Анна Аксинина
Ненависть дождя
– А я готов спорить, что наступит!
– И я!
– И я!
Марина оценивающе осмотрела компанию: «Почему бы и нет? Раз они все меня слушать не хотят…»
– Тогда – спорим, – и протянула руку.
– Брось, Маринка, разоришься!
– Боишься? Или денег жалко?
Это уже был вызов, и все восемь человек поспорили.
– Но как мы об этом узнаем? Из новогоднего поздравления?
– Нет, думаю, раньше. Скорее всего, будет официальное объявление для народа.
Через неделю Олег опять не появился, а все остальные упражнялись в остроумии по поводу пари. А потом Государственная палата мер и весов со всей определенностью сообщила, что наступающий 2000 год – последний год двадцатого века, а не начало двадцать первого. В ближайшую пятницу Марина собрала свой «урожай» в восемьсот долларов. Олег, узнав о споре, был в восторге:
– Ну, ты молодец! Здорово придумала! – он одобрительно похлопал ее по плечу. – Таких олухов надо было проучить. Жаль, что я не додумался в банке поспорить!
Марина испытала одновременно и гордость, и досаду. «По плечу похлопал! Он что, вообще меня, как женщину, не воспринимает? Ну, Князь, погоди!».
Приятели умели проигрывать, они поздравляли Марину. Кто-то поинтересовался:
– На что деньги потратишь? Имей в виду, с тебя причитается.
– Устрою собственный милленниум или конец света, – загадочно пошутила Марина. – Ладно, пожертвую немного «в пользу бедных». Кстати, давно мы в боулинг не ходили, там я пиво и поставлю.
Стали договариваться, оказалось, что всем некогда в декабре, две пятницы: 31 декабря и 7 января – отпадают, остановились на 14 – старый Новый год.
В то же вечер Марина позвонила Тане:
– Можно что-нибудь срочно сделать, чтобы избавиться от этой стрижки «не то мальчик – не то девочка»?
– Слава Богу! Наконец-то тебя проняло! Да ничего не делай, стрижка эта – универсальная. Просто перестань волосы гелем приглаживать, угнетать свое природное богатство. Немного взбей после мытья – и все. А если завить слегка, будешь, как Мерилин Монро, только потемнее.
Марина купила себе несколько новых вещей – от джинсов до купальника, – очень женственных, а также – водостойкие тени и тушь. Маша первая оценила и горячо одобрила новый облик сестры: «Пора выходить из тени». Родители, старательно не осуждавшие ее прежний вид, заметно обрадовались.
– Так гораздо лучше, – сказал папа с довольной улыбкой.
– Хочешь на день рожденья нарядное платье? – спросила мама.
– Спасибо? Это – прямо в точку! Очень хочу! – Марина расцеловала обоих.
Марина успела хорошо освоиться с новым имиджем, прежде чем встретилась с компанией. Обычно они собирались возле гардероба, ожидая, пока освободятся раздевалки. Когда Марина вошла в дверь, шестеро уже стояли в уголке, переговариваясь. Марину они узнали только, когда услышали «Привет! С новым годом!». Парни застыли. Оля окинула ее взглядом с головы до ног и с обратно: джинсы-стрейч, куртка-жакетик, золотистый джемпер, яркая помада, тени и тушь, невесть откуда взявшаяся пышная прическа, – и ее улыбку так перекосило, как будто все зубы заболели. Марина стояла, как на подиуме, гордо подняв голову, и сдержанно улыбалась. Потом остолбеневшие мужчины ожили, заулыбались, окружили ее и заговорили все разом:
– Эх, где были мои глаза!
– Вот это настоящий милленниум!
– И конец света!
– Что же ты, Марина, до сих пор маскировалась?
– Ну, разве ты не понял? Это – чтобы у вас сегодня челюсти поотвисали, – это подошел чуть припозднившийся Олег.
– Почему это «у вас», а не «у нас»?
– Потому что я восхищен, но не удивлен.
Олег просто успел оценить ситуацию и сделал вид, что всегда видел Марину именно такой. Но глаза его при этом как-то особенно блестели. А после бассейна, оживленно рассказывая про свою новую программу, он впервые подал ей дубленку, взял сумку и предупредительно открыл все двери.
