Анна Князева
Убийство в декорациях Чехова
Глава 4
Смертельный полет
В гостиницу Лионелла поехала на такси. В номере повторила утренний ритуал: душ, укладку феном и макияж. Но заключительный этап марафона отнял куда больше времени.
Распотрошив чемоданы, она разложила свои наряды на большой двуспальной кровати. Методом исключения поочередно убрала часть из них в платяной шкаф. В результате отбора на кровати осталось три вечерних туалета: темно-зеленое платье из бархата с воротником и муаровой розой, белый гипюровый костюм с набивными лимонами и черное мини-платье.
Лионелла отказалась от костюма с лимонами и убрала его в шкаф. Туда же отправила бархатное платье с цветком.
Глядя на черное мини-платье, сказала:
– Надену-ка я его.
Немного подумав, Лионелла надела черные колготки и такого же цвета ботинки на толстой и ребристой подошве. Покрутилась у зеркала, взглянула на часы и вдруг поняла, что до начала спектакля осталось всего двадцать минут.
Выскочив за дверь, на бегу она достала телефон и позвонила в такси.
* * *
В фойе, возле гардероба Лионеллу встретила Петрушанская:
– Ну что же вы, дорогая, опаздываете? Виктор Харитонович попросил встретить вас и провести в директорскую ложу.
– Я купила билет в партер, – заметила Лионелла.
– Зачем было тратить деньги? Впрочем… – Петрушанская махнула рукой. – Денег у вас хватает, не обеднеете.
Ее слова показались Лионелле забавными или, по крайней мере, беззлобными. Во всяком случае, в них не было ни подтекста, ни зависти.
– Идемте в ложу, – согласилась она и оглядела Петрушанскую.
Наряд примадонны состоял из облегающего темно-синего платья, золотого колье и голубых туфель-лодочек. У Зинаиды Ларионовны был отменный вкус и завидное чувство меры.
Директорская ложа располагалась в бельэтаже, над бенуарными ложами. Петрушанская отомкнула дверь и предоставила Лионелле выбрать место. Сама села рядом.
В зале постепенно угас свет, дирижер взмахнул палочкой, и раздались звуки оркестра.
Петрушанская облегченно вздохнула:
– Слава богу, успели.
На протяжении первого акта действие спектакля продвигалось рывками и очень вяло. Но когда оркестр заиграл и на сцене затанцевали гопак, сделалось веселее. Публика ожила.
В ложу дважды заглядывал Магит с одним и тем же вопросом:
– Ну как?
Петрушанская удовлетворенно кивала:
– Темп держат. Молодцы. Не затягивают.
Первый акт закончился смертью Панночки. В антракте Лионелла и Зинаида Ларионовна спустились в буфет. На их столик, в обход очереди, принесли два бокала шампанского и эклеры.
– С открытием сезона! – примадонна подняла бокал: – И за знакомство!
Они выпили и мило поболтали. В зрительный зал Лионелла вернулась в приподнятом настроении. Все вокруг теперь казалось приятным и дружественным. Приведи кто-нибудь в директорскую ложу Кропоткину – и та представилась бы ей милейшей особой.
К концу второго акта действие дошло до самого интересного: философ Хома отчитывал покойницу в церкви, но та вдруг очнулась и села в гробу. Оркестр заиграл тревожную музыку, и публика забеспокоилась.
– Хома! – взвизгнула Панночка. – Хома!
Гроб медленно воспарил, Панночка продолжала кричать:
– Хома!
Философ очертил вокруг себя магический круг и стал молиться еще усерднее:
– Возлюблю тебя, Господь, крепость моя! Господь, твердыня моя, и прибежище мое, Избавитель мой! Свят-круг, спаси! Свят-круг, защити! Сгинь! Сгинь, нечистая!
Гроб с сидящей в нем Панночкой стал раскачиваться. Амплитуда движения увеличивалась до тех пор, пока гроб не задел задник.
Лионелла покосилась на Петрушанскую:
– Что происходит?
Панночка закричала:
– Хома! – Но вдруг ее крик превратился в испуганный вопль: – Помоги!
Хома вскочил на ноги, выбежал из магического круга и стал метаться по сцене. Оркестр зазвучал разрозненно и замолчал.
