Анна Алекс
Второй шанс. Начало новой жизни
– Да, после выпуска я намного быстрее пошёл вверх по званиям, но это того стоило, я ничуть не жалею, что так быстро пропрыгал с одной должности на другую. В твоём случае всё иначе. Ты рассудительный и запоминающийся человек, который в каждом звании должен оставить свой весомый след. И когда я обсудил со всем адмиральством твоё повышение из капитана третьего ранга до старшего офицера и капитана первого ранга, никто не возражал. И знаешь, я не вижу смысла плыть мне в Россию, ведь флот под названием Liberty будет под командованием старшего офицера флагманского ранга, капитана первого ранга, Киллиана Форда! И я уверен, русский император Пётр I Великий при первой же возможности заберёт такую личность, как ты, себе в лидерское войско во время Персидского похода.
В какой-то момент его речи у меня перехватило дыхание. Воздух полностью перестал поступать в лёгкие. Таких слов в свой адрес я не слышал никогда. Неужели у нас с адмиралом Морганом настолько крепкая дружба, ведь он с таким уважением и искрой в глазах говорит обо мне. До этого момента я встречал только одну личность, которая с точно такими же эмоциями, подпитанными влюблённостью, вела со мной каждый диалог и, когда мне было плохо, всячески мотивировала. Это была Рита. Она, и никто больше. До этого момента. Теперь ещё одним человеком стал Катберт.
– Я понял, спасибо, Катберт, мне очень приятно слышать это от тебя! – после трогательных слов я непринуждённо рассмеялся. – Аж прослезился…
Винсент положил руку на моё плечо и улыбнулся во все тридцать два зуба, а адмирал Морган рассмеялся вслед за мной.
– Ладно, парни, мне пора. Спасибо, что навестили! – он подмигнул нам и развернулся. – Пока, Киллиан! До встречи, Энфилд!
– До встречи, господин адмирал Морган!
– Пока, Катберт!
Итак, мы с мичманом нашей замечательной двоицей двинулись дальше в сторону моего флота с говорящим названием Liberty, что в переводе означает «свобода». Наименование и вправду замечательное, а если верить Моргану, то его придумал я. Свобода. Мне кажется, корабль с таким названием сразу всё говорит за себя, за свой экипаж и, конечно же, за своего начальника. Думаю, у Петра Алексеевича дух захватит во время нашего причаливания к берегу.
– В очередной раз восхищаюсь вами, господин Форд, господином адмиралом Морганом и вашей дружбой в целом! – протараторил Винсент.
– Благодарю, Энфилд, но восхищаться тут нечем. Мы все люди, все прекрасны и поэтому можем построить к себе такое отношение, какое захотим сами. Но для этого надо будет с уважением относиться к своим собеседникам. Эта основа, или же саженец, любой дружбы с людьми. Как хочешь, чтоб вели себя по отношению к тебе, так и веди себя сам.
Усердное изучение истории явно сказалось и на моей внутренней философской личности. Слишком часто в последние несколько лет я стал размышлять о жизни и о каких-то глубоких вопросах. Порой даже принимал на себя роль психолога, выслушивая людей и давая им советы.
Пройдя пару метров, мы достигли цели, и я восторженно присвистнул, увидев свою ласточку.
Флот был целиком деревянным, имел огромный парус и был вооружён примитивными, заряжавшимися с дула пушками. К сожалению, строительство судов стоило очень дорого и, что самое важное, требовало большого количества высококачественной древесины. А в Англии к данной эпохе уже давно было снесено огромное количество дубовых лесов. Дерево для судов часто доставляли из Северной Америки, Прибалтики и, конечно же, России.
Наш флот был небольшим, вмещал примерно до двадцати пяти членов экипажа и поэтому был построен за довольно приемлемый срок. Но вот крупные суда строились более пяти лет, в их постройке участвовали сотни плотников и других рабочих, а также ни одно дело не обходилось без специалистов высокой квалификации. Свыше трёх тысяч рабочих трудились на постройке флотов, ими руководили сотни офицеров и инженеров, как их называли в то время – «морских архитекторов».
