Apple Rotten
Утро на Чертовой горе
Почти до самого вечера двигатель машины не остывал, колеса не переставали поднимать клубы белесой пыли, а выходец из капсулы не переставал слушать стук собственного тела об автомобильный корпус. Когда они остановились, он понял, что Чертова Гора уже возвышается над ними, и прямо к руслу реки с нее спускается горнолыжный курорт, некогда весьма роскошный, чьи гостиницы и подъемники были отчетливо видны с берега.
Водитель буркнул, что они на месте. Железный скиталец выбрался из кузова. Больше он не ждал никакой помощи от этого неприветливого бугая, однако тот, к удивлению человека (или робота?), посоветовал ему идти вдоль подъемника, а там отыскать туристическую тропу. После этого он снова завел машину, кивнул выходцу из капсулы на прощание и, развернувшись, исчез за поворотом речной долины. Над руслом повисла тишина. Только ветер продолжал бесноваться, гоняя по высохшему илу мусор и горелые ветки.
Немного постояв, скиталец последовал совету и стал подниматься в гору, держась по правую сторону от подъемника. Он обошел разбитые кабинки – сто лет назад отдыхающие уезжали в них наверх, планируя совершить очередной веселый заезд на лыжах, – миновал трехэтажную гостиницу с вогнутой крышей, разрушенное кафе и помещения бань. Там он наконец отыскал туристическую тропку, которая брала начало у лесной окраины и вела еще дальше, к обзорным площадкам и кемпингам. Чертова Гора была прямо над ним. Он как будто оказался в самом центре ее грузного внимания, и ему стало не по себе от ее размеров, хотя он, конечно, знал, что бывают горы и повыше. Просто у него сложилось впечатление, что сама гора, этот грозный вал, станет последним, главным испытанием на пути к его цели и сделает все возможное, чтобы помешать ему достичь обладательницы Имени. В любом случае, это не поубавило его решимости, и он стал взбираться наверх: сперва по истрескавшимся бетонным ступеням, а затем и по голой земле.
Пробираясь по дикой тропе, петляющей между деревьев, наталкивающейся на пригорки и ныряющей в лощины, он не сразу заметил, что окружающий пейзаж стал в значительной степени меняться. Было похоже, что дьявольский огонь, спаливший все леса на многие мили вокруг, не сумел забраться так высоко, и здесь, на склонах горы, природа сумела удержать свои территории. Выгоревшие колья сосен и елей сменились здоровыми хвойными гигантами, которые распустили во все стороны свои игольчатые ветви, закрывая ими тропу; сквозь израненную почву пробивались молоденькие можжевельники, и мох расстилался по земле мягким, влажным ковром, который мялся под ногами и источал лесную влагу, словно губка. На смену гибельной черноте и заунывной серости пришла насыщенная зелень осени.
Впервые за время своего путешествия гость из капсулы отчетливо слышал жизнь вокруг себя. Мало какой шум мог ускользнуть от его акустических сенсоров, и теперь он улавливал своим чувствительным слухом пение сидящих на ветках птиц, пыхтение кабана за холмом, шуршание мышей в ближайших кустах. При этом он вспомнил каннибалов с автострады, которых ему каким-то образом не удалось услышать. Наверное, так было из-за того, что по-настоящему звучит только жизнь, а они олицетворяли собой смерть, и годы кровожадных засад сделали их совершенно беззвучными.
Вместе с жизнью, которую природа сеяла и насаждала на Чертовой Горе, она также придавала земле все, что было создано стараниями человека. Тропа, по которой двигался железный скиталец, почти утратила рукотворный облик: изрытая ямами, испещренная канавами и заросшая мхом, она была уже едва различима в этой твердыне зелени, которая всеми силами избавлялась от чужеродного вмешательства. Гость из капсулы не испытывал усталости, его механические ноги не болели от переутомления, дыхание не сбивалось от нагрузки – и все же он опасался сойти с маршрута, ведь заплутать здесь не составило бы никакого труда. Когда тропа исчезла вовсе, он остановился в замешательстве, ища среди деревьев хоть какой-то видимый ориентир, малейший путеводный намек или зацепку.
Неожиданно он услышал слабый треск ветки у себя за спиной, метрах в десяти. Стоило ему обернуться к источнику звука, как в него тут же полетел самодельный топор – он едва уклонился от этого ловкого броска, который, пусть и не мог сильно навредить ему, все же был выполнен с небывалой сноровкой. Перед ним стояли два полуобнаженных человека, покрытые грязью и декоративными шрамами. Черноволосые, высокие, они были вооружены длинными железными посохами, носили набедренные повязки из лохмотьев и, казалось, готовы были накинуться на него в любой момент, как два голодных волка.
Он сразу понял: перед ним были охотники Каменного Города.
ㅤ
***
Эти двое не были настолько бесшумными, как людоеды на шоссе, и все же звуки, которые они издавали, были не громче писка полевой мыши – они и двигались с ловкостью маленьких грызунов, невидимых обывательскому глазу и ловко избегающих опасности. Когда выходец из капсулы обернулся и предстал перед ними во всей своей искусственной человечности, дикари оцепенели от ужаса; ему стоило немалых усилий убедить их в том, что он не собирается нападать.
