Артем Рудницкий
Кольцо Пророка
2. Важнее фактов
Ремезов познакомился с ней в боулинге. У нее были светлые волосы, зеленые глаза и чудесная фигура. Мелинда Новак. Американка из Миннесоты, задрипанного американского штата. Но с шармом. Никакой там англосаксонской угловатости и сухости. Женственность и очарование в квадрате. Бросала шары ловко, с естественной грацией. Мужики пожирали ее глазами. Тридцать один год, вице-консул. Ремезов пригласил ее на чашку кофе и к его удивлению она согласилась.
Все это случилось давно, когда Советский Союз еще не развалился, но неотвратимо шел к своей гибели. Прежнюю веру во всякие там идеалы многие дипломаты успели растерять и исходили из собственных интересов. С какой стати из кожи вон лезть, защищать это государство, когда его предавали сами руководители? Кланялись американцам, сдавали одну позицию за другой.
В ту эпоху на всех дохнуло свободой, открывались новые возможности, и ужасно хотелось ими воспользоваться. Ремезов был молод, строил романтические планы. В них находилось место подвигам, и любовным увлечениям. Мнил себя великим разведчиком и сердцеедом. Был наивен, честолюбив и верил, что горы свернет.
Начальников над ним была тьма. В том числе офицер безопасности Армен Ашотович Овсепян пятидесятилетний армянин, большой дока, придира и зануда.
Все обязаны были предоставлять ему информацию о своих контактах ‒ с пакистанцами и представителями дипкорпуса. Ребята постарше, с опытом и положением, этим пренебрегали. Сами с усами. Армен Ашотович предпочитал не нарываться и терпел, когда его просьбы не выполнялись. А вот остальные отдувались за всех.
Полагалось заполнить анкету, указав имя, гражданство, должность, семейное положение и адрес «контакта». Того, кто не подавал документ в срок, ждала головомойка. Но на крайняк имелась «железная» «отмазка». Дело в том, что докладывать следовало лишь об «устоявшихся связях». То есть, тех, которые поддерживались регулярно. И в случае чего можно было сказать, что контакт, конечно, есть, но слабенький, не факт, что получит продолжение, и зачем засорять мозги шефу. Между прочим, если сотрудник проявлял чрезмерную прыть и заваливал Овсепяна своими писульками, ему тоже доставалось.
Американка не шла у Ремезова из головы и дело, конечно, было дрянь. Перестройка перестройкой, а американская разведка работала против нашей, и наоборот. Горбачев и Шеварднадзе могли корешиться с Бушем и Шульцем, это ничего не меняло. Им можно – другим нельзя. За несанкционированные дружеские отношения с американкой могло влететь. Не говоря уже о любовных. Профессиональная принадлежность Мелинды была секретом Полишинеля. Должность вице-консула традиционно занимали сотрудники ЦРУ.
Не стоит вдаваться в причины происшедшего. Будем считать, что сработала химия тела. Ну, не смог он наступить на горло собственной песне. Или не захотел. Трудно сказать. В Исламабаде было до черта доступных баб, не только в борделях. И в советской колонии дамы погуливали. Завести интрижку с иностранкой, так начальники тут же возмутятся. Ты что, сбрендил? Своих не хватает? И были бы правы, ох, правы.
И все же Ремезов ступил на наклонную плоскость и с упоением заскользил вниз. Какое-то время можно было потянуть с докладом, сказав, что проверяет и прощупывает контакт. Ему и вправду не терпелось его прощупать, в буквальном смысле. Не лезла блажь из дурной головы. Пригласил Мелинду на ланч, она согласилась. Еще бы. У девушки свой интерес имелся. Предложил пообедать ‒ тоже не встретил отказа. Они отлично проводили время: ездили за город, смотрели буддийские памятники, беседовали, шутили и все больше узнавали друг друга.
Мелинда была эмигранткой в третьем поколении, ее дед покинул Сербию еще до начала второй мировой. О своих корнях девушка помнила, но по-сербски не говорила. Зато изучила арабский и хинди, не считая французского и немецкого. Славянские гены придавали ее внешности дополнительное обаяние. Высокие скулы, полные, рельефно очерченные губы.
