Анна Алекс
Второй шанс. Начало новой жизни
– Киллиан!.. – прошептал император со слабой ухмылкой на губах, но застывшие слёзы на глазах выдавали всё состояние.
Матросы на судне адмирала Апраксина заприметили шлюпку и поспешили с помощью спасательных кругов поднять её на палубу. Действия выполнялись быстро и конкретно, поэтому через пару минут члены экипажа затонувшего корабля Liberty оказались на борту.
Ещё через мгновенье корабль причалил к берегу.
Пётр Алексеевич поспешил к нему одним из первых.
Люди постепенно покидали судно.
И вот перед его взором предстала не самая лучшая картина, из-за которой сердце пронзило острой иглой.
Киллиана аккуратно нёс на руках Винсент. Он остановился возле императора и осторожно присел на колени, укладывая голову капитана Форда сверху. И только сейчас император увидел, насколько глубоко вонзилась щепка корабля в грудь молодого парня с невероятно чистыми, как небо, глазами.
Его величество, всё ещё одетый в лёгкий шлафрок, не зацикливаясь на нормах этикета, сел рядом с ними.
Он потянулся рукой к щеке Киллиана и тихо произнёс:
– Прости…
***
Я пришёл в себя, когда почувствовал касание тёплой руки. Веки слабо дёрнулись, и получилось приоткрыть их.
– Пётр Алексеевич, – вяло промямлил я и тут же закашлял.
– Тише-тише, не говори, ты ещё слаб, – протараторил его величество, крепко взял мою ладонь.
Взгляд сфокусировался на его лице, и я увидел засохшие дорожки от слёз и намокшие тёмные глаза императора.
– Пётр Алексеевич… Почему вы плачете?..
Он грустно заулыбался и, прикрыв веки, отвернулся вбок, в тот момент очередная капля потекла по левой щеке.
– Прости меня, Киллиан, я не послушал тебя и…
Крепче сжав его ладонь, я тихо, но уверенно произнёс:
– Пётр Алексеевич, это не ваша вина, прошу, не извиняйтесь!
Шторм в море окончательно прекратился, оставив после себя небольшие волны и обломки кораблей. Вдоль берега дул лёгкий ветерок, на котором легко и непринуждённо развивались каштановые кудри его величества. Лицо Петра больше не дёргалось, оно было расслаблено как никогда раньше. Взгляд тёмных глаз был наполнен братской нежностью, с которой он смотрел на меня.
Винсент, держащий мою голову на своих коленях, всё это время аккуратно снял с меня мундир, оставив только рубашку. В области груди багровело пятно, из которого торчала деревянная щепка. Никто не собирался её изымать, ведь все прекрасно знали, что это приведёт не к самым лучшим последствиям.
Рана была глубока и, к сожалению, смертельна.
На счету была каждая секунда, поэтому я торопился запомнить самые мельчайшие детали этого мгновенья.
Пётр Алексеевич всё так же крепко сжимал мою ладонь и не спешил её отпускать, выражая свои эмоции через касание.
Я его понимал, трудно подобрать слова, когда близкий человек умирает на твоих глазах.
– Капитан Форд, – послышался голос Меншикова, который разбавил траурную тишину.
Я слегка наклонил голову в его сторону, а Алексашка, в свою очередь, присел рядом с императором и взглянул на меня, виновато поджав губы.
– Капитан Форд, простите, я был не прав. Моя упрямая личность заранее настроилась против вас, и это была большая ошибка, – он отвёл глаза в сторону. – За всё это время вы показали себя как настоящий лидер, ответственный капитан и, что самое главное, прекрасный товарищ. Простите, что всё так вышло.
Меня тронула его речь. Несмотря на все причуды с государственной казной, Меншиков действительно сделал немало хорошего для Петра и Российской империи.
– Александр Даниилович, – Меншиков повернулся ко мне. – Спасибо.
Мы улыбнулись друг другу, и я вновь вернул взгляд на его величество.
Силы стремительно покидали моё тело, из-за чего веки стали закрываться всё медленнее и тяжелее.
Пётр Алексеевич неожиданно отпустил мою ладонь и потянулся к своей руке. Краем глаза, очень расплывчато я заприметил перстень.
