Антон Сальников
Путь к спасению
14
Веки слипались, и чтобы их расцепить потребовались усилия, запас которых был на исходе. На утро после добросовестной пьянки возникает отвращение к самому себе, за то, что влил вовнутрь столько яда, за то, что смеялся над идиотскими шутками, которые сам же выдавал. В момент пробуждения будто бы в издевку над собой прокручиваешь в голове глупые нелепые движения в сторону деградации, как правило, под ужасную музыку; обещания, которые теперь в стыдливых глазах то и дело появляются при трезвом разговоре; а также вспоминаешь ощущение свободы и вседозволенности, омраченные диким сушняком и головной болью после их истощения. Это утро было особенным. Причина недовольства была намного глубже. Все свое гнилое нутро, так радовавшееся ночью свободе, я сковырнул и попытался избавиться от него. Процесс очищения далеко неприятный, но я начинал верить в его положительный исход. Рвота вытекала медленно мучительно и тут же расплывалась пятном по чистой прозрачной воде. Я оглядел прибитую к каменистому берегу лодку и незнакомую местность вокруг. Чудом меня вытащили волны в сторону от каменной глыбы, кидающей тень в самый жаркий час. Я был заботливо прикрыт волей случая черным плащом, не по размеру огромным, закрывающим все дно жалкой посудины. Из-за непомерной усталости рассудок решил развлечься, от чего шевеления плаща, как живого организма, меня даже немного позабавили. После того количества препаратов, которыми я был напичкан, мне казалось, что я еще легко отделался. И лишь когда галлюцинации стали усиливаться я всерьез забеспокоился о своем здоровье, неспособном восстановить грань между миражом и существующим на самом деле. Сначала возникли судороги, потом полноценные, но неуклюжие движения, и, наконец, пробуждение, напугавшее меня до потери способности реагировать.
Обнаженная грудь вылезла из-под черной материи, а уже потом я увидел измученное, но все еще милое, личико. Я отвернулся в рамках приличия, пусть и не сразу, и прикрыл оголенную часть тела.
– Ты как? – я взглянул в темные глаза, и если раньше я погружался в них с головой как в недра Вселенной, то сейчас попытался избежать притяжения, потому что боялся провалиться в пустоту.
– Я умру в ближайшую минуту от жажды…
– Уже иду!
Ответ последовал откуда-то за камнями. Внешне я сжался, будто бы меня так не заметят, но внутри я уже пережил достаточно бурь, чтобы бояться. Как же это по-человечески: обрести свободу после встречи с заветным страхом лицом к лицу. Почему же мы тогда столько времени тратим, чтобы убежать от него?
– Уже иду! – парень смахивал на какого-то знакомого. Черт бы побрал эту раскалывающуюся голову, не способную схватиться ни за одну мысль.
– Я был уверен, что по пробуждению вы захотите пить.
Проблема вся во внешнем виде, к которому мы очень сильно привязываемся. Особенно часто жертвой становятся госслужащие с установленным образцом формы или строгие костюмы, казалось бы, вживленные в кожу. Бывает, что галстук прирастает к шее, и от его петли уже ни один банкир добровольно не избавится, так он привык к удавке. Сложно отказаться от ярлыков, которые сами же цепляем к людям.
– Я тебя с трудом узнал, Гаспаро, – трудно было понять, что возникло внутри меня: доля радости или не прикрываемый стыд.
– Да, я тебя тоже, Данил, особенно в маске, – однозначно второе.
Паника не лучший помощник в спешном поиске. Особенно, когда орган, порождающий мысли, расколот на тысячи мелких острых кусочков. Когда пытаешься здраво мыслить, эти кусочки проворачиваются внутри головы с целью найти друг с другом общую точку соприкосновения, но от этих манипуляций боль возникает нестерпимая.
– Не ищи, не ищи! Я ее выкинул в море! – в его словах не было упрека, наоборот, я слышал заботу, что было странно и трудно объяснимо.
