Анна Маэкса
Ангелок
В рекордные десять минут Оля собрала сумку и сбежала из собственной квартиры.
***
Кончать с собой Максим не собирался. Неясно, зачем Оля провела для него передачу «В гостях у сказки», но её рассказ – явный вымысел. Он разберётся, в чём дело.
Вызвав такси, Максим попросил отвезти его в главную городскую больницу. Володя, живой или мёртвый, скорее всего там. Его могли доставить и в другую больницу, но нужно же с чего-то начинать поиски. Если можно так выразиться, повезло – Володю впрямь доставили в главную больницу. Макс заподозрил это, когда на подъезде к учреждению в свете фонарей узрел скопление поразительно дорогих машин, безусловно принадлежащих людям, которые бесплатной медициной пользуются редко. А ещё обнаружилась парочка броневиков. Максим впервые подумал, что в словах Оли могла быть правда – не целиком, разумеется, а лишь частично, но всё-таки…
В нём вспыхнуло почти непреодолимое желание велеть таксисту поскорее уезжать отсюда, мчать прямиком на вокзал, а лучше в аэропорт. Однако Максим это подавил. Вот ещё, чушь.
Он расплатился, вылез из машины. Больница представляла собой группу зданий, и прежде чем успеть задуматься, к какому идти, Максим разглядел нетипичное оживление у входа в одно из строений. Не то чтобы туда толпами забегали или оттуда толпами выбегали, но кто-то постоянно открывал двери, держал их. Да и оба броневика находились ближе всего к этому зданию.
Никто не остановил Максима, он прошагал внутрь. Попал вроде бы в приёмный покой, хотя на данный момент покоем тут не пахло. Никто не кричал, но все суетились, куда-то бегали, что-то друг у друга переспрашивали. На металлическом стуле, последнем в ряду, сидела Настя, абсолютно пустым взглядом пялясь в никуда. А вокруг неё плясали целый мэр и, как Максим позже узнал, главврач да начальник городской полиции. Хором рассказывали, что было сделано всё возможное.
– Анастасия Юрьевна, кто ж знал-то, – сокрушался мэр.
– Такое не предугадаешь, – подпевал начальник полиции.
– Мы уже ничем не могли помочь, – видимо, не впервые повторял главврач, в отличие от двух других «солистов» – не суетливо, а устало. – Он уже был мёртвый.
– Я знаю. – Настя подняла голову, и все трое автоматически отпрянули.
А Настя встала. Подошла к Максиму.
Здравый смысл нашёптывал ему, что нечего бояться эту невысокую, тонкую, хрупкую, девушку. Инстинкт самосохранения орал: «Беги!!!» Максим продолжал стоять. Настя несколько секунд (по ощущениям – лет двадцать) разглядывала его. Положила ему на плечо свою маленькую ладошку, и Максим, не успев моргнуть, оказался на коленях, а Настя ведь ни капли не напрягалась, она словно потянула за верёвочку воздушный шарик.
– Ты хороший человек, – задумчиво повторила она то, что уже говорила ему однажды. – Хороший… Но он был лучше. – Она притянула Максима к себе.
Удивительно, но жизнь перед глазами у него не пронеслась. В голове крутилось лишь: «Не бояться, не бояться, не бояться» и «Пусть будет не очень больно…»
К изумлению всех присутствующих и в первую очередь самого Максима, Настя поцеловала его в лоб. И отпустила.
– Ну, хороший человек, живи с тем, что будет дальше. И не забывай, что в этом виноват ты.
Она развернулась и пошла вглубь помещения.
– Анастасия Юрьевна! – ахнул мэр.
– Анастасия! – присоединился начальник полиции.
– Не надо, пожалуйста! – взмолился главврач, кажется, вперёд остальных сообразивший, что конкретно у неё на уме.
На пути у Насти встали невесть откуда взявшиеся омоновцы. Долго не простояли, быстро оказались лежащими в разных углах. Хорошо ещё, что живыми и без серьёзных повреждений.
По лестнице Настя поднялась на второй этаж, где находились отделения с пациентами. Столько людей, которым больно, плохо. Но некоторые из них сами делали больно, плохо, делали намеренно, получая удовольствие или тупо не задумываясь о том, что у созданий, которых они мучают, тоже есть чувства, что эти создания боль и мучения переносят ничуть не легче, чем люди, что хотят жить не меньше, чем люди, что заслуживают жизни больше, чем многие люди.