Новый ли образ делал свое дело или то, что Марина изменилась внутренне, но когда Князь переключился на Машу, недостатка в мужском внимании у нее не было. Марина отбивала эти знаки, как теннисные мячики. А потом появился Андрей Краснов. Вернее, как у Нагибина, «настал»: «В ее жизни настал Андрей Краснов».
9
Утром встаю рано, все еще спят. Беру лыжи и выхожу за деревню. Какая красота. Ночью подморозило. Каждая веточка покрыта инеем. Лыжи легко катятся вдоль дороги. На душе радостно. Дорога поворачивает, и я вижу его. Какой у него красивый костюм. Мне как-то становится неловко в своей старой курточке с надвязанными рукавами. Он улыбается.
– Ну, кто встал раньше? И где Ваши хваленые горки?
– Там очень круто.
– А я не боюсь. Вызываю Вас на соревнование.
– Принимаю.
Он хорошо катается на лыжах. Я уже забыла про свою куртку, забыла кто он. Я смеюсь. Когда я так смеялась последний раз? Он совсем как мальчишка. Я падаю в снег, он заразительно хохочет. У него теплые руки. Мне жарко. Срываю ягоды калины.
– А мне?
Он подъезжает ко мне. Снимаю мокрую варежку, протягиваю ему на ладони ягоды. Его губы обжигают мою ладонь. Похоже, краснею. Он смотрит на меня.
– А кто дальше скатится с той горки? С проигравшего подарок. Конфеты. Вы любите сладкое?
Неловкость прошла. Забираемся на самую крутую горку. Я благополучно съезжаю, а он падает…
Ночью прижимаю к щеке ладонь, кажется, до сих пор чувствую его губы.
Приехала домой. Долго выбираю, в чем пойти завтра на работу. Хочу надеть под пиджак нарядную голубую блузку. Ее вышивала мама. На улице похолодало, замерзну в своей куртке, а под свитером блузка помнется. Какая разница, в чем я буду сидеть в своем уголке на работе? Надо надеть свитер. Еду в блузке. Приезжаю рано, чтобы успеть согреться до его прихода. Не досидев на больничном до конца, является Кавалерия. Почему-то не хочу, чтобы она сегодня приходила. Без пяти восемь. Что я так нервничаю? Встаю к шкафу, спиной чувствую его взгляд, когда он входит в приемную.
– С прошедшими праздниками Вас, девочки!
Он кладет на стол Кавалерии большую коробку конфет. Пьем чай. Кавалерия с Надеждой угощают меня конфетами, а я знаю, что эти конфеты он принес для меня. Мне страшно, а вдруг все узнают. Что узнают? Ничего ведь нет. Или есть?
Рабочие дни пролетают для меня очень быстро, выходные тянутся медленно, не могу дождаться понедельника. Зоя иногда вопросительно смотрит на меня, она о чем-то догадывается. Но молчит, ждет, когда я сама расскажу. А что рассказывать? Я стараюсь не смотреть на него. Он обращается со мной как со всеми. Но иногда очень редко, когда несколько минут мы бываем одни, я разрешаю себе посмотреть на него, чтобы поймать его ответный взгляд. Мне страшно и радостно. Вот дурочка, разве я могу ему понравиться? Что я себе напридумывала?
Кавалерия отпрашивается с работы после обеда. Приношу бумаги в его кабинет и оставляю свою папку на краешке стола. Вечером делаю вид, что собираюсь домой. Все уходят. Меня бьет мелкая дрожь. Вытаскиваю шпильки, волосы падают на спину, вхожу в кабинет. Он стоит, прислонившись к столу, рядом с моей папкой, смотрит на меня. Подхожу, протягиваю руку за папкой. Но почему мои руки легли ему на плечи? Жадно вдыхаю запах его кожи, как давно я этого хотела! Касаюсь его щеки. Он прижимает меня к себе, зарывается лицом в мои волосы.