– Киллиан, – осторожно произнёс он, после чего надел кольцо на указательный палец моей левой руки.
Холодный металл приятно успокаивал горящую огнём кожу.
– Спасибо, что ты так ярко появился в моей жизни. Твой корабль Liberty и вправду подарил всем нам свободу, – его величество ласково улыбнулся и продолжил речь: – Этот перстень научил меня очень многому, и если верить фразе на нем, то самым важным учителем стал ты. Поэтому в сей ситуации для меня огромная честь передать родному человеку, который добавил в мои императорские будни яркие краски и показал, что жизнь надо любить и ценить каждые моменты, подаренные ею, это кольцо.
В тот момент эмоции накрыли меня окончательно.
Воздух в пробитые лёгкие перестал попадать, и я понял, что время пришло.
В речи Петра Алексеевича была сказана очень важная фраза: «Жизнь надо любить и ценить моменты, подаренные ею». Всем нам дан только один шанс пройти весь этот путь так, как мы захотим. И вряд ли будет предоставлена возможность, чтобы что-то исправить. Жить надо здесь и сейчас. Шанс один, а второй надо очень постараться заслужить.
– Спасибо вам за всё… – прохрипел я на оставшихся силах, после чего с моих уст сошло последнее издыхание…
Часть III
Глава XI. Дом
Мои веки слабо дёрнулись, когда до разума донёсся писк кардиомонитора. Почувствовав тепло чьей-то руки на своей ладони, я немного приоткрыл глаза и увидел перед собой её.
Девушка в медицинском халате безмятежно спала на стуле, каштановые волосы были завязаны в пучок, но пара волнистых прядей выбивалась и падала на аккуратное личико.
Я слабо сжал её тоненькие пальчики, и взгляд зелёных глаз тут же метнулся в мою сторону.
– Кирьян!.. – на выдохе прошептала девушка и ринулась к двери реанимации. – Покровский! Покровский где?! Светик, прошу тебя, скажи Виктору Константиновичу, что его друг пришёл в сознание! Он на улице, скорее всего.
– Хорошо, Рита Александровна, уже бегу! – откликнулась медсестра и побежала вниз.
Шатенка облегчённо выдохнула и обернулась ко мне, она прислонила ладонь к стеклу и устало улыбнулась.
– Спасибо, – одними губами произнесла девушка.
В этот момент к ней подбежал нервный Витя, и, обменявшись с коллегой парочкой слов, он зашёл в палату, а шатенка молча развернулась и ушла.
С его приходом в нос сразу ударил запах табака.
– Не бросил… – прохрипел я, смеясь.
Покровский отключил прибор с искусственной подачей кислорода, и я смог по-человечески дышать.
– С тобой-то бросишь! – заулыбался друг, а сам присел на тот же стул и закрыл глаза рукой. – Дурак, как же ты меня напугал.
Я впервые видел, чтобы Витя был таким растерянным, а уж тем более с расширенными зрачками. Для человека, который вечно на позитиве, это огромная редкость.
– Фелисов, ты… ты… ты… негодяй! Я не знаю, какие оскорбления ещё против тебя применить, – сурово произнёс Покровский, – я за эти три дня твоей комы чуть не повесился сам!
– Комы? – шокированно взглянул я на него.
– Представляешь! Кир, ты в аварию попал, у тебя остановка дыхания была! – тараторил Витя, как в страшном бреду, снова переживая этот день. – Ближе к полночи меня вызвали в приёмную с новостью о пострадавшем в ДТП, я пошёл вниз как ни в чём не бывало. Тут забегает бригада скорой и даёт медицинскую карту, а мне, знаешь ли, вообще не до неё стало, когда я увидел твоё бездыханное тело с искусственной подачей кислорода. Дальше всё как в тумане, сразу поехали в операционную, потому что у тебя была многооскольчатая травма груди, я уже начал было надевать перчатки, как ворвалась Рита и настояла на том, что операцию проведёт она. Первое правила хирурга: не резать родственников и близких тебе людей. Эмоции могут взять вверх.
– Но так она ведь… – я помедлил, не зная, как сформулировать мысль.