Из зала раздался женский крик:
– Помогите ей! Кто-нибудь! Она сейчас упадет!
Лионелла вскочила на ноги:
– Там что-то случилось!
– Тихо… Тихо… – Петрушанская встревоженно смотрела на сцену. – У нее есть страховка. У нас все предусмотрено.
Но в этот момент гроб с Панночкой качнулся в сторону зала.
– А-а-ах! – Публика исторгла испуганный вздох.
С пронзительным вибрирующим звуком оторвался металлический трос, и гроб сильно накренился. Кропоткина схватилась за стенки, ее цветочный венок со свистом улетел в зрительный зал. Качнувшись обратно, гроб снова влетел в задник и потом на хорошей скорости вновь устремился в зал. Раздался сильный гудящий звук, как будто где-то уронили рояль. Гроб сбросил тросы, взмыл вверх и полетел в зрительный зал. Теперь кричали все: летевшая в гробу Кропоткина, зрители, оркестранты и актеры на сцене.
– Боже мой! Помогите! – воскликнула Лионелла.
На ее глазах гроб перевернулся и шмякнулся в проходе между рядами, накрыв собою Кропоткину. Зрители на местах отшатнулись в сторону, словно поваленные деревья от эпицентра взрыва. Потом все, кто мог, вскочили и ринулись к гробу.
Вспыхнул свет, и чей-то взволнованный голос крикнул:
– Разбилась насмерть!
Петрушанская рванулась к двери и понеслась по коридору в сторону сцены, Лионелла бросилась за ней.
Когда они прибежали за кулисы, там не было никого, кроме помрежа, растерянной толстой женщины, которая сидела у своего пульта.
– «Скорую» вызвали?! – крикнула Петрушанская.
Помреж растерянно пожала плечами:
– Не знаю…
– Я вызову! А вы объявите в микрофон, чтобы зрители немедленно покинули зал! – Она схватилась за телефон, дрожащими руками набрала нужный номер и прокричала в трубку: – Срочно! Пришлите бригаду медиков в драматический театр! – Потом, помолчав, спросила: – Уже едут? Ждем!
Помреж включила микрофон на максимальную мощность, и в зале прозвучал ее расстроенный голос:
– Администрация театра просит всех зрителей немедленно покинуть зрительный зал. Повторяю…
Лионелла вышла на сцену. К тому моменту зрители уже потянулись к выходам. Их тихий, организованный исход напоминал эвакуацию.
Вскоре в зрительном зале остались только актеры, технический персонал театра и Виктор Харитонович Магит. Мужчины оттащили развалившийся гроб, и посреди прохода осталась лежать только Кропоткина. Ее белый балахон был залит кровью.
Сочтя это зрелище страшным, Лионелла ушла в «карман»[2] и села на ящик у некрашеной кирпичной стены. Неподалеку у грузового подъемника курили двое рабочих сцены.
По коридору пробежал мужчина в форме МЧС. Один из рабочих швырнул свой окурок под ноги, затоптал его носком ботинка скинул в широкую щель подъемника и громко произнес:
– Пожарник!
Но второй рабочий продолжал спокойно курить.
– Рудик! Пожарник здесь! Туши сигарету!
Рудик, невысокий человек лет сорока пяти, засуетился, сел на корточки и стал тушить сигарету.
Перехватив удивленный взгляд Лионеллы, первый рабочий проронил:
– Глухой как тетерев.
Вскоре по взволнованным голосам, долетевшим из зала, сделалось ясно, что приехали парамедики. Спустя короткое время за кулисами появились люди в полицейской форме. Они разбрелись по сцене, и кто-то влез на колосники[3].
– Внимание! – На авансцену вышел крепкий немолодой человек с папкой. – Присутствующих прошу не расходиться. Опрос свидетелей будет осуществляться в гримерной. Первым идет механик сцены, потом – директор.
– Директора здесь нет! – крикнули из зала.
– А кто есть?
– Я!
– Представьтесь!
– Художественный руководитель театра Виктор Харитонович Магит. С кем имею честь?
– Следователь Митрошников Геннадий Иванович. Прошу принести в гримерную инструкцию по технике безопасности и журнал проведения инструктажа. Механик сцены! Где вы?