Их речь была до такой степени искажена и деформирована, что железный скиталец едва мог разобрать ее, и все же упоминание Оплота немного сгладило обстановку. Они согласились сопроводить скитальца к старейшине, по-видимому, решив, что он пришел договориться о новом обмене товарами между Паллазой и Каменным Городом, – так он подумал. Беспокойно переглядываясь, они пригласили его следовать за ними, и всю дорогу были начеку, с трудом унимая свой страх перед роботизированным гостем.
Каменный Город изначально не был поселением, а образовался в ходе естественных геологических и тектонических причин. Это были многочисленные скалы, имевшие форму неправильных параллелепипедов, наслаивавшиеся друг на друга, так что казалось, будто они образовывают множество узких улочек, балконов и террас. Дикари заселили эту местность несколько поколений назад – они и сами уже не помнили, откуда пришли, – и с тех пор называли ее своим домом. Используя материалы с кемпов и альпинистских маршрутов Чертовой Горы, а также здоровую листву и древесину, они построили навесы, возвели шалаши, перекинули мостки через ущелья – словом, облагородили это место так, как сочли нужным, и теперь покидали его единственно для охоты и собирательства.
Сами жители Каменного Города называли себя Племенем Большой Горы. Они видели знамения в погоде, поклонялись ионизирующему излучению как злому божеству, устраивали огненные обряды с применением нефти паллазийцев, сопровождая процесс дикими плясками и песнопениями. Женщины племени заботились о поддержании огня в скальных недрах и занимались воспитанием детей, а мужчины наносили шрамы на свое тело и уходили охотиться в долину. Летом они рассекали практически обнаженными, а зимой облачались в лосиные шкуры и предпочитали пережидать холода в пещерах. Там они поддерживали тепло кострищами и питались вяленым мясом, скопленным за год.
На выходца из капсулы дикари Чертовой Горы смотрели с неподдельным страхом – даже с ужасом. Пока два охотника сопровождали его к старейшине, ведя гостя из капсулы через узкие расщелины и скальные переходы, дети с криками разбегались в стороны при виде него, мужчины крепче сжимали в руках дубинки, женщины дрожа отводили взгляд, а старики бормотали под нос что-то невразумительное и недоброе. Атмосфера паранойи затопила Каменный Город вместе с появлением металлического странника; он был вполне уверен, что причиной тому являлся исключительно его отталкивающий облик, не догадываясь, что крылось в реакции этих людей и нечто другое.
Охотники вывели его на одну из обзорных площадок, где стоял треугольной формы шатер, сооруженный из тента и подпертый еловыми жердями. Указав ему туда, они со все теми же недоверчивыми минами встали на стреме.
Выходец из капсулы откинул рваную драпировку и вошел внутрь. В шатре было темно, курились горшочки с иглами ели и пихты, а на матерчатой попоне, в окружении жидкого дымка, сидела полуслепая старуха, закутанная в сшитый из заячьих шкурок плед. В своих морщинистых руках она держала небольшую ступку и пестик, которыми толкла порошок грязно-бурого цвета; на попоне возле ее ног были сложены пучки трав, горстки ягод, сушеные грибы и орехи.
Не было похоже, что она видит гостя из капсулы, – зато она учуяла его и услышала вибрации его роботизированного голоса, что сразу же исказило ее лицо в гримасе отвращения. Она сообщила ему, что он не первый пришелец из металла, который посещает их, – и в прошлый раз подобный визит стал дурным предзнаменованием. По ее словам, несколько дней назад к ним уже приходил чужак, покрытый сталью. Его голос был таким же противоестественным, звучащим одновременно из его уст и из ниоткуда; его запах отдавал кровью; его поступь была тяжела и несла в себе смерть. Он был как живой, говорил как живой и дышал на свой манер, но не имел души. Как и наш скиталец, он расспрашивал старуху о старинном сооружении на противоположной стороне горы и стремился поскорее попасть туда.
Когда он ушел, в Каменном Городе случился оползень, который унес с собой жизни нескольких дикарей. Сам он больше не появлялся.
Робот (или человек?) не был шокирован услышанным. Он не обрадовался и не оцепенел, не жаждал встречи и не гадал, что стало с тем, первым. Он был зол. Ему претила мысль, что кто-то добрался до координат раньше него, кто-то такой же, как он.
Мог ли тот раньше него достичь Имени? Мог ли он присвоить ее себе, мог ли забрать ее, завладеть ей раньше? Об этом выходцу из капсулы было мерзко думать, он гнал эти мысли прочь, а они цеплялись за него и не отпускали.