Если мне не изменяет память, то в английском флоте существовала огромная разница в условиях жизни на кораблях матросов и офицеров. Один из самых низких офицерских чинов – лейтенант – часто жил в отдельной каюте. А что самое удивительное, каждый вечер офицеры обедали в комфортабельной кают-компании. Коки никогда не смели подать одно и то же блюдо в разные дни. Всегда на столе было большое разнообразие. Отличалось и первое, и второе, и компот. Столы накрывались нарядными скатертями, сервировались фарфоровой и серебряной посудой. У каждого офицера был слуга, стоявший во время обеда у него за спиной. Наверняка мне тоже предоставят такого человека, поскольку Винсент – член экипажа, мичман, он не является слугой, он один из главных по командованию флота.
На корабле буквами с золотым отливом было выведено Liberty, и, видимо, это была самая эффектная деталь всего судна.
Один из морских архитекторов склонился в приветственном поклоне и предложил осмотреть флот. Мы с Энфилдом не упустили такую возможность.
На палубе было ещё пару строителей и архитекторов, которые заканчивали работу. Также здесь активно жестикулировал слуга одного из офицеров, выдвигающихся с нами в Россию, требуя переноса всех вещей и припасов для переправы, когда он увидел нас, сразу же замолк, задержал взгляд на мне и медленно, словно виновато, поклонился. А после сам пошёл за вещами, отстав от обычных матросов.
Будет забавно, если этого человека приставят ко мне. Ох я его тогда дискуссией о воспитании замучаю и нормы морали почитаю, как это делала нам моя учительница на уроках обществознания.
Глава
VII
. Старший офицер – Киллиан Форд
– Чугунный балласт и бочки с водой?
– Есть, господин мичман!
– Помпы и льяло?
– Имеются!
Атмосфера на корабле Liberty в столь ранний час была весьма задорной и довольно ответственной. Я зашёл на палубу в парадном одеянии отнюдь не самым первым. Здесь уже вовсю командовал матросами мой дорогой Винсент. Совсем скоро наше судно отчалит в Россию, где нас уже дожидается сам Пётр Алексеевич. Именно поэтому мичман проверял поголовно снаряжение корабля, пока другие члены экипажа, в том числе такие офицеры, как я, грузили багаж. Но за меня этим делом занялся мой слуга – Гораций.
Понапридумывают эти имена, а потом ходи, мучайся, заплетай язык. Нет бы по-русски: Петька, Васька, Колька, Митька. Нет, вы что! Гораций – и только Гораций. Для себя я решил называть его Гошей.
Всё-таки этот корабль находится под моим командованием, и я хочу полностью ему соответствовать, а не засиживаться по каютам, как офицеры званием ниже моего.
Когда мы появились на палубе, Винсент, как и остальные матросы, сделали поклон.
– Доброе утро, господин Форд! – воскликнул мичман и направился в нашу сторону.
– Доброе утро, Энфилд! – приветственно улыбнулся ему. – Как успехи в проверке составляющего на флоте?
– Идёт полным ходом, – ответил Винсент, но когда посмотрел за спину, недовольно цокнул при виде того, как матросы роняют припасы.
Я посмеялся, в то время как Гоша со скептическим взглядом пошёл относить вещи в каюту. Ах да, Гораций оказался тем самым слугой с отвратительными нормами этикета.
– Тебе помочь? – уточнил я у мичмана.
– Что вы, господин Форд, наслаждайтесь пока спокойствием, вам ещё весь путь командовать! – он вежливо положил ладонь на моё плечо.
Улыбнувшись и осмотрев весь корабль, я всё же решил поучаствовать в процессе проверки.
– Так на чём это там мы остановились… – почесал голову Винсент. – Ах да! Помпы и льяло!13
– Есть, господин мичман! – воскликнул матрос, который находился прямо возле них.