– Это не то, что ты подумал, – я начал отнекиваться, представляя яркость пестрых заголовков про иностранца – извращенца.
– Да? – коп всыпал в бутылку с водой какой-то порошок, взболтал и протянул девушке, – держи, полегчает, – Бояна взяла бутылку и жадно вонзила горлышко в губы.
– А откуда ты знаешь, о чем я подумал? – он снова обратился ко мне со своей нахальной улыбочкой, – я подумал, что вы участники ритуала, шабаша, если так угодно. Нет? Скажешь, я не прав? – Бессмысленно было продолжать эту игру.
Проклиная сложившуюся ситуацию, я проклинал себя всеми ужасными словами, впрочем которые были заслуженны. Зачем было ввязываться в игру, правил которой ты даже не знаешь?
– Я тоже был там, но также как и вы вместо кого-то, – Бояна справилась с половиной бутылки и протянула ее мне, – мы с вами встречались. – Фалько достал из кармана фрагмент поломанной маски.
– Ворон? Это был ты? – удивление и головная боль сомкнулись и произошел взрыв, чуть ли не раскаливший мою башку надвое.
– Да, и это тоже! – он указал на лодку с намеком о нашем спасении.
– Пойдемте на берег, скоро солнце достанет и до вас.
Подавленные тем, что полицейский заметил нас, возможно даже, во всех непристойных деяниях, мы с трудом покинули судно и голыми ногами ступили на каменный берег. Я отпил еще половину от оставшейся животворящей воды и вернул обратно в сухие женские руки.
– Спасибо! – сверкнула глазами Бояна.
– Это Гаспаро Фалько нужно благодарить, – итальянец повернул к нам голову, – это ты нас спас.
Коп тактично молчаливо кивнул в ответ, чтобы не разжечь ненароком еще один костер. Думаю, ожогов для нас троих более чем достаточно.
– Он пытается вернуть долг, не более того! – сквозь зубы, и после затяжной паузы, – это слова ярой злости, которой Бояна нашла место даже в сложившейся ситуации. Значит, корни ее проросли слишком глубоко.
Покинув лодку и обогнув валун, мы предстали пред солнцем, и когда прохладная тень деревьев еще не была достигнута, нагрев нервной системы дал о себе знать:
– Ты же прекрасно понимаешь, Бояна, что я ни причем! И все равно столько времени упорно делаешь меня виноватым! У меня палок в колесах до хрена, я даже не могу задницу почесать без контроля! – Гаспаро закипел и теперь надо было дождаться спада градуса.
– Ты знал, что так будет, знал, что они хотят сделать с Джеком, и не помешал им, – из глаз полились слезы. Это был настоящий прорыв дамбы, столько времени сдерживающей напор, от которого заливало глаза.
Фалько громко выдохнул и опустил голову:
– Знал, но я не струсил, Бояна. Не струсил! Я знал, что если я встану с Джоном в один ряд, то никогда не приближусь к цели, – он расправил грудь и обрел воинственный вид, – я посажу за решетку всех этих ублюдков, – указательный палец, как стрела прошелся над моей головой и указал куда-то в пустоту, столь тщательно скрываемую от посторонних глаз, – кроме того, нам нужно было спасти второго. Уверен, Джон хотел бы этого.
Еще одно упоминание о двух агентах замкнуло оголенный, искрящийся провод внутри горячего женского тела, и Бояна затихла. Напряжение прыгнуло вниз с высочайшего обрыва, и мы добрались до тени. Молча сидели и ждали Фалько, который отправился за добавкой воды. Он пришел быстро, хоть тогда время и тянулось как жевательная резина под палящей звездой. Вспотевшая из холодильника бутылка отдавала приятной прохладой как по моей ладони, так и внутри по пищеварительному тракту. Как часто к жизни возвращают именно такие мелочи, цена которых в обычные моменты не доходит даже до категории «запоминающихся».
– Как ты понял, что это мы были под масками?
