Все персонажи и события романа вымышлены,
любые совпадения случайны…
От автора
© Князева А., 2020
В первых четырех рядах зрительного зала плечом к плечу сидела труппа областного драмтеатра. Все слушали и смотрели на сцену, где, расхаживая, выступал худрук Виктор Харитонович Магит. Это был крупный пятидесятилетний мужчина в очках и с лысиной, окаймленной рыжими волосами.
– Нашему коллективу есть чем гордиться. В прошлом году труппа дала триста пятьдесят представлений, их посмотрело сто тысяч зрителей. С гастрольными спектаклями театр путешествовал по области, играл в Москве и других городах России. Это, так сказать, подведение итогов. Теперь поговорим о том, что ждет нас впереди. Новый сезон, как вы знаете, открывается завтра спектаклем по повести Гоголя «Вий». Должен заметить, что в нынешнем году труппу театра ждут серьезные вызовы.
Зайдя в световой круг, Магит прикрыл ладонью глаза и помахал осветителю:
– Гена! Свет убери!
Прожектор глухо пыхнул, и световой круг угас.
– Спасибо… – Виктор Харитонович продолжил: – В начале декабря нас ждет премьера. Признаюсь, выбор пьесы Чехова «Дядя Ваня» дался мне нелегко. Жизнь нынче тяжелая, и люди хотят развлечений. Но мы-то с вами знаем, что одна из важнейших задач театра – воспитание зрителя. Нам нужно показать, что классика так же интересна, как и современное искусство.
Из-за кулисы послышалась реплика помрежа, усиленная микрофоном:
– Зритель хочет мюзиклы…
– В нашем репертуаре мюзиклы есть! – живо отреагировал Магит. – Пора замахнуться на вечное! Режиссуру спектакля я беру на себя. Концепция постановки такова: сосредоточиться на смыслах и восприятии, никаких громоздких декораций и сложных решений. Задача заключается в том, чтобы найти причины, по которым события, описанные Чеховым, могли бы произойти сегодня, и чтобы при этом со сцены не пахло нафталином.
– Когда будет распределение ролей? – спросил кто-то из зала.
– Актерский состав утвержден. Приказ сегодня будет висеть на доске. – Магит приложил руку ко лбу и вгляделся в зал: – Завтруппой! Терехина здесь?!
– Здесь! Здесь!
– Слышали? После собрания приказ должен быть на доске!
– Слышу! Слышу!
Из первого ряда поднялась примадонна Петрушанская, статная дама лет сорока восьми.
– В пьесе «Дядя Ваня» всего восемь действующих лиц.
– Ну почему же… Там есть девятый персонаж.
– Кто?
– Работник.
– Шутить изволите? – холодно улыбнулась примадонна. – Лучше скажите: что будут делать остальные?
– Присядьте, Зинаида Ларионовна. – Магит указал ей рукой.
– Ничего, я постою.
– Ну вот всегда вы так, уважаемая.
– Как?
– Всегда в оппозиции.
– Я задала конкретный вопрос. Прошу объясниться. Что в этом сезоне будут делать артисты, не занятые в вашей постановке?
– Ответ очевиден: они будут играть репертуарные спектакли и бенефисы.
– Это все?
– В ближайшее время поставим что-нибудь массовое, с большим количеством возрастных ролей.
Упоминание о возрасте, казалось, не уязвило Петрушанскую, но она была хорошей актрисой и умела скрывать свои чувства.
– Надеюсь, это не будет «Чиполлино», Графиня-вишенка – отнюдь не мое амплуа.
– Зачем же «Чиполлино»? Возможно, поставим Робера Тома. Почему бы нет? Давно о нем говорим… – расчетливо бросил Магит.
– «Восемь женщин»? – вздрогнула Петрушанская. – Вы серьезно?
– А что вас так взволновало? Хотите сыграть Габи?
– Отнюдь нет. – Зинаида Ларионовна горделиво вздернула подбородок: – Рассчитываю на роль Пьеретты.