– А что же в наших крюйт-камерах, порох имеется? – с любопытством поинтересовался у другого матроса.
– Так точно, господин старший офицер Форд! – тараторя ответил он.
Я с прищуром взглянул на него.
– И в большой, и в малой имеется?
– Именно, господин старший офицер Форд.
Вдруг со спины очень тихо подкрался слуга.
– О господи, Гоша! – передёрнулся я, а Винсент, стоящий совсем неподалёку, засмеялся от такой картины.
Он тоже был шокирован, узнав, что этот Гораций будет ходить за мной по пятам, а когда я начал называть его иной формой имени за плохое знание этикета, мичмана и вовсе выносило.
– Господин Форд, я просил вас так ко мне не обращаться. Гораций моё имя. Гораций, – своим нудным голосом произнёс слуга.
– Помню, Гоша, помню, – я постарался сделать максимально серьёзное лицо, но не смог и невольно хрюкнул от смеха. – Кхм, кхм! Продолжим проверку.
Спустя четверть часа корабль был полностью осмотрен.
В капитанском и офицерском погребах хранилась провизия. Дно было засыпано песком, а в самих погребах имелись специальные отделения для бомб и гранат. А вот возле выхода из крюйт-камеры, где была каюта шкипера, хранилась парусина, парусные нитки, лини, свалки, молотки и другие судовые принадлежности. На шканцах также был установлен судовой компас – нактоуз. На палубе в том числе находились ростры – подставки для шлюпок и запасного рангоута.
Вокруг всего корабля по бортам были хорошо натянутые сети. В них хранились в свёрнутом состоянии койки и личные вещи команды в сундуках. Во время боя они защищали личный состав от пуль врага. Но в данный момент мы ни с кем драться не собирались, это нас ожидает во время Персидского похода. Конечно, достаточно необычные ощущения я испытываю сейчас, ведь корабль под моим предводительством будет сражаться бок о бок с его императорским величеством. А ведь раньше обычный ученик школы, студент университета, а затем преподаватель истории в МГУ просто читал страницы учебника и интересные факты из рефератов, вовсе не подозревая о своём участии в таком историческом путешествии.
– Господин старший офицер капитан первого ранга Киллиан Форд! – окликнул меня один из офицеров, зашедших на борт. – Моё имя Люцион Невилл, я старший лейтенант и спешу сообщить вам, что судно полностью проверено и готово отчаливать через пару минут.
С любопытством осмотрев парня с ног до головы и отметив на его погонах одну полосу и три звезды, подтверждающие звание, одобрительно кивнул.
– Господин старший лейтенант Невилл, благодарю вас. Убедительная просьба перед отправлением проверить наличие всех пассажиров по списку, составленному моим уважаемым мичманом Энфилдом, – я слегка постучал пальцами по одной из бочек, ожидая негодования Люциона, и оно случилось.
– Господин старший офицер капитан первого ранга Киллиан Форд, мне кажется, с вашей стороны неэтично просить меня заниматься этим. Если ваш мичман составил данный список, так пусть и проверяет по нему самостоятельно, – его тело заметно напряглось, и ладонь свободной руки сжалась в кулак. – Винсент Энфилд – мичман. Я – старший лейтенант. В нашем сравнении я выше. И если у вас проблемы в познаниях о различии званий, советую повторно пройти обучение, а не занимать главную должность!
Честно сказать, я знатно удивился. Да что там! Я подавился собственной слюной, когда неуверенно сглотнул от его напора. Но в таком состоянии пребывать долго никто не собирался. Поэтому, прочистив горло, в наш диалог вступила новая личность Киллиана Форда – начальник.
Моя загорелая рука потянулась к его воротнику, якобы поправляя складочки. Делал все эти махинации я с ослепительно наигранной улыбкой. Но концерт был закончен, когда на смену радости пришёл злой оскал белых зубов и старший лейтенант был вплотную придвинут ко мне за шиворот.