Мужчина в спецовке вышел из-за кулисы и виновато понурился:
– Я здесь…
– Идемте со мной!
Они ушли в гримерку, и вскоре на сцене появились Перушанская и Магит.
– Спокойнее, Виктор Харитонович, – сказала примадонна. – В конце концов, мы с вами ни в чем не виноваты.
– Директору позвонили? – Магит рассеянно огляделся: – Что делать?.. Что делать?..
Лионелла поднялась со своего места в «кармане» и подошла к Петрушанской:
– Ее уже увезли?
– Кропоткину? – примадонна понизила голос: – Только что. В зале работают криминалисты.
– Здесь – тоже. Полицейские влезли на колосники.
– Вероятно, проверяют механизмы и крепления тросов.
Они одновременно посмотрели наверх, где за падугами[4] болтались концы оборванных тросов с остатками креплений.
– Помреж! Ирина Юрьевна! – Крикнул Магит. – Где журнал по технике безопасности?
– Вот он! – Женщина протянула ему журнал, но Магит его не взял.
– Инструктаж перед спектаклем проводили?
– С кем? – заторможенно спросила Ирина Юрьевна.
– С актрисой Кропоткиной.
Помреж перелистала журнал и наконец сообщила:
– Исполнительница первого состава Костюкова прошла инструктаж. Вот ее подпись.
– Мне нет дела до Костюковой! – взорвался Магит. – Костюкова жива и здравствует! Я спрашиваю про Кропоткину!
– С Кропоткиной инструктаж не проводился.
– Почему?
– Не было приказа.
– Какого еще приказа?
– На Кропоткину. Ее вызвали на замену без приказа. Инструктаж провести не успели.
– Кто за это ответит?! – спросил Магит.
– Вы, – сказала помреж.
– Что?!
Помреж раскрыла журнал на первой странице и прочитала:
– В соответствии с приказом директора и по инструкции режиссер-постановщик спектакля несет полную ответственность за своевременный инструктаж артистов по безопасному выполнению поставленных им сцен или отдельных номеров.
– Могли бы напомнить… – Виктор Харитонович сник на глазах. – И что мне теперь делать?
Ирина Юрьевна с опаской огляделась и предложила вполголоса:
– Давайте впишем задним числом…
– Не сметь! Подделка документов – уголовное преступление.
– Как знаете. В конце концов, вам отвечать.
– Идемте. – Петрушанская взяла Лионеллу под руку и увела подальше, в проход к запаснику декораций. – Все это очень тягостно… Не так ли?
– Мы были здесь со Строковым, – сказала Лионелла.
– С Платоном Васильевичем? – удивилась Петрушанская. – Когда?
– Сегодня, перед спектаклем. Он рассказал про призрак. Вы в это верите?
– Конечно же нет. Но его присутствие необходимо театру для поддержания мистического шлейфа. Так же, как ваше присутствие – для зрительского интереса. Простите за откровенность.
– Странно… – проронила Лионелла.
– Вас объединяет то, что вы оба пришельцы. Призрак – из мира мертвых. Вы – из мира богатых и знаменитых.
– Слышали?! – испуганно вскрикнула Лионелла и уставилась в темный угол за декорациями.
– Что? – Петрушанская оглянулась.
– Там кто-то есть…
– Вы слишком впечатлительны. Такое здесь часто случается: сползет какой-нибудь планшет или затрещит старая краска. Не стоит так реагировать. Поверьте мне на слово – там никого нет.
Они прошли дальше, свернули за угол и оказались у закрытой двери гримуборной, за которой продолжался допрос.
Из-за двери донеслось:
– Вы осматривали крепления тросов к гробу? Проверяли страховку?
– Я проверял.
– Когда?
– Вчера.
Петрушанская прижалась к косяку и прислушалась. Потом одними губами прошептала:
– Это механик сцены…
Голос следователя менторски проронил:
– Вранье.
– Думайте как хотите.
– Вам не поздоровится, если я подумаю как хочу. Погиб человек. Женщина. Кто-то за это должен ответить.
– Я не виноват, – тихо сказал механик.
– А кто виноват?
– Не знаю. Крепления тросов были в порядке. При изготовлении мы заложили в конструкцию пятикратный запас прочности. Даже у самолетов намного меньше.