– Что? Была в тебя влюблена? – не задумываясь произнёс друг. – Да, была, и чувства не проходят, но если выбирать между нами двумя, то к тебе я привязан намного сильнее и любое неверное движение на стрессе – ты труп.
В палате повисла тяжёлая тишина, кардиомонитор всё так же пищал, а левая рука, на которой был зафиксирован катетер, неприятно изнывала при поступающей жидкости с капельницы.
– Операция прошла успешно, но в сознание ты так и не пришёл. Эти три дня комы были, наверное, самыми страшными за всю мою жизнь, Кир. Я боялся. Очень сильно боялся. Я, двадцатисемилетний мужчина, впервые по-настоящему испытал дикий страх за кого-то.
Зрачки Покровского были в два раза больше обычного. Закончив рассказ, он закусил губу и прикрыл глаза, часто дыша.
– Вить, прости, – тихо прошептал, с болью смотря на убийственное состояние друга. – Я не помню, правда, как и что случилось, но чувствую огромную вину за то, что заставил тебя нервничать.
Он убрал руку, и мне вновь предстал обзор на его покрасневшие от усталости глаза, а также глубокие синяки под ними. Покровский посмотрел в окно, вид из которого открывался на вечернюю Москву, затем вновь сконцентрировался на мне и крепко взял за ладонь.
– Ладно, проехали, жив – и на том спасибо! – улыбнулся Витька, после чего немного рассмеялся. – Расскажи хоть, как там? На свет в конце тоннеля, надеюсь, не пошёл?
– Не поверишь, вместо тоннеля со светом меня встретил Иван Грозный и Пётр Первый!
– Тебе даже в коме история чудится?! – удивился друг. – Ну и что, тебе Пётр Алексеевич титул императора не завещал?
В ту минуту меня окатило холодной водой осознания: перстень.
Я тут же замешкался и посмотрел на руку с катетером. Лучше не стало. Теперь уже табун мурашек прошёлся по моей коже.
Золотое кольцо всё так же находилось на указательном пальце. Оно не было императорским, но и не было моим.
Витя увидел моё смятение и непонимающе спросил:
– Кирьян, всё в порядке?
– Д-да, да, – неуверенно сглотнув, я вернул взгляд на друга, – просто вспомнил кое-что.
Покровский со скепсисом оценил моё поведение, но вникать, видимо, особо не хотел. Он в своём белом и чистом, как мартовский ландыш, халате встал со стула и подошёл к капельнице, перевернув тюбик с новой жидкостью, а потом вновь вернул своё внимания на меня.
– Значит, так, дорогой наш пациент Кирьян Сергеевич, понаблюдаем за твоей динамикой, если всё будет в норме, то через два дня переведём в палату, а там ещё пару денёчков – и домой.
Витя в свойственной ему манере кокетливо подмигнул и, развернувшись на пятах, направился к выходу из реанимации.
– Отдыхай, историк! – кинул он напоследок и скрылся за дверью.
– Очень смешно! – крикнул я ему вслед.
Врачебный юмор – та ещё тема, я бы даже сказал убийственная. Вряд ли вы от обычного человека услышите фразу об отдыхе после комы, ты и так какой-то период лежал и ничего не делал, так теперь тебе говорят делать то же самое, чтобы восстановиться после первого. Вот занятие, конечно.
Делать нечего, ослушаться медицинских рекомендаций я не мог, тем более ослушаться Покровского.
И только стоило мне отчаянно вздохнуть, как в палату вновь вошли.
– Спишь? – раздался женский голосок.
– Нет конечно, а сейчас при виде тебя и вовсе глаз не сомкну, – улыбнулся Рите и постарался максимально удобно сесть.
– Не-не, лежи, – она подошла ближе и внимательно посмотрела на кардиомонитор, – тебе сейчас лучше лишних движений не делать.
Недовольно фыркнув и закатив глаза, с обидой спросил у шатенки:
– Почему вы ко мне относитесь как к дедушке, который от каждой физической деятельности отключается?
Рита тихо рассмеялась и укоризненным взглядом зелёных глаз посмотрела на меня.
