Apple Rotten
Утро на Чертовой горе
Когда человек (или робот?) попытался при помощи незнакомца идентифицировать себя, тот разразился речами:
«Ты – стальное совершенство, реликт нашего просвещенного прошлого! Ты – божество из машины, то, к чему мы стремимся в своих самоотверженных странствиях! Ты – плод творения мудрейших из умов довоенной эпохи, свидетельство глубины их познаний и их безусловного мастерства в вопросах трансформации неидеального в безупречное! – он перевел дыхание и продолжил: – Храни в себе ключ к пониманию возвышенности наших предков! Пронеси его через смерть и разрушение новой эпохи, чтобы открыть другим путь к построению великого будущего, однажды потерянного недалекими приверженцами потрохов и мяса!»
Его здоровый глаз увлажнился от обилия эмоций. Гость из капсулы подождал, пока он успокоится, после чего продиктовал ему координаты из закоулков своей памяти. Имя он произносить не стал – оно было слишком сакральным, слишком личным для внешнего озвучания. Оно было только его.
Помешивая угли в костре, незнакомец с улыбкой объяснял, что указанные координаты, вероятно, ошибочны, ибо в той местности нет ничего, кроме дикарских прибежищ да холодных скал. Как бы там ни было, дорогу он подсказал и даже сообщил, какие поселения можно посетить на пути туда, чтобы запастить припасами, восстановить силы и добыть сведения. Конечно, ни отдых, ни пища, ни какие бы то ни было другие удобства не требовались нашему выходцу из капсулы – а вот информация могла оказаться полезной. Так он и определил для себя дальнейшую точку маршрута, каковой должно было оказаться местечко под названием Паллаза, чье население, со слов незнакомца, пусть и было малообразованным, но все же редко опускалось до откровенного варварства.
На том они распрощались. Незнакомец пригласил выходца из капсулы в Прахград, настоятельно рекомендуя ему познакомиться с Пророком, затушил костер и двинулся на восток. Месяц спустя он найдет свою гибель подле Башни Возрождения, что на Пустыре, где электромагнитный импульс сожжет его имплантаты вместе с мозгом владельца. Он останется лежать рядом с многочисленными братьями, которые, как и он, искали в тех местах обещанного откровения.
И кто знает – может, они его нашли?
Между тем наш гость из капсулы двинулся дальше, к городской окраине и за пределы нее. Здесь в изобилии располагались автосервисы, придорожные рынки и гостиницы – вернее то, что от них осталось. Силуэты небоскребов теперь маячили в отдалении, напоминая мираж среди пустыни, и вскоре совсем исчезли из виду, спрятавшись за клубившейся над округой дымкой.
Трасса, по которой он шел, служила ранее одним из трех основных въездов в город и должна была привести его прямиком к Паллазе.
ㅤ
***
Автострада была проложена к соседнему городу длинной, почти без изгибов, струной, которая тянулась на многие километры, никуда круто не сворачивая. Вдоль шоссе, примерно в километре от нее, ползли линии электропередач: сгорбленные, лишенные должного ухода, они все сильнее и сильнее сгибались под собственной тяжестью, а часть из них уже рухнула в объятия почерневшей почвы.
Асфальт, по которому некогда в день проезжали тысячи колес, был теперь в особенно плачевном состоянии. Дождевые воды безжалостно подмывали его с боков, вынуждая осыпаться и исходить ветвистыми трещинами. Некоторые из этих чудовищных расколов были настолько глубоки, что образовывали широкие балки, в которые при желании можно было поместиться с головой; другие обнажали здоровую землю, из которой вверх, к свету, тянулись кустарники и высокие травяные стебли. Тут и там валялись проржавевшие остовы – покореженные, перевернутые, полые оболочки техники, разбитой в авариях или брошенной своими владельцами. Механическому скитальцу показалась странным практически полное отсутствие костей, хотя его слух не улавливал признаков живности, которая могла бы позаботиться о покойниках.
Эта трасса, – пусть она и была четвертована ветрами, изувечена водами и унижена временем, – все же сохраняла для выходца из капсулы функцию путеводителя, единственного оплота топографической ориентации и упорядоченности на мили вокруг. Чтобы убедиться в этом, достаточно было взглянуть на тот удручающе мертвецкий пейзаж, который ее окружал.
Если город в его деспотичном запустении можно было сравнить с холодным и отрешенным Хельхеймом, то сельская местность всем своим видом наталкивала на мысль о недавно бушевавшей в ней Геенне. Пожары неизмеримой силы словно пылали здесь еще вчера – они начисто выжгли окрестные нивы и поселки, спалили леса, уничтожили рощи. Огонь, наверняка имевший химическое происхождение, не оставил на теле природы ни единого росточка, опалив каждую горстку земли, каждое деревце, каждый куст.