– Анастасия, не надо! – не оставлял попыток главврач, отважившийся последовать за ней.
– Тс-с-с, – не оборачиваясь и не замедляясь, Настя прижала палец к губам. – Не кричите, людей разбудите.
Да как будто они сами сейчас не проснутся! Хотя некоторые, наверно, не проснутся, никогда.
– Тили-тили, трали-вали, Как на стрежень выплывали Расписные лодочки, Стенька посерёдочке, – тихо запела Настя.
У Максима, взявшего пример с главврача, он этой песни волосы на затылке встали дыбом. Вроде песенка спокойная, мягкая, а будто под кожу пролезает.
– Баю-баю, детки, Он везёт конфетки. – Настя зашла в первую палату. – Будьте, дети, паиньки, Кто не ляжет баиньки… – Подступила к ближайшей кровати, посмотрела на спящего человека. Отошла к следующей постели. Затем к следующей. – Ну-ну-ну да ну-ну-ну, В набежавшую волну. Гав, гав, гав – собачка, ква, ква, ква – лягушка, – проверив все койки, Настя ушла, никого не тронув, – И-го-го – лошадка сели у окна И глядят, как в речке Бе-бе-бе – овечки, – в следующей палате «пассажиры» первых трёх коек её тоже не заинтересовали, – Му-му-му – коровка, буль-буль-буль – княжна.
«Какие коровки? – недоумевал Макс. – Какая княжна? Какое буль-буль-буль?!»
– И глядят, как в речке Бе-бе-бе – овечки, Му-му-му – коровка, буль-буль-буль – княжна.
Три из шести пациенток уже приподнялись и моргали, не понимая, по какому случаю концерт. Женщина, подле которой остановилась Настя, тоже начала очухиваться, но не очухалась – Настя опустила ладонь ей на горло, надавила и… Всхлип, хруст и непонятный отвратный звук.
– Шёл отряд в дальний путь по реке, Шёл отряд в дальний путь в челноке, – Настя выплыла из палаты, не обратив ни малейшего внимания ни на Макса с главврачом, ни на начинающих понемногу орать «сопалатниц» убитой, – А вожатый девчонку одну В набежавшую бросил волну.
Третья палата, мужская.
– А вожатый девчонку одну В набежавшую бросил волну. Мы плавать умеем, Мы строим и клеим, Ныряем до самого дна, – Настя рассматривала лежащих, опустив голову, длинные распущенные волосы закрывали её лицо. – Не то что вот эта Капризная Света И нежная, словно княжна…
Всхлип, хруст, влажный хрип.
– Нет! – Максим с опозданием метнулся на защиту. И мгновенно побратался с дальней стенкой палаты.
– Не то что вот эта Капризная Света И нежная, словно княжна…
***
– Даже не средневековое, а какое-то беспримерное варварство! – высказывалась ведущая федерального канала, а на заднем плане мелькали кадры – то здания снаружи, то «размытые» цензурой тела внутри помещений или на улицах. – Пока ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность…
– И не возьмёт, – фыркнула Оля.
Максим, поглощённый просмотром телевизора, даже не заметил, что она зашла к нему в номер. Интересно, как проскочила мимо администратора? Хотя, во-первых, это Оля, во-вторых, у всего города есть тревоги куда серьёзнее, чем девушка, желающая пройти к молодому человеку.
– Ты ещё не в деревне, у тётки, в глуши, в Саратове?
– Решила повременить. Раз тебя Настя не убила, значит, меня убивать она точно не станет. А мне бы важные дела в городе доделать. Лишь бы сам город не исчез.
– А потом таки в глушь?
– Не знаю. Когда Настя отсюда уйдёт и двинется дальше, здесь, наоборот, будет безопаснее всего.
– Думаешь, она двинется дальше?
– Не сомневаюсь. Что ей тут делать? Пройдут Володькины похороны, и всё. Как любят говорить в рекламах бестселлеров и блокбастеров, мир содрогнётся. Район вон уже дрожит, область подрагивает, Северо-Запад тоже нервничает. – Оля воззрилась на экран. – Как, по-твоему, долго они смогут рассказывать сказочки про террористов?
– Несколько дней. Неделю – максимум, и то вряд ли. Удивительно, что в интернете ещё ничего про Настю не появилось.
