Анна Маэкса
Ангелок
– Фигня это всё – про поезд, – прищурившись, сказал один из них – Игнат. Ладно, он сказал не «фигня», но смысл тот же. И парень чрезвычайно внимательно наблюдал за реакцией Максима. Максиму подумалось, что глаза у Игната нехорошие. – Знаешь что-то?
– Нет.
– Узнаешь – поделись, – велел Игнат.
– Обязательно, – Максим не потрудился выглядеть убедительным.
– Номер мой вбей.
А вот номер телефона это хорошо, это может пригодиться – мало ли какие ещё вопросы возникнут.
***
– Он вас не подкупил, да? – выпалил Максим, едва Оля открыла ему дверь.
– И тебе доброго вечерочка. Заходи. Только разуться не забудь, а потом продолжай пламенную речь.
Максим так и сделал. Пламенная речь продолжилась в комнате.
– Вы покрываете Воронова не потому, что вам кто-то платит. Это не из-за денег и не из страха. Это из солидарности?!
– Во-об-ще не понимаю, о чём ты.
– Понимаешь. Я говорил с теми, кто знал убитых. – Конечно, пока не всех убитых «отработал», и не про каждого из «отрабатываемых» ему рассказали живодёрскую историю, но по косвенным признакам Максим пришёл к выводу, что все жертвы могли измываться над меньшими братьями. – Угадай, что выяснилось?
– Что все убитые мертвы?
– Ха-ха, – саркастически отчеканил Макс. – Что будущие покойники издевались над кошками, собаками и прочей живностью, вплоть до голубей. А потом этих людей убили – примерно теми же способами, которыми они убивали животных.
– Значит, так этим людям и надо. – Оля сложила руки и в фирменной манере изогнула бровь. – Не находишь?
– Не нахожу! – рявкнул Максим. – Нельзя просто убивать людей!
– По-моему, убивают их очень даже не просто. И они первые начали.
Восклицание: «Они должны были быть наказаны по закону!» при всей справедливости было бы верхом наивности. У закона не хватает ресурсов и на то, чтоб разобраться со всеми преступлениями против людей, преступления против животных явно не будут в приоритете, особенно учитывая, что настоящих наказаний-прецедентов для таких преступников раз-два и обчёлся.
– Нельзя убивать людей без суда и следствия! Сейчас он играет в мстителя и держится в рамках, а после съедет с катушек и начнёт убивать без разбору. Оль, Вы уверены, что он ещё ни разу не убил невиновного?
– Уверены.
– Нет, не уверены, вам попросту спокойнее и удобнее так считать. Любой может ошибиться.
– Этот человек не ошибётся.
– Неужели? Он господь-бог? А-а-а, для вас он ангел, мщения. Хорош ангелок, всех чертей переплюнет. Даже если он каким-то чудом всегда будет безошибочно определять виновных, где гарантия, что со временем он не расширит меню? У убийцы не может быть здоровой психики!
– Комаров, а у кого в наше время здоровая психика? – философски вопросила Оля. – Советую на бис: держись подальше от Владимира Воронова и его жены. Это единственный совет, который я могу тебе дать, но он реально ценный. Забудь о них. Не лезь.
– Полезу.
– Хозяин – барин. Но не говори потом, что я тебя не предупреждала. Собираешься гневно хлопнуть дверью или останешься и займёмся сексом?
– Дай подумать.
– Даю тридцать секунд.
– Шестьдесят.
– Неужели такие трудные раздумья?
– Нет, вопрос принципа – не люблю, когда меня ставят в рамки.
– И если ты не можешь их развалить, то должен хотя бы расширить?
– Точняк.
– Ну, размышляй, а я пошла расправлять кровать. С тобой или без тебя, я в любом случае собиралась лечь пораньше.
***
На сей раз Максим остался у Оли ночевать. От неё сразу пошёл к дому Вороновых. Сегодня выходной, на работу им не надо, но наверняка куда-нибудь да выйдут. И хорошо бы, чтоб не вместе. Если выйдет Владимир, Максим рискнёт подняться к квартире, чтобы поговорить с Настей, а если выйдет Настя, ещё лучше – Максим поговорит с ней на улице. Разумеется, схема могла дать сбой на любом этапе по десяткам причин, и параллельно Максим обдумывал более чёткий и надёжный план, однако такой не понадобился. Настя Воронова вышла из дома одна и, улыбаясь, неспешно направилась куда-то (в магазин, но этого Максим знать не мог).
