Антон Сальников
Путь к спасению
– Что ты сделал? – я говорил так же тихо, как и хозяин квартиры. Я боялся доверить слова зловещей тишине.
Лишь на миг по глазам пробежался чистый рассудок. Я поверил, что вот-вот Ачиль расскажет все, что знает сам, а знал он, однозначно, очень много. Видимо, даже слишком много, раз его руки поразила дрожь об одном упоминании. И вот, когда надежда нашла себе опору, как слезы алкоголика наполнились содержимым желудка в сопровождении характерного звука. Еще пару минут назад неподвижная восковая фигура уже сейчас в один прыжок пересекла комнату и захватила унитаз торжественно объявляя поражение рвотными позывами, раскатившимся по всему коридору.
Я знал, что итальянец вернется чуть более отрезвевшим, а значит мне пора было собираться. Грусть от того, что я подвел Бояну, свалилась на плечи и не позволяла встать со стула, на который я рухнул, как только он освободился. Чуть позже я пойму, что это чувство на подобное не способно. Силенок не хватает. Это точно была судьба. И она уже открыла дверь…
– Он будет не в восторге от этого, но я готова на все, лишь бы вернуть Саманту, – голос в дверном проходе был женским и надорванным горькими рыданиями, – даже если есть какая-то малейшая вероятность ее просто еще разок увидеть, то я готова рискнуть всем.
Оказалось, Карлота подслушивала за дверью. А мне казалось, что она отреклась от надежды, так сильно та ее душила пустыми ожиданиями.
– Скажи мне, ты знаешь тех людей, которых Ачиль так боится?
Скулы, обтянутые смуглой кожей, задрожали:
– Почти что нет, мне запрещалось с ними говорить и смотреть на них тоже. Я не той крови. Мне приходилось… они заставляли с ними… – ей было больно высказаться. Слова острым лезвием застряли в гортани.
– Где ты с ними пересекалась? – прогремел смыв, и девушка исчезла так же внезапно, как и появилась. Переждав, когда муж перейдет из туалета в ванную, его супруга возникла на прежнем месте, но с какой-то вещью в иссохших дрожащих руках.
– Спрячь это. Я не хочу, чтобы ему стало хуже. И, с другой стороны, нам навряд ли получиться спастись. Да и… знаешь, я лучше сама себе буду врать, что они ее туда не приведут… На подобное я не смогу смотреть… Оно пришло рано утром, но Ачиль не знает об этом… – отрывки фраз из фрагментов памяти проблематично сочетались друг с другом.
Я выхватил бумажный конверт из рук скорбящей матери и спрятал его под футболкой. Нужно было достать хоть какую-нибудь информацию.
– Да, вали, вали! – в ушах звон, а в сердце страх, что Ачиль мог что-то заметить, – еще раз появишься здесь, то я вызову копов! – я вздохнул с облегчением, – этим то они могут заняться.
Пока Санторо открывал новую бутылку, я уже в обуви стоял одной ногой в подъезде:
– Завязывал бы ты с этим. Ты сам себя убиваешь. Не думаю, что Саманте хотелось бы тебя таким видеть… – я запнулся в догадках, как он отреагирует на имя дочери, но Санторо предпочел на время лишиться слуха. Ему было куда интереснее смотреть на наполнение стакана.
– В том-то и дело, что убиваю. Надеюсь, обогнать их всех, – он уже что-то бурчал самому себе на стеклянном круглом дне с кубиками льда.
***
До своего номера я то бежал, то еле плелся, прокручивая каждое слова в доме итальянских друзей. Слишком много горя выпало на молодую семью, слишком они были не готовы, слишком много знали. Скорее всего, это тот редкий случай, когда знания опасны, когда они имеют ограниченный доступ, а за него приходится платить. И цена обычно измеряется не деньгами, она измеряется судьбами. Возможно, как раз семья Санторо и оплачивает свой долг. А я взялся за обязанности поручителя.
