Анна Фрай
Остатки
Старик замирает в ужасе. Несколько раз оборачивается. Никого, кроме редких прохожих в тёплых куртках. Ногам становится холодно. Он смотрит вниз и видит, что стоит посреди огромной лужи, а его осенние ботинки начинают промокать. Вспомнив, что что-то потерял, он осматривает свои руки и не находит авоськи. Зато находит перчатки и шерстяное пальто. И трость. Она всё ещё с ним, и на сердце теплеет. Найдя поблизости скамейку, Старик усаживается на неё, кладёт на колени трость, и думает. Мимо проходят мамы с колясками, пробегают стайки детей, деловито спешат мужчины и звонко стучат каблуками женщины. А он сидит и мелко дрожит. Но не от холода. Старик плачет. Хотелось бы вспомнить о гордости, о достоинстве, но больше не получается. Он может лишь ощущать себя абсолютно беспомощным. Как несправедливо. Как больно. И совсем нет сил понять, что происходит. Вспоминается, какой понятной и просто была его жизнь на той стороне дороги, там, где выбоины на тротуаре и перекошенные заборы, заросшие клумбы и зелёные деревья. Там, где царила доброта и тепло, где за каждым окном горела чья-то любовь, и никто и знать не знал о том, что такое одиночество и беспомощность. Раньше, когда он был моложе, они с соседями собирались и дружно помогали кому-то чинить крыльцо, латать крышу, таскать дрова. Машин тогда было мало, и светофоров почти не было. Зато все ходили друг к другу в гости и знали, когда у кого день рождения. Целыми дворами собирались они, чтобы отпраздновать чью-то свадьбу. Все несли подарки, кто что мог. В узких переулках не стихал детский смех. Со временем дети выросли и разъехались, остались старики. Некому стало чинить и латать. Дни рождения заменили списки тех, к кому уже не никогда не пойти в гости, разве что с парой гвоздик. Таковы правила жизни, какими они были там, на той стороне дороги. Дома. Старик понимает, что ему нужно вернуться домой. Он больше не хочет ни в какой магазин, чёрт с ним с магазином.
– Вам нехорошо?
Чужой вопрос перебивает его размышления. Он поднимает голову – и никого не видит. Смотрит налево, направо, даже для верности задирает голову вверх. Ничего. Тот, кто зада ему вопрос, просто исчез. Старик смотрит перед собой и не видит лужи, в которой совсем недавно стоял. Широкой и глубокой. Она исчезла тоже. И трость.
Он в панике подскакивает со скамейки, нога тут же даёт о себе знать резкой болью. Пару минут приходится простоять, согнувшись в три погибели, пока не отпускает. Не хватало ещё, чтоб старое тело совсем отказало. Тогда он точно не выберется, а он должен. Для этого ему надо найти трость. Старик осматривает скамейку со всех сторон, но не находит и следа пропажи. Просто уму непостижимо, куда она могла деться, ведь он уверен, что она лежала у него на коленях. Или не лежала? Или он опять ошибся? Может, он потерял её на тротуаре, и она валяется там? Он внимательно смотрит вокруг. Ничего. Наверное, скатилась на проезжую часть и за бордюром её не видно. Он с облегчением выдыхает, конечно, так и есть. Дорожка явно с уклоном, вот трость и скатилась, упав с колен. С усилием доковыляв до дороги, он вновь разочаровывается. Руки опускаются в бессилии. Ему нужно домой. Как же он теперь доберётся до дома, нога болит слишком сильно.
– Вы что тут стоите? Идёмте, идёмте!
Незнакомая женщина подхватывает его под локоть и тащит за собой. Старик снова пытается сопротивляться, но получается не особо успешно. Она торопится, ему приходится идти быстрее, нога начинает ныть невыносимо. Другие люди тоже куда-то бегут, стекаются из дворов, зданий. Они безмолвно, целеустремлённо движутся в едином направлении, будто ими руководит что-то сверху.
– Погодите, у меня там… трость…
– Какая трость? Вы что? Быстрее!
Толпа растёт, стремительно течёт всё быстрее, синхронно поворачивая то в одну сторону, то в другую. Гул и шум нарастают. Ярких красок вокруг уже не видно. То ли они пропали, то ли они незаметны отсюда. Четкие ровные линии исчезли. На этом перекрёстке будто отсутствует целый дом, а за тем парком – целый квартал. Как могли испариться здания? Никто вокруг не улыбается, все мрачны. Старик дёргается, пытается вырвать руку. У него не получается. Он не хочет с этими людьми никуда идти. Он не хочет петлять по исчезающему городу. Ему нужно домой. На ту сторону.