– Ну хорошо! Об этом потом! – Виктор Харитонович сменил тему: – Сейчас хочу представить вам нового члена труппы, актрису из Москвы Лионеллу Баландовскую. Прошу любить и, как говорится, жаловать. – Он спустился в зал и, продолжая говорить, зашагал по проходу к одиннадцатому ряду, где в темноте сидела Лионелла. – Руководство театра пригласило ее на роль Елены Андреевны, жены профессора Серебрякова. Она любезно согласилась. Надеюсь, все слышали о сумасшедшем успехе Лионеллы Павловны после премьеры фильма «Варвара Воительница».
Сидевшие в передних рядах обернулись, чтобы рассмотреть столичную «диву». Глухо пыхнул прожектор, осветив Лионеллу, и она приветственно помахала.
Виктор Харитонович любезно поцеловал ее руку.
– Добро пожаловать в творческий коллектив.
– Спасибо.
– Надеюсь, вам здесь понравится. Люди у нас хорошие.
– Надеюсь.
Из глубины «творческого коллектива» послышался женский ропот:
– Своих актрис нечем занять… Зачем везти из Москвы?
Магит вытянул шею и вгляделся в партер:
– Я все слышу, Кропоткина! После собрания зайдите ко мне в кабинет. Хотите высказаться – там поговорим! И предупреждаю! Завтра в одиннадцать утра первая читка «Дяди Вани». Тех, кто занят в постановке, прошу не опаздывать!
– Виктор Харитонович! – в динамиках прозвучал голос помрежа. – Пришел сотрудник ДПС.
– Что ему надо?! – крикнул Магит.
– Он спрашивает: чей «Бентли» припаркован на пешеходной дорожке в сквере?
– У нас никто не ездит на «Бентли»!
Лионелла вступила в центр светового круга и громко заявила:
– Это моя машина!
В зале повисла тяжелая пауза, по истечении которой Лионелла углубила трещину между собой и творческим коллективом:
– Скажите водителю, он переставит.
Тишина сменилась тихим многоголосьем, в котором различались отдельные фразы:
– На «Бентли»… С водителем… Барыня приехала, долой шапки, холопы…
– Прошу вас, пройдемте. – Виктор Харитонович взял Лионеллу под руку и буквально вывел из зала. В кулуаре зашептал громким шепотом:
– В самом деле, нельзя же так, драгоценная.
– В чем дело? Я сказала: в автомобиле сидит водитель.
– Вы приехали на «Бентли». Это нескромно. Зачем же дразнить гусей? Здесь вам не Москва. Актеры получают небольшие зарплаты, а тут вы на своем «Бентли», да еще с водителем. Вас уже невзлюбили, зачем же усугублять?
– Сами сказали, что люди у вас хорошие, – заметила Лионелла.
– Голубушка, не до такой же степени. Вы что? Не служили в театре?
– Нет, никогда.
– Тогда вам придется туго.
– Я так не думаю.
– Поверьте мне, я стреляный воробей. При мне в этих стенах разыгралось много трагедий. Здесь все едят всех. Не успеете оглянуться, как в вашу ногу или, того хуже, филейную часть вопьются чьи-нибудь зубы. Разумеется, я выражаюсь фигурально.
– Что же мне делать?
– Избавьтесь от машины. Скажите водителю, чтобы возвращался в Москву.
– И как, по-вашему, я буду передвигаться по городу?
– Где вы остановились? – спросил Виктор Харитонович.
– За городом. В пятнадцати километрах. Помощник мужа снял для меня особняк.
– Дражайшая! Умоляю, не говорите об этом в коллективе… – Магит перешел на трагический шепот. – А лучше переезжайте в гостиницу, поближе к театру. Так будет меньше разговоров. – Он огляделся и прислушался. – Теперь мне нужно вернуться в зал.
– А мне?
– Вы лучше уходите. И не опаздывайте завтра на читку.
– Я помню: в одиннадцать.
– Учтите, что любую вашу оплошность будут рассматривать под лупой и вынесут на всеобщее обозрение.
– Я буду осторожна.
– И не заводите друзей. Доверительность сослужит вам дурную службу.
– Постараюсь быть отстраненной.
– Отстраненность спишут на столичную «звездность».
– Да, вы со всех сторон меня обложили!
– Не я, а творческий коллектив. Но у вас есть шанс все исправить.
В вестибюле Лионеллу встретил сержант дорожно-патрульной службы:
– Нехорошо, гражданочка, оставлять транспортное средство на пешеходном тротуаре. Придется платить штраф. Что ж у вас, в Москве, все так паркуются?