***
Ключ с шумом залез в скважину, но щелчка при повороте не последовало. Напряжение ударной волной прокатилось по телу, вызвав при этом нервный бит в области виска. Трудно сохранить спокойствие, когда дома гости, а ты никого не ждешь. Еще одно мгновение спустя, пока я в раздумье колебался, рука без моего ведома схватила дверную ручку и максимально скрытно сделала привычное движение. Бесшумно возникла маленькая щель, через которую я оглядел пустую заправленную кровать. Я бы и дальше продолжал играть в успешного шпиона, но тонкую полоску света неожиданно затмила чья-то фигура. Бит усилился, даже глаза загорели. Доли секунды на решение, а спина уже взмокла. Пока я силился поднять глаза, дверь резко распахнулась. Я даже возможно взвизгнул, но наутек кинуться не додумался. Понимание даже не успело посетить мою голову, а чья-то рука цепким хватом затащила меня во внутрь. Только приподнятая бровь встретила мою жалкую бойцовскую стойку.
– Ого! Считай, что напугал.
– Черт! Зачем ты проникла в мой номер? – до чего же мне стало неловко.
– Тс-с… – Бояна жестом мне приказала закончить истерику, – в твоем номере и правда была камера, в ближайшее время ты должен переехать в безопасное место, как только мы все подготовим, – ее шепот звучал достаточно угрожающе, но только в том случае, если ты не влюбленный идиот, – кто платит за номер? – а я им определенно был.
– Андрей, точнее его компания.
– Отлично, значит на ресепшене пусть еще какое-то время думают, что ты еще здесь живешь.
– Мне будет неудобно впустую тратить деньги друга.
– Друг? – Бояна усмехнулась, насколько это позволял режим скрытности, – тот самый, которому наплевать на твои звонки? Поверь, от таких «друзей» лучше держаться подальше! – девушка ударила прямо в самое сердце. Не осталось и следа от той хрупкой фигуры там на краю ночного шоссе.
Я молча обдумывал ее слова. С Андреем меня связывает общее детство в одном доме. Даже, когда бизнес его отца попер в гору, и они с семьей перебрались в Москву, город, где крутятся крупные суммы и открыты любые возможности, Андрей не переставал со мной поддерживать связь. Разный доход, статус и совершенно разные цели, диктуемые амбициями и разным положением в социуме, но никто из нас на это не обращал внимание. Я, потому что не имел больше друзей, а он, потому что мог себе это позволить. Особенно, когда я уже студентом поступил в столичный университет, то единственный мой помощник по переезду в большой незнакомый город – Андрей. Я готов найти миллион причин, чтобы оправдать казавшееся безразличие с его стороны. Готов придумать и поверить в самый фантастический вариант, лишь бы сохранить дружбу, потому что для меня дружба и есть всего лишь один человек.
– Ты что-нибудь интересное узнал? – Бояна быстро сообразила болезненность поднятой тему, поэтому перескочила на другую.
Я совсем забыл про конверт. Второпях начал шлепать себя по всем телу в его поисках. Черт, я выпрыгнул в окно, если бы потерял его по дороге.
– Карлота передала это, – торжественно я вручил трофей в маленькие, но сильные ручки, – очень боялась, что Ачиль узнает. Думаю, тут что-то важное.
– Ты смотрел, что внутри? – две вселенные загорелись вспышками сверхновых, и этот свет осветил меня красиво звучал.
– Я как можно быстрее спрятал и поспешил сюда, – я ждал благодарности за геройский поступок, но получил куда больше, чем все заслуги мира. Меня одарили улыбкой.
Бояна оторвала боковую часть конверта и достала письмо. Красивый почерк с вытянутыми стройными буквами мог служить примером для эстетического удовольствия от каллиграфического совершенства, если бы хоть одно слово было понятным. Вроде бы все слаженно и красиво, но тут же что-то мешало легкому чтению. В каждой букве таилась преднамеренная ошибка, имеющая особое потаенное значение.
– Что-то совсем ничего не могу прочесть.