– Послушай сюда, щенок, – мой голос был стальной, как камень, и с чёткой дикцией даже на английском языке. – По-моему, ты попутал все рамки. Не имеешь права спорить с офицером, который старше тебя и является начальником корабля. Не имеешь права оспаривать мои решения. А если будет шторм и я прикажу выбрасывать лишнюю тяжесть за борт тебе, а не Винсенту тоже свалишь всё на него? Да? Тогда погибнем мы все. Из-за твоей упёртости волна снесёт каждую душу на этом корабле. И уж тем более не имеешь права общаться со мной в таком тоне, желая задеть капитана. Я такое отношение к себе не потерплю, Невилл, улетишь в море по первому неверному писку в мою сторону!
Некоторые члены экипажа, которые находились недалеко от нас, заметно напряглись. Наверное, каждый из них сделал для себя вывод о нашем конфликте. Вообще, я не люблю кричать на людей и стараюсь найти компромисс на спокойной ноте, не повышая голос на собеседника. Но Люцион Невилл имел явно провокаторский тип личности, с помощью которого всячески пытался вывести человека на эмоции. И, к сожалению, я дал себе эту слабину, показав своё негодование.
Я пренебрежительно оттолкнул от себя старшего лейтенанта и двинулся в сторону Винсента, который стоял с открытым от удивления ртом. Гораций, находившийся рядом с ним, нервно сглотнул и поправил свой чуб, а когда я подошёл, максимально выпрямил спину. Он прокашлялся, собираясь что-то сказать, я отрицательно мотнул головой.
– Гоша, не сейчас!
Слуга понял, что лучше не лезть, и склонил голову.
– Энфилд, все по местам! – отдал я чёткую команду, не глядя на мичмана.
– Да, господин Форд!
Матросы засуетились на палубе, а некоторые офицеры так и остались сидеть в своих каютах. Главный старшина и ещё пара лейтенантов решили всё же застать отправления корабля Liberty.
В это время я уверенно забежал на корму и взялся за штурвал. Поправив воротник на своём тёмно-синем кителе, я приготовился к управлению не только судном, но и командой.
– Отдать швартовы! – крикнул что есть силы. – Поднять якорь! Свистать всех наверх!
Белые паруса распустились навстречу ветру, и штурвал в моих руках уверенно повернул, держа курс на Россию.
Корабль под командованием Киллиана Форда отчалил от берега.
К сожалению, политические отношения никто не отменял и найти безопасный путь для передвижения по воде тяжело. Насколько я помню, а именно по курсу истории восемнадцатого века, из Англии в Россию можно было попасть через Балтийское море. Но при этом надо было проплыть Северное море, граничащее с дружественной для обеих стран Данией. Также важно было застать период, когда не было Северной войны, иначе этот путь был бы для нас закрыт. Период, к счастью, мы застали. А если учитывать, что мы отчалили от Дувра14, то наш маршрут приблизительно будет выглядеть так: Английский порт Дувр – мимо Королевства Дании в Северное море – Балтийское море – Финский залив – порт Санкт-Петербурга.
Путь сам по себе тяжёлый, ведь это не часовая поездка и даже не суточная. Переправа до Питерского порта у нас займёт больше недели.
Честно говоря, я не знаю, как дожить до этого дня, потому что дух захватывает уже сейчас. Такая невероятная ответственность перед встречей с императором. Всё-таки капитан этого судна – я сам, и за команду отвечать также буду я. Любой их косяк – мой косяк.
Мне кажется, при виде Петра Алексеевича дар речи полностью покинет мои уста. Ладно там Винсент, ему не так волнительно, он хороший мичман, которого направляют на помощь российскому правителю в походе, где он может отлично проявить себя и получить новые, важные для его будущего звания награды по прибытии домой. Энфилд даже запросто может получить повышение до младшего лейтенанта и через ещё пару повышений ставить таких выскочек, как Невилл, на место.