– Настя! – В ответ на её удивлённый взгляд он дружески улыбнулся. – Здравствуйте. Помните меня?
– Да, Вы про школу расспрашивали. Только не помню, чтобы я Вам своё имя называла.
– Вы и не называли.
– Знаю. – Детское простодушие улетучилось с её хорошенького личика. Настя нахмурилась. – Чего Вам надо?
Надо Максиму было посмотреть на её реакцию, чтобы сориентироваться и определиться, как вести диалог дальше. Пока определиться не удалось, придётся посмотреть ещё.
– Вы, наверное, уже поняли, что я не просто так к Вам с Вашим мужем подходил, и что нет у меня никаких друзей, собирающихся переезжать в Ваш район.
Настя, может, до этих слов и не понимала, но теперь кивнула. Максим продолжил:
– По-моему, происходит что-то очень плохое, и вы в этом замешаны. Не столько лично Вы, сколько Владимир.
– Вы ведь не из полиции. – По интонации и не поймёшь, вопрос это или утверждение.
– Нет, не из полиции.
– А откуда?
– Неважно. – Так, девчушка, похоже, в целом адекватная. – Я знаю, что делает твой муж. – Максу показалось, что стоит перейти на более доверительное «ты».
– Мой муж – хороший человек! – воинственно вскинулась Настя. Она подобралась, как маленький храбрый воробушек, готовый защищать своего птенца от голодной кошки.
– Потому что он убивает плохих людей?
– Володя никого не убивает! – Она слишком старалась произнести убедительно, и эффект вышел противоположный.
– Убивает, и ты это знаешь. И ты знаешь, что он опасен, но сама себе боишься в этом признаться.
Настя заколебалась, но ненадолго.
– Слушайте, Вы. Я не знаю, кто Вы, но я знаю, что Вы тоже хороший человек. – Она вздохнула. – Не хочу, чтобы Вы пострадали. Не делайте глупостей, не суйтесь к нам. Откуда бы Вы ни пришли, откуда бы ни приехали, возвращайтесь обратно и забудьте про нас. Так всем будет лучше… Мой муж очень хороший человек! – И она быстро зашагала прочь.
Максим подумал, а не догнать ли её и не попытаться ли убедить с новой силой, но решил, что дополнительная порция убеждений сейчас не поможет. Желаемое он получил: Настя насторожилась, возможно, испугалась, но не удивилась, тем самым подтвердив без того крепкие подозрения Максима.
Он почему-то считал, что мужу об этой встрече Настя не расскажет, да на всякий пожарный стоит подготовиться. За себя постоять Макс сумеет, однако подстраховкой пренебрегать не надо.
Но не подстраховка была главным предметом его размышлений. Весь день Максим невольно думал: может, правы Оля и Настя – не нужно ему в это лезть? Не потому, что иначе будет грозить опасность – опасность его не пугала, а потому, что Воронов делает не такое уж плохое дело. Он уничтожает моральных уродов. Тех, кто издевается над беспомощными, беззащитными, бессловесными и уверены, что не будет никакого наказания. А тут – бац, вот оно наказание-то, причём аккурат по лекалам преступления. В конце концов, практика показывает, что абсолютное большинство тех, кто мучает и убивает животных, рано или поздно принимаются за людей.
Максим был готов отступиться. Забыть об истории, о разоблачении, даже о книге, которую уже планировала написать на основе расследования – одной статьи или цикла статей явно маловато. Эх, какая шикарная вышла бы книга! Однако Максим пожертвовал бы потенциальным бестселлером. Он бы уехал и верил, что поступил правильно.
Но произошло очередное убийство. Вернее, убийства.
***
Максим даже не спросил у информатора, почему тот счёл, что нынешние убийства относятся к череде предыдущих. Это и так было ясно по степени жестокости. Трём подросткам натолкали в горло крысиного яда и оставили умирать.
