– Теперь вдоль моря пойдем. – Сказал проводник. – Только вот налево или направо? Хоть бы камень какой, что ли поставили. Ну, типа: «Прямо пойти – утоплену быть. Налево пойти – женату быть, направо пойти – богату быть»…
– А пойдемте направо? – предложил Хэм. – Вдруг, и вправду, богатыми будем?
– Нет, – возразил старик, – пойдем налево. В сказке богатым быть невыгодно. Всегда найдется какой-нибудь Ходжа Насреддин или хитрый солдат, который тебя вокруг пальца обведет. А жениться – это мы еще посмотрим. Не нашлась еще пока та девица, на которой захотел бы я жениться, – неожиданно пропел он на мотив опереточной арии.
– А вот эта? – зачарованно спросил Василий.
Тут оборотень и колдун повернулись посмотреть, на что указывает подросток и увидели сидящую в нескольких метрах от них девушку. Это была очень красивая девушка! Тоненькая, изящная, зеленоглазая и золотоволосая, одетая в простое белое платье, она, казалось, совсем не замечала приближающихся к ней мужчин и играла с длинным жемчужным ожерельем, несколько раз обвивавшим ее стройную шею.
Подойдя поближе, мои герои увидели, что из глаз девушки катятся крупные слезы, так что даже ворот ее платья и локоны, обрамлявшие лицо, были уже мокрыми. И вообще девушка была невесела.
Максим Константинович откашлялся – красавица не обратила на него никакого внимания.
Максим Константинович хмыкнул довольно громко – та не подняла лица.
Наконец, Максим Константинович заговорил голосом, которому постарался придать мягкость и нежность (правда, это у него не очень получилось, потому что по природе своей его тембр был хрипловат):
– О чем ты плачешь, о прелестное дитя? Расскажи нам, и, может быть, мы сумеем тебе помочь.
Девушка всхлипнула и сказала тихо:
– Я плачу, потому что я совсем не дитя. Собственно говоря, я уже старуха, и сегодня в три часа пополудни я должна умереть. Так что у меня есть еще пара часов, чтобы поведать вам свою историю. Вряд ли меня утешит, если кто-нибудь узнает про мои приключения, но, может быть, хоть память обо мне останется, когда мое тело превратится в пену морскую…
– В морскую пену! – воскликнули одновременно Хэм и Василий.
– Да. Ведь я русалка, дочь царя морского, а мы после смерти возвращаемся в море, из которого вышли когда-то…
Колдун понимающе кивнул, и герои мои уселись вокруг красавицы в кружок, причем Семен Семеныч отчего-то обратился в обезьяну и обнял Василия за шею.
Давно прошли те времена, когда семья морского царя была многочисленной и шумной, когда в подводном царстве закатывались обильные пиры, а девы морские, числом не менее тридцати, плавно выплывали в торжественном танце, и хвосты их были украшены перловицами (обычай довольно жестокий, так как раковины больно впивались в нежную девичью плоть, но старинный, и от того уважаемый, как традиция). Уже к веку восемнадцатому, когда у людей еще было много детей, у морского царя не осталось никого. Не знаю, в чем там было дело. Может, в том, что у морского царя вовсе не было морской царицы, и дети его зарождались волшебным образом из океанской воды и солнечного света? Может, что-то разладилось в этом хрупком магическом процессе? Океанская вода стала не так чиста и не так солона, солнечный свет утратил прозрачность и тепло? В общем, случилось еще только однажды, что на заре поднялась из волн златокудрая головка, и раздался чарующий голос, какой бывает только у русалок.
Царь морской, конечно, ужасно обрадовался, и избаловал малышку донельзя. Какие там перловицы! Лучшие кораллы и отборный жемчуг украшали головку, шею и руки его дочери. Сокровища всех утонувших кораблей были ее игрушками, и не существовало такого обитателя водной пучины, будь то гигантский синий кит, или мельчайший рачок, который бы не был к ее услугам.
Все, что пожелает, могла получить юная царевна. Все, кроме правды. Ибо царь морской, чтобы не печалить единственную дочурку, повелел хранить от нее в тайне грустную судьбу русалок. Дело в том, что прекрасные девы не были вечны. Ровно триста лет, оставаясь все так же молодыми и прекрасными, могли резвиться они на просторах океана, а потом их белые тела обращались в пену, и ни следа не оставалось от их дивной прелести, будто и не было ее никогда. А происходит это от того, что у русалок нет души, которая могла бы пережить их тело. Так уж распорядилась судьба, и ничего с этим не поделать.