Засекреченный текст не самым замысловатым шифром приобрел смысл, когда Бояна поднесла лист бумаги к зеркалу. На фоне голубого неба с дымкой облаков виднелась надпись: «Дорогие друзья. Ваше горе столь необъятно, что задело сердце каждого брата и сестру. Наша скорбь – неизмеримая горечь и, видимо, посланное Великим Архитектором наказание за непокаянные и отвлечение от истинного пути. И даже в этот период жизни мы не имеем права пренебрегать данной нами клятвой, поэтому в то же время в том же месте. Рекомендация: если боитесь не справиться со своими эмоциями, то воспользуйтесь нитками и иголкой, но, чтобы не травмировать женские губы, то супруге рот заклейте лентой. STH. (для входа можно использовать основной кодекс наших зримых братьев)»
Сколько же нужно времени, чтобы сложить мелкие осколки, которые просачиваются между пальцев и теряются безвозвратно. Непросвещенному человеку не понять, о чем идет речь. А просвещения во мне не больше, чем желания расстаться с жизнью, ведь она только начинается. Но кто ж будет считаться с моими желаниями, если и Богу наплевать?
– Я тебя обожаю! – Бояна забыла про осторожность и вытянула меня из глубокой думы криком радости.
Обескураженная своею бестактностью, она прыгнула мне на шею и еще много раз, но уже еле слышно повторила дорогие мне слова, которые забыть мне не суждено.
– Объясни же наконец, что это значит?
– У нас нет времени, Данил, Карлота сама лично передала тебе конверт? Она сделала это без ведома Ачиля?
– Да! – мгновенный ответ разом на все вопросы.
– А что она тебе сказала? – вселенные горели ярким триумфальным огнем. Такая вспышка затухает так же быстро, как и возгорается.
– Что от этого Ачилю будет только хуже и им уже нечего терять… А еще, что ей нельзя ни смотреть, ни говорить с теми, кого они боятся. Те, кто дали письмо. Она была рядом с ними когда-то, но кто такие, Карлота не знает. Или боится рассказывать.
– Послушай внимательно, что я скажу, – девушка опять стала серьезной, от чего сжала руками мои плечи, – тебе нужно найти подход к сеньоре Санторо, пусть она тебе все расскажет: куда, во сколько? И как нам не провалить задание?
– Задание? – мне казалось, что взрослые люди, вдруг часто появляющиеся в моей жизни, не доиграли в детстве в шпионские игры, – мы, что агенты какие-то? – усмешка была лишней.
– Узнай, я прошу. И тогда обещаю, я отвечу на все твои вопросы. Пока есть шанс, нужно действовать!
Я все еще был овеян мечтой утонуть в космосе темных глаз, а их обладательница уже тянулась к ручке входной двери. Возник порыв крикнуть и остановить ее, продлить миг, когда она рядом еще хотя бы на пару секунд, но какие-то внешние силы всегда решают все за нас.
Бояна вздернула голову в мою сторону и без единого звука потребовала ответа. Кто-то стучал в дверь.
– Данил, открывай! – голос друга в любую другую минуту поселил бы радость в сердце, но этот случай был исключением.
– Да, Андрюх, секунду! – гримасой и разведенными в стороны руками я дал понять, что для меня это тоже неожиданность.
Бояна залегла под кроватью вместе с таинственным письмом. Все было настолько быстро насколько несуразно, от чего мне захотелось проснуться.
– Привет старина, – Андрей в свойственной ему манере обнял меня и похлопал по лопатке.
– Давно ты в Риме? – смешанные чувства от неожиданного появления раскачивали качели, на которых каталось мое переменчивое отношение к ситуации.
– Прибыл сегодня и сразу за тобой. Почему ты не уехал, когда я тебе купил билет? – Андрей слегка похлопывал себя по ляжке ладошкой. Странно, никогда не замечал за ним такой нервный тик.
– Так это был ты? – По необъяснимым причинам недоверие к этому человеку не возрастало.
– А кто же еще о тебе мог так позаботиться? – не сказать, что он ходил по комнате, скорее всего это был бег по замкнутому пространству.
– А ведь перед отъездом ты сказал, чтобы я наслаждался отпуском, а не срочно мчался вслед за тобой.
– Кто это сказал? Я? – никогда бы не поверил, что он мог забыть свои слова. Ранее Андрей был для меня человеком с феноменальной памятью, особенно когда речь заходить о его словах, которыми о ранее дорожил.