– Учитывая твою любовь к истории, ты настоящий пенсионер!
– Ха-ха-ха, браво, Третьякова, кубок по сарказму снова достался тебе! – наигранно изобразив свой восторженный смех, я осмотрел её с ног до головы.
– А с твоей актёрской игрой всё так же плохо, Фелисов.
Обменявшись колкостями в адрес друг друга, мы синхронно засмеялись. Рита посмотрела в сторону окна и целенаправленно направилась к нему.
– Не против?
Поняв, что она собирается сделать, я покачал головой.
Форточка открылась, и в реанимационную палату залетел приятный запах свежести. Лёгкий ветерок прошёлся по каждому сантиметру тела и, дойдя до кончика носа, начал его приятно щекотать. В тот момент я почувствовал вкус свободы. Странное ощущение, на самом деле, особенно когда все твердят, что ты только что вышел из комы, а ты этого даже не осознаёшь. Я читал много книг и смотрел огромное количество фильмов, где чуть ли не каждый второй попадал в такое состояние и чувствовал его совершенно иначе. Почему тогда со мной случился такой исторический перенос? Почему я прекрасно осознавал все свои действия и чувствовал всё в реальном времени? А может, я и вовсе попал в свои прошлые воплощения? Ведь существует такая тема, как реинкарнация, и, видимо, пока моё тело находилось в отключке, душа отправилась на поиски своих старых обличий. Вряд ли мне удастся добраться до правильного ответа, но последняя версия устраивает больше всего.
– Покровский! Брось сигарету! – из раздумий меня вывела угрожающе-шуточная интонация шатенки, взгляд которой смотрел вниз, где, судя по всему, находилось крыльцо больницы.
– ДА НУ РИТА! – послышалось с улицы. – Я ЧУТЬ-ЧУТЬ!
Девушка показала ему кулак. Вся эта картина со стороны выглядела так, словно мама отчитывает маленького мальчика за то, что он взял чью-то игрушку.
– Покровский, чуть-чуть было минут пятнадцать назад, – сурово прокричала она. – Какая это по счёту за час? Десятая? Двенадцатая?
– Я ДУМАЛ, ТЫ ЛУЧШЕГО МНЕНИЯ ОБО МНЕ!
С этой фразы я уже посыпался окончательно, и Рита с улыбкой, но с закатанными глазами взглянула на меня а-ля «Угомони своего дружка».
– Бросай давай! Мы вроде договаривались, что, когда есть потребность в никотине, ты завариваешь себе ромашковый чай и пьёшь его литрами, пока даже мысли о сигарете не останется.
– Серьёзно? – удивлённо взглянул я на шатенку.
Третьякова кивнула, но всё ещё прожигающее смотрела на коллегу.
– Я ОТ ТВОЕГО ЧАЯ КАЖДУЮ СЕКУНДУ НОСИК БЕГАЮ ПРИПУДРИТЬ!
Рита залилась звонким смехом и показала палец вверх.
– Так, граждане хирурги, я понимаю, у всех сложный день и нужно выплеснуть эмоции, но не при пациентах же! – послышался мужской голос примерно с окна второго этажа. – И да, Виктор Константинович, каждую лишнюю сигарету буду вычитать из вашей зарплаты!
Девушка ойкнула и поспешила закрыть форточку.
– Главврач вернулся! – она скорчила забавную гримасу и подошла к больничной койке. – Докурился Витёк.
– Ты правда внедрила ему привычку пить ромашковый чай? – с тем же шокированным выражением лица поинтересовался я.
Рита пожевала губами, что-то прикидывая в своей голове, и в качестве подытоживания кивнула.
– Кир, он очень сильно перебарщивает с ними, хотя клялся бросить ещё месяца два назад, – озадаченно проговорила девушка. – Стоило тебе попасть в кому, так он вообще от них не отлипал. Сутками сидел в твоей палате, но каждые минут двадцать выбегал покурить. Иногда даже не выходил. Мне пару раз удалось застать картину, как Покровский сидит на этом подоконнике и впускает в свои лёгкие очередную порцию никотина.