– При чем здесь Москва? – спросила Лионелла.
– Номера на автомобиле московские.
– А вам это не нравится?
– Я при исполнении! Идемте к машине!
Водителя в салоне «Бентли» не было, он прибежал спустя минуту, бледный от пережитого испуга:
– Простите, Лионелла Павловна! Всего на несколько минут отлучился по нужде.
– Предъявите водительское удостоверение и документы на транспортное средство! – прикрикнул сержант.
– Сейчас… сейчас… – Водитель достал бумажник.
Вскоре мужчины отправились к патрульной машине, а Лионелла уселась в «Бентли» и позвонила помощнику мужа:
– Снимите мне номер в гостинице. Где? Поближе к театру. На сколько? Так же, как особняк, – месяца на три.
Утро началось с неприятности. В гостинице, где поселилась Лионелла, не оказалось парикмахерской, и ей самой пришлось укладывать волосы. С непривычки она сильно замешкалась. К макияжу приступила в начале двенадцатого, когда в театре уже началась читка.
С ее стороны это было крайне безответственно, да и в целом ситуация выглядела не лучше: что плохо началось – то плохо продолжилось.
Она уже надевала платье, когда в номер постучали.
Лионелла открыла дверь. На пороге стоял ее муж Лев Ефимович Новицкий, элегантный седоволосый мужчина без возраста. Он был худощав, хорошо сложен и одет в темно-синий костюм, сшитый на заказ у лучшего портного Москвы. Словом, с момента расставания, за два прошедших дня, в нем ничего не изменилось.
Увидев мужа, Лионелла повернулась к нему спиной:
– Пожалуйста, застегни!
Лев Ефимович застегнул молнию на платье жены и поинтересовался:
– Не удивилась?
– Некогда. Опаздываю на читку в театр. Собственно, уже опоздала. Зачем приехал?
– Узнал, что ты отослала машину в Москву. Подумал: с чего бы это? Решил проверить, все ли в порядке.
– Мог бы позвонить.
– Хотел сделать сюрприз.
– Проехать триста километров ради сюрприза? Это на тебя не похоже. Неужели ревнуешь?
– Хотелось бы, но ты не даешь поводов. – Он затворил дверь, прошел в комнату и обнял жену: – Как у тебя сложилось?
– Плохо. Труппа отнеслась ко мне с холодком. – Лионелла торопливо перебирала коробки с туфлями и раскидывала их по комнате.
– Которые ищешь? – Спросил Лев Ефимович.
– Черные на шпильке…
– Да вот же они, – муж протянул коробку.
– Спасибо! – Лионелла надела туфли, потом спросила: – Ты на машине?
– Разумеется.
– Подбросишь до театра?
– Идем.
Уже в машине, устроившись на заднем сиденье рядом с мужем, Лионелла поинтересовалась:
– Возьмешь ключи от номера или снимешь свой?
– Ни то ни другое. Я уезжаю.
– Куда?
– Обратно в Москву.
– Мог бы ненадолго остаться.
– Не могу. Вечером – совет директоров.
– И все-таки зачем ты приехал?
Лев Ефимович сдержанно улыбнулся:
– Мне вдруг показалось, что ты откажешься от этой глупой затеи и мы вместе вернемся в Москву.
– А как же контракт?
– Разорвем.
– Ты говоришь так, как будто все решил за меня.
– Мне просто показалось.
– Но я всегда мечтала играть в театре.
– Для этого не надо уезжать в тьмутаракань. – Лев Ефимович обнял жену за плечи, притянул к себе и поцеловал в висок. – Ты можешь играть в Москве.
– Меня туда не зовут. – В голосе Лионеллы прозвучала обида.
– Это легко устроить.
– По блату?
– Почему бы нет?
– Знаешь, как говорят в театре? Можно получить роль по блату, но сыграть ее по блату нельзя.
– Ты хорошая актриса. Тебе недостаточно кино? Вчера прислали очередной сценарий. Который по счету?
– Уже не помню.
– Да ты хотя бы читаешь их? – с усмешкой спросил Лев Ефимович.
– Нет.
– Почему?
– Все не то.
– Тебе, я вижу, не угодить.