– Наташа, моя, Наташа…Я, наверное, сошел с ума…
Не знаю, кто из нас больше сошел с ума. Ничего нет для меня больше в этом мире, только его руки и губы…
10
Андрей Краснов в конце мая разыскал ее по телефону редакции и предложил печататься в газете «Москва и москвичи», где он был главным редактором и совладельцем. Марина и не слышала о такой газете, но ей понравился приятный баритон, и она решила попробовать. Услышав адрес, она тем более обрадовалась: у метро «Юго-западная», недалеко от дома. Офис редакции оказался совсем крошечным: просто комната в переделанной квартире пополам с каким-то агентством. Дверь была распахнута, и Марина вошла без стука. Три стола, два компьютера, стеллажи с папками, все завалено бумагами. Двое мужчин стояли у стола и, переругиваясь, рылись в бумагах, а упитанная девушка с пулеметной скоростью стучала по клавишам и что-то отвечала в трубку, зажатую плечом.
– Здравствуйте! Я – Марина Белова, – сказала она громко.
Девушка что-то пробормотала, то ли – Марине, то ли – в телефон, а мужчины выпрямились и пристально посмотрели на вошедшую. «Одному – 25, другому – 30, наверное, это и есть редактор, потому что он в костюме», – определила Марина.
– Привет! Я – Игорь, – махнул рукой тот, что помоложе – коренастый круглоголовый брюнет, стриженный «ежиком», в джинсах и футболке.
Второй – высокий шатен с копной темно-русых волос и небольшой «чеховской» бородкой – тут же надел висевший на спинке стула серый пиджак. Поправив галстук, он вежливо представился:
– Здравствуйте, я – Андрей Краснов. Это я звонил в редакцию.
– Белова, Краснов – вы, часом, не родственники? – съехидничал Игорь.
«Как надоели эти однообразные шутки!» подумала Марина. В памяти всплыл армейский анекдот: «Иванов! Петров! Сидоров! Вы что, братья?» – и она выпалила:
– Нет, однофамильцы! – одновременно с Андреем. Они посмотрели друг на друга и засмеялись.
С этого момента и началось их взаимопонимание, которое углублялось день ото дня. Андрей оказался старше Марины всего на пять лет, а не на десять, как она сначала подумала. Причина ошибки была не в его бороде и не в том, что он серьезно относился к жизни и имел свое дело (и не одно), а в грустном выражении глубоких серых глаз, словно они были старше своего хозяина.
Сейчас он был оживлен, в глазах блестели веселые искорки:
– Газета наша совсем новая, задумана как еженедельник для семейного чтения. Публика устала от негатива. Из Ваших статей можно сделать молодежную рубрику, только надо кое-что поправить, сделать живее, – сказал он, доставая папку с номерами «Альма матер».
Но Марина протянула ему диск со статьями, и Андрей стал их читать с экрана. Ему очень понравились ее авторские тексты без профессорских правок, с живой речью, молодежным сленгом. Он, конечно, лучше, чем профессор, разбирался в увлечениях молодежи. Читал он очень эмоционально. Иногда хмурился, при этом его широкие вразлет темные брови сходились в одну линию, иногда веселился, что-то зачитывал вслух, довольно музыкально промурлыкал песенку толкинистов: «Лети, лихой назгул, по небу черной пулью, возьми меня, назгул, в свою страну назгулью…» Марина с удивлением заметила, что он хвалил именно то, что ей казалось удачным, смеялся смешному, предлагал убрать слабые места. Прошел час, за работой они незаметно перешли на «ты».
– Беру все, – заявил Андрей. – Оплата – по выходу в печать. У тебя молодая семья есть?
Марина сначала не поняла вопрос:
– Что?! А – молодая семья, конечно, знаю парочку, поговорю. А парашютисты нужны?
– Нужны-нужны! Если еще что появится, приноси. Сейчас оформим аванс, как за цикл статей.
Марина была готова поверить даже на слово, но он тут же достал и заполнил бланки договора, подписал, шлепнул печать. Протянул ей бумаги, а сам достал из маленького сейфа и отсчитал деньги. Игорь что-то диктовал толстушке. Жалея, что время пролетело так быстро, Марина вчитывалась в каждую буковку договора, потом расписалась. Андрей наблюдал за ней, она чувствовала его взгляд, как солнечное тепло.
– Удивительно, в одном человеке – интеллект и женственность. Кстати, что ты делаешь сегодня вечером?
