Отсюда следует, что в споре не может быть выигравших или проигравших: изначально правда субъективна. Объективность появляется, когда люди начинают договариваться. Он сказал:
– Вы правы. Только в жизни дорожки как минимум две. Одна прямая, асфальтирована по кадастровому реестру в соответствии с градостроительным планом, а рядом вьётся среди деревьев народная тропа. Специально протоптана, потому что путь по ней короче, правильнее и нужнее. Так что Вы в меня бумагой не тычьте. Я хоть без бумаги, но тоже человек. Все мы здесь люди, и хотим нормального отношения друг к другу. Сегодня ночью на нашу палатку упала сосна. Повезло, что обошлись без жертв. Но из-за того, что палатку переместили слишком близко к склону, не по технике безопасности, могла погибнуть Альфа! Вот, что я имел в виду, когда говорил о важности согласования действий!
Бородач сдвинул густые брови, Бодрак развернулся к выходу. В дверях его настиг вопрос:
– Это та ваша красавица?
То ли Бородач почувствовал ответственность за сгоревшую палатку, то ли с ним поговорила совесть на тему того, что по его вине симпатичная девушка лишилась крова – не понятно. Но факт в том, что вскоре к лагерю подвезли целый «Камаз» элитных дров.
– Потом расскажешь коллегам из Якутии, как топил кедром и ясенем! – смеялся Тон, наблюдая, как плавно опускается кузов «Камаза», и из него шумно выскальзывают брёвна.
– Да-а-а, – отвечал Бодрак. – У них там только валежник. Да и тот в дефиците.
На этом подарки не закончились. В тарелках геологов вдруг стали появляться кулинарные изыски из мяса свежепойманных животных, которые разбавляли однотипный рацион из консервов. В отряде присутствовали защитники дикой природы, но даже они ни разу не отказались от своей порции. Их оправдания звучали так: «В лесу нет холодильника, поэтому работает закон джунглей: либо ты, либо тебя».
Повар радовался каждой возможности продемонстрировать мастерство, ведь коронавирус украл у него многие другие бытовые радости. Он не получал удовольствия от поедания спелых фруктов, недоступны были сладкие запахи лета. А самое главное – об этом нельзя ни с кем говорить! Узнают – и будешь изгоем.
С ним осталось только его мастерство. Повар знал наизусть все пропорции, а вес и объём продуктов умел точно определять на глаз, так что еда получалась вкусной, даже без возможности снять пробу. Плюс к этому, его не раздражал запах чужого пота, появилась невосприимчивость к дыму. Он бросил курить, потому что сигареты стали безвкусными.
Несмотря на скверный характер, его уважали. Он часто слышал благодарность в свой адрес. А когда геологи попривыкли к тяжёлым условиям труда, комплиментов стало ещё больше. Также они стали замечать удивительную природу края. Вечерами ребята с удовольствием рассказывали друг другу, как тайга шелестит яркими красками и подпевает птицам. Они видели папоротник размером с жалюзи, скрывающий от любопытных глаз кабаргу – оленя, прыгающего подобно кенгуру. Так проще преодолевать буреломы и лианы. Цветы в это время года торговали нектар насекомым. В кроне бархата-великана тусовались огромные бабочки-махаоны, чтобы отложить на ветках личинки гусениц. Привычные стройные березоньки были превращены тёплым климатом в мощных исполинов с отслаивающейся корой, лист которой, упади он на голову, смог бы нанести черепно-мозговую травму. Местами попадался кедр-небоскрёб: его ствол и трое не обхватят.
Восторг от новых впечатлений передавался из уст в уста, от улыбки к улыбке, и, многократно умножаясь, разрастался в геометрической прогрессии. Работа приносила истинную радость. Радость уже не помещалась в теле и вырывалась наружу, преображая мир вокруг. Солнце казалось по особенному ласковым, лужи рядом с палатками становились прозрачными. Куда-то растворилась закисшая вонь, и воздух наполнился медовым ароматом цветов.