– Ну, точнее, граф Монте-Кристо, – тем самым я хотел вырвать из нервного лица знакомую до боли в сердце улыбку и разрядить обстановку, но комнатой завладело напряжение.
– А-а-а, Монте-Кристо, ну, кончено! – спустя мучительно долгие пару минут Андрей понятливо приподнял уголки губ, – планы поменялись, Данил, и больше фирма ничего оплачивать не будет.
– Я сам справлюсь! – неожиданно для самого себя я воспротивился любому нашему сотрудничеству и нагло наврал.
– Данил, но дорога довольно-таки дорогая, – ляшка уже должно быть покраснела от избиения.
– У меня есть сбережения, – в грудь колола досада, что с другом мы столько внимания отдает деньгам.
Нам двоим было тяжело, возможно, впервые за все время дружбы: Андрею наступать силами новых свежих аргументов, а мне держать оборону путем твердой бескомпромиссной позиции. Еще несколько минут прошло для перегруппировки мыслей и снова в бой.
– Все хорошо, но Ачиль, – я напрягся, поскольку засранец был очень близко, – он мне жаловался на тебя. Ты не даешь им покоя, Данил. Он не хочет тебя видеть, попросил не лезть в его дела, а ты постоянно досаждаешь. Понимаю, кроме него здесь у тебя никого нет, но все же …– меньше всего на свете я хотел, чтобы Андрей был прав.
Единственное, что меня тревожило, это то, что я не знал, за что мне предстоит бороться. Если за сердце той девушки с Вселенными вместо глаз, то я готов бросить вызов самому Богу. Я готов взобраться на Олимп изнемогая от боли, на которую только способен обычный смертный, и объявить войну каждому, кто осмелится встать на пути. Если в одной из сотен следующих жизней я буду рядом с ней, то в этой жизни я готов умереть.
– А почему ты не отвечал на звонки? – контрудар пришелся по лобовой броне.
– Извини, старик! Ты должно быть звонил мне? Я телефон потерял. К тому же отец в Москве совсем озверел, – натянутый смешок под заученный текст и бегающие глаза – плохая школа актерского мастерства, – столько задач нарезал, что я еле вырвался за тобой. Встречи, встречи, заседания, совещания, и каждый день что-то новое.
Не знаю, как называется тот щелчок, что раздался внутри грудной клетки, но я готов был отдать пол мира, лишь бы эти слова были правдой. Самое теплое чувство появляется в то время, когда ты кому-то нужен. Нужен настолько, что этот человек готов через половину земного шара проехать, пролететь, проплыть ради одного улыбчивого «Привет». К несчастью, мне подобного испытать не суждено.
– Хорошо, друг, – я посмотрел в его глаза и осознал, что этого человека я совсем не знаю, – дай время, я соберу вещи и поедем вместе домой.
Андрей улыбнулся и крепко меня обнял. Ему почему-то стало намного легче. Радовался он тому, что больше не надо тратить усилий на уговоры и избивать свою ногу в конвульсивных припадках. Мой названный друг отодвинулся, но правая рука лежала на моем плече. Он как будто собирался что-то сказать, что-то по-настоящему важное, возможно то, что могло бы рассеять тучи, возникшие между нами, и что могло бы спасти мою шкуру, но так и не решился. Андрей молча развернулся и направился к двери, а я с горечью прошедших лет, полных надежды и обмана, смотрел ему в спину. Тогда мне казалось, что я могу простить даже предательство, закрыть глаза на свою ничтожную гордость и жизнь в целом, я готов был умереть, отравившись сладостным ядом лжи. И если из нас двоих мужества Андрею не хватило, чтобы сказать то, что утонуло в молчаливой улыбке при кричащих глазах, то я впервые в жизни решил проявить героизм.