За друга стало по-настоящему страшно. Зависимость от курения – смертельная тема, в которую Витя нырнул с головой. Он, являясь медицинским работником и прекрасно зная о последствиях, перешёл эту грань дозволенного. Осуждать его никто не вправе, взрослый парень, со своей головой на плечах, и наверняка были веские причины начать.
– Чай – одно из лучших лекарств по борьбе с зависимостью, – уверенно произнесла Третьякова. – У каждого вида имеются свои лечебные свойства. Ромашка отлично справляется с чувством тревоги и заглушает желание закурить.
С минуту мы смотрели друг на друга, после чего шатенка аккуратно присела на край кушетки, стараясь не задеть меня.
Впервые за последние несколько лет я смог рассмотреть её черты лица. Маленький вздёрнутый носик, ярко-выраженные скулы, немного пухленькие алые губки, всё это было новой Ритой. От той юной девочки не осталось ни следа, на смену пришла взрослая и уверенная в себе девушка. И лишь одно оставалось неизменным. Глаза. Эти прекрасные, глубокие, как еловый лес, зелёные радужки, которые даже при мимолётном зрительном контакте заставляли сердце биться чаще.
– Я скучал… – фраза, одна единственная фраза, в которой был вложен весь смысл.
Третьякова посмотрела на меня и горько улыбнулась. Слабо покачав головой в отрицании, она молча встала, после чего направилась к выходу. Дверь за её силуэтом захлопнулась с характерным скрипом.
И вновь тишина. Болезненная тишина отказа.
Глава XII. Между нами
Начало сентября, как всегда, выдалось суматошным абсолютно для всех студентов. Всё-таки за летние двухмесячные каникулы каждый расслабился и наверняка был не очень настроен вступать в новый бой со знаниями.
И я, конечно же, не исключение. С головой нырять во второй курс истфака я был не особо готов. Летнюю сессию сдал на ура, что, кстати, стало удивлением для моей семьи и для меня самого. Никогда не выбивался в отличники, но и не халтурил. Конспект на каждой паре вёл под линеечку.
Не опоздать и вовремя зайти в кабинет, где Антонина Петровна уже вовсю вела лекции, было задачей не из лёгких, но каким-то образом она мне удавалась.
– Фелисов, удивлена! – улыбнулась женщина и по привычке поправила очки с чёрной оправой.
Я сделал шуточный поклон и присел за парту.
Итак, пара одна за другой пролетела незаметно. Настал небольшой обеденный перерыв, на который все рванули в столовую или побежали до местной кафешки. Я же взял себе стаканчик кофе и поднялся на второй этаж, где был переход между двумя факультетами. Историческим и медицинским. Там мой взгляд зацепился за высокого юношу, который, активно жестикулируя, что-то объяснял своему собеседнику.
Парень был настолько увлечён, что, не заметив перед собой человека, врезался в моё плечо.
– Вот так и думал! – протараторил блондин. – Прости, ради бога!
Его карие глаза очень быстро бегали по моему силуэту, проверяя на наличие пятен от напитка, который всё ещё был в моих руках.
– Всё в порядке, я видел, как ты заболтался, поэтому уже подсознательно готовился к столкновению.
– И не ушёл? – с хитрым прищуром, словно лис, спросил он.
Решив передразнить паренька, я точно так же сощурил глаза и коварно улыбнулся.
– Не ушёл, хотел узнать, о чём ты так воодушевлённо рассказываешь.
Его собеседник, видимо, посчитал нужным сбежать с места происшествия, поэтому стояли мы наедине, и только пара человек проходили мимо, вовсе не обращая внимания на забавные гляделки.
– Витя.
– Кирьян.
Мы пожали друг другу руки.
– Медик? – с ухмылкой спросил я.
– Хирург! – с энтузиазмом ответил новый знакомый. – Покровский Виктор Константинович, запомни, скоро это имя будет звучать во всех больницах Москвы.
Он изобразил жестами, что поправляет невидимую корону на своей светлой голове, из-за чего я заметно напрягся. Не совсем люблю людей с высоким мнением о себе.
Витя же спустя пару секунд властной позы не выдержал и звонко рассмеялся.