– Ваш «самолет» упал, и это произошло по вашей вине. Конечно, мы во всем разберемся, но именно вам, механику сцены, вменялось в обязанности следить за надежностью конструкции и осуществлять ее безаварийную эксплуатацию.
– Вчера с крепежом все было в порядке. Я проверял.
– Почему только вчера?
– Открытие сезона. Все делали загодя.
– Сегодня проверяли?
– Зачем?
– Вам объяснить или сами догадаетесь?
– Перед спектаклем гроб только подцепили к тросам и подняли на постамент.
– А до этих пор где он стоял?
– За кулисами, на полдороге в «карман».
Тяжело топая каблуками, к гримерке подошла крупная женщина, затянутая в строгий костюм.
Заметив ее, Петрушанская отстранилась от двери:
– Здравствуйте, Валентина Ивановна.
– Что там?
– Допрашивают механика сцены. – Примадонна представила ей Лионеллу: – Актриса Баландовская.
– Вижу. – Валентина Ивановна приоткрыла дверь и заглянула в гримерку: – Можно?
– Ну, кто там еще?.. – недовольно спросил следователь.
– Я директор театра.
– Фамилия?
– Ефтеева.
– Заходите.
Директор вошла в гримерку, и вслед за ней туда заглянула Петрушанская:
– Разрешите спросить…
– Спрашивайте.
– Что делать нам, артистам?
– В каком смысле?
– Идти домой или оставаться в театре?
– Вы были на сцене? – спросил следователь.
– Смотрели спектакль из зала.
– Можете идти. С вами встретимся завтра. И пожалуйста, закройте дверь с другой стороны.
* * *
В пустынном фойе первого этажа у гардероба прохаживался одинокий мужчина.
Заметив его, Петрушанская шепнула:
– Художник-оформитель, тоже москвич.
– Мы знакомы, – сказала Лионелла. – Это – Кирилл Ольшанский.
– Неужели? – Примадонна перевела на нее взгляд и округлила глаза. – Искренне завидую. Будь я моложе… – Она не закончила фразу и, подойдя к Кириллу, представилась:
– Петрушанская…
– Ну кто же не знает вас, Зинаида Ларионовна. – Ольшанский поцеловал ей руку: – Я здесь всего несколько дней, но слышал о вас много хорошего.
– Какой любезник!
– Этого у него не отнять, – прокомментировала Лионелла и спросила у Кирилла: – Слышал, что случилось?
– Мне рассказали. Я поздно вышел из декораторской.
– Ну что же, я с вами прощаюсь, – Петрушанская помахала рукой. – Меня ждет такси.
Она ушла, Лионелла и Кирилл остались вдвоем.
– Едем в гостиницу? – предложила Лионелла.
– Идем пешком, здесь не так далеко.
Они вышли из театра.
Было начало осени, стояла теплая погода, и деревья только-только начинали желтеть. Прогулка была бы приятной, если бы не пришлось говорить о неприятных вещах.
Кирилл спросил:
– Ты была в зале?
– Сидела в директорской ложе вместе с Петрушанской.
– Как все случилось?
– Гроб подняли вверх, и он стал раскачиваться. Потом оборвался трос, за ним – все остальные, и гроб с Кропоткиной улетел в зрительный зал.
– Еще кто-нибудь пострадал?
– Погибла только Кропоткина. Ты ее знал?
– Пришлось однажды столкнуться.
– Где? – спросила Лионелла.
– Рядом с театром есть караоке-бар. Иногда захожу туда, чтобы поужинать. Однажды встретил там Мезенцева…
– Местного сердцееда?
– Ты все уже знаешь, – усмехнулся Кирилл.
– И что же Кропоткина?
– Она была с Мезенцевым, он нас познакомил.
– Они были вдвоем?
– За их столом сидело много народу, все – из театра. Кажется, отмечали чей-то день рождения. Но Кропоткина все испортила.
– Как?
– Подралась в очереди к микрофону. Было смешно. – Кирилл улыбнулся и заметил: – Слышал, что она была скандалисткой.
– А разве это что-то меняет?.. – глубокомысленно проронила Лионелла. – Она жила, а теперь ее нет.