– Хочу работать в театре! – повторила она. – Хочу играть Чехова! Мне сорок два года. Двадцать лет из них я просто была женой богатого мужа. Но кто я сама? Хочу в этом разобраться.
– Ну, хорошо… – Лев Ефимович покосился на водителя и понизил голос: – Тебе известно, кто оформляет спектакль?
– Не понимаю…
– Художник-постановщик спектакля – Кирилл Ольшанский.
– Ты шутишь? – Лионелла с удивлением отстранилась.
– Отнюдь, – сказал Лев Ефимович и похлопал водителя по плечу: – Приехали, Василий. Вот он – театр.
– Я об этом не знала, – запоздало ответила Лионелла.
– Он тебе не сказал?
– Мы с Кирой давно не виделись.
– При этом живете в одной гостинице и на одном этаже.
– Послушай, Лев! – Лионелла развернулась к мужу и посмотрела ему в глаза: – Наша с Кирой история закончилась больше двадцати лет назад. Если бы я хотела, давно бы ушла от тебя к нему.
– Тихо… тихо… Никто об этом не говорит.
– И все-таки ты ревнуешь.
– Признаюсь, да. Но согласись, я мужчина.
– Как ты узнал, что Кирилл живет в моей гостинице?
– Мы встретились у двери твоего номера. Мне показалось, он шел к тебе, но, заметив меня, отправился дальше по коридору.
– Какая досада. – Сказав эти слова, Лионелла опустила глаза.
– Досада, что Кирилл не зашел? – съязвил Лев Ефимович.
– Ты знал про него еще до отъезда из Москвы, но почему-то соврал. – Лионелла открыла дверцу и выбралась из машины. – Давай договоримся так: к этому вопросу мы больше не возвращаемся.
– А если возникнет повод? – спросил Лев Ефимович.
– Он не возникнет.
– Добрый день, Лионелла Павловна! – Магит встал из-за стола. На его лице застыла улыбка, но в глазах читался упрек.
Лионелла подошла к длинному столу, за которым сидели два десятка артистов.
– Идите сюда, ваше место возле меня и Астрова. – Сказал Магит.
Лионелла прошла дальше и села между худруком и фактурным мужчиной среднего возраста, с зачесанными назад темными волосами.
– Знакомьтесь, исполнитель роли Астрова заслуженный артист России Валерий Семенович Мезенцев. Как теперь говорят, секс-символ нашего театра. Увидите у служебного подъезда толпы поклонниц, знайте: все к нему.
За столом послышались смешки, но они быстро стихли. Центром внимания по-прежнему оставалась Лионелла.
Она сказала:
– Прошу прощения за опоздание.
– Надеюсь, это не повторится, – заметил Магит и добавил: – Войницкого за артиста Строкова сегодня читаю я. Платон Васильевич отсутствует по уважительной причине. За вас… – он обратился к Лионелле, – читала Карина Кропоткина, она будет играть Елену Андреевну во втором составе.
– Очень приятно. – Лионелла с любопытством оглядела востроглазую брюнетку и вспомнила, что вчера за длинный язык худрук вызывал ее в свой кабинет.
– Продолжим читку с того места, где остановились, – сказал Магит и протянул Лионелле сколотые скрепкой листы: – Ваша роль. Начните с фразы: «А хорошая сегодня погода… Не жарко…»
– Где это? – Лионелла перевернула листы. – Где?
– После слов Войницкого: «Я молчу. Молчу и извиняюсь». Ищите… Это в начале. – Магит сел и уткнулся глазами в текст пьесы.
– Да, нашла. – Лионелла повысила голос и прочитала, чуть-чуть манерничая: – А хорошая сегодня погода… Не жарко…
– В такую погоду хорошо повеситься, – нарочито безэмоционально прочел Магит, и его слова прозвучали куда уместнее. С этого момента Лионелла читала так же, как он: ровно и без эмоций.
В перерыве между действиями Виктор Харитонович представил Лионелле актеров первого и второго составов. Она запомнила примадонну Петрушанскую, которая играла няньку Марину, ее дублершу, дебелую супругу худрука Веру Магит, и двух Сонь: плотную Самоварову и милое создание с грациозной шейкой – Анжелину Зорькину. Более разных Сонь представить было невозможно. Профессора Серебрякова, ее мужа по пьесе, играл пожилой актер Кондрюков, который идеально бы подошел на роль старика-лакея Фирса в «Вишневом саде» Однако подбор актеров – дело режиссера, а с ним, как известно, не спорят.