Тем страшнее выглядел лес, опороченный этим неестественным пламенем. Почерневшие, обезображенные стволы деревьев торчали из земли на манер могильных памятников или окровавленных кольев, на которые насаживал неугодных жестокий граф Цепеш. Это была самая настоящая пустошь, царство бесплодия. И хотя в этой обугленной чаще не звучало ни единого звука, кроме гула ветра, вздымавшего вихри золы, выходец из капсулы не мог отделаться от чувства, будто что-то наблюдало за ним из-под тени мертвых деревьев.
Он шагал быстро, но в то же время осторожно; одинокая фигура на пустынной дороге. Обходя покинутый транспорт, он развлекал себя тем, что пытался угадать, кому принадлежала эта техника, какие функции она выполняла и при каких обстоятельствах была брошена. Вот автобус – он наверняка развозил людей по местным предприятиям и селам, пока не улетел в кювет, забрав с собой всех пассажиров; вот легковой электрокар – молодожены использовали его, чтобы навещать родственников в соседнем городе, но погибли, раздавленные выехавшим навстречу лесовозом; вот грузовик – кто-то потерял немало денег, когда тот уткнулся бампером в обочину, рассыпав по дороге содержимое своего кузова и послужив причиной нескольких смертей; а вот машина скорой помощи, чьи работники самоотверженно помогали облученным и раненым в процессе всеобщего панического бегства.
Так он додумывал и сочинял, пока сумерки не сгустились над шоссе, а сам он не остановился возле автозарядочной станции. На трассе брала начало длиннющая колонна автомобилей, путь которым преградила авария или другой инцидент – точно сказать было нельзя.
Он стоял под покосившимся козырьком электрозаправки, словно стальное изваяние. Его не волновала темнота, ведь никакой темноты он, в сущности, и не видел – его механические глаза были оборудованы устройством ночного слежения. Его смутила нахлынувшая на округу тишина: беззвучие, какое мало кто из людей его эпохи способен был испытать.
Когда шум человеческой деятельности затихает, и огни перестают сверкать, и прекращает движение транспорт, все вокруг кажется ненастоящим, призраком бесконечной индустриальной деятельности. Что если и сам он являл собой лишь навороченное устройство – такое, как эти машины на трассе, – с той лишь разницей, что ему повезло уцелеть и продолжить следовать предусмотренной задаче? Что если его память и способность к здравомыслию были продуктом чьей-то забавы, вложенным в его искусственный мозг, и распознавались его сознанием на уровне механики? В таком случае, по всем правилам беспристрастного механического рассуждения, его существование не имело никакого смысла, ведь те, кто создали его, наверняка были давно мертвы и более не нуждались в его услугах.
Что если Имя тоже было ненастоящим, а было пустышкой – куклой, навязанной ему извне?
Очевидно, подобная цепь рассуждений не могла привести выходца из капсулы ни к чему хорошему. Кризис идентичности влек за собой сомнения, сомнения влекли за собой провал. Путешествие робота (или человека?) имело все шансы оборваться здесь, на автозарядочной станции, где множество машин, также как и он, прекратили свой путь.
Но тут вмешались обстоятельства.
Откуда-то спереди, где плотная колонна транспорта, казалось, тянулась до самого горизонта, послышался жуткий вопль. Это не был вопль ужаса – скорее, крик ярости и неудержимой злобы, в котором чувствовалась первородная тяга к убийству. Вслед за этим на крышу одной из машин вскочила темная фигура, а две другие возникли уже слева, выбежав из обожженного леса.
Силуэты субъектов, хотя и обладали человеческими чертами, не принадлежали людям в известном смысле слова. В налитых кровью глазах, в кривозубых пастях, исходящих слюной, не было ни капли цивилизованности. Шестипалые, двумордые, покрытые опухолями, эти твари были подобием людей, деградировавшим и опустившимся до состояния животной агрессии и утолявшим свой голод кровоточащей плотью. Едва увидев их, выходец из капсулы распознал в их поведении экстаз, ознаменованный предвкушением смертоубийства, прочитал его в звериных осанках и бешеных взглядах трех выродков.
Разговора не вышло: людоеды сразу же бросились на потенциальную жертву, а с крыши электрозаправки на человека (или робота?) спрыгнул еще один, до того момента терпеливо выжидавший. И тогда выходец из капсулы стал разбивать двойные морды, ломать уродливые руки, дробить искривленные патологиями конечности. Только сейчас он убедился в том, какая сила сосредоточена в его стальных кулаках, и обрушил эту концентрированную мощь на обидчиков, выжимая из них дух, вбивая их в асфальт и круша их мягкие органические тела.
Когда он остановился, возле электроколонки лежали четыре изувеченных трупа. Кровавые лужицы растекались под ними, затапливая расщелины в дорожном покрытии и окрашивая его в алые тона. Выходец из капсулы не видел этого – он уже несся по обочине, минуя одну разбитую машину за другой.