«Don’t worry
About a thing
Cause every little thing
Gonne be all right»
Слова, порождающие умиротворение и спокойствие, вызвали злость с одной стороны и разочарование с другой. Всю эту бурю эмоций в номер отеля привел лично я нажатием одной кнопки с зеленой трубкой. Сколько раз мы смеялись, что Андрей уже будучи большим начальником в крупной фирме на важном совещании будет краснеть из-за своей забывчивости по поводу возможности телефона стоять на беззвучном режиме и моего рвения дозвониться до друга. И все равно он упорно ставил Боба Марли на мой звонок на каждую новую модель iPhone.
– Убирайся навсегда! – я процедил сквозь зубы тягучие тяжелые слова, а Андрей лишь на миг остановился у двери, попытался повернуться, но тут же скрылся в коридоре.
Опять остался один. В очередной раз…
Обессиленный я рухнул на кровать, которая выразила свое негодование. Я совсем забыл, что драма разыгрывалась в присутствии Бояны. Она покинула свое убежище и присела рядом. Не так давно таким же образом мне приходилось успокаивать ее. Две глубокие печали на два раненных сердца, как же это непостижимо много на две одинокие души.
Ее объятия спасли меня в тот вечер, в одиночку я бы не смог этого перенести, я и без того слишком долго был один. Мое спасение было еще подкреплено верой, что я так же нужен Бояне, как и она мне. Именно горечь совместно перенесенная скрепляет плотнее, чем даже клятва у алтаря. Я потерял навсегда друга, но обрел приятное особое биение сердца. Этот особый ритм открывается тем, кто способен влюбиться до беспамятства. Кто может задохнуться на свежем воздухе, лишь потому что ветер не принес дыхание любимого. Кто может заживо сгореть от полыхавшей бури, что не укротить и не унять, но можно попытаться насладиться тем мимолетным моментом, когда сама Вселенная улыбается в ответ.
12
Вновь заявиться в квартиру Санторо – равнозначно что завалить всю спланированную операцию с самого начала. Мы были близки к цели, а потому следует действовать еще более аккуратно. В тот момент мы знали, что нам есть, что терять. У альпинистов случается такое проявление безумия, когда их пьянит близость вершины, а рациональный расчет собственных сил уходит далеко на задний план. Шансы взять штурмом высоту у нас все еще были высоки, а от спуска уже исходил смрад едва уловимый при порыве ветра. Его можно назвать мимолетным, но шлейф, тянувшийся за ним, вызывал панические атаки при одной лишь мысли о предстоящем безумии.
– Главное не сорваться, – нашептывал сам себе, потому что бездна, куда мне еще предстояло упасть, была бездонной, как сама преисподняя.
Оказывается, Бояна уже давно распорядилась устроить слежку за всеми привычками семьи Санторо, но от этого легче не становилось. Мы знали, что Ачиль не ходит на работу, если она вообще у него есть, а Карлота безмолвно дала согласие на заточение в квартире. Готовую еду и топливо для депрессии главы семейства им приносила нанятая пожилая кухарка, она же выносила мусорные пакеты со звоном стекла и на удивление надежно держала язык за зубами. Я хотел было передать через нее записку, но опытные шпионы объяснили, что прислуга больше испытывает преданность к тому, кто платит. Платит постоянно и много. Тягаться было бессмысленно. Мы долго думали, как же нам добраться поближе и в итоге решились на, казалось бы, самый крайний вариант из всех, что могут прийти в здравомыслящую голову. В режиме строгой секретности нам понадобилось буквально пару дней, чтобы разучить роли и грамотно подготовить бутафорию к предстоящему выступлению. Доверять нельзя никому, оставалось только надежда, что Ачиль это правило не вспомнит по синей яме, куда он скатился по собственной прихоти и вылазить не собирался.
Двое полицейских в красивых синих рубашках, один из них с немалой долей грима и накладными усами, шаркающей походкой стучали каблуками по лестничному пролету. Звонок в дверь и нервное ожидание реакции. И все же я точно очень глупо выглядел с фальшивой растительностью на лице и в штанах с красными лампасами. Плюс ко всему неконтролируемое подергивания плечами из-за дикого волнения и подглядывание на своего внушительных габаритов коллегу, будто бы он мог мне помочь и защитить меня.
– А я думал, как еще этот день можно засрать? – мне казалось, что мой местный друг сказал что-то по-итальянски, но я все прекрасно понял и без перевода, по крайней мере, эти слова отлично сочетались с его выражением.