– Я этого не знал наверняка, – признался наш спаситель, – я лишь знал, что семья Санторо получила приглашение. На самом деле, я спасал их.
– Ты там был только ради спасения? – девушка приобрела свежий вид и в удивление подняла брови.
– Признаться, это была второстепенная задача. Я должен был попасть во внутрь и увидеть все собственными глазами. Впрочем, как и вы.
– Ну и что ты там видел? Что все это было? Что за монстр? Что за ритуал? Объясните мне, что все это значит? – я дошел до состояния, когда помочь могла только истина. Я запутался, и чтобы шагнуть вперед, следует размотать шнурки на своих кроссовках.
– Скажи, что ты там видел?
– Собственно то же, что и вы, но в менее красочном образе. То, что было в этих напитках, видимо, вызывает определенные эмоции, галлюцинации и сексуальную возбужденность, которую вы все испытывали друг к другу. И хорошо, что я украл это с их, скажем так, кухни, – он указал на пустой пузырек, спасительный порошок которого вместе с водой принес облегчение.
– Так это все была правда… – то ли вопрос, то ли утверждение, но что-то вырвалось само по себе, а в ответ, – томительная пауза.
– Вы видели… чудовище… это человек с головой козла и с символами по всему телу…
– Бафомет, – в разговоре вновь появился женский голос.
– Бафомет, Ваал, Аббадон, – имен у него очень много. Каждый народ пытался придать одной и той же сущности особые черты, и все же общего куда больше.
– Кто он такой? – жажда знаний боролась за первенство среди моих похотей.
– Божество, за почитание которого были гонимы адепты ранних сект его культа, правда, истребить их не получилось, хоть попыток было много. Самая громкая из них связанна с охотой на тамплиеров.
– Пропусти я нагую содомию, я бы подумал, что это розыгрыш.
– Я бы все на свете отдал, чтобы от души над этим посмеяться, но как видишь, реальность скорее заставит рыдать.
– Ты хочешь сказать, что эти больные ублюдки – это выжившие рыцари с крестами на груди?
– Это лишь отчасти правда, – Гаспаро был таким же мрачным, как и Бояна. Чувствовался личный горестный опыт. Он скатывался горькими слезами во внутрь в глубь души, прожигая плоть на своем пути. У таких людей грудь сияет насквозь.
Эти сердца таили больше тайн, чем сама жизнь. Секреты были ужасными, мрачными и настолько сокровенными, что каждый из них решил превратить их сохранность в личную битву, порой неравную, даже смертельную. Но еще не настало время, пусть часы и идут верным шагом…
– Так расскажи мне правду, даже если уверен, что, узнав ее я пожалею об этом, – если честно, то я не был уверен в своих словах.
– Эта история возносится к первым культам, когда люди поклонялись явления природы, необъяснимым на тот момент законам мироздания и небесным светилам. Никто уже сейчас точно не скажет, почему человек решил, что его создатель живет где-то там на небосклоне, что дарующее жизнь солнце можно задобрить или же разозлить. Есть предположение, что многочисленные легенды, разбросанные по всему миру и так похожие друг на друга имеют вполне реальную основу.
– О создании человека? О Боге?
– Не об одном, как принято сейчас. В те времена преобладало язычество.
– Белые Боги, – Бояна понимала, о чем идет речь в отличие от меня.
– Верно! Белые Боги! Кто они, куда делись и зачем все это затеяли, трудно сказать, по крайней мере те, кто знает наверняка, хранят тайну. Но многие верят, что они пришли с неба, и построив царства господствовали над людьми, которых сами же и создали. Их сила была столь могущественной, что жалкие земные существа поверили в их возможность двигать солнцем, руководить самой жизнью. Но вопреки тому, что их руки лежали у истоков разумного существования на Земле, они не скупились и на смерть, чем, собственно, нагоняли страх. Боги были кровожадными и горделивыми. Нередко они враждовали друг с другом. В их честь воздвигали храмы, поклонялись идолам, за их имена сражались и умирали. Люди боялись сильнейших мира сего и готовы были на все ради сохранения жизни, основа для которой…
– «И устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров…» – девушка, что-то зашептала, перебив Гаспаро, и тут же замолчала. По ее задумчивым глазам я понимал, что она уже где-то далеко от нас.