– Расслабься, Фелисов, я шучу, – улыбнулся он и вернул свой хитрый прищур карих глаз.
Я улыбнулся ему в ответ, но вновь замер на месте.
– Фелисов?.. Откуда ты…
Покровский поднёс указательный палец к губам и тихо произнёс:
– Птичка нашептала!
Лис. Точно лис.
***
– Вот и я ей говорю…
– Вить, тебя Русик искал, что-то срочное!
Мы с Покровским гуляли по университетскому скверу и обсуждали зимнюю сессию, из-за которой я нервничал, а Витёк, наоборот, чуть ли не шёл вприпрыжку. Довольно странная картина, потому что он первокурсник и у него ещё экзаменов не было до этого времени, а для меня – уже третий.
Будущий хирург оживлённо рассказывал про преподавательницу, которая очень хотела его завалить, но он этого сделать, конечно же, не позволил. Чем закончилась данная история, я так и не понял, потому что к нам подбежала девушка с очень приятным запахом духов, от которого поначалу чувствовались нотки иланг-иланга, а после – лёгкий кофейный шлейф.
– А он не может подождать? – спокойно спросил Покровский.
– Ты же знаешь Руслана, ему надо здесь и сейчас, – шатенка, видимо, процитировала этого молодого человека.
Витя повернулся в мою сторону и вновь сощурил карие глаза.
– Ну-с, Кирьян Сергеевич, вынужден вас покинуть, простите, если где был не прав, не поминайте лихом! – он драматично вздохнул и накинулся мне на шею, роняя в сугроб.
– Иди давай, актёришка! – смеясь и задыхаясь одновременно, я стал скидывать с себя не очень-то и худого друга, как могло показаться на первый взгляд.
После долгой борьбы с ногами и руками Покровский всё же лёг на спину и, закинув руки за голову, посмотрел на девушку, которая молча наблюдала всю эту картину минут десять.
– Вот так вот, Ритулик, даже друг меня не ценит!
Пока он там распинался, я швырнул ему в лицо снежок.
Глаза Покровского округлились, по его возмущённому виду стало ясно, что сейчас что-то взорвётся, тогда-то я понял, что мне пришёл конец.
– Витя! – моим спасением стала шатенка. – Руслан ждёт.
Он поднялся, отряхнулся от снега и начал тыкать в меня пальцем со злобной улыбкой.
– Тебе повезло!
– И я тебя тоже очень люблю!
Покровский передразнил меня и всё же пошёл в сторону универа.
С минуту я лежал в сугробе, пытаясь отдышаться, как в мою сторону протянули ладошку с тоненькими пальчиками.
Жест был довольно неожиданным, обычно парни подают руку девушкам, а тут вышло наоборот. Я протянул свою ладонь в ответ, но встал всё же самостоятельно. Мы стояли достаточно близко друг к другу, и сразу было понятно, что шатенка чуть ниже меня.
Красивые зелёные глаза с любопытством всматривались в мои черты лица, что вызвало лёгкую улыбку.
– Что? – немного смеясь, спросила незнакомка.
– Ничего, просто ты очень внимательно на меня смотришь, – проговорил я и заметил, что мы всё ещё держимся за руки. – Почему ладошки такие холодные?
Щёки на её лице заметно покраснели – то ли от внезапного порыва холодного ветра, то ли от столь близкого контакта.
– Они всегда такие, – вместе с улыбкой на лице показались маленькие ямочки.
– Значит, надо скорее их отогреть, Рита, – произнеся эту фразу, я взял и вторую её руку и поднёс к лицу, после чего принялся согревать ладони своим дыханием.
Наверняка у прохожих мы вызывали достаточно странные эмоции. На улице довольно-таки холодно, порывами дует сильный ветер, а мы стоим как вкопанные посреди сквера и смотрим друг на друга, словно попали в любовный роман.
– У тебя очень красивые глаза, Кирьян, – на тон тише проговорила шатенка.
– Да, но они не такие глубокие, в отличие от твоих, – прошептал на выдохе и натянул самую обворожительную улыбку.
Рита потихоньку выбралась из хватки и сделала шаг назад, её прекрасное личико было почти полностью красным от холода, поэтому девушка зарылась носом в оранжевый шарф.