Уго что-то ему ответил, куда более вежливо, чем мне при нашей с ним первой встрече, и сразу же появилась Карлота. Ее трезвые глаза в отличие от супружеских вселили в меня страх разоблачения. Скорее всего так бы и случилось непременно, не будь она такой уставшей от горя и от вечно пьяного мужа. Глаза смотрели в пустоту, которая образовалась внутри, там, где когда-то стучалось сердце. Усталость сгорбила красивую гордую сицилийку. Она была на срыве, она больше не могла ждать, когда маленькая невинная Саманта позвонит в дверной звонок, когда кто-нибудь подскажет, где ее искать, когда Ачиль перестанет разрушать до основания их совместную жизнь. Карлота хорошая добрая девушка, с которой случилось очень много плохого. Такие как она, привыкли видеть во всем окружающем лучики света, но постепенно они для нее угасали.
Напарник ловко чувствовал момент. Он увел хозяина в его кабинет, а меня оставил с поблекшей девушкой. С наигранным акцентом я попросил ее разговаривать на английском, мол это практика в процессе изучения иностранного языка, чем я, согласно легенде, занимаюсь в ходе несения службы. Карлота пристально смотрела мне в глаза, время шло неумолимо медленно, издевательски вредная привычка у часов. На миг даже показалось, что меня рассекретили. Я опустил голову, как стыдливый школьник при поимке за прогул и потянулся к усам, наклеенным двадцать минут назад. Было глупо попытаться обмануть ее, я уже практически сдался. Но Карлота была не со мной. Нас разделяла пропасть, в которую мне еще предстояло свалиться. Девушка молча кивнула и жестом пригласила в комнату для уединенного разговора. Каждый шаг некогда легкой, почти воздушной походки, сейчас отдавал глухим стуком об пол. Сицилийка как будто здесь больше не жила, здесь вообще больше никто не жил. Ни одна живая душа. Только лишь призрак былого счастья изредка подавал признаки некогда беззаботной жизни с идеально чистых фотографий в рамках на стене. Единственное, что в квартире не поддавалось простыне из пыли, это радостные улыбки на фоне экзотических мест в разные периоды взросления одной маленькой веселой девочки.
В этом помещении я оказался впервые. Справа у стены стоял огромный книжный стеллаж, завладевший моим вниманием с ходу. Я как большой поклонник литературы не мог хотя бы беглым взглядом не пробежаться по манящим корешкам: Вольтер «Задиг или Судьба» и «Простодушный»; Гете «Фауст», «Прометей» и «Лесной царь»; Артур Конан Дойл с собранием всех частей «Шерлока Холмса» и Грибоедов «Горе от ума». Я даже немного позавидовал, что у них есть своя библиотека, причем на удивление расставленная по авторам точно в книжном магазине. Такой порядок меня приятно удивил, в этом жесте чувствуется бережное отношение к моим единственным настоящим друзьям с детским лет.
Боявшись скорого разоблачения в соседней комнате, я плотно закрыл за собой дверь и кинулся в ноги сидевшей на диване рядом со столиком, на котором покоилась недоигранная шахматная партия.
– Это я, Данил, – пришлось успокаивать, – мне нужна твоя помощь, а Ачиль выгонит меня, появись я на пороге квартиры.
Трудно было определить поняла она меня или нет. Девушка как будто находилась в вакууме и не хотела меня принимать как за реального персонажа. Карлота спала и сон был ей неинтересен, ей хотелось побыстрее проснуться, заглянуть в детскую и поцеловать заспанное милое личико. Любящая мама не желала возвращаться из прошлого, когда будущее еще существовало. Я выждал пару секунд и чутка приблизился, чтобы заглянуть ей в лицо. Она повернулась ко мне и схватилась за моей запястье:
– Послушай, письмо, что ты мне дала… – попытка сыграть на опережение.
– Нет, нет, нет! – Карлота оттолкнулась, но очень слабо. Сил у бедняжки совсем не осталось.