С моей же стороны всё запущеннее. Наверняка каждый сталкивался с таким явлением, как человек из сна. Ты мирно, непринуждённо спишь, отдыхаешь и всё сильнее погружаешься в царство Морфея, как вдруг тебе снится до боли реалистичный сюжет, где ты видишь настоящую, но незнакомую тебе личность, у которой очень чёткие черты лица, да и в целом конкретный образ. На протяжении всего сна вы взаимодействуете, общаетесь, проводите время в каком-то удивительном месте, и тут ты просыпаешься, а образ-то не исчез. Он живёт в твоей голове ещё очень долгий период. И какое же удивление возникает в нашем разуме, когда мы встречаем этого человека случайно, невзначай, где-то на улице среди обычной толпы прохожих. В те секунды мир замедляется или же вовсе останавливается, дыхание спирает, а по телу проходит волна мурашей…
Именно такую реакцию своего организма я представляю при виде Петра I. Ведь я видел его только на картинах и фотографиях, а здесь живой человек и действительно трудно отличить сон от реальности.
– Господин Форд, – меня окликнул Гораций.
– Внимательно.
– Что прикажете мне делать, пока вы управляете кораблём? – озадаченно поинтересовался слуга.
Я со скепсисом посмотрел на него через плечо.
– Отдыхать, Гоша, отдыхать!
По-моему, в тот момент его и вовсе переклинило от слова «отдых».
– Но, господин Форд, по нормам этикета на борту офицера всегда должен сопровождать его личный слуга и…
Я прокашлялся и даже незаметно улыбнулся, не дав закончить ему мысль.
– Гораций, а с каких пор тебя интересует этикет? Помнится мне, пару дней назад ты вёл себя совершенно иначе и какие-то нормы поведения тебя не касались.
Слуга опустил голову и замялся на месте.
– Виноват, господин Форд, был не прав, – в его интонации действительно чувствовалось раскаянье. – Мне сполна хватило вашего разбирательства с господином Невилл, чтобы увидеть своё поведение со стороны.
На минуту я задумался насчёт его слов. Это на самом деле огромное удивление, когда люди признают свои ошибки. Сейчас, а особенно в наше время тяжело встретить такого человека.
– Я рад, что ты это понял, – спокойным и доброжелательным голосом ответил ему. – Надеюсь, мы найдём общий язык… Гораций.
Сзади послышался довольный смешок на произнесённую полную форму имени.
Слуга не последовал команде «Отдых» и предпочёл стоять за моей спиной, наблюдая за умиротворённым морем. Но нашу морскую идиллию прервал штурман, который подоспел взять штурвал в свои руки, ведь в обязанность капитана крайне редко входит управление корабля, чаще всего он должен определять курс и скорость хода, отвечать за безопасность и, несомненно, оперативно реагировать на возникшие в ходе плавания проблемы. Именно от меня будут зависеть окончательные решения по всем вопросам, будь то внеплановый ремонт или нештатная ситуация на борту. А ещё не надо забывать о руководстве действиями команды, согласование времени прибытия в порты и обеспечение заправки судна горючим в случае его критического уровня.
– Господин старший офицер Форд, позвольте взять управление в свои руки!
– Прошу, господин Ройс, – я сделал шаг назад, уступив место штурману. – Держимся севера, поэтому курс на триста шестьдесят градусов.
– Так точно, господин старший офицер Форд!
Штурвал в отличных руках, поэтому пришло время проверить обстановку на палубе.
Глава VIII. «Ваше Императорское Величество»
– Киллиан! Киллиан! Киллиан, мы тонем! – очень испуганный и звонкий голос находился возле меня и орал прям на ухо.
Первые секунды пробуждения давались с огромной тяжестью, веки еле-еле открылись, зрение было рассеяно полностью и, видимо, фокусироваться собиралось не скоро.
С момента отправления прошла неделя, мы приближались к Дании, запасов еды хватает ещё надолго, в этом плане надо отдать должное всему экипажу.