– Когда люди познали письмо, опять же не без помощи своих покровителей, тогда и появились священные писания. Первые книги, написанные рукой человека.
– Библия?
– Что? Нет-нет! Библия появилась гораздо позже и впитала в себя лучшие аспекты предыдущих творений, но с большими искажениями. Я говорю о тех священных писаниях, благодаря которым и возникло письмо. Столько одинаковых мифов, разбросанных по всему Земному шару, нельзя назвать случайностью, когда это режущая глаза зазнавшимся историкам закономерность. Почему-то настал момент, когда Боги покинули наших предков, а память не отличается постоянством. Из перевода в перевод, плюс к этому желание придать своему роду статус «избранных» и жажда власти – в итоге это повлияло на окончательный облик Ветхого Завета.
– Как же из всех люди выбрали одного Бога?
– Хм. Весьма распространенное заблуждение. В Ветхом Завете, отнюдь не один Бог. Скорее, мы сейчас текст подбиваем под нужные нам критерии, а не воспринимаем слова в их истинном значении. Тогда никто и думать не смел о монотеизме. Но со временем, действительно, остался только один Элохим, возможно, потому что он крайний покинул древних людей, а может и потому что он выиграл войну среди своих сородичей, сейчас уже сложно судить.
– Тогда кому же поклоняться? – Я же плотно влез в липкую паутину, и попытки выбраться лишь еще сильнее ухудшали шаткое положение.
– Многие слепо преклоняют колено перед тем, чье имя знают, но не произносят, а лишь, действительно, избранные, вернее просвещенные, почитают источник, что даровал жизнь.
– Солнце?
– Опять поверхностное знание. Бери глубже, и ты докопаешься до истины, которую Он донесет до своего народа. Свет порой и не виден вовсе. Свет – это то, что озаряет и ум, и сердце, даже когда вокруг одна сплошная темнота.
– Знание? – передо мной приоткрылась дверь.
– В точку! И кто их людям даровал?
– Я не силен в мифологии…
– Люцифер, – этим словом девушка пронзила воздух, такой густой и теплый, что будто бы он сделан из желе. Мы и вправду находились будто бы в большом прозрачном пудинге, так сильно отстранились мы от всего мира.
– Совсем ничего не понимаю.
– Плод, таивший в себе познания добра и зла. Тот, кто поселил Адама и Еву в Эдеме, не желал, чтобы они хоть что-то узнали об основах мира. Кто-то называет его Демиургом.
– А Люцифер убедил вкусить плод.
– «И будьте мудры как змии…»
– Да, он будто бы один из всех небожителей собирался наделить людей той чертой, которая была присуща только подобным ему. Он возжелал, чтобы человек восседал над всем живым миром: «… и вы будете, как боги, знающие добро и зло…».
– С детства нас учат другой трактовке, но эта оставляет куда меньше темных пятен.
– Люцифер отождествлялся с ранней звездой утренней зари, предвестником рассвета. Он же Денница, Венера, Ангел Света… Много разных имен и совместно с непостоянством человеческой памяти, они откололись от одного цельного образа и обрели даже порой отличительные друг от друга свойства и функции…
– И дьявол? – Я впервые перебил рассказчика.
– Знаешь, в какой-то момент правда стала неудобной. Правда – это очень капризная вещь. Она с трудом уживается с властью, – Фалько какое-то время собирался с мыслями, а я украдкой поглядывал на Бояну. Она безучастно смотрела вдаль, где царит лишь пустота, – если человек силой мысли способен добраться до царства Божия, то Господь вовсе не столь велик, как завещали нам священные писания, переписанные и украденные друг у друга у разных народов. И вот тогда наместнику божьему уже становиться некомфортно, ведь первая шальная мысль подобного плана у прихожан открывает целый простор, на окраине которого сомнение, исследование и, упаси Господь, атеизм. Власть имущие стали искать общего непобедимого врага, с которым можно вечно бороться. Ведь лучшая опора власти – страх.