Пряча в сумочку свой первый настоящий гонорар (в университете с ней расплачивались половиной ставки лаборанта), Марина ответила:
– Я занята, – и подумала: «А вдруг больше не спросит?»
– Ноль – один, – улыбнулся он. – Попробуем иначе: можно тебя проводить до остановки?
–
Один – один, – улыбнулась она в ответ.
В тот день они незаметно дошли до следующей остановки, беседуя о том, о сем и договорились, что Андрей позвонит, как только выйдет первая статья. Он позвонил через три дня, предложил заехать за ней, но пришлось отложить встречу, так как Марина готовилась к экзамену. По этому поводу немного поговорили о литературе, пока Маша не показала Марине на часы. Оказалось, прошло сорок минут! Назавтра она приехала в редакцию сразу из Университета и не с пустыми руками: недорогие пирожные, баночка кофе, апельсины. Едва поздоровавшись, Марина схватила газету из пачки на столе, нетерпеливо пролистала, нашла свою статью и углубилась в чтение.
В связи с наступлением летнего сезона, Андрей взял статью о майском байдарочном походе на Урале. Напечатанный под броским заголовком «Оверкиль в ледяной воде» текст показался Марине совершенно новым. Она с удовлетворением замечала, что «автор неплохо раскрыл тему», что некоторые места очень удачны, более того – захватывающе интересны. «В каньоне нет полутонов: каски и жилеты – красные, пена воды – белая, мокрые скалы – черные, щель неба – пронзительно синяя»… «Ледяная вода не холодит, а обжигает»…. «Все происходит так стремительно, что страха нет, он не успевает за событиями»… «Мне, как первобытному человеку, огонь костра кажется добрым божеством, дающим свет, тепло, пищу и общение»… «Песни, которые в городских условиях показались бы мне монотонными, здесь в кругу людей у костра под звездным небом звучат откровением»… «С окончанием похода связь туристов не обрывается, каждый помнит о другом: «Я с ним ходил». Этой особой печатью отмечены отношения туристов-походников, как знаком доверия»…
Но тут вмешался Игорь:
– Потом полюбуешься, сначала – «прописка». Знаешь, что это такое?
– Нет, – испуганно проблеяла она, сделав большие глаза. – Это вроде посвящения в первокурсники?
– Темнота! Не будем мы тебя водой поливать. Это – угощение с первой получки. Лети мухой!
– Ну, во-первых, получки не было, был аванс, – совсем другим тоном уточнила Марина. – А во-вторых, держи, вымогатель! – и гордо протянула свой пакет.
Игорь принял его, заглянул и сказал:
– Наш человек! Ну, если так, тогда – прошу к столу!
Кухня оказалась совсем домашней, почти с таким же, как у Белых, гарнитуром. За столом Марина наконец узнала, что девушку зовут Ульянка. Она нимало не смущалась своей полнотой, а сразу заявила: «Игорь, подвинь коробочку поближе, надо выбрать слабину в талии». Одета она была очень оригинально в фольклорном стиле: просторный голубой сарафан с широкой цветочной каймой скрывал всю фигуру, открывая красивые округлые плечи и шею. Приглядевшись, Марина заметила тщательно сделанный макияж. А еще через пять минут общения обнаружила, что под невзрачной внешностью (толстые щеки, бесцветные рыбьи глаза, сероватые негустые волосы) скрывается потрясающе интересный внутренне человек: добрый, умный, разносторонний, с хорошим чувством юмора. Ее полнота оказалась следствием нарушения обмена веществ, она безуспешно лечилась, но не теряла оптимизма: «Я из себя еще топ-модель сделаю».
Марина чувствовала себя именинницей, особенно приятным было внимание Андрея. Опять несколько раз они думали и говорили одинаково.
Из разговора за кофе Марина узнала, что Игорь и Ульянка – не просто сотрудники, но и совладельцы газеты. Игорь с Андреем вместе учились в Плехановском, а Ульянка с ним работала в каком-то банке. Вся троица зарабатывала деньги «на стороне», а газета была для них чем-то вроде клуба по интересам, и пока что приносила одни убытки. Только последний номер – это был крупный успех – оказался с нулевым балансом. Ульянка и Игорь перекидывались ехидными шуточками так, что Марина сразу заподозрила их глубокую симпатию. Когда угощение прикончили, Игорь быстренько подхватился:
– Спасибо, Марина! Ульянка, ты ведь не заставишь нашу гостью убирать посуду?