Сон, к сожалению, давался тяжело. Многие, бесспорно, высыпались и с удовольствием проводили оставшееся время не в каюте, а на палубе. Но мне, как и многим другим активно участвующим в жизни корабля людям, например нашему штурману и Винсенту в том числе, увы, не удавалось полноценно восполнить потребность организма в отдыхе. От силы каждый из нас уделял время сну начиная с получаса и заканчивая двумя часами раз в трое суток.
В данный момент меня потревожили довольно-таки глубокой ночью.
– Господин Форд, ты проснулся?! – всё так же обеспокоенно тараторил голос. – Киллиан, я прошу, приди скорей в себя! Прости, что обращаюсь по имени и на «ты», у нас ЧС!
– Д-да… Да, сейчас, минутку…
– Нету минутки, Киллиан, тут любая секунда на счету!
Наконец зрение сфокусировалось на силуэте, и я узнал в нём Энфилда с очень большими и шокированными глазами.
– В чём дело? – хриплым, сонным голосом, но твёрдо спросил я.
– Господин Форд, прости, что беспокою твой сон, но…
– Энфилд! Довольно! Перестань извиняться и выдохни, – рявкнул я на мичмана. – Ещё раз спрашиваю, в чём дело?
Парнишка нервно сглотнул, но совета послушался и постарался максимально чётко и без заиканья ответить на вопрос:
– Господин Форд, мы почти у Дании, но нас настиг шторм, – его голос дрогнул на последнем слове. – Если мы сейчас не предпримем меры, то все потонем!
Я уже не помню, как нашёл в себе силы встать, убрать ненужные мысли и панику, чтобы выйти на палубу и взять командование в свои руки с трезвой головой.
В те минуты осознания прежде всего я был благодарен Винсенту за то, что он пришёл будить капитана. Это одна из важнейших деталей, поскольку всё управление, в том числе штурвал корабля, в экстренных ситуациях принадлежит полностью мне.
На палубу мы ворвались резко и были глотком чистого воздуха для всех присутствующих здесь в данный момент.
Я приказал мичману проверить две важные точки судна, а сам поспешил на корму, где с ног до головы мокрый и в стрессовом состоянии штурман вцепился в руль до белых косточек на руках.
– Господин Ройс, беру управление в свои руки! – крикнул я как можно громче, потому что сильный ветер и шум волн заглушали абсолютно всё.
– Благодарю, господин старший офицер Форд!
Он сделал шаг назад и плотно взялся руками за леер15.
– Что у нас по регистру?!
Штурман глянул на прибор и заорал в ответ:
– Скорость ветра и волнение меньше Регистра, но очень близко поступает к грани перевала! – он осмотрелся вокруг, а затем вновь обратился ко мне: – Что будем делать, господин старший офицер Форд?
Хороший вопрос, только вся суть в том, что я никогда не водил корабли и об их управлении знаю лишь по изученным страницам книг и тексту в других источниках. И если в штиль я сориентировался, то сейчас у меня полный ступор и паника похуже, чем у них всех вместе взятых.
– Продолжаем дальнейшее движение на Данию, корабль Liberty перед погодой сдаваться не станет, когда впереди ещё такие грандиозные события! – кричал уже осипшим голосом, ведь одежда, как и всё тело, промокла насквозь. – Идём носом на волну!
– Так точно, господин старший офицер Форд!
Главной целью сейчас было не сдрейфить, иначе от волнения все старания станут напрасны. Дальнейшие действия цеплялись за две основные цели, а именно: недопущение резонансной качки судна и заливания палубы водой.
Я стал комплексно оценивать факторы способа штормования, параллельно держа штурвал. Мне было важно изучить стихийные условия, навигационные возможности плавания, размеры и архитектурные особенности судна, а также степень и характер его загруженности.
После окончания полного анализа всех данных был вынесен вердикт, что способ штормования будет направлен кормой к волне и ветру.
Штурман Ройс всё это время находился рядом и внимательно наблюдал за погодными условиями, надеясь на благоприятный исход событий. Матросы тем временем бегали по всей палубе, проверяя крепления припасов и оружия. Лейтенант Невилл взял на себя задачу Винсента о контроле двух важнейших точек, в то время как сам мичман запрыгнул на парусник и руководил экипажем с хорошего обзора.