У них нашлась куча общих тем – кино, книги, история и культура Востока. Все, что не имело отношения к непосредственным обязанностям. Делиться консульским опытом не хотелось. Визы, «пролетки»20, скука одна. Хотелось абсолютно иного.
Через неделю после знакомства Ремезов вручил Овсепяну заполненный листок. Тот был чем-то занят, сразу не изучил. Ремезов ждал с нетерпением. Надеялся на отсутствие реакции вообще. Это означало бы, что Мелинда не заслуживает профессионального внимания, и об их встречах можно не докладывать. А вышло так. Овсепян его вызвал и сказал без обиняков: общение прекратить. Новак ‒ кадровый сотрудник ЦРУ, в других странах уже попадала в поле зрения наших спецслужб. Пыталась вербовать советских граждан, дипломатов.
Вид у Ремезова был такой расстроенный, что Овсепян расхохотался: «А ты, парень, часом, того, не втюрился?». Но Ремезов оказался на высоте, собрался, взял себя в руки. Как бы в тон офицеру безопасности усмехнулся и бросил, этак, небрежно: «Не знаю, о чем вы, Армен Ашотович. Это она в меня втрескалась. Телефон обрывает. Ума не приложу, как от нее избавиться. Может, сказать, что вы запретили?».
Овсепян обозвал его пустоголовым мальчишкой, отругал и выгнал. Правда, отругал беззлобно. Видать, ему понравилось, что он щегольнул удалью.
Прошло немного времени, и Овсепян снова пригласил Ремезова. Кофе угостил, сигаретами, порассуждал на отвлеченные темы. А после ласково и вкрадчиво заявил: тебе поручается важное задание. Разработка Мелинды Новак.
Позже Ремезов узнал, что во все миссии разослали циркуляр о необходимости более полного изучения методов вербовки, применявшихся западными разведками. Преследовалась и дополнительная цель – отвлечь внимание американки от других наших сотрудников. Которых Овсепян считал не особенно стойкими оловянными солдатиками, в отличие от Ремезова. Пусть цэрэушница старается впустую, вербуя человека, который осведомлен относительно ее замыслов. Praemonitus praemunitus21.
И вот Ремезов стал регулярно встречаться с американкой. Все развивалось неплохо, если не считать того, что их отношениям катастрофически не хватало секса. Можно было подумать, что Мелинда родилась и воспитывалась в викторианскую эпоху. Хотя викторианцы, надо сказать, тоже были хоть куда… Но это к слову. Ремезову казалось, что он Мелинде нравился, и не просто нравился. Только на последний шаг она не решалась.
Однажды они допоздна засиделись у нее дома, какой-то фильм по видео смотрели, а затем Ремезов занялся тем, что политкорректность подводит под категорию «сексуальное домогательство». Получив традиционный отпор, рассердился и сказал, что Мелинда рискует остаться старой девой. Ее глаза потемнели от гнева, она резко его оттолкнула. Ремезов хотел обидеться и уйти, но она заявила, что нужно поговорить.
Рассказала о своем бывшем бой-френде, Джейком его звали, был военным летчиком. Фотографию показала. Сильный, мужественный, красивый, с примесью мексиканской крови, просто Зорро. Мелинда родилась в городишке Кунстаун, училась в местном университете и ничего в свои девятнадцать не видела. Джейк туда заехал с приятелем и произвел на студентку неизгладимое впечатление.
В последующие три года она не допускала мысли о других мужчинах, любила только Джейка. Говорила об этом с печальной улыбкой, прижимая руку к сердцу. Весной 1980-го Джейка выбрали для участия в операции по освобождению заложников. Он пилотировал тот самый вертолет, который задел лопастью винта военно-транспортный «Си-130», вызвав взрыв и гибель экипажей в иранской пустыне. Что осталось от Джейка, доставили на родину. Советовали не открывать крышку гроба, на что там смотреть: комок обгоревшей плоти и несколько костей. Родители вняли уговорам, а Мелинда не простила бы себе малодушия.
Как ни странно, почувствовала облегчение. Эти почерневшие куски не могли быть ее Джейком, любимым, добрым, заботливым. Она убедила себя, что произошла ужасная ошибка, отважный пилот пропал без вести, и его обязательно найдут. Писала в разные инстанции, ей вежливо объясняли: никаких надежд.