Полицейские приехали, оцепили место преступления, даже родителей несчастных ребят не пустили. Но родители, видимо, как-то прорвались или узнали иным способом. И Максиму предстояло до конца жизни помнить одну из матерей, бьющуюся в истерике. Она-то не была алкоголичкой, да и наркоманкой вряд ли, её внешность хранила следы постоянной усталости, но не зависимости. И плакала эта женщина не так, как мама Димы Дементьева, которой было без разницы, о чём причитать. Мать подростка ревела, то был звериный рёв и одновременно рёв человека, потерявшего самое дорогое, самое ценное, сам смысл своего существования. Правда, это самое дорогое, видимо, гуманизмом не страдало. Максим даже не сомневался: скоро выяснится, что все трое подростков не отличались добротой к меньшим братьям (и оказался прав: в районе, где они жили, кто-то повадился разбрасывать еду, отравленную крысиным ядом). Но что бы эти ребята ни сделали, они были людьми. Они были почти детьми. А их отравили и, наверное, не один час смотрели, как они мучаются, ползают по пустырю, с которого их не выпускали, и умоляют о помощи… Разве можно так поступать с детьми, да ещё обрекать их родителей на муки вечного горя?
Непосредственно на место преступления – пустырь за гаражами – Максима не пустили. Макс всё равно проскользнул, однако его мигом заметили и не слишком вежливо выпроводили. Но того, что он успел увидеть, было более чем достаточно. Причём речь не только о мерзкой картине на пустыре, но и о персонаже, которого Максим узрел уже после выпроваживания. Подле одного из гаражей, маскируясь под случайного прохожего, заинтересованного странной движухой, стоял Владимир Воронов. Стоял как ни в чём не бывало, в гладеньких джинсах и новенькой курточке, с реально ангельской невинностью на лице. Эдакий святой, случайно спустившийся в наш грешный мир и с тревогой да скорбным осуждением взирающий на происходящее. Воронов тоже заметил Максима и вроде не удивился. Максу хотелось подбежать к нему и без всяких затей бить, долго бить по морде и вообще по всем частям тела, а потом пинать ногами, пока Воронов не истечёт кровью до смерти. Но дай Максим волю чувствам сейчас – сам окажется в каталажке.
К чёрту статью, к чёрту книгу-бестселлер. Только одно теперь имеет значение – остановить Воронова. На местную полицию надежды никакой. Что ж, у Максима есть знакомства повыше, и на уровне федерального округа, и в Москве. И он будет не он, если не задействует эти знакомства, связи, возможности, чтобы расшевелить всех и вся.
Едва оказавшись в своём номере, Максим принялся звонить, писать сообщения и электронные письма. Рассказ его казался диким, он это сознавал, но на стороне Максима Комарова была репутация – некоторым он мог не нравиться, но никто не стал бы отрицать его профессионализм.
Несмотря на поздний час, отклики посыпались с поразительной быстротой. Максиму перезванивали и писали в ответ, и суть всех текстов, устных и письменных, удивительно напоминала совет Оли и Насти: держаться подальше от Вороновых. Серьёзно?!
Сюрреализм какой-то. Поднапряжём воображение и допустим, что человек или банда контролируют полицию небольшого города, ну или полиция добровольно контролируется, разделяя моральные принципы этого человека/банды. (Сомнительная гипотеза, вряд ли абсолютно каждый сотрудник солидарен с Вороновым, да ещё настолько, что готов поставить под угрозу карьеру, профессиональную честь и в теории даже свободу; однако при желании и недюжинной фантазии предположить подобное можно.) Но чтобы у обычного провинциального парня было всё схвачено на самом верху? Схвачено так, что Максиму звонят прямиком из Министерства внутренних дел и настоятельно рекомендуют умерить свою гражданскую активность!
Апофеозом был звонок от Матвейчука, ближе к полуночи.
– Макс, сворачивайся и завтра же обратно, – без предисловий велел начальник. – Командировка закончена. – Он был невероятно зол, не на Макса, а на что-то другое или на кого-то другого, кому не мог противостоять.
Матвейчук не мог противостоять? Да он же никогда никого не боялся, дважды ездил в ночной лес связанным в багажнике и всё равно не менял своих решений. Что должно было стрястись, чтобы Матвейчук пошёл на попятную?
– Дмитрий Сергеевич, что происходит? – взвыл Максим.
– Самому интересно, – яростно выдавил Матвейчук. – Но, что бы ни было, тебе надо вернуться. Ты не представляешь, какие люди мне прозрачно об этом намекнули.
Максим впрямь не представлял – какие люди могли заставить Матвейчука отступить?!
– Дмитрий Сергеевич, я…
– Не спорь, Макс, – неожиданно устало вздохнул Матвейчук. – Ничего не изменится.