– Ты права. Смерть – это всегда грустно.
– Когда я узнала, что ты здесь, подумала, что это судьба, – сказала Лионелла. – Но потом решила, что ты все подстроил.
– Теперь хочешь знать правду? – усмехнулся Кирилл. – Ни то ни другое.
– И все же…
– Когда мне предложили эту работу, я отказался.
– А потом?
– Узнал, что здесь будешь ты, и подписал договор.
– Только из-за меня?
– Не только. Ты знаешь, в финансовом плане я всегда на мели.
– Смешно. – Лионелла невесело улыбнулась. – Жить через забор друг от друга и встретиться за триста километров от Москвы.
– Надолго приехала? – спросил Кирилл.
– Примерно на три месяца. Пока будем репетировать, я буду здесь. Потом – только приезжать на спектакли.
– За три месяца здесь ты сдохнешь от скуки, Машка.
– Не сдохну. В крайнем случае на пару дней уеду в Москву. Да и чем моя жизнь в Барвихе отличается от этой? В Барвихе еще скучней.
– Ну, это вопрос спорный.
– У нас с тобой разные жизни, Кира. Тебе там, может, и весело.
– А когда-то все было общим: и жизнь, и любовь, и веселье…
– Того, что было, уже нет. И заметь: не по моей вине, – сказала Лионелла.
– Я за свои ошибки заплатил.
– А как же иначе? С небес видно все. Ничто не остается без наказания. Таков закон жизни.
– Иногда наказание похоже на казнь.
– Не твой случай, Кира. Ты – гедонист: живешь только для того, чтобы получать удовольствие.
– Много ты знаешь.
За разговорами они дошли до гостиницы и остановились у входа.
– Ты иди, а я прогуляюсь, – сказал Кирилл.
– С чего это вдруг? – спросила Лионелла.
Он взял ее за воротник, притянул к себе и прошептал, касаясь губами ее губ:
– Потому что, если мы поднимемся вместе, я сделаю все, чтобы остаться в твоем номере.
Глава 5
Битое стекло и прочие гадости
На утреннюю читку Лионелла явилась без опозданий. В репетиционной комнате собрались оба состава будущей постановки. Не было только двоих: Кропоткиной и Петрушанской.
Виктор Харитонович произнес короткую речь:
– Вчера во время спектакля случилась трагедия, унесшая жизнь актрисы нашего театра Карины Кропоткиной. Предлагаю почтить ее память вставанием… – Закончив говорить, он опустил голову.
Все встали и, пока была видна лысина Магита, стояли молчком. Но как только он поднял голову, актеры сели.
– Теперь начнем читку. Как говорил классик: «лучшее утешение в горе – это работа». – Виктор Харитонович раскрыл пьесу на закладке: – Соню сегодня будет читать Анжелина Зорькина, няньку – Вера Петровна Магит. – Он взглянул на жену, и та напомнила:
– Витюша, Петрушанская немного задержится…
– Знаю.
– Она у следователя.
– Не скоро мы отмоемся от этого позора… Придется терпеть. – Магит перелистнул страницу пьесы туда, потом – обратно: – Начали! Действие третье: Войницкий, Соня, Елена Андреевна. С того места, где остановились вчера. – Он посмотрел на Лионеллу и указал глазами на Строкова: – Знакомьтесь, наш Дядя Ваня, артист Платон Васильевич Строков.
– Мы уже познакомились.
– Тем лучше… Итак, ваша реплика, Платон Васильевич: «Что томитесь?»
Строков прочитал:
– Что томитесь? Ну, дорогая моя, роскошь, будьте умницей! В ваших жилах течет русалочья кровь, будьте же русалкой! Дайте себе волю хоть раз в жизни, влюбитесь поскорее в какого-нибудь водяного по самые уши – и бултых с головой в омут, чтобы герр профессор и все мы только руками развели!
– Оставьте меня в покое! Как это жестоко! – прочитала Лионелла, и ее взгляд съехал в конец страницы.
Вспомнился вчерашний разговор с Кириллом, его шепот и ее бегство из гостиницы в арендованный особняк.
Если бы ей задали вопрос: от кого бежала? Она бы ответила: от себя. Все дело в том, что, стоило Кириллу постучаться в ее дверь, она бы ему открыла.