– Мне пора, рада знакомству, Кирьян!
– Взаимно, Рита!
Она вновь посмотрела в мои глаза и напоследок подмигнула, после чего быстрым шагом направилась в сторону университета.
Под конец разговора возникло приятное и волнительное чувство эйфории, что стало абсолютно новым и необъяснимым ощущением для меня.
***
Последние числа июня выдались слишком нервозными. Сдача всех экзаменов и проектов прошла успешно и осталась позади. Точно так же, как и четыре года обучения бакалавриата вместе с двумя годами магистратуры.
Получив свой диплом, я открыл себе прямую дорогу в светлый карьерный путь. Также повстречал невероятную девушку Катю, в которую влюбился с первого взгляда. Эти карие глазки и милейшие веснушки врезались в мою голову и не выходят из неё по сей день.
Вчера мы отметили полгода отношений, а сегодня у меня была назначена встреча с не менее важным человеком в моей жизни.
Стрелки наручных часов показывали половину двенадцатого. Ночное небо, к сожалению, было закрыто тёмными дождевыми тучами, которые готовились обрушаться ливнем на Москву. Гром гремел после каждой вспышки молнии. Увы, но такое состояние было не только у погоды.
– Нам надо прекратить общение, – твёрдо произнесла девушка, но застывшие на глазах слёзы и небольшая дрожь в руках прекрасно отражали все чувства.
Я занервничал. Взгляд стал цепляться за каждое движение шатенки после окончания столь мучительного заявления.
Рита отвернулась и тихонько всхлипнула, вытирая скатившуюся слезу тыльной стороной ладони.
Вторую руку держал я, мягко поглаживая большими пальцами гладкую кожу.
– Но, ромашка, почему? – так же тихо поинтересовался у подруги, искренне не понимая причину.
Молния сверкнула в очередной раз, и после неё на кончик носа упала первая капля, за которой последовали все остальные, становясь полноценным ливнем.
Телефон разрывался от пропущенных СМС и звонков. Большинство из них были Катины. В столь поздний час и отвратительную погоду многие сидели дома и смотрели фильм, закутавшись в тёплый плед. Лишь двое, сидя на лавочке в центре парка, готовились потерять друг друга навсегда.
Каштановые, и без того волнистые волосы Риты стали ещё сильнее кудрявиться из-за влаги, её белый топ был уже насквозь мокрым, но домой она явно не торопилась.
За несколько лет нашего общения я очень привязался к этой девчонке. Она стала моим лучиком солнца во всём. Этой светлой души человек всегда находил решение из любой сложной ситуации и мог решить абсолютно все проблемы, но не свои. И сейчас видеть её слёзы было огромной мукой.
– Почему? – прошептала Третьякова и посмотрела прямо в мои глаза. – Потому что больно. Я люблю тебя, Кир. Очень сильно люблю. И понимая всю серьёзность своих чувств, прекрасно осознаю то, что мы друг друга погубим. Я хочу, чтобы ты был счастлив в отношениях с ней и не вспоминал обо мне.
Зелёные глаза смотрели прямо в душу, из-за чего становилось сложнее контролировать свои эмоции. Капельки дождя попадали прямиком на её красивое личико и мешались вместе со слезами, которые она так тщательно пыталась скрыть, и у неё это получалось. За весь разговор я увидел только одну одиноко скатившуюся слезу, остальные Рита просто не подпускала, каждый раз кусая потрескавшиеся губы и заглушая тем самым прилив слабости.
Конечно, я знал. Я прекрасно видел этот влюблённый взгляд и понимал её чувства. На одной из прогулок примерно спустя месяц моих отношений Ри вручила мне письмо с просьбой прочитать тогда, когда посчитаю нужным. До сих пор оно хранится на полке рядом с нашей фотографией в рамочке, где я, Витёк и Рита стоим на фоне того самого университетского сквера.
– Если тебе будет легче, то я готов отпустить всё то, что было между нами, – неуверенно произнёс я, сильнее сжав тонкие пальчики. – Спасибо, что ты так ярко появилась в моей жизни. Ты всегда будешь в моём сердце, Рит.