По окончании читки второго действия Карина Кропоткина обратилась к Магиту с просьбой:
– Можно уйти пораньше?
– С чего это вдруг? – удивился тот.
– Сегодня вечером я занята в «Вие».
– А где Костюкова?
Из-за шкафа вышла полная женщина со скрученным пучком волос и в вязаном пончо:
– Костюкова на больничном. Панночку играет Кропоткина. Разве не вы ее вызвали?
– В первый раз слышу! Костюкова когда-нибудь бывает здоровой?! – сверкнув глазами, справился Магит. – Скажите мне, Терехина!
Женщина в пончо вернулась на свой стул за шкафом, и оттуда прозвучал ее голос:
– Я – завтруппой, а не господь бог.
Сбавив тон, Магит оглянулся на Лионеллу и указал взглядом на женщину:
– Кстати, познакомьтесь, наша завтруппой – Елена Васильевна Терехина.
Та кивнула, и Лионелла ответила тем же.
– Ну так что? – напомнила о себе Кропоткина.
– Идите, – нехотя проронил Магит. – Хотя могли бы и задержаться. Времени до премьеры мало, а до спектакля еще три часа.
– Хочу внутренне настроиться, вжиться в роль, – сказала Кропоткина.
– Побойтесь бога, голубушка! – одернула ее Петрушанская. – Во что там вживаться? У вас всего несколько фраз. Пять минут в гробу помотают, и вся недолга.
– Маленькие роли играть сложнее! – занозисто возразила Кропоткина. – Но вам этого не понять: вы таких не играли.
– Что?! – Петрушанская переменилась в лице и оглядела присутствующих: – Я не играла? Да я после училища пять лет с «кушать подано» выходила и свое место под солнцем заработала потом и кровью. А в ваши годы, голубушка, играла героинь в первом составе, а не на подмене, как вы.
– В мои годы, может, и играли, – огрызнулась Кропоткина. – А в свои годы старух играете.
– Это грубо, – отчетливо проронила Лионелла, и все взгляды обратились к ней.
– Чего? – удивилась Кропоткина.
– Хотите быть стервой?
– Хотя бы…
– Стервозность – особенность ухоженных женщин. А вы – просто хабалка.
– Да кто вы такая, чтобы так говорить? Артистка из погорелого театра! Снялась в одной ленте и возомнила о себе бог знает что!
– Во-первых, не в одной, а в четырех[1]. – Лионелла говорила ровно и убедительно. – Во-вторых, у вас жирные волосы и нет маникюра.
– Себя в зеркале видела?! Ну хорошо… Ты меня еще вспомнишь!
– Вспомнить? Вас? – Лионелла делано рассмеялась и повела плечом. – Да я и запомню-то вас едва ли.
– Тварь!
– Кто-нибудь! Заткните ей рот! – Не отрывая глаз от Кропоткиной, Петрушанская встала со стула. – Иначе это сделаю я!
– Немедленно прекратите! – Магит вскочил на ноги и хлопнул пьесой об стол так, что взвихрилась пыль. – Здесь вам не базар, и вы не торговки! Кропоткина – вон из комнаты! – Он перевел взгляд на Петрушанскую: – Постыдились бы, Зинаида Ларионовна! Заслуженные артистки так себя не ведут.
Проводив взглядом Кропоткину, Петрушанская дождалась, пока за ней закроется дверь.
– Конечно же, глупо. Простите.
– А вы?! – Виктор Харитонович посмотрел на Лионеллу разочарованным взглядом. – Где ваша сдержанность? – Он собрал разрозненные листки пьесы, сложил их в стопку и сунул в портфель. – На сегодня закончили! Завтра – в одиннадцать. Прошу не опаздывать!
Все стали расходиться, но Лионелла сидела за столом до тех пор, пока не осталась наедине с Магитом.
– Вы разочарованы? – спросила она. – Вам кажется, что, пригласив меня, вы ошиблись?
– С чего это вдруг?
– Я все вижу.
– Это первая читка. По ней сложно судить.