– Невилл, что там по точкам?! – крикнул я ему без формального обращения.
В таких ситуациях действительно сильно не зацикливаешься на титулах и званиях.
– Господин Форд, центр тяжести выше центра давления. Угол крена в норме. Мы стабильны! – слова из его уст вылетали чётко и громко, что было просто необходимо для каждого человека на этом борту.
– Вас понял, контролируйте состояние центров в том же духе!
– Есть, товарищ капитан!
Ситуация была не самой худшей, это радовало каждого, мы все прекрасны понимали, что сможем противостоять шторму, но если стихийное бедствие решит поиграть с нами и нашими нервами, усиливая порывы ветра и высоту волн, пощады и выхода на успех вряд ли можно ждать.
В голову неожиданно ударило осознание, что шторм так быстро не заканчивается. Он может начать бушевать от двенадцати часов и разрастаться в более серьёзные порывы, которые длятся несколько суток.
Это, несомненно, напрягало, я приблизительно прикидывал, сколько дней простою за рулём полностью мокрым и не отвлекающимся даже на перекус. К сожалению, многие во время путешествия погибают именно из-за таких обыденных обстоятельств, как нехватка тепла, питья и еды, даже не доплывая до берега.
Но погибнуть на этом корабле я не позволю никому из членов экипажа, в том числе и самому себе. Надо будет – будем меняться или стоять до последнего, лишь бы доплыть до России-матушки живыми!
***
Прошла неделя. И пока англичане боролись со стихийными бедствиями, русские готовились к их прибытию.
Порт Санкт-Петербурга, где, как обычно, кипела жизнь, сегодня достиг стадии пика. Ни один человек не стоял без дела. Каждый бегал, строил, переговаривался, заменял и чинил, драил и красил. Слово «отдых» напрочь перестало существовать.
Гребной порт сам по себе представлял огромную роль для обороны столицы и не зря был построен в устье Невы. Благодаря известному архитектору Трезини на берегу были возведены склады и мастерские.
Вдоль всего порта легко и беззаботно прогуливались лишь двое: его императорское величество и правая рука государя – Александр Данилович Меншиков.
Пётр Алексеевич сегодня был в хорошем расположении духа, что не могло не радовать его приближённых, ведь абсолютно все они были знакомы со вспыльчивым характером императора.
Идущий рядом с ним генерал-губернатор, наоборот, был в лёгком напряжении, что, кстати, ему было несвойственно.
Их тандем контрастировал и вызывал удивление абсолютно у каждого. Вспыльчивость и порывистость, впечатлительность и недоверчивость – именно эти черты были главными в сложном и противоречивом характере Петра. В то время как твёрдость и упорство вместе с менее приятными качествами, такими как тщеславие и меркантилизм, мешались в Меншикове. Алексашка, как никто другой, понимал императора и мог смягчить его импульсивную ярость в те или иные моменты.
Пётр Алексеевич шёл медленно, но шаги при его росте были огромными. Под рукой была трость. С каждым годом император всё реже расставался с ней. Из-за непропорциональности своего телосложения ходить и вправду было тяжело.
Генерал-губернатор тем временем следовал за ним по пятам, стараясь нагнать своего величественного друга.
Погода после долгого шторма, который в том числе настиг и Россию, наконец стала тёплой. Солнце приветственно тянуло свои лучи к людям, лаская их лица. Птички весело щебетали утренние серенады, а матросы умудрялись запевать задорные песни, хотя абсолютно каждый из них был на износе.
– Алексашка, когда, говоришь, англичане отчалили? – поинтересовался его величество.
Меншиков пожевал губами, прикидывая что-то у себя в голове, и вычислил приблизительное время.
– Mein Herz16, предположительно, прошло около двух недель с их отплытия.