Пошла работать. Госдепартамент (это она так говорила – «госдепартамент», а Ремезов делал вид, что принимант это за чистую монету) давал возможность увидеть мир, получить новые впечатления, которые притупляют боль от прошлых потерь. Мелинда сменила несколько посольств, выросла до вице-консула.
По ее словам, только встретив Ремезова, почувствовала, что ее кто-то может заинтересовать. Он тотчас пошел напролом и спросил: «Так ты меня любишь?», внутренне похолодев от столь опрометчивого поступка. Ну, скажет «нет», предложит остаться друзьями, по крайней мере, будет ясность.
Однако Мелинда тихо произнесла: «Yes, I do». Ремезов, наверное, минуту рта не мог открыть. Потом выпалил что-то с юношеской непосредственностью, бросился ее целовать и… снова не добился искомого. Это было совсем уже странно, и он потребовал объяснений.
Девушка помялась, но потом выложила все начистоту. Американским дипломатам (добавим и сотрудникам разведки) запрещалось вступать в интимную связь с советскими «визави». Исключение делалось лишь в тех случаях, когда секс-фактор использовался для получения важной информации или вербовки. Так что в определенном смысле неуступчивость Мелинды говорила в ее пользу.
Она, конечно, как и Ремезов, докладывала об их встречах. Ей было поручено, если не завербовать сотрудника советского посольства, то, по крайней мере, узнать, чем он дышит. Порой она строила разговор так, чтобы он мог «раскрыться» и продемонстрировать свое критическое отношение к советским порядкам, выясняла его отношение к Западу, американской политике, расспрашивала о личной жизни. Между прочим, вопросы на личную тематику неоспоримый признак того, что тобой занимается разведчик. «Чистых» дипломатов подобная информация мало интересует.
Откровенность Мелинды мало что изменила. Ремезов все видел, понимал, принимал как должное, да и она тоже. Их отношения превратились в своего рода игру, в которой «вербовочные заходы» продолжались как бы по инерции.
Однажды Мелинда завела речь о том, что такого дипломата, как Ремезов, в посольстве недооценивают, и его «потрясающие идеи» нужно доводить до сведения тех, кто вершит мировую политику. В Вашингтоне «она знает таких людей» и можно «все устроить». Ремезов разулыбался и сказал, что на скучных политиканов ему наплевать, в Вашингтоне или в Москве. Мелинда засмеялась, сказала «извини», но было заметно, что она ни о чем не жалеет.
Какую-то информацию своим шефам, понятно, она все же «сливала», иначе чем было оправдать контакт с русским? Да и он подбрасывал «дровишек в топку», строчил доклады Овсепяну, скармливал ему похлебку из лжи и полуправды, чтобы убедить в необходимости дальнейших контактов с вице-консулом.
Ремезов иногда искренне отвечал на вопросы Мелинды. Когда, например, она выясняла, доволен ли он своей зарплатой или нет, материальными условиями жизни, условиями проживания (они были скромными однокомнатная квартира). Здесь он ничего не утаивал, отпуская шпильки в адрес Москвы, которая всегда действовала по принципу «сбережешь на копейку, потеряешь на рубль». Овсепян его хвалил: «Молодец, пусть заглотнет наживку, поводи ее на крючке».
Итак, на служебном фронте все складывалось неплохо, а в остальном… Ремезов по-прежнему терзался от того, что никак не удавалось затащить в постель предмет его обожания. Взрослые, в общем-то, люди останавливались на пороге самой приятной части отношений между мужчиной и женщиной. Держал Мелинду за руку, прижимал на танцах, которые устраивали в ооновском клубе. Девушка проявляла отзывчивость, ее тело трепетало, но стоило ему двинуться «вширь и вглубь», как он наталкивался на непреодолимый барьер.
А в один прекрасный день Мелинда представила ему Брэдли. Милый был паренек ‒ пакистанец, скромный, закомплексованный, лет двадцати. Ему суждено было сыграть свою роль в этой истории.
Он жил в родительском доме, в одном из престижных районов города. Отец, Раджа, был пакистанцем, врачом-невропатологом. Мать, Эллен англичанкой. У них было семейное предприятие в Саффолке – лечебно-оздоровительный пансионат, и бизнес в Исламабаде, клиника на паях с местным коллегой, доктором Джатоем.