– Вы зрелый человек, вам не к лицу врать.
Виктор Харитонович сел за стол и сцепил руки в замок:
– Уважаемая Лионелла Павловна, поймите меня правильно. С одной стороны – неоднозначная читка, с другой – давление коллектива…
– С третьей стороны – мое поведение, – добавила Лионелла.
– И, должен заметить, это самое худшее. – Магит с сожалением взглянул на нее. – У вас непростой характер.
– Скажем так: он у меня есть.
– Я недооценил вас, когда говорил о зубах и филейной части. В нее скорее вцепитесь вы, и я бы не хотел оказаться тем человеком. У нас с вами как-то не складывается.
– Хотите, чтобы я отказалась от роли?
– Хочу.
Немного помолчав, Лионелла проронила:
– Ну, нет.
– Что? – уточнил Виктор Харитонович.
– Пожалуй, я задержусь.
Он опустил глаза:
– Ваше право. У нас контракт.
– Но я даю вам слово: как только пойму, что не справлюсь, – уйду сама.
Как ей показалось, она чересчур поспешно вышла из репетиционного кабинета. Но, если бы Лионелла могла видеть себя со стороны, ей бы понравилось: она вышла уверенно и спокойно.
Спустившись по лестнице, Лионелла вошла в темную анфиладу кулуаров. В голове в такт шагам звучали слова Магита: «У нас не складывается… не складывается… не складывается…»
На карту было поставлено многое: актерское мастерство и вся ее жизнь, казавшаяся теперь пустяком. Что ни говори, а в сорок два года осознавать такое было непросто.
За ее спиной раздался басовитый мужской голос:
– Та самая звезда…
Лионелла обернулась и поискала глазами того, кто произнес эти слова. Из темноты кулуара выступил высокий, ладно скроенный бородач:
– Далекая и манящая…
– Вы про меня? – уточнила она.
– Да.
– Считаете это романтичным?
– Что именно?
– Такой способ самоподачи.
– Не понравилось? – Он подошел ближе.
– Вы меня знаете, но я-то вас – нет.
– Мое упущение, – он протянул руку ладонью вверх и, когда она вложила в нее свою, запечатлел на ней поцелуй. – Платон Васильевич Строков. Можно просто – Платон. Позволите вас называть Лионеллой или Лионеллой Павловной?
– Как больше нравится. – Она чуть заметно улыбнулась: – Значит, будете играть роль Войницкого?
– Так точно. С Астровым уже познакомились?
– Мезенцев в отличие от вас участвовал в читке.
– Жалею, что не мне досталась его роль. – Строков деликатно взял ее под руку и повел по анфиладе. – Но что поделать… Секс-символ тоже не я.
– Если честно, ничего особенного в вашем секс-символе я не заметила.
– Только не говорите ему об этом.
– Делите роли?
– С Мезенцевым? Как и в любом другом театре. Новых постановок – раз-два и обчелся. А играть все же хочется. Да что я вам говорю? Вы же актриса.
– Из погорелого театра, – усмехнулась Лионелла. – Так сегодня меня назвала Кропоткина.
– Не обращайте внимания. Кропоткина – злобная и скандальная баба.
– Я это заметила, – сказала она. – Где здесь выход на сцену?
– Идемте…
Строков вывел ее на лестницу, они пробрались через металлическую дверь, и через минуту Лионелла вышла на сцену:
– Как же я люблю, когда все вот так: безлюдно, темно и тихо.
Строков продолжил:
– А в зале бархатная полутьма, и – ни звука… Так бы разбежаться и прыгнуть туда, как в бездонную пропасть.
– Монолог из какой-то пьесы? – спросила она.
– Только что родилось. Рядом с вами я становлюсь романтиком.
Лионелла зашла в кулису и вдруг отпрянула:
– Что это?!
– Гроб. Через три часа начнется спектакль, и в него ляжет Панночка. – Наблюдая за ней, Строков воскликнул: – Но вы-то зачем?!
Она шагнула в гроб и улеглась, как полагается, скрестив руки на груди:
– Всегда хотела понять, каково это – лежать в гробу.
– Вы сумасшедшая…
– Я – актриса. Гроб будет летать по воздуху?
– Будет, и на приличной высоте. Потрогайте, там по бокам есть крепления, к которым прикручена страховка и тросы. Нащупали?