– Нет, Игорек, не заставлю, потому что сегодня ты дежуришь по кухне.
– Мне еще в типографию звонить. И вообще, посуда – женское дело.
– Оставь свой мужской шовинизм для жены. В деле у нас доли равные.
– Да я помою, о чем тут спорить? – вмешалась Марина.
Игорь тут же убежал к телефону, но не успел дойти, как раздался звонок. Андрей с видимой неохотой встал из-за стола и пошел разговаривать.
– А ты здорово Андрея зацепила, – без обиняков сказала Ульянка, прибирая на столе. – Не забудь меня на свадьбу пригласить.
Ошарашенная ее замечанием Марина, чтобы скрыть смущение, отвернулась к раковине с очередной чашкой и отшутилась:
– Если раньше не состаришься.
Андрей проводил Марину до самого дома. Дороги она просто не заметила. Они не поцеловались, но ощущение родства душ, возникшего между ними, взволновало ее гораздо сильнее, чем физическая близость, которая должна была произойти при первом удобном случае. И произошла две недели спустя.
В этот вечер они остались в редакции одни, пили кофе, беседовали. Марина не бежала от близости, но не торопила ее. После первого поцелуя она закрыла входную дверь. Андрей подвел ее к двери «Агентства недвижимости», а там оказалась обычная жилая комната. Сначала Марина была напряжена, она боялась, что в самый интимный момент всплывут воспоминания о первом неудачном романе, что она начнет сравнивать, и прошлый опыт будет ей мешать. Андрей не торопил ее, он вел себя так, словно готов остановиться по малейшему ее знаку. И Марина с удивлением поняла, что ничего ей не мешает, ничего не всплывает, она подумала, что все происходит, словно впервые. А потом просто ни о чем не думала…
11
Три месяца назад я даже и подумать не могла, что стану любовницей женатого человека. Но сейчас мне все равно, что могут подумать обо мне. Беспокоюсь только за него. Мы скрываем наши отношения, но все равно боюсь. Где-то читала, что можно скрыть все, только не любовь. И еще Зоя. Когда-нибудь я расскажу ей все, но не сейчас. Я уезжаю маршрутным автобусом за город, иду к лесу, а там он уже ждет меня в машине. Сиденье отодвинуто, сажусь на коврик, чтобы меня не было видно, и мы едем на его дачу. Как мне нравится его домик! Люблю сидеть в кресле перед камином. Он сидит на полу у моих ног, кладет голову мне на колени. Я перебираю его волосы. Человек, которого боятся на заводе, который уволил чуть ли не половину специалистов, затеял перестройку главного цеха, – у моих ног. А мне с ним легко и спокойно. Его рука лежит на моем колене. Он еще не прикоснулся к моей коже, а уже я чувствую жар его руки, тепло разливается по всему телу. И мое тело выгибается навстречу ему, чтобы прижаться к нему каждой своей клеточкой. И земля уже поплыла под моими ногами…
Мы можем разговаривать с ним о чем угодно. Но он никогда не говорит со мной о будущем. А я не хочу, так как счастлива тем, что имею, и боюсь это потерять. Когда-нибудь потом, только не сейчас. Однажды он мельком упоминает, что его жена хотела развестись с ним. На неделе я тайком зашла в магазин для новобрачных. Мне очень понравилось одно платье, самое красивое, кружевное. Оно стоило больше моей месячной зарплаты, но ведь он же мне его купит? Я покраснела от своих мечтаний и быстро ушла из магазина, пока не подошла продавщица.
Весной мы стали встречаться реже: у него что-то не ладилось на заводе. Но какие это были встречи! Мы не могли оторваться друг от друга, наглядеться, наговориться…
12
Таня хорошо поработала над Мариной: волосы надо лбом приподняла, на лицо и шею с боков набросила, и овал лица стал женственным, а глаза – выразительными и таинственными. При этом казалось, что крупные завитки волос лежат совершенно естественно, а макияж был почти незаметен.
– Умереть и не встать! – без ложной скромности оценила она свою работу.