Магит вернул Лионеллу к действительности, сказав:
– Лионелла Павловна! Вы пропустили реплику!
Строков повторил предыдущую фразу:
– Ну, ну, моя радость, простите… Извиняюсь. Мир.
– У ангела не хватило бы терпения, согласитесь, – прочитала Лионелла и посмотрела на открывшуюся дверь.
В нее вошел следователь Митрошников и осмотрелся:
– Мне нужна Баландовская.
Все оглянулись на Лионеллу.
– Это я. – Она поднялась со стула.
– Идемте со мной, и быстрее.
– Что за тон? Сначала объясните зачем.
– На спектакле вчера присутствовали? – спросил следователь.
– Присутствовала.
– С Кропоткиной были знакомы?
– Коротко.
– Даже если коротко, есть основания вас опросить. Еще вопросы будут?
– Только не к вам. – Лионелла обратилась к Виктору Харитоновичу: – Позволите выйти?
– Не выйти, а уйти, – вставил Митрошников. – Две большие разницы.
– Идите! Идите! – замахал руками Магит.
Лионелла взяла свою сумочку, положила туда телефон и вышла из комнаты. За ней вышел следователь.
– Нам недалеко.
Они подошли к соседней двери, та открылась, и на пороге появилась заплаканная Петрушанская.
– Пришли в себя? – спросил следователь.
– С трудом! – с вызовом ответила примадонна. – Пришлось принять корвалол.
– Не нужно себя распускать. Так можно дойти до инфаркта.
– Вашими стараниями, – огрызнулась Петрушанская и тронула рукой Лионеллу, словно призывая ее крепиться.
Митрошников уступил ей дорогу и, когда она вышла, сказал Лионелле:
– Заходите и садитесь.
Лионелла села на стул.
– Не туда! Это мое место! – сказал следователь, и ей пришлось пересесть.
На столе уже лежал пустой бланк протокола. Митрошников взял ручку:
– Запишем личные данные.
Пока он писал, Лионелла думала о том, что сможет рассказать о Кропоткиной. По всему выходило, что рассказывать нечего. Но она ошиблась, первый же вопрос следователя поставил ее в тупик.
– Как можете охарактеризовать ваши взаимоотношения с погибшей?
Лионелла удивленно проронила:
– Никак.
– А если подумать?
– И думать нечего. Я едва ее знала.
– Подскажу вам. – Митрошников постучал концом ручки по столу: – Они были неприязненными.
– Откуда вы это взяли?
– Из показаний ваших коллег. Девять из десяти показали, что у вас и Кропоткиной был конфликт, в котором участвовала Петрушанская.
– Поэтому вы довели Зинаиду Ларионовну до сердечного приступа?
– Вас это не касается. Сейчас говорим о ваших отношениях с погибшей Кропоткиной.
– Повторяю: никаких отношений с ней у меня не было. Она участвовала в читке, так же как я.
– На какой почве у вас с Кропоткиной возник конфликт?
– На читке? – уточнила Лионелла.
– А был еще и другой?
– Не ловите меня на слове.
– Ну так выражайтесь яснее!
– Кропоткина нахамила Петрушанской, и я решила поставить ее на место.
– Зачем?
– Не понимаю вопроса…
– Назовите причину, по которой вы включились в словесную перепалку с незнакомым вам человеком. У вас были основания?
– Были.
– Так-так… Слушаю.
– Ее хамство.
– То есть вы не смогли промолчать? – усмехнулся Митрошников.
– А вы бы промолчали, если бы вас назвали старым, ни к чему не пригодным человеком?
– Кропоткина не вас назвала старой и непригодной. Вы-то с чего взвились?
– Не переношу хамства.
– Ну хорошо. Как можете охарактеризовать саму Кропоткину?
– Она умерла, и я не хочу говорить о ней плохо.
– О мертвых или хорошо, или правду, – напомнил следователь. – Вам остается второе.
– В нескольких словах: скандальная, неуживчивая, плохо воспитанная.
– Та-а-ак… Это все?
– В театре я всего третий день. Большего сказать не могу.
– Знаете, Лионелла Павловна, если послушать, какие нравы царят в вашем мире, так просто диву даешься!