– Здесь есть какой-то крепеж.
У Строкова зазвонил телефон, он ответил и, прежде чем уйти, предупредил Лионеллу:
– Простите, я на минуту…
В темноте, лежа в гробу и слушая удалявшийся говор Строкова, Лионелла немного испугалась, но из-за кулис послышался стук каблуков и прозвучал голос Кропоткиной:
– Сегодня гримируюсь в большой гримерке.
– С чего это вдруг? – спросил второй женский голос.
– В моей зеркало треснуло.
– Это не к добру.
– Тьфу-тьфу! Типун тебе на язык.
– А что опять с Костюковой? Тебе еще не надоело выходить на подмены?
– Если бы о подмене попросил кто-то другой, я бы отказала. Но этому человеку я не могу отказать. – Продолжая разговор, Кропоткина проронила: – Не понимаю, для чего ее притащили.
– Провинциальному театру нужны громкие имена.
– Боже мой! Лионелла Баландовская! И это громкое имя? Она же двадцать лет не снималась, жила, как попугай, в золотой клетке.
– Окажись ты в такой клетке, была бы на седьмом небе от счастья. Не знаешь, кто у нее муж?
– Какой-то миллиардер.
– А ведь посмотреть – ни рожи, ни кожи.
Лионелла представила себе, как эффектно могла бы «восстать» из гроба и перепугать этих дурех, но ей хотелось дослушать.
Тем временем разговор актрис продолжался:
– И кстати, зовут ее не Лионелла, а Маша, – сказала Кропоткина. – Имя и фамилию придумали в молодости, когда она снималась в первых трех фильмах.
– Имея мужа-миллиардера, ехать в нашу дыру? По-моему, это глупо.
– Договор заключен на одну постановку. Три месяца репетиций, потом один спектакль в две недели.
– Зачем это ей нужно? При ее-то деньгах!
– Не волнуйся: два раза в месяц ее привезут на «Бентли».
– Господи… Хоть бы день пожить как она.
– Но ты еще не знаешь самого главного…
– Ну, говори.
– На самом деле Баландовская приехала сюда не за этим.
– Я не понимаю…
Лионелла задержала дыхание, чтобы никак не обнаружить себя и выслушать последние новости. Желание встать из гроба осталось нереализованным.
– Она приехала, чтобы втайне от мужа встречаться с любовником! Об этом говорит весь театр.
– Не может быть! Любовник наш? Городской?
– Москвич, художник, приглашен оформлять спектакль.
– Тот самый красавчик?
– Кирилл Ольшанский, внук кинорежиссера.
– Ну и как это называется?! Кому-то все: и миллиардер, и любовник. А кому-то муж-алкоголик и комната на подселение три на четыре.
– Тебе нужен любовник? Ну так заведи его, дело недолгое.
– Разве дело в любовнике? Я в общем говорю. О несправедливости жизни…
Актрисы пересекли темную сцену и вышли в коридор, ведущий к гримеркам.
– Вы здесь? – Из-за кулисы появился Строков и подал ей руку: – Давайте я помогу.
Лионелла встала из гроба и, сделав несколько шагов, попросила:
– Уйдемте отсюда.
Он взял ее под руку, повел за собой. Вскоре они оказались за сценой в запаснике, где хранились жесткие декорации для репертуарных спектаклей. Здесь было темно, в начале и в конце прохода светились тусклые пожарные фонари типа «плафон».
Они остановились у надгробия, на котором стояла бутафорская статуя Командора.
– Вы только посмотрите… – Лионелла зябко поежилась. – У вас и здесь кладбищенская тематика.
– Это из «Каменного гостя», – сказал Строков. – У нас два года идет этот спектакль.
– Да-да… Я видела репертуарный план.
– Если хотите знать, призраков в театре и без Командора хватает.
– Это шутка?
– Вовсе нет.
– Вы серьезно? – заинтересовалась Лионелла.
– Еще как!
– Ну так расскажите.
Строков многозначительно усмехнулся:
– Идемте на свет. Здесь вам будет страшно.
– Да бросьте же вы страх нагонять… Итак? Говорите.
– Знаете, что в нашем театре четвертый год идет «Вий»?
– Ну да. Иначе откуда бы взялся гроб.