Когда человек (или робот?) попытался при помощи старухи идентифицировать себя, та процедила все тем же презренным тоном:
«Ты – предвестник дурных времен и несчастий. Ты – напоминание о глупости людей прошлого, об их безрассудстве и тщеславии перед ликом высших сил. Ты – памятник кары, которую боги наслали на наш мир, спалив его дотла своим священным пламенем. Возомнив себя хозяевами природы, твои хозяева надругались над ее богатствами, извращали ее суть, создавая тебе подобных. Их наглость не осталась незамеченной. Они поплатились – но нам был дан шанс не повторить их ошибок. Мы уважим духов и будем чтить богов, чтобы они были к нам благосклонны.»
Она прикрыла глаза и какое-то время покачивалась взад-вперед, быстро проговаривая про себя что-то, а потом снова обратилась к нему, смотря как бы сквозь него:
«Прошлой ночью духи говорили со мной. Они сказали, что заблудший зверь явится в нашу деревню вслед за другим, и будет искать здесь поводыря для завершения своего путешествия. Я должна буду дать ему такого поводыря, чтобы избавить Племя Большой Горы от пагубного присутствия зверя. Теперь я вижу, что они имели ввиду, и у меня нет иного выбора, кроме как повиноваться их воле.»
Она окликнула одного из охотников, стоящих снаружи, и представила его скитальцу. Охотника звали Крыло Жаворонка; он знал, где находится довоенное сооружение. Гость из капсулы не сомневался: туда-то ему и нужно. Об этом кричало его нутро, и все указывало на то, что его путешествие должно завершиться там.
Старуха не удосужилась попрощаться с ним. Только сказала Крылу Жаворонка вернуться до темноты и небрежно махнула рукой, чтобы выходец из капсулы поскорее убирался. Когда они снова шли через узкие пещеры и плато Каменного Города, те же полные пренебрежительного страха глаза провожали металлического скитальца в его заключительный путь. Здесь его ненавидели. Но сейчас ему не было дела до этих людей с их предрассудками и мелочной неприязнью. Он чувствовал, что близок. И уходил без сожаления.
ㅤ
***
Пока они шаг за шагом огибали Чертову Гору, продираясь сквозь ее скалистые леса, выходец из капсулы на деле убедился в дикарском проворстве своего провожатого. Крыло Жаворонка передвигался с невероятной скоростью: он ловко перескакивал валежник, взбирался на деревья и утесы со стремительностью шимпанзе, с грацией рыси. Выходец из капсулы не отставал – его синтетические мышцы не уступали дикарю, и все же в сравнении с другим человеком Крыло Жаворонка был прямо-таки дуновением ветра, воплощением скорости. Очевидно, он стремился выполнить наказ старухи вернуться в Каменный Город до темноты; поразительно, каким влиянием обладала эта карга на своих соплеменников.
Человек (или робот?) чувствовал себя совершенно зависимым от проводника. Крыло Жаворонка вел его через тропы и лазейки, известные лишь ему одному. То обстоятельство, что выходец из капсулы ни за что не смог бы самостоятельно ориентироваться здесь, не вызывало сомнений, поэтому какая-то его часть была весьма благодарна старухе за оказанную помощь – хоть сам он этого и не признавал. Остальной частью он продолжал попрекать себя за то, в каком положении оказался; ему хотелось бежать еще быстрее, рвануть вперед и поскорее добраться до Имени, но вместе с тем он понимал, что это невозможно – и терзался этим.
Их лесной забег длился около часа. После этого деревья наконец расступились – они вышли к голому плоскогорью на другой стороне Чертовой Горы, где ее склон был более сглаженным и совершенно безлесым. Дальше Крыло Жаворонка идти отказался. «Ыди на сефехр», – бросил он выходцу из капсулы со все тем же искаженным акцентом, а затем быстро исчез в зарослях, словно его и не было.
Железный скиталец осмотрелся. Пологие всхолмья плавно спускались с Чертовой Горы вниз, где терялись в тени далеких деревьев, а из их склонов вырастали монолитного вида скалы. Эти скалы были преимущественно овальной и круглой формы, и каждая вызывала в сознании какой-то неприветливый образ, будто десятки чертей вылезали из земли и устремляли к выходцу из капсулы свои злобные рыла. Теперь ему было ясно, откуда пошло название этого места.
Минуя уродливые глыбы и перебираясь с одного холма на другой, он уже мысленно находился у координат и искал взглядом любую деталь, которая нарушала бы естественность ландшафта, – а между тем со склона открывался невероятный вид на окрестности. Отсюда не были видны Паллаза и Мегаполис, которые остались по ту сторону горы, зато до самого горизонта простирался неравномерный ковер: здоровый лес перемешивался с погибшим от пожара, и эти далекие контрастирующие узоры были подобны разводам бензина на воде в своей завораживающей структуре. Небо покрывали рваные тучами, плывшие на восток, а под ними жизнь боролась со смертью, зелень боролась с пеплом, и редкие прорехи этого неравномерного одеяла скрывали в себе разброшенные деревушки и лесничьи хижины. Клонясь к западу, солнце проливало на тайгу последние капли вечернего света, и та засыпала, засыпала без людей, предвкушая очередной день тяжкой реабилитации.