– Даже если появится, это будет восприниматься как полная ересь. На первых порах.
Если Оля смотрела передачу с грустным любопытством, то Макс – с замедленным ужасом. Настя прошлась по родному городу свирепее любого урагана.
– Оль… Как считаешь, она убила только тех, кто… ну, кто сам убивал и мучил?
– Хотелось бы верить.
– Про мясокомбинат слышала? И про птицефабрику? Ни одного человека в живых. А там ведь есть бухгалтеры, уборщицы – люди, которые не имеют отношения непосредственно к… процессу.
– «К процессу». Изящно сформулировал, молодец.
– Только не надо на меня кидаться в стиле долбанутых веганов и гринписовцев а-ля «Да все, кто как-то причастен, даже если просто мясо кушают, – соучастники убийств!»
– Соучастники не соучастники, а я на всякий случай ещё лет пять назад вегетарианкой стала.
– Нельзя всех стричь под одну гребёнку, – продолжал пылать праведным гневом Максим. – Надо же разобраться!
– Как ты? – Злобный холод Олиного тона очень резко контрастировал с недавней напускной беспечностью. – Ты-то, конечно, хорошо разобрался и принял мудрое взвешенное решение – убить человека. Который ни в чём не был виноват. Больше того, он был единственным, кто мог заставить Настю остановиться, кто смягчал её. Вот я – самый обыкновенный человек, и то уже не раз ловила себя на мысли, что, может, и не худо было бы уничтожить всё человечество к ядрёне Матрёне. А Настя, помимо всего прочего, регулярно чувствует на себе, на что способны некоторые представители человечества. Очень удивлюсь, если вдруг выясниться, что у неё никогда не было искушения просто взять и переубивать побольше народонаселения или вовсе извести под корень. А Володька в людей верил. Не в каждого конкретного человека, а в целом – верил, что человечество не безнадёжно, что оно может взлететь до высот, которые прежде никому и не снились, нужно только работать над собой. – Пересказывала Оля типичные идеалистические рассуждения, но каждое слово выплёвывала с такой яростью, будто зачитывала Максу заслуженный смертный приговор. Хотя, казалось бы, смертной казни-то он как раз и избежал.
– Понял-понял. Володя ваш святым человеком был, не то что я.
– Не то что ты, – подтвердила Оля, начисто проигнорировав сарказм.
– Может, биографию его напишешь? – издевательски предложил Макс. – Житие святого.
– Я? Нет, уж если кому про него писать, так тебе. Ты же хотел написать книгу об этом деле. Вот и пиши. Рано или поздно людям понадобятся настоящие, честные ответы, пусть они будут в твоей книге. Хотя бы частично. Про свою роль ты вряд ли правдиво расскажешь. Но про Володьку, про Володьку расскажи правду, он заслужил.
***
Сказки про террористов впрямь продержались недолго, и информация о Насте быстро начала появляться – видео, фото, показания очевидцев. Далее – театр клинического абсурда, кем её только ни выставляли, чего только о ней не сочиняли. Однако даже самые буйные выдумки не были и вполовину столь дикими, как правда. Хотя о том, что Настины действия направлены прежде всего на обидчиков животных, общественность догадалась достаточно быстро. Тех, кто ещё сомневался, убедила резня на Фарерских островах. Так-то резня там происходила ежегодно – традиционная охота на (читай: массовое убийство) дельфинов. Вода у побережья, как и сотни, сотни раз прежде, вновь стала красной от крови, только теперь это была не дельфинья, а человеческая кровь. И крики, слышные по всей округе, временами напоминающие детский плач, теперь были криками людей, в том числе детей. Ну, кто-то решил, что убийство – отличная забава для детишек, а кто-то согласился, лишь поменял местами убийц и жертв.
Весь мир стоял на ушах, бурлил, кипел и вместе с тем сжимался от страха. А Максим сидел у себя в квартире и вносил в единый файл все добытые сведения о Владимире Евгеньевиче Воронове. И официальные данные, и рассказы соседей, коллег, бывших однокурсников, бывших одноклассников, учеников, многие из которых искренне плакали на похоронах любимого учителя…
Оля ошиблась – собственную вину Максим не скрывал, написал обо всём честно. Понимал, что если текст опубликуют, ему несдобровать, но уже смутно сознавал, что выхода своей книги не увидит.