– И его олицетворили. Дали образ, имя и историю. Ты это хочешь сказать?
– Заметь, что в первых переводах Ветхого Завета нет дьявола по имени Люцифер. Дьявол в принципе лишь образ плохих деяний. Известный как Сатана появляется в то же время, что и Христос, во время Вселенского собрания при императоре Константине.
– То есть Иисус Христос был выдуман? – я никогда не относился к христианству с особым трепетом, но возможность услышать доказательства против религии меня взволновало.
– Отчасти. Скорее его божественная природа, – рассказчик тщательно пытался подобрать слова.
– Человеком он был выдающимся, не спорю, но он всего лишь пророк. А в IV веке его возвели в статус сына Божьего. И теперь речь не идет об избранном народе, готовом на все ради обещанных благ. «Зуб за зуб» уже не слышно, теперь на устах «подставь вторую щеку». Чувствуешь, как из избранного народа, готового воевать за землю обетованную, становимся послушными рабами божьими? Но даже такому добряку нужен вечный соперник, некий искуситель, лукавый, если так угодно. И вот на Никейском соборе главы церквей под руководством язычника-императора скидывают Люцифера с неба прямиком в недра пылающего ада. Отныне, знания, присущие Богам, исключительно в руках высших людей, чья голубая кровь жаждет абсолютной власти.
От всего сказанного у меня кружилась голова. Я чувствовал себя альпинистом без подготовки начавшего марафон по восхождению.
– Этот момент является вступительным словом самой кровавой страницы истории. Объявлена война еретикам. За волей божьей можно скрыть свои корыстные намерения, будь то жажда наживы или мания власти. Своего апогея борьба за благословение достигает в период крестовых походов. Истинные цели нашествия защитников «гроба Господня» скрыто под бесчисленным количеством разлагающейся плоти. Среди всех фанатиков формируется орден «бедных рыцарей», готовых бесплатно защищать пилигримов, что скорее всего служило дымовой завесой правдивого замысла. «Красные кресты» хотели стать хранителями доказательства земной жизни Иисуса Христа и его божественности, но вместо того, чтобы укрепить выдуманными артефактами многовековую легенду, они наткнулись на истину, от которой больше не смогли отвернуться, – Гаспаро сделал паузу в рассказе, будто бы собирался духом для продолжения.
– Ну, и что же они нашли? – я не выдержал муки ожидания.
– Никто не знает точно, но эта находка придала Гуго де Пейну, Годфруа де Сент-Омеру и их ближайшим соратникам могущество, перед которым были бессильны короли сильнейших держав и даже сам Папа римский, даровавший ордену неслыханные на тот момент привилегии и полномочия. Говорят то, что они нашли не сравниться ни с какими богатствами, властью или другой какой силой во всем мире. Вроде как, это древние знания… те самые…
– Они нашли первую Библию, – Бояна внимательно следила за рассказом, – священные писания, прочитав которые тебе откроются все тайны мироздания.
– Одна из версий гласит, что рыцари-монахи наткнулись на полное собрание писаний, настолько древних, будто бы их написали еще до создания времени. Фактически со слов Белых Богов.
Какое-то время мне потребовалось на раздумье. Гаспаро Фалько выразил свое понимание через молчание. Он знал, что мир, устоявшийся в личном понимании каждого, меняется со скрипом и со скрежетом. Чтобы построить новый мир, старый нужно снести чуть ли не под фундамент.
– Что произошло дальше? – я был готов для новых ударов по сложившейся картине мира.