Маше она только подрезала кончики, зачесала волосы назад и запретила закалывать.
–
Они же рассыпаться будут, мешать – протестовала Маша.
– Ради красоты и потерпеть можно. От заколок волосы секутся. Смотри, какие они на свободе пышные у тебя. Сами вьются, и химки не надо.
Действительно, Машины негустые волосы распушились и платиновым ореолом обрамляли ее лицо, доходя сзади до лопаток. Таня уложила концы внутрь и сделала несколько как бы случайных «пружинок» вокруг лица. Потом оглядела придирчивым взглядом и изрекла:
–
Прынцесса!
–
Нет, не прынцесса! – подхватила шутку Марина.
–
А кто же? – с притворной обидой подыграла Маша.
–
Королевна! – припечатала Таня, и все трое засмеялись.
Марина давно познакомила Андрея с Машей (на всякий случай), но он не дрогнул. «Вы с сестрой очень красиво смотритесь вдвоем», – вот и вся реакция.
Все получилось хорошо: успели собраться к пяти. И Андрей не просто сказал комплимент, был действительно восхищен. И дождь временно прекратился, вышли на сухой асфальт. У подъезда вместо знакомой белой «Ауди» стоял какой-то джип с водителем.
– Эту машину прислал отец, – объяснил Андрей. – Он позаботился, чтобы я мог хорошо расслабиться.
У Марины при мысли о предстоящем знакомстве сердце ушло в пятки, и Маша сжала ей руку, подбадривая.
Водитель знал свое дело, а может, так случайно вышло, только когда они подъехали к кафе, на площадке стоял длинный черный лимузин, рядом с которым и джип показался маленьким, а перед ним – целая куча народу, видно, только что приехали. Марина поискала глазами отца Андрея. Да вот же он – Виктор Александрович Краснов – крупный бизнесмен и начинающий политик, владелец заводов и пароходов, председатель всяких ассоциаций – в сером элегантном костюме под руку с красоткой в вечернем туалете. «Один водитель, двое – телохранители, а третий – секретарь, – определила Марина. – Не такая уж большая свита». Но ей вдруг показалось, все эти люди встали между ней и Андреем – и ей никогда до него не дотянуться. Она взглянула на него – и встретила такой понимающий, ласковый взгляд. «Не бойся, я – с тобой». Андрей подвел девушек к отцу, поздоровался с ним за руку, а подруге отвесил легкий поклон, представил сначала отца, потом – Марину, потом – Машу. Марина, чувствуя себя персонажем светской хроники, храбро протянула руку. «Очень приятно! – прозвучал такой же баритон, как у Андрея, – А это – Юля». (Жест в сторону непрерывно улыбающейся Юли, ее легкий кивок.) И то же – с Машей. Лицо у Виктора Александровича оказалось чуть менее красивым, чем на фотографиях, но привлекательным и мужественным: густые русые с сединой волосы, зачесанные назад, большой лоб с залысинами, светло-голубые холодные глаза под лохматыми русыми бровями, крупный прямой нос, худые щеки с глубокими складками у твердого рот, волевой подбородок. «Никакого сходства с Андреем», – с облегчением подумала Марина. – Разве что фигура – стройная спортивная, но потяжелее. А голос очень похож, только чуть глуше».
Итальянское кафе было маленькое, уютное. Играла тихая музыка. Два маленьких квадратных столика в глубине зала были сдвинуты и накрыты на пять персон. Андрей, как хозяин, распределил места: он на одном конце стола (Марина – слева, Маша – справа), а отец – на противоположном (Юля – слева). За столом Марина взяла себя в руки и приветливо улыбалась. Маша держалась молодцом, как будто каждый день видела олигархов. Юля – эффектная брюнетка – выглядела максимум на восемнадцать лет. Прическа у нее была очень сложная: волосы подняты вверх, но несколько подвитых прядей свешивались то тут, то там в продуманном беспорядке. Переливы зеленого платья подчеркивали цвет глаз, а макияж делала очень опытная рука. Массивные серебряные серьги с малахитом и такое же колье делали ее похожей на Хозяйку Медной горы. Она пила и ела очень мало и кроме «да, дорогой», казалось, не знала других слов. Свита стушевалась за соседний столик с закусками, но без спиртного.