Брэдли рос воспитанным, интеллигентным и неудачливым. Школу закончил нормально, а дальше не задалось. На третьем курсе бросил медицинский колледж, потом год осваивал юриспруденцию, издавал какой-то журнал на папины деньги… Всегда аккуратный, в темных брюках и белой рубашке, с прилизанными мышиными волосами, робкий и стеснительный. Не знал, чего хочет. Страдал от неопределенности, но не мог нащупать нужный путь.
Единственное, чем он по-настоящему интересовался так это светской жизнью. Ходил в ооновский клуб, знакомился с дипломатами, его приглашали на официальные приемы. На одном из них познакомился с Мелиндой и влюбился по уши.
Пожалуй, парень ей нравился. Американка часто заходила к нему, общалась с родителями. Милые, гостеприимные люди. Эллен дома сидела, работу давно оставила. Отец вкалывал будь здоров, на нем семья держалась. Вечерами возвращался усталый, брал ситару22 и потренькивал перед камином. Уютную атмосферу создавало. Мелинду там почти своей считали, разговоры вели, в том числе о политике. На каком-то этапе и Ремезов влился в эту компанию. Там все откровенничали, не стеснялись ругать свои правительства. Мелинда проезжалась насчет ковбойских замашек президента Рейгана и концепции «империи зла». Ремезов этими высказываниями потом проиллюстрировал доклады для Овсепяна. Подводил к идее, что американка не столь уж «тверда», и пора бы подумать насчет ее вербовки хороший довод в пользу развития контакта.
Против Брэдли Ремезов ничего не имел. Приятный молодой человек, без «двойного дна». С ним можно было спокойно болтать, не раздумывая, что говорить, а что нет. Мало-помалу его дом превратился для Ремезова с Мелиндой в основное место встреч. А когда родители отбывали в Англию (случалось, не на один месяц), начиналось веселье. Вечеринки, дружеские попойки. Играли в разные игры, викторинами увлекались, отплясывали до упаду.
Все бы ничего, да только Брэдли все меньше стеснялся и бросал пылкие взгляды на Мелинду. Та особо не противилась, даже поощряла. Обнаружилось, что Ремезов ревнив. В нем закипало негодование, когда этот никчемный юнец брал за руку его девушку (он уже считал ее своей!), нашептывал что-то нежное. Случалось, она под каким-то предлогом уклонялась от встреч с Ремезовым и проводила время с Брэдли. На самом деле, во всем этом не было ничего особенного. Ну, может, ей нравилось поддразнивать своего русского воздыхателя. А тот делал из мухи слона, растравлял раны и готовился «дать обиду».
Это произошло на одной из вечеринок. Стояла осень, но довольно теплая. В Исламабаде по-настоящему холодно редко бывает. Неудивительно, что многие гости плавали в бассейне. Вообще, дом Брэдли отличался вместительностью: помимо бассейна, там был большой участок, сад. Атмосфера царила непринужденная, почти все в купальных костюмах. Мелинда выпила больше обычного, игриво смеялась и подначивала мужчин. А Ремезов злился, сидел, насупившись. Улучив момент, когда она была одна, подскочил к ней, сказал, что надо поговорить. Не тратя время, схватил за руку, потащил в ванную комнату, запер дверь, и тут его прорвало. Чего только ни наговорил! Выпивка подействовала, в тот вечер все здорово приняли. Излил обиду, раздражение. Так многие теряют лицо и добиваются эффекта обратного желаемому. Женщины любят уверенных в себе, невозмутимых.
Однако Мелинда вместо того, чтобы выдать пару колкостей, молча обняла его и поцеловала. Ремезов остолбенел, правда, только на мгновение…
И пошла полоса счастья. Порой Мелинда расстраивалась из-за того, что нарушила запрет, однако жребий был брошен. Все шло путем, тучек на небосклоне не наблюдалось. Руководство Ремезова в пример ставило, отношения с Овсепяном складывались нормально. Жаль, что все хорошее заканчивается. Тогда он забыл эту аксиому, говорят же, что от счастья глупеют.