Шатенка сдержанно кивнула и, вытянув руку, медленно встала с полностью промокшей лавочки.
– Пока, родной, – улыбнувшись в последний раз, она обхватила себя руками и, опустив голову, побежала в сторону дома.
В полном опустошении и в разбитом состоянии Рита оставила меня навсегда…
***
– Другое окно, историк! – кричал Покровский, высунувшись из форточки третьего этажа, и после каждого моего промаха посмеивался.
– Я не виноват, что на втором этаже окна в пятую и шестую палату находятся рядом! – разочарованно отозвался я и снова кинул маленький камень.
Неделю назад я выписался из больницы и вернулся в свой стабильный ритм жизни. Первым делом, конечно же, поехал на квартиру, где меня ждал Марсель. По его эмоциям было не особо видно, что он рад, но я знал: пушистик скучал. На следующий день пошёл в МГУ к своим детям, их счастью не было предела, они даже тортик купили в честь возращения любимого преподавателя.
А прямо сейчас под конец рабочего дня я сел в машину и направился к НМХЦ имени Н. И. Пирогова. По пути была небольшая лужайка из полевых цветов, где я заприметил ромашки, поэтому немедленно остановился и сорвал пару штучек.
Предварительно созвонился с Витей и озвучил свой план, он воодушевился и обещал помочь.
В итоге я уже минут пять стою на крыльце больницы с букетом и пытаюсь с помощью подручных средств позвать одного милейшего человека. В то время как мой дружок вместо обещанной помощи наблюдает все эти попытки Ромео вызвать Джульетту и в открытую ржёт. Ну, осуждать его я не стал, потому что Покровский вычислил, в какой палате будет Рита.
– А вы не могли побольше маленьких камней разбросать?! – уже возмущённо кричал я.
– Прости, историк, у нас просто мало таких романтиков, которые стёкла хирургического центра пытаются разбить!
– Ну всё, Виктор Константинович, ты договорился, сейчас найду орудие в разы больше, и оно полетит в тебя!
Светлая голова тут же спряталась за стенку, а после вновь высунулась, но уже с лисьим взглядом.
– Не имеешь права, это статья! – крикнул Витя и хитро улыбнулся.
Я опустил руки и присел на ступеньки больницы, – видимо, Третьякова не собиралась выходить. На одну из ромашек присела божья коровка и очень быстро перебежала с белых лепестков на мои пальцы. Я улыбнулся. Приятное щекотание от малюсеньких лапок немного подняло настроение.
– И долго ты планируешь там сидеть? – неожиданно послышался женский голосок.
Я тут же подскочил на месте и повернулся лицом ко второму этажу, краем глаза замечая, как Покровский на третьем сложил руки в лодочку и положил на них голову, наблюдая дальнейшую развязку событий с самодовольной ухмылкой.
– Ритулик, привет, – помахал я ей букетиком.
– Привет, – улыбнулась девушка. – Принц есть, цветы есть, а где ж коня своего верного потерял?
– Так, а я не понял, – вот и он, собственно, господин Покровский. – С каких пор я конь? Не-не, меня такой расклад не устраивает!
Третьякова подняла голову вверх и послала Вите воздушный поцелуй, а он, поддержав пантомиму, принял его и, прислонив к сердцу, сделал вид, что падает.
– Вот же лис! – крикнул ему вместо комплимента актёрской игре.
Шатенка вновь переместила свой взгляд вниз. Хоть на улице и было темно, фонари на территории больницы давали хорошее освещение.
– Спустишься? – неуверенно спросил я.
Рита склонила голову вправо и лукаво улыбнулась. В её глазках стал читаться детский азарт.
– Заманчивое предложение, но у меня пациенты…
– Я подменю! – тут же донеслось сверху.
В сторону Покровского в ту секунду стрельнули сразу две пары глаз. И если первая была с благодарностью, то вторая – с убийственным посылом.
Девушка, немного поразмыслив о чём-то, отошла от окна и, судя по всему, направилась вниз.
– Спасибо, дружище! – показал кулачок Вите.
– Пожалуйста, герой-любовник! – в ответ последовал такой же жест.