– Когда тамплиеры уверовали, что Новый Завет полон лжи, то потребовали объяснений от Папы римского. Неизвестно, как Ватикан добился молчания от рыцарей, тем не менее орден стал процветать. Храмовники преуспели в разрастании финансовой системы, забыли о данных обедах, но не смогли оставить поиски правды. Они чувствовали, что есть какая-то незримая цепочка. Часть тех рукописей, что была у них на руках зашифрована, и найти ключ было крайне сложно, и спасением предстало их расположение. Балдуин поселил тогда еще бедных рыцарей в храме Соломона. Святая земля повсюду наполнена наследием не только Иисуса, но и эпохи Яхве. Для себя обманутые монахи открыли древний культ, целью которого служило достижение света, как источника познания. Знания, за которые Фауст готов повторно продать свою душу.
– Какие знания настолько сильно секретны?
– Одно лишь слово… Но какой величины… Имя Бога, того самого, который не желал наслаждаться существованием один, тот, кто хочет возвысить человека, служившего ему на ступень ближе к себе. Его подданые – избранные люди, выше всех остальных. Элитарное общество на службе высших сил.
– Имя Бога дает могущество и власть?
– Это шифр к древним сакральным знаниям.
– А имя ему Люцифер?
– Люцифер – лишь название ранней звезды, которое появилось гораздо позже. Настоящего имени мы не знаем. Оно не читается в привычном для нас понимании. Некое подобие тетраграмматона. Возможно, мы даже не знаем этого языка, скорее даже о его существовании не догадываемся.
– Они этому Богу поклонялись?
– Храмовники поняли, что свет познания истин никогда не станет общественным достоянием, ведь его достижение – это трудный путь, а этому способствуют жертвы, которые Всевышний требует от нас.
– Ты про кровь? – пазл потихоньку складывался в одну единую ужасную картину.
– Не стоит забывать, что у истоков мировой религии стоит император-язычник, чего только стоит его печать, найденная спустя годы крестоносцами. В то время культ, о котором я говорю, древнейшая религия была известна лишь немногим, а тамплиеры просто нашли доказательства ее существования. На вопрос почему Константин вдруг решил отречься от пантеона в угоду одному чужому для себя Творцу, церковь отвечает в своем стиле: «божье предзнаменование». Видимо, никто из просвещенных не желал, чтобы «Имя Бога» пошло в ежедневный обиход, поэтому воздвигли религию, проповедующую упокоение и любовь к врагу своему.
– И что они сделали с этим знанием… со светом, как ты говоришь.
– Обрели могущество. Посмотри, как они разбогатели, при этом не подчиняясь ни одной короне мира. Фактически создали первые банки, со временем поработившие каждого человека. Они навсегда вписали свои имена в историю.
– За это их и уничтожили?
– Я ведь уже говорил, что у Ватикана есть свой Бог.
– Иисус Христос?
– Нет! – Гаспаро покачал головой из стороны в сторону.
– Власть! И с ней никто не хотел расставаться, ни понтифик, ни один из монархов. Сговор против слишком успешного ордена достигнул цели. Папа римский разослал письма, которые вскрыли и выполнили в одно и тоже время во всех уголках Земли. «Убить тамплиеров, они все слуги Сатаны!» Молниеносная спецоперация помогла предотвратить шантажа по поводу правдивости Библии. Кроме того, нужно было разжечь народный огонь ненависти к благородным красным крестам, чей авторитет был весьма велик. Этому способствовали фантазия и опыт во лжи. Мало того, что рыцари преклоняют колено перед другим божеством, его нужно было обезобразить до ужаса об одном только упоминании. Так Люцифер навсегда объединился с Сатаной и обрел облик Бафомета.
– Убили не всех, верно?