– О каких нравах вы говорите? Надеюсь, не о сексуальной свободе?
– О-о-о-о! Что – сексуальная свобода? Это ерунда! – Митрошников махнул рукой. – Я про стекло в пуантах, про намыленные лестницы и прочие гадости.
– Не путайте, пожалуйста. Здесь вам не балет.
– Какая разница… – устало сказал следователь. – Сволочей хватает везде.
– Прошу выбирать выражения!
– У Кропоткиной были враги? – спросил он.
– Этого я не знаю. Повторяю: я в театре всего третий день.
– И уже два раза с ней поругались.
– Что?.. – Лионелла насторожилась.
– Два раза повздорили с Кропоткиной.
– Не говорите, пожалуйста, глупостей.
– А теперь и я бы вас попросил! – прикрикнул Митрошников. – В таком тоне будете разговаривать с друзьями-артистами! Позавчера Кропоткину вызывали в кабинет худрука. Не из-за вас ли?
– Не знаю.
– Знаете! – Следователь переложил протокол с места на место, словно вымещая на нем свое раздражение. – Мне известно, что она выразила свое недовольство в связи с вашим приездом. Роль не поделили?
– И что? – Лионелла издевательски улыбнулась. – Не убивать же ее за это?
– Постыдитесь. Никто не подозревает вас и тем более не обвиняет в убийстве Кропоткиной.
– Так что же вам нужно?
– Хочу восстановить картину взаимоотношений Кропоткиной с коллегами в целом.
– И здесь я вам не помощник.
– Возможно, знаете, кто разбил ее зеркало?
– Не понимаю вопроса.
– В гримерке, на туалетном столике Кропоткиной, кто-то разбил зеркало.
– Я догадываюсь, кто это сделал… – сказала Лионелла и усмехнулась.
– Работник театра? Артист? – Митрошников взял ручку, чтобы записать ее показания.
– Призрак Вия. К театру имеет непосредственное отношение – здесь идет одноименный спектакль.
Митрошников поднял глаза и поинтересовался:
– Издеваетесь?
– А по-моему, издеваетесь вы. Зачем кому-то разбивать ее зеркало? Оно просто треснуло.
– Откуда вам это известно?
– Сказала сама Кропоткина.
– Да ну?.. – Следователь постучал ручкой по столу. – Лично вам?
– Кропоткина говорила с подругой, а я случайно подслушала.
– При каких обстоятельствах?
– Они шли по сцене… а я находилась в кулисах. – Лионелла решила не сообщать следователю, что в это время лежала в гробу.
– Когда это было?
– Вчера, за три часа до спектакля.
– Имя подруги? С кем она говорила?
– Не знаю. Там было темно.
– Значит, не разглядели? А Кропоткину как узнали?
– По голосу. В их разговоре прозвучала странная фраза… – начала Лионелла, но продолжать передумала. – Впрочем, неважно!
– Начали – говорите.
– Кропоткина сказала, что вышла на подмену по просьбе некоего человека, которому не смогла отказать.
– Имя назвала?
– Нет.
– Впрочем, это неважно, – сказал Митрошников. – И так ясно: ее вызвал Магит.
– Он узнал об этом вчера на читке.
– Тогда ее вызвала завтруппой. Как бишь ее?.. – Он заглянул в список: – Терехина!
– Мне так не показалось.
Митрошников отвалился на спинку стула и, улыбаясь, спросил:
– Хотите отобрать у меня хлеб? Гипотезы выдвигаете? Строите версии?
– Ни о чем таком и не думала. – Лионелла достала зеркальце и, посмотревшись в него, поправила волосы. – На ваши черствые корки не претендую.
– И здесь вы, пожалуй, правы, – усмехнулся следователь. – Наш черствый хлеб не для ваших зубов.
– А вы не думали, что убить хотели не Кропоткину, а ту, другую актрису?
– Пока для этого нет оснований.
– Когда они появятся, концов уже не найдете.
– Ну, вот что, уважаемая! – Митрошников встал: – Можете идти. Больше не задерживаю.
– А как же протокол? – поинтересовалась Лионелла. – Я не должна его подписать?
– Как-нибудь в другой раз!