Напряженность вскоре прошла, и вечер протекал довольно гладко: тосты, шампанское, разнообразные закуски, запеченная рыба (Андрей знал от Марины, что Маша видеть не может мяса). Виктор Александрович за столом легко вел беседу, обращаясь то к Марине, то к Маше, он смешил их историями из своей студенческой юности, а с Андреем вспоминал забавные эпизоды из его детства.
Они оживились, перебивали друг друга:
–А помнишь, как ты бабушке лягушку подарил? А она не оценила и упала в обморок.
–А помнишь, как ты вместо лимонада мой первый химический опыт выпил?
–Да-да, и ведь догадался же зеленку развести в бутылке из-под «Тархуна»! Нет, расскажи лучше, как ты хотел соседке по даче понравиться, и укоротил дедушкин летний костюм по своей фигуре.
–Да уж, была гроза! Бабушка меня еле-еле спасла.
Отец и сын, похоже, расчувствовались.
– Я хочу извиниться перед тобой, что редко попадал на дни рождения. Теперь постараюсь это исправить.
– Не за что, папа, ты ведь никогда не забывал делать подарки и всегда угадывал, о чем я мечтал.
– Да, кстати, о подарке! Ты отказался от новой машины, но твою немного подновили, и поставили в твой гараж.
– Но у меня нет гаража.
– Теперь есть. В кооперативе на соседней улице. (Секретарь уже подал ключи и бумаги.)
Андрей сразу напрягся:
– Это – лишнее, я и так твой должник.
Но Викторович Александрович продолжал стоять, протягивая ключи и папку, и, немного помешкав, Андрей принял подарок.
– Спасибо! Но теперь очередь за мной.
– Вот и отлично! – улыбнулся отец.
Улыбка у него вышла замечательная, суховатое лицо стало вдруг открытым и немного мальчишеским.
Зазвучала громкая музыка. На возвышении появились трое музыкантов и певец. Солист успешно подражал Челентано, исполняя итальянские хиты конца восьмидесятых. «О, живая музыка! Маме бы здесь понравилось», – подумала Марина.
– Андрей, позволь мне первому пригласить твою даму, а то я скоро ухожу, – услышала она за спиной голос Виктора Александровича.
Они успешно станцевали что-то вроде медленного фокстрота. Во время танца он сказал комплимент, как Андрею повезло найти девушку и умную, и красивую, а это в жизни встречается редко. А потом спросил: «Сколько лет Вашей сестре?» – и был очень поражен, услышав в ответ, что ей именно сегодня исполнилось двадцать. Провожая Марину на место, он что-то сказал секретарю, и буквально через минуту получил большую чайную розу, которую галантно вручил порозовевшей Маше. Марине понравилось, что это был именно один цветок.
– Что же ты не предупредил, Андрей, что именинников двое, – упрекнул он.
– Да я и сам не знал, что мы родились в один день. Может, даже в одном роддоме?
– Это – вряд ли: Маша родилась в Новосибирске, – ответила за сестру Марина.
– Как в Новосибирске? – поразился Андрей. – И мы там жили, когда папа работал директором завода. Только я почти ничего не помню: лето, сосны, речка. Это было еще до школы, значит как раз в 80-м году. Да, папа?
Отец Андрея только кивнул, он, похоже, не любил вспоминать Сибирь, взгляд его стал холодновато-отрешенным. Но тут зазвучал вальс, Марина закружилась с Андреем, она обожала этот древний танец, просто растворялась в нем. Это было одно из ряда совпадений: они оба занимались бальными танцами и единоборствами. Только Андрей с детства танцевал, а взрослым пошел в секцию самбо, а у Марины – наоборот, сначала было дзю-до, а с одиннадцатого класса – танцы. Она не сразу заметила, что Маша танцует с Виктором Александровичем. Их танец и отдаленно не походил на вальс, зато они о чем-то оживленно беседовали. Марина оглянулась на Юлю. Та сидела в одиночестве, бросая на танцующую пару злобные взгляды, но когда они вернулись за стол, снова безмятежно улыбалась.