– Это были славные годы для святой инквизиции. Извращенные пытки, издевательства, карательные выступления на площадях для привлечения внимания. Но даже когда прозвучали последние слова великого магистра, кто-то из ордена выжил. С тех пор они предпочитают больше скрытности. Много тайн сближает, а значит вы уже братья, чью верность надо окропить кровью в уплату за пятницу 13-го далекого XIV столетия. В то время возник союз просвещенных. Именно благодаря тому, что чистка обрела такой известности, многие культы объединились. К воинам, выжившим после чистки, присоединились древние ремесленники, строители того самого храма Соломона. Они возводили храмы со скрытыми от невежества символами и знаками, в которых таилась часть трансцендентных знаний. Это общество знало историю от камня к камню в стенах любого строения. Как оказалось, таинственность, жажда власти и огромное финансовое состояние – гремучая семь, периодические полыхавшая. Эта сеть разрасталась по всему миру, обрекая его на неведение происходящего.
– Есть исторические факты? – для меня все еще было сложно свыкнуться с резким прыжком из конспирологии в реальность.
– Спустя почти 4 века, после того как голова короля Франции Людовика XVI слетела с плеч, на эшафоте появился человек…
– «Жак де Моле, ты отомщен!» – я уже и забыл про Бояну, так сильно увлекся историей, – Жак де Моле – последний великий магистр…
Она немного запнулась, но сразу же добавила:
– Последний известный магистр.
– Ладно, Данил, я надеюсь, что ты достаточно посвящен для выхода из матрицы, а теперь я предлагаю выбраться отсюда. Я пойду найду машину и все разведаю. Сидите тихо. Не думаю, что местные часто встречают молодую пару в плащах на голое тело, – наше немое согласие взбодрило копа, и он уже сделал первый шаг, но вдруг его что-то дернуло и заставило обернуться, – да, Бояна, огромное тебе спасибо, что туда пошла именно ты. – Фалько выдержал паузу, чтобы я догадался, что девушка знала о предстоящем, когда согласилась на авантюру, – тем самым ты спасла Карлоту. Не думаю, что она бы смогла сейчас… после утраты…
– А может девочка еще жива? – я сразу же пожалел о своей выходке, наполненной идиотского оптимизма, – но ведь на этом сборище ее не было, я думал именно за этим и позвали Санторо, – выдавил из себя сквозь обиду, – или хотя бы дали еще одну подсказку…
– Еще одну? – хранитель правопорядка встрепенулся, а Бояна ударом под ребра дала ясно понять о лишней болтовне, – что у вас есть? Ну же! Мы можем работать сообща!
– Я видел письмо, которое прислали семье, – перед общим врагом нужно объединиться, почему же Бояна этого не понимает? – там была фотография надгробной статуи ангела и подпись, – или я просто желал доказать девушке, что тоже имею свое мнение, согласно которому и действую, – «Молись, пока ангел не простит тебя».
– Черт возьми, почему вы молчали? – опять допрос и опять детский розовый блокнот. Коп, нервно записывал все мною сказанное в маленькую неудобную книжечку.
– Ты знаешь, где это? – наконец-то надежда стала обретать облик.
– Я догадываюсь. По дороге все объясню.
Бояна вновь вернула себе суровость и твердость во взгляде. Ее глаза всполохнули, а мышцы по всему телу напряглись как перед схваткой. Она вновь готова кинутся в битву. Что же касается меня, то я окончательно запутался в своих намерениях. То, что я встретил в дворце, то, с чем нам предстоит бороться, этот раздор, между нами, разве есть у нас шанс на победу? Разве есть возможность хоть кому-то из нас выжить?
15
Старенький фиат во всю силу 4-хтактного устройства разрывал пространство, впиваясь в него с ревом дикого зверя и скрипом колес.
– Легенда гласит, что где-то в темные века, когда католический священник, чье имя неизвестно, но есть данные, что его называли отцом Бренданом, поддался искушению самого дьявола. Причем, грешный поступок был самым низким и подлым из всех вариантов грехопадения. Ни деньги, ни власть, ничего его так не интересовало, как детское еще неокрепшее тело. Похоть старого извращенца с особым возбуждением возникала, когда на службу приходил мальчишка с рыжими волосами. Однажды, добившись уединения, священник убедил бедолагу, что его цвет волос – это метка лукавого, и нужно срочно предпринять меры по спасению души. А так как сатана уже завладел телом, то путь спасения лежит через телесные испытания. Хитрый сукин сын!