Мелинда сказала, что готовится ее перевод в другую страну, в Италию. Ремезов разволновался. А как же большая любовь? Ему бы скумекать, что американцы прагматики и смотрят на человеческие отношения менее эмоционально, чем русские. Даже когда влюблены. «Honey, сказала Мелинда, I love you so much, you know that, but what can I do? I have to come to terms». В переводе это означало: «Мой дорогой, я тебя очень люблю, ты знаешь, но что поделаешь? Надо исходить из реальности».
Ремезову бы промолчать, гордость проявить. Нет! Стал предлагать руку и сердце, заговорил о детях и прочих семейных радостях. Она предложила не строить воздушных замков, а приезжать к ней в отпуск. Он ответил резкостью, слово за слово, и они поссорились. Кульминационным моментом стало его заявление: «Конечно, я забыл, что ты из ЦРУ». Мелинда побледнела, встала из-за стола (разборка происходила в маленьком кафе) и вышла вон.
Потом были попытки наладить отношения, да мало что из этого вышло, всякий раз дело заканчивалось взаимными упреками. Ремезов чувствовал себя полным дураком: со своими любовными метаниями, несуразными в глазах сдержанной и рассудительной американки.
Общаться они толком перестали, разве что пересекались у Брэдли. Тот снова остался один, родители уехали в Саффолк подумывали окончательно туда переселиться. Наверное, пришли к выводу, что там будет легче приобщить своего отрока к какому-нибудь делу. А отрок продолжал прежний образ жизни и, кстати, постоянно виделся с Мелиндой.
И тут в развитии событий произошел внезапный поворот, связанный с доктором Джатоем. Раджа ему доверял, тот в его отсутствие вел дела. Эх! Кому можно доверять в наше время? Джатой тихой сапой принялся распродавать совместное имущество здание клиники, медицинские инструменты, аппаратуру, а денежки складывал в собственный карман. Позднее выяснилось, что он присмотрел себе недурной бизнес в Канаде.
Брэдли обо всем стало известно, и, ощущая за плечами год заочного обучения юриспруденции, он решил, что горы может своротить. Не посоветовавшись с папой, возбудил судебное дело по обвинению Джатоя в мошенничестве. Ему удалось добиться судейского постановления, запрещавшего ответчику покидать Пакистан. Окрыленный успехом и следуя учебным прописям, дал объявление в газеты о том, что больничное имущество не подлежит купле-продаже, так как является предметом судебного разбирательства. Но Джатой чихать хотел на это и продал томограф, самый дорогой прибор.
Беда Брэдли заключалась в том, что он поступал по закону ‒ это годилось для Великобритании или США. Но то был Пакистан, где бал правили старые добрые принципы, типа «кто успел, тот и съел». Когда суд назначил комиссию для проверки помещения клиники, там оставались голые стены. Судья вызвал Брэдли и Джатоя, однако Джатой не явился, и слушания начались ex parte23. Толку то…
Дальше ‒ самое интересное. Джатой возбудил ответный иск против сына владельца клиники, на том основании, что Брэдли якобы оклеветал его и нанес репутационный ущерб. Тому бы поостеречься, но болван посчитал, что, раз правда на его стороне, бояться нечего. И вот к нему явились детективы в штатском, подхватили под белы руки и доставили в участок. Там не церемонятся, щедро отвешивают оплеухи, награждают тычками и зуботычинами. Брэдли был избит, что-то пытался доказать, да куда там! Не учел местной специфики. Проверил бы Джатоя, и обнаружил, что двоюродный брат этого мерзавца занимал пост суперинтенданта полиции, а другие родственники старшие должности в МВД и Федеральном агентстве расследований. Позже выплыло наружу: компаньон Раджи обокрал фирму на десять миллионов рупий (это около ста пятидесяти тысяч долларов), и два из них пожертвовал на подкуп правоохранительных органов.
Брэдли отказался отвечать на любые вопросы, пока ему не позволят позвонить адвокату. Просьбу удовлетворили, и законник все выяснил. Оказалось, что Джатой выдвинул серьезное обвинение. Будто Брэдли ворвался к нему и угрожал оружием. При всей нелепости оно тянуло на статью о терроризме, которая в пакистанском уголовном кодексе одна из самых суровых.