– Зря я это сделала. Дура! Я не думала, тогда, какие могут быть последствия, – едва не произошел срыв навзрыд. Нужно срочно что-то предпринять:
– Тс-с-с, – я попытался ее успокоить, не желая провалить первое задание, – тише, прошу. Ты сделала так, как считала нужным, я же видел тебя, ты была напугана.
Разговор о странной бумажке вернул страх в ее взгляд.
– Карлота, я же знаю, что настоящим копам нет дела, но я встретил людей. Они готовы помочь, – в своих ладонях я ощутил ледяные мраморные женские ручки, – просто подскажи нам, и мы все сами сделаем! – безуспешно я пытался их согреть.
– Данил, – тяжелый вздох железной хваткой объял ее грудь, – я не смогу себе простить, что обрекаю тебя на подобное. В тот вечер я хотела скинуть с нас все, что накопилось, на кого угодно, но теперь уже нет. Лучше забудь все это. Ее уже не вернуть… – я увидел собственный испуг в уголках глаз, где притаились материнские слезы. Нет ничего страшнее, чем потеря надежды для матери. Природой заложено чутье, которое невозможно обмануть. Любая мама, что носила под сердцем ребенка связана с ним навсегда. А раз что-то подсказывало ей о том, что детское сердце больше не стучится, то и ее стук потихоньку затихал…
– Я готов на все… – «даже месть» – эта незаконченная фраза стала невидимым мостом для понимания, – я сам этого хочу. Только дай нам зацепку.
Мы молча смотрели в пустоту. Карлота куда-то мне под ноги, а я в ее холодные глаза. Мы не говорили, но крик срывался с губ у каждого из нас. Мы молчали, хотя оба не могли больше терпеть тишину.
– Что ж, я вряд ли смогу тебя переубедить, хоть и чувствую, что должна… – сицилийка сдалась, что было невозможно.
– Что тебя интересует? Только скорее, Ачиль быстро утомляется при разговоре с копами. Я вообще удивилась, что он вас впустил.
– Итак, кто эти люди, что вам написали, что они хотят?
– Я же сказала тебе, что ни разговаривать с кем-то из них, ни смотреть на кого-то из них мне не разрешалось, а значит не имею понятия, кто они, тем более там не было людей. Скорее приспешники Сатаны в черных плащах с кровавым подбоем и в масках, обезображивающих их уродские морды. А письмо – это приглашение на… – Карлота осеклась и чуть было не замкнулась в себе, – на балл… – продолжила она еле слышно, – они его так называют, хотя у этого шабаша должно быть другое название, – даже сами слова вызывали у девушки признаки отвращения и крайнего испуга.
Я понимал, что от нее нельзя много требовать, надо быть предельно осторожным. Она и так делает огромные усилия над собой.
– Скажи, где и когда это будет?
– Обычно в поместье на каком-то острове, но самим это место даже на карте не найти. Тебе нужно будет добраться до заповедника Статале дель Литорале Романо, а далее вдоль побережья в сторону Тор-Потерно, где-то 3 километра, после чего повернуть направо и двигаться к самому пляжу. У воды будет стоять черный флаг и гореть факел. Это то самое место. Ничего не пробуй брать с собой, все равно не позволят. Сегодня какое число?
– 27 апреля.
– Значит уже через 3 дня, – Карлота резко сорвалась на полубредовый шёпот, – «когда врата Его откроются на Земле».
– Еще там прописаны рекомендации.
– И что там? – девушка очнулась от дремы и взглянула глазами, полными заведомого сожаления.
– Зашить рот, а супруге заклеить его.
– Ублюдки… Хотели, чтобы мы молчали! Если по-прежнему хочешь влезть в этот Садом, то это нужно будет сделать, – я ждал, что она скажет про нелепую шутку или путаницу, но напрасно, – еще вам нужно будет надеть маски, скрывающие только верхнюю часть лица, чтобы все участники видели твои испытания и твоей супруги. Ты должен быть в смокинге и в черном плаще с красной обивкой внутри и с глубоким капюшоном, а спутница – под плащом в черном платье, но в таком, чтобы легко снять, – жена почувствовала жгучее стремление мужа прогнать надоедливых посетителей и запустила слова в скорострельную пушку крупного калибра, – приезжай к указанному месту за часа 2, пока за тобой не приплывут. С теми, кто в лодке не следует разговаривать, впрочем, как и с кем-то другим… Язык зверя вы все-равно не знаете. Так что удачи …
– Там еще кое-что было. Что такое «основной кодекс наших зримых братьев?»