– А если не вернусь – уволите?
– Не понадобится. Если ты не вернёшься в ближайшее время, тебя привезут. В пластиковом мешке.
Да кто такой этот Владимир Воронов?!
***
Из двух зол выбирают меньшее. Максим повторял и повторял себе это, но мантра плохо помогала. Если б он видел другой выход – настоящий выход, а не бегство, не игнорирование проблемы, – он бы воспользовался им, а не позвонил Игнату.
Что сам Игнат, что его компания – две девахи и ещё один парень – у Макса вызывали стойкое отвращение. Не просто мажоры, но и конкретные отморозки, ради веселья могут сделать любую гадость, а уж если решат, что должны отомстить за друга, вообще ни перед чем не остановятся. Таких не напугают проблемы с законом (но Максим на всякий случай не стал упоминать о «законной» защите Воронова), такие сначала делают, а потом… да и потом не думают, живут себе спокойно дальше, уверенные, что в случае чего богатенькие родители их отмажут.
– Это точно он? – Игнат спросил как бы между делом, казалось, главным образом он сосредотачивался на том, чтобы обнимать кудрявую подружку.
Максу хватило проницательности услышать не только вопрос, но и угрозу в нём: если обманул – а я узнаю, что ты обманул, – тебе же будет хуже, и ты даже не представляешь, насколько хуже.
– Точно.
Обнимания подружки начали перерастать в лапанье, однако взгляд Игната продолжал до жути целенаправленно фокусироваться на Максе. На мгновение тот особенно ясно, ярко почувствовал, что совершил ошибку, да изменить теперь ничего нельзя – Максим уже рассказал о Воронове.
– Своё получит, – то ли пообещал Максу, то ли решил сам для себя Игнат, поглаживая подружку пониже спины.
Подружка не возражала, публика её не смущала. Ещё бы, если она постоянно носит настолько короткие юбки, то смущение у девицы атрофировалось давным-давно. Что занятно, макияж неброский, почти скромный, но при такой вызывающей одежде на лицо мало кто по-настоящему смотрит. Другая девчонка из их компании была чуть сильнее накрашена и чуть больше одета, ни вид, ни поведение целомудрием тоже не блистали. Второй парень смахивал на статиста из посредственного боевика – двухметровая груда мышц с бычьей шеей, подбородком, напоминающим антресоль, и абсолютным отсутствием интеллекта в глазах и где-либо ещё. Игнат был другим. Тоже высокий, но в ширину поскромнее, хотя плечи солидные; а бёдра узкие, и в целом габариты классические. И лицо классическое – как у статуи: черты красивые, а глаза пустые. Эффектные, тёмно-синие, но пустые. Волосы волнистые и золотистые, как у ангелочка. Ещё один, блин. Пускай эти ангелочки между собой и разберутся. Правда, Игнат вряд ли планирует разбираться с Вороновым в одиночку.
– С расправой не креативить, – напомнил Максим условие, которое выдвинул изначально.
– Как получится, – беззаботно проговорил Игнат, никогда не считавший, что условия обязательно соблюдать, если желаемое уже получено.
Не то чтобы Макса это удивило.
– Не «как получится», а быстро и без ненужных мучений, – процедил Максим.
– Иначе что? – с оттенком насмешливости, но в целом по-прежнему равнодушно поинтересовался Игнат.
– Иначе рассказ о нашем маленьком соглашении появится на сайте, текст редактору я уже отправил, если не попрошу отменить, он всё опубликует. А аудитория у нас немаленькая.
– Писанина ничего не доказывает.
– И не надо, чтоб она что-то доказывала, надо, чтоб она указала на вас. Думаешь, Воронов действует один? То, что он творит, одному человеку не под силу, у него явно есть подельники. – Тонкости формулировки. Максим знал, что есть подельники, которые покрывают Воронова, то бишь работники полиции, но не верил, что есть подельники-соучастники, которые тоже убивают. Уточнять сии нюансы для Игната не собирался. – Им интересно будет узнать, кого благодарить за убитого Воронова. И, если вспомнить особенности всех этих убийств, думаю, благодарить вас будут долго и тщательно.
– Сам-то благодарностей не боишься?
– Чего мне бояться? Я ж себя любимого опишу белым и пушистым – узнал о коварном плане, пытался остановить трагедию, но, увы, был запуган и выслан из города.