– Неплохо, – ответил Пётр Алексеевич. – Выходит, совсем скоро они будут у нас. Может, день, два…
– Может, может!
Формальная дискуссия была окончена. Пройдя ещё пару метров, император предпочёл остановиться. Он замер. В те минуты Пётр Алексеевич и вовсе казался статуей. Лицо расслаблено, взгляд сконцентрирован на кристально-чистой воде, мысли рассеяны, в голове пустота и умиротворение. Для него эти моменты были ценны. Когда стоишь молча, в тишине, наблюдаешь за чем-то необычайно спокойным, завораживающим, после чего на душе уже не так тяжко, хочется полностью раствориться во всей красоте этого мгновенья. Именно в такие простые, но в то же время особенные минуты ты начинаешь по-настоящему ценить жизнь.
Генерал-губернатор встал рядом со своим другом, но всё же придержал дистанцию, предоставляя полную возможность погрузиться в своё одиночество. Он прекрасно понимал, что в такие моменты императора трогать нельзя, да и слишком хорошо он знал его повадки, конкуренцию могла составить лишь любимая жена Екатерина. Живой характер Меншикова прекрасно сочетался с необузданным нравом Петра, причём довольно часто именно он выступал сдерживающей силой, позволяющей императору избежать неприятностей.
– Что там вдалеке? Ближе к горизонту? – Пётр Алексеевич резко встрепенулся, когда заприметил непонятный объект, уверенно движущийся в их сторону. – Алексашка! Что это? Посмотри! Скорей посмотри!
Сподвижник засуетился и потянулся за подзорной трубой Петра, чтобы предоставить ему возможность чётче разглядеть нечто.
– Неужто корабль!
Император передал Меншикову предмет, чтобы тот подтвердил его догадки.
– Да, Mein Herz, корабль, – сделал вывод Алексашка, после тщательного минутного осмотра. – Англичане прибыли раньше времени!
Его величество оторопело, он не был готов к столь спонтанному появлению будущей армии на территории России. Сроки действительно не совпадали с картиной, которая предстала перед ним сейчас и застала врасплох, ведь Пётр был одет в повседневный образ для работ на корабле, а не для приёма иностранцев.
Вместо парадного мундира на нём красовалась любимая им голландская одежда. Куртка-бострог в белом оттенке надёжно скрывала его от ветра, а широкие и свободные из толстого сукна штаны, пропитанные специальным составом, со сборкой на поясе не стесняли движений. И, что самое главное, защищали поясницу.
Костюм был невероятно удобным и практичным, но встречать в таком гостей – и вправду вариант не самый лучший.
Пётр Алексеевич занервничал. Эпилептические судороги дали о себе знать, и мышцы на лице задёргались. Он стал постукивать тростью о пристань, что походило на нервный тик.
От Меншикова это, конечно же, не ускользнуло. Генерал-губернатор подошёл к нему ближе и положил руку на спину друга.
– Mein Herz, прошу вас, не волнуйтесь, – он попытался привести императора в чувства. – Англичане не станут так придирчиво оценивать нашу встречу, им не столь важно первое впечатление. Давайте лучше подойдём ближе и вы в хорошем расположении духа поприветствуете новых, но уже своих людей.
Пётр Алексеевич согласно кивнул, сделал вдох-выдох и, облокачиваясь на трость, пошёл ближе к берегу.
Корабль тем временем подплывал всё ближе. Хорошее зрение императора зацепилось за одну деталь, которая вызвала искреннюю улыбку и раззадорила его.
– Кто он? – Пётр всё с той же искрой в глазах показал пальцем на причину столь быстрой смены своего настроения в положительный лад, которая на самом деле была человеком.
Генерал-губернатор таким хорошим зрением не обладал и воспользовался трубой.
Он очень тщательно всматривался в фигуру юноши, который стоял на лине и вытворял всевозможные трюки, задорно отдавая команды и запевая песни всему экипажу. В отличие от Петра, у Меншикова появилась эмоция критичности. Молодой человек показался ему выскочкой.