У стола возник секретарь, выразительно показал на часы. Краснов-старший извинился, протянул на прощанье сестрам по визитке:
– Друзья Андрея всегда могут на меня рассчитывать, – и удалился под руку с Юлей, кивнувшей с победным видом.
Марина позвала Машу в дамскую комнату и сразу спросила:
– Он что, пытался за тобой приударить?
– Да ничего подобного! Как ты могла подумать?
– О чем же вы весь танец разговаривали?
– Спрашивал о родителях: не встречался ли с ними в Новосибирске, не работали ли они на его заводе. Я его убедила, что нет, ведь они жили в Красноярске, и приезжали только в гости к бабушке. Да еще сказал: «Странно, что родители дали Вам почти одинаковые имена». А я объяснила, что тебя Мариной назвали, потому что родители помешаны на поэзии Цветаевой, а меня Марией просила назвать бабушка в честь своей мамы. Потом спрашивал, где я учусь, да не трудно ли мне в медицинском институте.
– Но с чего ты так раскраснелась, глаза заблестели?
– Я просто отвечала на его вопрос, успела ли я, как врач, кого-нибудь спасти. А я как раз на этой неделе определила корь у ребенка, которого «скорая» привезла с диагнозом «ложный туберкулез». Как можно было так ошибиться! Сыпь совершенно другой локализации: при ложном туберкулезе – так называемые «носки и перчатки»…
– Да, я помню-помню, вы с мамой весь вечер возмущались.
– Вот и все наши разговоры, расслабься.
После ухода Виктора Александровича с двери исчезла табличка «Спецобслуживание», и стали заходить другие посетители. Марина опять остро почувствовала, что «эти люди – непростые», но, наверное, шампанское ее слегка подогрело, решила выяснить все сразу:
– Андрей, ты отцу деньги должен?
– Конечно, нет! – он даже кофе поперхнулся. – С чего ты взяла?
– Сам сказал, что должник. И еще сказал, что за подарок рассчитаешься.
– А, вот ты о чем. Была одна неприятная история, в которой отец неожиданно мне помог, но не деньгами, скорей, – житейским опытом. И не спрашивай подробности, тебе будет неприятно. А за гараж я просто рекламу его компьютерных фирм буду бесплатно размещать.
Марине все равно стало неприятно, что Андрей от нее что-то утаивает. После кафе они еще покатались по вечерней Москве, а на Воробьевых горах вышли и немного постояли. В машине играла приятная музыка, витал аромат чайной розы. Андрей нежно взял ее за руку, и Марина снова почувствовала доверие и близость. Но, когда вернулись домой, и Маша тактично скрылась в комнате, она не стала рассказывать ему о своих проблемах, а поскорее распрощалась, сославшись на усталость.
13
Он уехал в командировку улаживать свои дела, а у меня началась весенняя сессия. Шли дожди, у меня часто болела голова, чувствовала я себя отвратительно и не сразу поняла, что беременна. Решилась поговорить с соседкой, куда надо идти в таких случаях. Та все растолковала, посочувствовала мне, что я «залетела» и выдала фразу, что все мужики сволочи. Перед последним экзаменом я пошла в женскую консультацию. Похожая на мясника тетка в кабинете равнодушно предложила раздеться и ложиться на кресло. Сижу на краешке кресла, не зная как надо лечь.
– Ну и бестолочи: как под мужика ложиться, знают, и как на кресло – не сообразят.
Стискиваю зубы от боли и стыда.
– Десять недель. Будешь рожать или на аборт пойдешь?
– Я не знаю.
– А кто будет знать? Учти, аборт делают до двенадцати недель, а у меня талоны.
– Я подумаю.
Выхожу на работу. Его еще нет! Почему? Жду, может Кавалерия что-то скажет. Наконец, сделав равнодушное лицо, спрашиваю о нем.
– Задержался по семейным делам.
И больше ничего, даже Надежда не приходит. Что за дела? И когда он приедет? Меня тошнит, могу есть только салат из свежей капусты. Хожу в столовую после всех, чтобы не заметили. Вздрагиваю от каждого стука и шороха, не могу оторвать взгляд от двери. Кавалерия ругает меня за невнимательность. Из последних сил держу себя в руках. Отчаяние, затем апатия, мне кажется, что никогда он больше не приедет.