– Кодекс молчания! Он обязывает держать рот закрытым тех, кто вертится в высших эшелонах власти или на медийном пьедестале.
Пауза добавила пару единиц к силе притяжения, от чего у меня даже заныло в области поясницы. Молчание нам дорого обходилось, и тем не менее слова застряли внутри. Вскоре девушка сдалась, вытащила из неприметной шкатулки круглый предмет и вложила мне его в руку:
– Когда вас встретят эти… звери… чудовища… отдай им этот шекель – я прокрутил в руках необычную монету, на одной стороне которой была нечитаемая для меня надпись, а на другой – чаша, из которой мне еще предстоит отпить.
– А дальше?
– А дальше Бог вам поможет, если он все же есть в этом дерьмовом мире, – ее ухмылка, как предмет некогда былой воинственности, с которой жгучая сицилийка встречала любые препятствия, пока не споткнулась, пока не получила незаживающую рану.
Дверь в кабинет местного алкоголика с грохотом отворилась. Уго обессиленный плелся позади гневного главы семьи. Я не успел привстать, как Карлота не многозначительно подтолкнула меня к выходу. Видимо, боялась все еще сильных трясущихся рук. Уже у самой двери я кинул последнюю искру надежды в угасающий огонь в сердце скорбящей матери:
– Зря ты отчаялась по поводу Саманты. Я верю, что она еще жива!
– Поверь мне, Данил, я ей желаю только лучшего, что она сейчас может получить, и это точно не жизнь… Не такая… Только не среди них…
Не успел я дотронуться до ручки, как дверь распахнулась, едва не разлетевшись в щепки об мое лицо с немалым слоем грима. Вслед за стуком в нос ударил запах перегара и полного отсутствия желания нашего с испанцем присутствия.
– Вы уже все тут… все разнюхали? – Ачиль даже претензии заявил с трудом.
Разумеется, как с местными полицейскими он говорил по-итальянски и вся скрытная операция граничила между успехом и разоблачением только на кивке напарника за спиной проверяющего.
– Yes, – машинально я пронзил напряженный воздух.
Нас спасло то, что отравленный мозг отказался зацикливаться на полицейском, не знающем национального языка. Санторо что-то буркнул под нос и исчез в недрах пустой квартиры. Пора было убираться.
Даже после того, как за моей спиной хлопнула дверь, я все еще чувствовал взгляд, упирающийся мне в затылок. Этот взгляд, доверху наполненный слезами, сдерживал сожаление. Меня как будто провожали на войну. Я боролся с желанием обернуться, хоть и осознавал, что упрусь в закрытую дверь. Но в тот момент я жил надеждой. Надежда – дикий зверь, которого не приручить. Когда она рядом с тобой то лезет в теплые объятия, а когда хочет уйти, то предательски кусает тебя за ту же руку, который ты ее приласкал. Я даже не мог представить, что настанет время, когда на моем теле не останется ни одного свободного места от укуса.
13
– Не бойся. Я постараюсь аккуратно, – Бояна поднесла к моим губам протертую спиртом иглу с черной ниткой, висящей на ушке.
Эти зверские нравы, напущенная таинственность и неподдельный ужас каждого, кто знал чуть больше, чем я, нагоняли целый коктейль чувств с негодованием, отвращением и страхом. Ради чего Ачиль должен был зашить себе рот и забыть на весь вечер об утрате, губящей его ежедневно? Почему Карлота считает, что погубила меня этим чертовым письмом? Чего бы мне это не стоило, но я готов найти ответы! Слишком долго я находился в неведенье, пора выйти из тени и погрузиться в мрак. За знания люди страдают, убивают и жертвуют своей жизнью. Я это отлично понимал, чтобы отказаться.