– Так вот, четыре года назад после премьеры «Вия» стал являться призрак.
– Чей? – с улыбкой спросила Лионелла.
– Да кто ж его знает. Он не представляется.
– При вас такое случалось?
– Актеры после ночных прогонов его видели.
– А вы? – спросила Лионелла.
– Видел, – помедлив, ответил Строков. – Но только один раз.
– Где?
– Здесь.
– Шутите? – Лионелла недоверчиво оглянулась.
– Нет. Не шучу. – Строков отступил назад и вытянул руку. – Я стоял там и курил.
– А разве здесь можно?
– Нельзя, но мы иногда курим. Так вот… Стою, курю и вдруг краем глаза улавливаю: в темноте, за бутафорской колонной, движется что-то…
– Что-то или кто-то?
– Ну вроде тень или человек какой-то движется. Поворачиваю голову – и правда вижу белое пятно.
– Человек?
– Не то чтобы во плоти, а в дымке какой-то, будто плывет.
– Что было потом?
– Проплыл в тот угол и растворился за декорациями.
Лионелла посмотрела туда, куда показывал Строков.
– Вы меня напугали, – сказала она и быстрым шагом направилась к лестнице.
– А я вам говорил!
У лестницы Лионелла остановилась у высоченной металлической двери.
– Что здесь?
– Не догадываетесь?
– Я не театральный человек.
– За этой дверью рисуют декорации: задники, интермедийки и прочее. Хотя теперь все реже и реже. На смену старой доброй малярной кисти пришла электроника. По мне, так все эти картинки – чистая мертвечина. – Строков уперся руками в дверь и сдвинул ее ровно на столько, чтобы можно было пройти:
– Прошу вас.
Лионелла вошла в огромное помещение с высокими потолками и прищурилась: яркий свет буквально бил по глазам. Различив мужскую фигуру на верхней галерее, она скорее почувствовала, чем увидела, что это Кирилл.
– Видите человека наверху? – спросил Строков. – Это художник. Чтобы видеть декорацию в целом, он влезает на галерею и смотрит, что нужно исправить.
– Мы знакомы, – сказала Лионелла и окликнула: – Кирилл!
Он обернулся и, увидев ее, быстро спустился вниз:
– Рад тебя видеть.
– Я тоже.
Кирилл протянул руку Строкову.
Тот ответил рукопожатием и, улыбнувшись, заметил:
– Мне говорили, что вы знакомы.
– Тысячу лет, – ответил Кирилл и, обратившись к Лионелле, спросил:
– Давно приехала?
– Только вчера. Ты знал, что я занята в спектакле?
– Магит рассказал.
– Что же не позвонил?
– Зачем?
– Ну да… – Она опустила голову. – Мы с тобой, кстати, живем в одной гостинице.
– И даже на одном этаже. Сегодня встретил там твоего мужа.
– Он приезжал ненадолго.
Понаблюдав за ними, Строков прервал разговор:
– Идемте дальше?
– Да-да! – заторопилась Лионелла и обронила Кириллу: – Надеюсь, еще увидимся.
Они со Строковым вышли за дверь и направились в другое крыло здания.
– Здесь у нас располагаются производственные цеха: бутафорский, костюмерный и постижерный. – Он посмотрел на часы: – Но они уже не работают. А могли бы зайти и посмотреть. Можно мне задать нескромный вопрос?
– Нет, нельзя.
– И все же… – Не дожидаясь повторного отказа, Строков спросил: – В декораторской мне показалось…
– Ну-ну, говорите.
– Вы хотели, чтобы я ушел?
– Если показалось, что ж не ушли?
– Ваша прямота обезоруживает. – Он покачал головой. – Редкое качество для женщины. Вы словно с шашкой наголо и на лихом скакуне. Это – сильно.
– Во сколько начинается спектакль? – спросила Лионелла.
– Ровно в семь.
– Тогда попрощаемся. Мне нужно успеть переодеться.
– Неужели придете? – удивился Строков.
– Непременно приду, – ответила она и поинтересовалась: – Вы заняты в постановке?
– Играю сотника, отца Панночки. Вам взять контрамарку?
– Спасибо, нет.
– Надеюсь, вы не станете покупать билет?
– Как-нибудь разберусь.