И так в неведении прожила русалочка шестнадцать лет, не зная печалей и скорбей, только веселясь и забавляясь. И, по правде сказать, стала она взбалмошной и жестокой. Обитатели моря не любили с ней играть, потому что она придумывала обидные дразнилки, щипала их, велела морскому ежу колоть иглами нежных стеллеровых коров, а электрическому скату поражать своими смертоносными ударами веселых золотых рыбок. В общем, никому не приносила она радости, и только из уважения к отцу, океанские твари терпели ее выходки.
И, конечно же, однажды случилось такое, что поймала русалочка в сеть молодого афалина. Мать и отец его приплыли тотчас и стали умолять отпустить их дитя. Но русалочка лишь рассмеялась, и увлекла сеть с трепещущим дельфиненком на самое дно морское, где он и умер от ужаса и удушья.
Отец-афалин вскипел от гнева и прокричал на все море:
– Пусть и велик твой отец, о жестокая дева, но есть сила много больше его, и она устанавливает законы и в этом мире, и в том мире, куда мы все переселяемся после смерти! Так знай же: также верно, как то, что сын мой сейчас снова весело играет в волнах божественного моря, то, что тебе-то путь туда заказан навсегда! Число лет твоей жизни определено навсегда, и как ты ни старайся, спустя 284 года ты станешь обычной морской пеной, которая бесплодно бьется о песчаные берега и исчезает без следа!
Русалочка была в ярости. Почему никто не рассказал о ее судьбе? Почему ей заказан путь в иной мир, куда переселятся даже устрицы? Почему ее отец, грозный царь морской, не может за нее заступиться? Она металась по океану и спрашивала всех и каждого, что ей делать. Но те только отводили глаза и бормотали, что так уж устроено в мире и ничего с этим нельзя поделать. Наконец, один старый, и от того разросшийся до невероятных размеров кальмар просвистел ей своим щелкающим голосом:
– Ступай к ведьме! Когда-то давно, когда семейство твоего отца было еще обширно, она помогла одной из русалок стать человеком и обрести душу. Конечно, теперь она стара и нет в ней прежней силы, но, кто знает, может древняя колдунья тебе и поможет. Не из жалости, так из жадности. А живет она на самом дне самой глубокой впадины, известной под названием марракотовой бездны
Среди богатств и чудес мира надводного, отобранных бурным морем у человека, была одна редкость воистину гигантской ценности. Это был алмаз размером с кулак взрослого мужчины, не ограненный, но такой невероятной чистоты и прозрачности, что падавший с небес свет разбивался в его глубине на сотни лучиков и играл всеми цветами радуги и – как казалось – даже теми цветами, которых нет в привычном нам всем спектре. Этот-то алмаз и взяла с собой русалочка, когда решилась погрузиться в марракотову бездну. Уже на полпути погрузилась она в непроглядную тьму, но продолжала спускаться. Невероятные невидимые твари, которые, если бы она могла их увидеть, напугали бы ее до смерти, касались ее плечей и хвоста, нашептывали ей в уши ужасающие тайны. Но не до того было русалочке! Бесстрашно она погружалась все глубже и глубже, пока впереди не забрезжил еле-еле гнилостный зеленый свет.
Жилище ведьмы было окружено останками множества рыб, которые, разлагаясь, и производили то мертвенное сияние. Ведьма давно уже отошла от дел, гостей не приветствовала и не заботилась даже о том, чтобы принять привлекательный образ, как она делала в прежние времена. Костлявая до такой степени, что даже грязный балахон, окутывавший ее, не мог скрыть худобы, сидела она за столом, потягивая какое-то мерзкое пойло. Одна рука с длинными кривыми когтями сжимала драгоценный кубок, другая взбивала спутанные совершенно седые волосы. Ведьма подняла тяжелые темные веки и взглянула на русалочки обесцветившимися от долгих лет глазами:
– Что тебе надо, отродье того, кто считает себя царем морским? Я больше не имею дела с такими, как ты. Ничего мне не надо от тебя, и тебе не должно быть надо ничего от меня. Ступай туда, откуда пришла – к трижды ненавидимому мной свету!