Это продолжалось, пока отец мальчика не вернулся домой после долгого и изнурительного крестового похода. В тот день, не обнаружив сына дома, он вместе с местными детьми отправился на поиски. Вот тогда акт соития и увидели юные жители городка через щель в двери в покои морального урода. Насмотревшись ужасов войны, рыцарь даже не дернулся в сторону меча, крови было пролито и без того слишком много. Он отдал виновного пусть и избитого не малодушными соседями под суд, точнее под его жалкое подобие, соответствующее темным временам. В конце концов, вернувшись со святой земли, отец мальчика был глубоко верующим, но даже самый сильной вере, порой приходит конец, – Фалько говорил взахлеб, без перерывов между предложениями так, как будто на одном вдохе, как будто побыстрее хотел избавиться от своей роли рассказчика.
– Парень не смог пережить издевок со стороны сверстников, и взгляда отца. Глаза, видевшие так много ужасного, отныне никогда не попадали на сына, всегда куда-то в сторону, как будто он ими что-то искал и все никак не мог найти. По мнению изувеченной молодой души перерезанное горло упростит всем жизнь, и он ее «упростил». Поход в Иерусалим помогли в десятки раз улучшить финансовое состояние семьи, а потому рыцарь не скупился на похороны единственного наследника. Бесполезно дожидаясь справедливого наказания, он уверял, что его сын не является самоубийцей, так как его убили. Убил тот, чье призвание защищать. – Солнце уже спряталось за горизонт, и лишь последние лучи сияли где-то далеко, а мы их будто бы старались догнать. – Призвав братьев по оружию, отец выкрал священника и привел на кладбище в самый дальний угол на отшибе к мраморному ангелу с ликом ребенка. Извращенец, предрекая собственную смерть, молил о пощаде, уверял об осознании содеянного, но приговор был уже вынесен. «Ты виноват не передо мной, чтобы вымаливать прощение. Моли того, кому ты навредил». С разбитым сердцем отец заставил виновного «молиться, пока ангел не простит». От наказания тот впал в отчаяние и, действительно, попытался таким образом искупить вину, но статуя оставалась немой. Тогда провозглашенный судья изуродовал лицо преступника и оскоблил его. Никому ненужный урод, как душой, так и телом, он с головой окунулся в нищенскую жизнь. Бывший священник просил милостыню у входа в церковь, читая Евангелие, потом напивался на пожертвования и спал в собственной луже мочи на улице. Подобный образ жизни был губительным, – фары машины вонзились в наступившую темноту, указывая верный путь, – так получилось, что умершего прямо под дверью в дом Господа бродягу похоронили на деньги церкви и не где-нибудь, а так близко к жертве его похоти, что поползли сплетни, будто даже после погребения, грешник пытается вымолить прощение.
– И ты знаешь, где эта могила?
– Да, к несчастью, я знаю, – взгляд Фалько стал угасать, – мы уже близко.
Гаспаро рывком добрался до одинокой заправки, нырнул во внутрь здания и выскочил оттуда с тремя фонарями. Мне нравилось, что мы действуем сообща. Уверен, из этого что-то получится.
– Я все никак не могу понять, объясни мне будь добр. Эти самые… строители… – я не мог отпустить историю, что послужило мне прозрением.
– Каменщики! Они называют себя так.
– Каменщики. Хорошо. Они до встречи с тамплиерами тоже были какой-то секретной организацией?
– Верно. Более того, это одно из древнейших сообществ такого рода. Первое упоминание, дошедшее до нас, исходит от имени Хирам Аббиф. Знания, которыми они располагают, они заточили в архитектуре. Именно они трудились над храмом Саломона, кто знает, что еще принадлежит их циркулю и угольнику. Может быть даже пирамиды по всему миру?