Позднее, вспоминая этот момент, он не раз еще ужаснется от понимания того, как легко расправился с этими четверыми, как лишил их жизни с почти автоматизированным безразличием, со стихийной жестокостью. Но сейчас он бежал со всех ног, развивая нечеловеческую скорость, – бежал не столько от возможной опасности, сколько от мыслей о совершенной расправе.
Совсем скоро он доберется до заветных координат, где носительница Имени будет ждать его, чтобы спасти от интеграции в мир бессмысленного насилия. Он доберется до островка спокойствия, на котором поселится в уютной хижине и будет наслаждаться обществом прекрасного наваждения, ни в чем его не упрекающего, сеющего тепло и гармонию своим безупречным существом.
Совсем скоро.
ㅤ
***
Коррозийная пробка растянулась на добрых три мили, и выходец из капсулы бежал, оставляя позади один ржавый каркас за другим. Он уже сбился со счету и перестал видеть разницу в этих сгнивших кусках металла. Обгоревшие корпуса виднелись и среди выжженых полей: некоторые водители тщетно пытались объехать колонну по бездорожью, но, увязнув в грязи, встряв колесами в глубоких ямах, вынуждены были оставить свой транспорт. А затем пожар взял свое.
Причиной затора оказался монорельс, который пересекал трассу высокой надстройкой. Сошедший с железной дороги состав свалился прямо на шоссе, накрыв собой несколько автомобилей и перекрыв путь остальным; авария была жуткая. Выходец из капсулы вспомнил, что незнакомцем из Прахграда монорельс был назван ориентиром, по которому он должен легко отыскать поворот к Паллазе. Поэтому робот (или человек?) двинулся дальше, и уже через пару километров убедился в правоте незнакомца, отыскав заветное ответвление от автострады, зигзагами сползавшее по склону.
Поначалу он решил, что ошибся местом, ибо перед ним расстилалась долина, усеянная фундаментами домов, – именно фундаментами, потому что от самих строений не осталось и следа. Издалека эти очертания построек выглядели, как руины Помпеев, опустошенные и уничтоженные пожаром, перечеркнутые линиями дорог, и казалось, там невозможно было отыскать ничего, кроме золы и обугленных надежд.
Но первое впечатление было обманчивым – стоило только взглянуть на реку, к которой спускались развалины поселка.
Фактически никакой реки там не было. Уничтоженный пожаром населенный пункт располагался на берегу искусственного залива, треть которого перекрывала дамба в виде земляной насыпи. Получалось, что часть залива представляла собой рукотворное озеро, а другая была рукавом широкого речного притока – тоже созданного человеком, как объяснили выходцу из капсулы позднее. Но теперь в долине не было ни капли воды: она пересохла в течение нескольких лет после того, как упали бомбы, разрушившие водохранилище неподалеку. Река затопила городские районы, – что выходец из капсулы наблюдал самолично, – а из остальных частей региона, где люди создали искусственные заводи, проложили каналы и вырыли притоки, стала уходить. Как ушла отсюда.
Паллаза располагалась в озерной части залива. С трех сторон ее окружали пологие берега, а с четвертой тянулась дамба. Поселение было обнесено нелепой стеной, сложенной из все тех же автомобильных остовов, – возможно, местные жители даже притащили их с трассы. Внутри этих несуразных укреплений две небольшие улочки были застроены домами, собранными из металлических пластин, более-менее сохранившихся бревен и остатков техники, – казалось, в ход шло вообще все, из чего можно было соорудить стены и крышу.
Вокруг поселения, поднимая клубы сероватого песка, раскатывали машины – издалека они казались крохотными комарами, но сам факт того, что здешние жители обладали транспортом, вызывал удивление.
Выходец из капсулы двинулся вниз по дороге, мимо фундаментов, заваленных обломками фасадов, и одиноко стоящих киосков, слушая редкие потрескивания дозиметра. Ему хотелось поскорее миновать этот удручающий пустырь; сам не зная почему, он стремился к этим странным людям, которые возвели себе крепость посреди высохшего озера и бороздили русло реки на своих чудаковатых машинах. Выйдя на проложенную поверх дамбы дорогу, он спустился на покрытый галькой песок и мерным шагом устремился к городишке.
Почти сразу одна из машин, кружащих возле города, отсоединилась от общего скопления и пронеслась мимо выходца из капсулы. Затем эта колымага с вытянутым цилиндрическим корпусом, собранным, на вид, из какого-то промышленного котла, круто развернулась и поехала к городским воротам – очевидно, доложить о незваном госте местным управленцам. Робот (или человек?) остановился возле стены, с которой на него недоверчиво взирали привратники, вооруженные самодельными ружьями и облаченные в доспехи из гнутых дорожных знаков. За воротами послышалась возня, ругань, и еще несколько человек взобрались на стену с оружием наизготовку. Оставшиеся снаружи машины, прекратив свой ревущий хоровод, образовали позади пришельца шеренгу, отрезая ему путь к отступлению.