Джатой хотел сломать парня, заставить подписать бумаги о передаче ему родительского дома и клиники. А тюрьма в Равалпинди не сахар. О гигиене там слыхом не слыхивали, канализации не было, кормили рисом пополам с мусором. Брэдли подцепил какой-то зловредный вирус. У него поднялась температура, началась лихорадка.
Адвокат дал взятку, страдальца выпустили, но снова объявили в розыск. Больной, без документов, куда было податься? Домой нельзя, туда явочным порядком вселился Джатой. И Брэдли прибежал к Мелинде, которая приютила его у себя. Раджа прислал деньги, адвокат правдами и неправдами добивался разрешения на его выезд.
Брэдли выздоровел, позвонил Ремезову, попросил прийти, сказал, что скучает по милым вечеринкам. Конечно, Ремезов пришел и узнал, что случилось. И затем совершил непростительную оплошность ‒ рассказал Овсепяну. Взгляд Армена Ашотовича озарился искрами восторга. Еще бы ‒ он получил шанс разделаться с «матерой цэрэушницей» и мысленно вертел дырку в погонах для новой звездочки.
Что заставило Ремезова распустить свой дурацкий язык? Неужели потаенное, недостойное порядочного человека стремление выслужиться? Или гнусный и подлый расчет – сорвать повышение и итальянскую командировку Мелинды? Станет известно, что она прячет у себя уголовника, подозреваемого в терроризме, разразится скандал, никуда не уедет и они никогда не расстанутся.
После разговора с офицером безопасности до него дошло, какое свинство он учинил, и решил срочно предупредить Брэдли. Был уже поздний вечер. Кинулся к Мелинде, но там никого не нашел. Она с Брэдли отправилась в ооновский клуб – там давали какой-то музыкальный концерт. Наскучило мальчишке сидеть взаперти.
Ремезов помчался в клуб. Когда подъезжал, увидел, как выходит Брэдли. Глупец расфуфырился: рубашка шелковая, ботинки немыслимые, с пряжками. Ремезов окликнул его из машины, он увидел его и радостно махнул рукой. Тут все и произошло. За считанные секунды. Из темноты выскочили двое пакистанцев, один схватил Брэдли за руки, другой вытащил пистолет и выстрелил парню в голову. Кровь и мозги брызнули на асфальт. Оба сразу дали дёру.
Их нанял Джатой, кто бы сомневался. Овсепян сбросил информацию в полицию, а там у Джатоя все было схвачено и ему сразу дали знать.
Выбежала Мелинда. Обхватила Брэдли, кровью вся перепачкалась. Кричала страшно. Плакала и кричала. Ремезов стоял рядом, совершенно беспомощный.
Случай попал в газеты, скандал получился громкий. Репортеры обсасывали детали, не скупились на грязные намеки. Овсепян был доволен, шепнул, что центр выделит премии. Заметив, что Ремезов мрачен и глядит угрюмо и зло, по-отечески похлопал по плечу: «Не переживай, ты профессионал, а для профессионала самое важное – это факты. А факты что говорят? Что эта девка работала против нас, а теперь работать не будет. Вражеского полку убыло. Понял? Нет ничего важнее фактов».
Ремезов звонил Мелинде, но телефон не отвечал. Наконец она сама позвонила, попросила приехать. Они просидели всю ночь. Италия ей «улыбнулась», но этим дело не ограничилось. Ее заставили подать в отставку. Она говорила, что ей все равно, плакала, винила себя в смерти Брэдли. Догадывалась, что ее подставили. Одновременно объяснялась в любви. Ремезов, мол, единственный, кто ее понимает, кто ей нужен… Твердила, что ненавидит свою службу, из-за нее гибнут люди, теперь она поняла нужно искать другую работу. Ремезов обнимал ее, утешал, но в какой-то момент поймал себя на мысли, что делает это механически, по заданной программе что ли. Позже сообразил, что причина была в Брэдли. Он старался не вспоминать, но перед глазами все время всплывала картина: тщедушное тело на грязном асфальте. В подсознании зрела мысль: через мертвого не переступить.
Мелинда улетела через неделю, оставила адрес, телефон, сказала, что будет ждать. Но Ремезов не приехал и не позвонил. Еще год проработал в Исламабаде, получил повышение. С Овсепяном сотрудничать перестал. Теперь у него был другой уровень, другой вес. Плевать он хотел на его анкеты.