Но русалочка бесстрашно приблизилась и протянула старухе алмаз, который в свете гнилушек уже не был так красив, и по правде сказать, казался обычным булыжником.
Старуха закаркала – так она смеялась – и воскликнула:
– К чему мне этот мертвый камень? Здесь не имеют цены богатства вашего мира… – но все же взяла алмаз и обнюхала его с удовольствием. – Чую, – сказала она, смягчившись, – много крови на нем, много смертных грехов и горьких слез. Что ж, может быть, я бы и захотела владеть им, чтобы распутывать постепенно цепь предательств и преступлений, совершенных из-за него… Может быть, он мог бы принести веселье моей старой душе! Чего же ты хочешь в обмен, девка?
И русалочка высказала ей свою просьбу.
Выслушав девушку, ведьма опять закаркала, а отсмеявшись, сказала:
– Ну, ты насмешила меня, отродье того, кто называет себя царем морским. Пришла искать душу в жилище ведьмы! Ну, разве это воистину не смешно! – и еще долго каркала в свое удовольствие.
– Неужели нет способа для меня перейти в жизнь вечную! – в отчаяньи вскричала русалочка.
– Есть, конечно. Подойди-ка поближе, я прошепчу этот способ тебе в твое прелестное ушко.
– Видишь ли, тот, кто на самом деле является царем в этом, да и в том мире, тот, кто эти миры создал и установил законы, ими управляющие, он очень щедрый малый. Он позволяет жить и радоваться даже таким презренным тварям, как ты да я, вот насколько он великодушен! И по щедрости своей он наделил растения и животных маленькими душами, а людей – большими. Не просто большими – способными стать огромными, и объять собой весь мир, и вместить в себя весь этот мир вместе со всеми тварями, даже такими презренными, как ты да я. И становится такой огромной душа от любви… – Ведьма опять закаркала, а, прокаркавшись, продолжала. – Тебе всего лишь остается найти мужчину, достаточно глупого или страстного, чтобы отдать свое сердце тебе. А отдав тебе сердце, он поделится с тобой и душой. Вот и все, моя прелесть, вот и все…
И старуха, довольная, откинулась в своем кресле, так что кости ее грохнули об его каменную спинку.
– Но ведь для этого нужно выйти к людям на сушу! – возмутилась русалочка. – А как я выйду, если вместо ног у меня хвост, если воздух земли тяжек мне, и я привыкла вольно жить лишь под водой!
– А вот за это ты, красавица, и отдашь мне свой алмаз. Есть у меня ножичек – волшебный ножичек, древний, сделанный еще из кремня в те времена, когда люди еще не были хозяевами земель, – я рассеку им твой хвост, и он обратится в пару весьма стройных ножек. Да, эту услугу я когда-то оказала одной из твоих старших сестер. Но, по правде сказать, она мне не нравилась – была мягкой и уступчивой, доброй и милосердной… Поэтому я сделала так, что каждый шаг на земле резал ее нежные ноги, словно бритва. А ты – совсем другая. С тобой я так не поступлю, не бойся. Что же до тяжкого воздуха земли – дам я тебе кусочек губки – ты его проглотишь, и внутри у тебя он в один миг разрастется в самые настоящие человеческие легкие. Всего и делов-то! Ну, что, красавица, дать тебе время до вечерней зари, чтобы ты могла попрощаться со своим отцом, с тем, кто считает себя царем морским?
Но русалочка нетерпеливо покачала головой и потянула ведьму наверх, к свету земли.
И так и случилось, что на закате, когда море сияло опаловым светом, морская дева обрела возможность ходить и дышать на суше. На прощанье ведьма протянула ей нить и сказала:
– Запомни самое главное: мужчины хитры, и такой красотке, как ты, каждый из них будет клясться в любви и шептать нежные клятвы. Не верь никому! Истинно влюбленный подарит тебе ключ от своего сердца, который откроет тебе доступ к его душе. Ключ этот будет похож на жемчужину. Нанижи перл на эту нить, чтоб, когда придет время, воспользоваться им и перенестись в царство божие!
И ведьма засмеялась в последний раз, и на земле ее карканье было еще противней, чем под водой, а затем, не прощаясь, погрузилась на океанское дно, и больше уже с русалочкой никогда не встречалась.